Право имею

Глава 17

В комнате не включали искусственный свет. Окошко находилось под потолком, к тому же забрано решёткой. Но это были лишь декорации — они оба знали, что, если бы Глеб хотел, он бы сбежал снова. За окном сгустились сумерки, скудный свет попадал в комнату, похожую на больничную палату. Хотя места тут было много, но из мебели только старая пружинная кровать, припаянный к полу стол. Даже стул Леонид принёс с собой — поставил напротив кровати и сел верхом. Глеб всё равно оставался в униженном положении — с полчаса назад его завернули в смирительную рубашку. Из занятий в этом карцере были только бумаги по новой жизни Глеба: имя, история. Жизнь подробнее любой автобиографии. Глеб надеялся только, что тот человек никогда не существовал, а не заменяется им сейчас.

Голова Глеба была закрыта бинтами полностью, даже для дыхания оставили только дыру. Из-за бинтов постоянно чесался нос и Глеб то и дело пытался чесать его плечом. Он не знал, что происходило снаружи. Ему не только не рассказывали — он не спрашивал. Внешний мир отсекло, он попал сюда как в чистилище и был спокоен. Чего-то такого он от Леонида и ожидал. И сейчас совсем не хотел слушать того, о чём Леонид пришёл поведать. Если бы тут был ещё хоть один стул, Глеб бы, наверное, пнул его в боса.

— Нас тоже трое было, — начал Леонид, словно давно уже эту историю рассказывал, но потом пришлось прерваться и сейчас продолжал с того же момента. — Я по большей части из-за девчонки ввязался. Мы оба её любили, она нас дразнила только. Но в шестнадцать даже это было круто, ярко… а если это ещё и кровью подкреплено… Лиза, знаешь, в детстве увидела, как мальчишки убивают котёнка. С тех пор переклинило её. Но идея была Данила. Он по сути на слабо её взял… всё время её доставал, но она всё равно его как-то больше… предпочитала. На видео наткнулась. Ей было плохо, она не могла нормально общаться, заметно подорвало это её. Мне было неприятно, но по сути… да, так происходило. Полиция не успевала ловить тех, кто с людьми такое делал, а тут кошка… А Данил и сказал — ну а чего, давай их так же.

Леонид рассказывал, как психотерапевту. Словно пациентом тут был он, а не Глеб. Тот молчал — первое время ещё пытался отвечать, но тогда и бинтов не было, и смирительной рубашки. Леонид стал слишком нетерпим к любому непослушанию. Он спешил впихнуть в Глеба все свои знания, словно отведённый ему срок становился всё короче.

— А первая кровь, она в голову-то как бьет… Я сначала храбрился, выделывался. Думал, сломаюсь. Но мне это понравилось чуть ли не больше, чем им обоим. Не, мы не убили. Просто тоже кости поломали, поиздевались… Я стал специально такие видео искать, где животных мучили. А потом брал у отца тачку, мы надевали маски и шли «поиграть». К тому времени я уже чего только не пробовал, но круче этого не было. Мы ведь тоже и по роже получали, и с разрезом от уха до носа я тогда походил — мудила один херанул… Но это было круто. Чего я тебе объясняю, ты знаешь.

«Нет, не знаю, — подумал Глеб. — Но понимаю, что вы никого не защищали, потому что не сломанных зверей подбирали. И не перевоспитывали живодёров. Делали то же, что подражатели — били тех, кого сами приговорили».

— У отца уже тогда бизнес был. Он видел, что что-то не то творится. Пару раз мне морду бил, чтобы я одумался. Обещал друзьям моим ноги переломать, если ещё раз рядом со мной увидит. Да толку-то… Как у пса пытаться свежее мясо отобрать.

А потом у Данилы мать убили… громкая история была. Поймали троих… а их там не трое было, и все это понимали. Потому что у них была банда. Так один из них к Даниле в школе подошёл и прямо так говорит: «Да я мог на её похоронах нассать на её гроб, и ничего бы мне не сделали». Нашли, короче, козлов отпущения помладше… им и дали немного. А эти, понимаешь, на свободе остались. Ну мы оба сообразили, что Данил делать будет. Снова я первый предложил — говорю, однажды надо было попробовать. За щенков да кошек людей убивать западло было, а за маму сам бог велел же.

Глеб почувствовал, как похолодело в желудке. Потому что представил себе лицо того самого Данилы после этих слов. Когда до вчерашнего ребёнка, подростка, дошло, что они делали всё это время. Что за друг у него. И что с этой дороги уже не свернуть. Что вот сейчас надо ломать себе жизнь и на одной чаше весов мама, родная. А на другой… а на другой ничего. И всем тем, чем они занимались вроде как для благого дела он убрал у себя выбор. Он не мог отказать. Если он за кошек людям ломал руки, то за маму и правда должен был убить.

— Меня бы с нынешними мозгами и туда… У Данилы убивают маму, а потом в течение нескольких недель парней из группировки находят… ну или не находят. Мы ж тогда себе офигеть умными казались. Подстраивали будто самоубийство. Но я сейчас понимаю, что менты, наверняка, понимали все. Просто им лень было нас ловить… знали, чем кончится. Ну и понимали, конечно, не только менты. Некоторые ведь из тех с города валить пытались. Данил и Лиза у меня на даче тогда контовались — хоть сутками их у дома карауль. А отец… отец совсем вызверился. Отп**дил так, что глаз один не открывался, рожа опухла. Мне кажется, он уже рукой на меня махнул тогда… потому что и он кроме как воспитывать — ничего не пытался. Ты уже понял, чем всё кончилось?.. Что для нас это были просто мрази, а чьи-то тоже сынки… Маски, прозвища, команда Чертей — похер. Нас быстро вычислили. И нашли быстро. И до фонаря им было, что территория с дачей охранялась… омон бы не пропустили, а этих ребят — пропустили… Вот ты, Глеб, наверняка думаешь, что был в аду. Я спорить-то не буду. Да только грехи твои не так тяжки и не дай бог тебе того ада, в который я тогда попал. Мы с детских соплей вместе были… или может в том возрасте это ощущается острее. Только, знаешь, херово… херово было, когда при тебе самых дорогих тебе людей на части рвали. А со мной всё как-то мягче… я ещё не понимал, чего они. Я, знаешь, готов уже был подставляться за своих, лишь бы их перестали мучить. Подо всё подставиться… оказывается, за меня выкуп хотели. Ментам отец не мог сообщить, потому что тогда бы им и рассказали, что я делал. Я не знал… Когда меня выкупили — они ещё живы были… отец тогда столько денег спустил… а я до того момента думал, что нахер ему не сдался. А за них… за них, понимаешь, заплатить было некому. Так вот… лежу я в больничке, прихожу в себя. И стоит сном забыться — вижу, как их трупы в промёрзшую землю зарывают… вижу, что Данилу ещё живьём. Вижу, как они умирают. И мне казалось, что это во мне нервы. Снится всякое… но спасать их надо. Да только когда туда менты приехали — не было там никого. А я думаю, а может и правда… может звали они так. Взял, да нашёл то место, что снилось… И они там. Замёрзли, даже толком разложиться не успели. И раны аккурат где мне снилось. Даже те, о которых я знать не должен был.

Хотя голос был чуть хриплым, но твёрдым — Леонид плакал. Ловил большими ладонями крупные слёзы, растирал по лицу, словно грязь. Будто не осознавал этих слёз — не до них было. Глеб по-прежнему не хотел всё это слушать, на душе погано было. Даже не столько от услышанного, сколько людей потом, после этой истории, страдало, умирало, билось вот за это. За этого человека и то, что ему в своё время хороший психоаналитик не попался. Даже то, что Глеб сейчас был в этой палате, связан и без права голоса — тоже следствие той истории, которую Леонид так и не пережил.

И всё же обо всём этом Глеб думал в отрыве от тех убийств, которые были совершены их руками. В том, что те смерти были нужны или справедливы — он не сомневался. Претензии вызывали скорее методы, которыми действовал Леонид. Но и об этом Глеб молчал. В представлении Леонида наверняка после собственной смерти не изменится ничего, просто теперь Глеб будет отыскивать нужных людей, перешивать их, тренировать. С другой стороны… неужели Леонид не видел этого будущего?

Хотя Леониду было около тридцати, поднялся он с места он как старик, потащил стул к выходу как неподъёмную ношу.

Примерно три месяца назад, в конце зимы, в сети появилось видео. Нечёткое, явно сильно увеличенный фрагмент, снятый издали. Этот фрагмент многие приняли за любительское видео. Даже не за подделку, а за творчество фанатов Чертей. Или их ненавистников. На видео человек в маске Чёрта, которого медленно теснили к стене, выстрелил себе в голову. Вместо лица — куча пикселей. Это Калинин вполне мог принять за постановку. Если бы не был в этом доме за несколько дней до того, как появилось видео. Бойня в доме выглядела так странно, словно тут вовсе и не полиция нужна была, а какие-нибудь охотники из фантастических фильмов. Калинин и раньше от Чертей не был в восторге, теперь оказался как никогда близок к тому, чтобы отказаться от дела. Впервые он готов был поверить в те легенды, что ходили о Чертях.

Трупы в доме выглядели так, словно в них стреляли и после смерти — очередями, изрешечивали в мясо. А потом перетаскивали, потому что эти изуродованные трупы лежали в главном зале, у стены, на которой возвышалась лестница и площадка второго этажа. У Калинина тогда возникло чувство дежавю — на белой стене широким росчерком была кровь. Словно тут убили кого-то выстрелом в голову.

Вот только среди трупов не было никого без головы. С пулевыми в голове были, а так, чтобы такой фонтан получился — не было. А трупы лежали аккурат полукругом, словно поклонялись кому-то. Для Калинина всё было понятно: кого-то из Чертей снова пристрелили. Он не мог это доказать, было только смутное подозрение — Черти тут точно были. Ходили слухи, что у мафии оказался кто-то из них. Да и подчерк был их — проникли в дом и убивать начали уже там.

Калинин был уверен, что просто Черти забрали труп своего же. В конце концов цепочка красных от крови следов вела из дома, прямо по трупам, на улицу.

И всё казалось логичным и понятным, кроме сгрудившихся в центре трупов. А потом Калинину принесли ещё одно видео, которое было не так сильно распространено в сети, потому что в него уж точно никто не мог бы поверить. И потому что оно опровергало предыдущее…

И вот, спустя три месяца, в конце апреля, Черти появились снова. Привычная, вроде бы, схема. Снова крупный предприниматель, а там редко обходилось без криминала. Вот только сравнивая их прошлое дело и это — было несколько несостыковок. Конечно, Черти могли меняться, но тактика у них оставалась всегда одинаковая. Если врагов было больше, то Черти сначала находили как тихо войти, потом уже начинали стрелять. Чаще всего и вовсе старались выманить жертву подальше от охраны. Тут же в лоб был атакован особняк, к тому же в городе — соседи слышал шум, они же видели Чертей. Чертей снова было трое (всё-таки три месяца прошло, Калинин не удивился. Достаточный срок, чтобы хотя бы поверхностно подготовить замену), два парня и девушка. И всё равно что-то было не так. Начиная с того, что дверь в особняк в этот раз просто вынесли. Казалось, они хотели, чтобы их увидели. И они не боялись ни охраны, ни хозяина дома. Говорили, тот тоже был не так прост, да и отстреливался сам.

Странно вела себя и охрана. Когда полиция подъехала — её начальник ещё пытался убедить Калинина, что ничего не произошло. Что хозяин перебрал и устроил пальбу в доме. Но самого хозяина предъявить не смог. И это тоже было странно — Черти забрали того с собой, и охрана предполагала, что это был уже труп.

— И не Черти это были, — в который раз сказал начальник охраны: Власов, здоровый человек с военной выправкой и с бельмом вместо одного глаза. Пальцы на руке тоже гнулись плохо и вряд ли это недавно началось. — Что я, Чертей не узнаю, что ли…

Калинин склонялся к тому, чтобы согласиться с этим. Он как раз просматривал видео с камер у входа. Если это и были Черти, то они сильно прибавили в навыках. Черти несмотря на легенду предпочитали действовать подло, скрытно. Эти же дверь выбили чуть и не силой мысли.

— С чего решил, что не Черти? — спросил Калинин, осматривая дом внутри. Скорее всего тут попытались убраться — вовремя они приехали. Осколки, гильзы, какой-то мусор — всё лежало по углам, в стенах оставались дыры от пуль и ещё какие-то странные борозды — словно стену лезвием задели. Лестница была чёрной от копоти, хотя казалось, что горела только она.

— Да я на Чертях повёрнут был. Всё про них собирал. Вот что хотите спросите?

— А теперь они зарезали или похитили твоего босса, — вздохнул Калинин и направился к лестнице. Она была каменной, только вид утратила, а пройти ещё можно.

— Я ж говорю, не Черти это были. Не там ищите. Да и не за что было Леонида Аркадьевича убивать…

— Да мы когда приезжаем, нам каждый охранник рассказывает, что не за что, — усмехнулся Калинин. Дом Леонида оказался выпотрошен, разбит, сам он пропал.

Через три часа Власов смог уехать. Для верности наведался ещё в магазин за продуктами, потом домой. Там постоял у окна с полчаса и покурил, после этого набрал номер и, всё ещё осматривая улицу, поздоровался:

— Привет, занят? Кроме того, что пытаешься пробить, где босс. Да так, надо кое-куда съездить. Да, один ссу. Да, туда…

Ещё через четыре часа его машина уже подъезжала к недостроенной больнице. Вокруг даже дорог не было толком — всё разбила строительная техника. Больница выглядела почти готовой, оставался косметический ремонт.

Охранник поздоровался с гостями, вопросов не задавал. Власов кроме того, что был у Леонида в охране, Чертей тренировал в стрельбе. Конечно, он был уверен, что начальника не Черти забрали, потому что лично со всеми ними был знаком. И точно знал, где находится каждый из них.

С собой он привёз Ерковского — тот тоже был знаком с Чертями, так же занимался их боевой подготовкой, но уже реже. Ерковский раньше был спортивным и крепким, сейчас отъелся, спорт забросил, Леонид давно не приглашал его. Но Глеба он ещё застал. Можно было не волноваться — Леонид не подпускал к Чертям тех, кто не умел держать язык за зубами. Или на кого нельзя было надавить в случае чего.

— А испугался-то чего? — продолжал подначивать Ерковский. Власову казалось, что тот уменьшился, или и всегда был его на полторы головы ниже, просто раньше это так в глаза не бросалось. — Он же просто пацан. Что там с ним случилось, что он может на своих бросаться?

— Его три месяца тут продержали.

— Пытали? — с Ерковского слетела вся весёлость.

— Нет. Пылинки с него сдували, а резали только под наркозом. Но Леонид к нему все три месяца бегал. А кроме Леонида он никого больше и не видел.

— Есть с чего рехнуться… А меня зачем позвал? Потому что мы с ним ладили?

— Я думаю, что Глеб со всеми ладил, — попытался смягчить обстановку Власов. Они шли по серым бетонным коридорам, в которых исправно горел свет, но как на стройке, а не в больнице — светильники в железных корпусах.

Комната находилась в самом центре этого сооружения. Кто знает, как тут станет после ремонта, но пока тут было как в клетке: одинокий бетонный прямоугольник. Коридор заканчивался тупиком и технологичной дверью с тремя уровнями защиты, словно тут несколько миллиардов лежало. Леонид пропал. Если бы пропал или был убит Власов, а с ним ещё три человека — Глеб бы умер, замурованный в этой коробке.

— Ты как хочешь, а я сразу отсюда домой, хватаю кота и сваливаю. В любую страну, только подальше, — мечтательно произнёс Власов, по памяти набирая на пульте ключ.

— Всё понять не могу, чего ты так ссышь? Он и раньше был свободен. Что, за три месяца, думаешь, крышей поехал?

— Он не был свободен. Он у Леонида на коротком поводке был. А психом был как раз Леонид. Но при этом идеалисты — самые предсказуемые психи. Что сделает Глеб — я не знаю. Может даже сам Леонида пристрелит, если он живой ещё.

Дверь открылась плавно, отодвинувшись в сторону. Внутри показалось уютно — приглушённый свет, голограмма рыб на потолке и стенах. Глеб сидел в углу кровати, забравшись на неё с ногами, и внимательно смотрел на дверь. Взгляд при этом был такой возмущённый, словно они к нему в квартиру ломились. Увидев Власова, он вроде успокоился, пожаловался только:

— Вода закончилась, — голос прозвучал хрипло. Власову совсем не хотелось заходить в комнату, словно там была чужая территория и за посягательство на неё могли убить. Он достал минералку из рюкзака, протянул её, но она оставалась за дверью. Выглядело так, словно он Глеба выманивал, как дикого зверька. Власов запоздало подумал, что, наверное, Глеб пристёгнут — но нет, тот спокойно спустился с кровати и подошёл. На лице ещё оставались фиолетовые следы от подтёков — но после операции. Во всяком случае в последние месяцы его не били. Как-то даже буднично Глеб взял воду и начал пить. Ерковский в этот момент окончательно уверился в своей ошибке, что перед ним прежний Глеб. Обнаглел и хлопнул его по спине так, что Глеб облился. Вода маленьким цунами попала на лицо, футболку. Глеб стоял и смотрел перед собой, не пытаясь вытереться.

— Ты теперь богач! Богач! Че, Чертей теперь лесом? Всё, закончилось? Леонида Аркадьевича-то, наверное, уже…

Власов заметил движение. Он-то скорее всего успел бы увернуться, а вот Ерковский максимум что успел — удивиться, когда ему прилетел быстрый удар в переносицу. После этого он больше не разговаривал — только гнусаво матерился, пытаясь остановить кровь. Глеб теперь не обращал на него внимания. Для того Власов и взял этого вышедшего в тираж почти что старика — щитом. Глебу, запертому на три месяца, наверняка нужно было на ком-то сорвать зло. И Власову не хотелось ходить по струнке, чтобы быть этим «кем-то», а Ерковский помнил Глеба ещё школьником, и всегда плохо перестраивался по новую реальность.

Впрочем, в продолжение драки он благоразумно не лез.

— Что с Леонидом? — спросил Глеб, вытерев лицо сгибом локтя и продолжив пить. Власов передал ему планшет: фото, записи камер наблюдения, план дома и оставленные следы, имена тех, кого убили и каким образом.

— Пропал, — отрезал Власов. — Может, конечно, жив ещё. Но вряд ли… они ведь его забрали о вас поговорить.

— Себе он в череп взрывчатки не вживлял, — констатировал Глеб как-то раздосадовано.

— Но он нашёл бы способ. Глеб, если честно, то он скорее мёртв, чем жив. Они его тащили, он не сам шёл. В кабинете осталась кровь. Анализа ещё нет, но, скорее всего, его.

— Зачем им труп? Если они уже знают, кто это… — Глеб будто сам с собой говорил. И мысленно что-то сам же себе ответил, кивнул, рассматривая видео с камер на входе. На экране были трое в чёрном и масках Чертей. Они даже не были похожи: женщина длинноволосая, явно не очень понимающая в драках. Один и вовсе с сединой в волосах. Глеб и в масках их узнавал — эти люди их и раньше преследовали.

— А где Ева и остальные? — Глеб словно только сейчас вспомнил.

— В безопасном месте. Там записано, — с радостью отчитался Власов.

— Нашего дома больше нет, — прочитал Глеб. — Иначе как бы они вычислили Леонида…

— Ваши бежали оттуда, успев только собак из клеток выгнать. Кошку эту прихватили зачем-то… в общем, в чём были, в том и сбежали все. Благо начало мая было. А дом спалили. Они же первыми начали, остальное доделали те, кто вскоре явился. Леонид что-то там им передал, после этого и сбежали. Своим ходом добирались — с кошкой, с девкой ещё этой вашей… проблемной.

— Их там две, — напомнил Глеб, хотя наверняка понимал, что речь о Кристине.

— Ага. Две. Ева их как мать героиня дотащила до города. Леонид к ним не совался больше. Спрятал как тебя, не запирал только. Вроде ничего, всё путём у них было.

— Ник? — спросил Глеб одновременно с прямым взглядом в глаза. Власову снова стало не по себе.

— Глеб, ты ж знаешь. Ты его почти застал даже. Он застрелился.

— Леонид показывал видео, — кивнул Глеб. Даже Ерковский замолчал. Все поняли, о каком видео он говорил.

— Слушай. Я человек практичный. Не очень в это всё верю. Тут могли поступить как с Леонидом — Никита помер, а видео сняли, чтобы было больше приманок, на которые вас ловить можно.

— Но он нигде больше не появлялся? Не было странных убийств? Его, я так понимаю, сложно не заметить теперь. Без головы.

Власов молча пожал плечами, и Глеб не стал больше расспрашивать, вернулся к экрану планшета. И Власов всё-таки не выдержал, спросил, хотя и повторял себе до этого, что его это не касается:

— Что теперь? Чертей больше нет?

Больше всего Власов опасался, что Глеб, получив в полное пользование ресурсы, первым делом убьёт всех, кто мог знать о том, что он один из Чертей. В том числе действующую команду. Раз Ник мёртв, то в команде теперь были Ева, Тимур и Глеб.

— Посмотрим, — безразлично бросил Глеб. — Я только вышел. Посмотрим, что я со всем этим смогу сделать. Мне нужен адрес, где сейчас остальные Черти. И оружие.

«Он точно их грохнет, — думал Власов, доставая из кобуры пистолет и передавая Глебу. На всякий случай у Власова был ещё один, и с предохранителя он был снят. — Пристрелит, как только доберётся до них», — продолжал думать Власов, диктуя Глебу адрес и рассказывая, как лучше всего доехать. У него не было причин убивать Глеба сейчас, он был малопредсказуем, но всё ещё свой. Да и вёл себя адекватно. Он с этими людьми столько времени в одном доме прожил, они ему как семья. Конечно, он первым делом хочет поехать к ним. А оружие… так он прирос к нему уже. Ему без оружия сложно.

— Леонид уже давно оставил тут машину для тебя. Правда, отечественную, — закончил Власов. — В гараже. Она одна там, узнаешь. Ключи либо у тебя, либо там где-то лежат. Через пару дней тебя начнут искать юристы Леонида. К тому моменту сядь, пожалуйста, на жопе ровно в том месте, о котором вы договаривались, и изобрази удивление.

— То есть, что Леонид живой — ты совсем не веришь? — усмехнулся Глеб. Власов ответил тоже улыбкой, но в следующую секунду она стала горькой, он произнёс:

— Я надеюсь, что он мёртв, иначе через пару дней тебя, да и всех нас, будут искать не только юристы. И тогда ты уже свалить не сможешь.

Глеб не возражал. Власов до последнего не верил, когда, так ничего и не сделав, Глеб ушёл на парковку искать оставленный для него транспорт.

Черти жили в информационном вакууме при практически начатой на них охоте. С одной стороны было понятно — Леонид не связывался с ними, чтобы не навести врагов на их след или самому не попасть под удар, если Чертей раскрыли. Но жить в таком информационном пузыре было нервно.

Они уславливались, что продукты и всё необходимое будут заказывать на дом, но Еву с ума сводило сидение в четырёх стенах. И это был даже не дом — квартира. Трёхкомнатная, но всё-таки квартира, в которой находились она, Тимур и Кристина в ожидании чего-то.

Кристина после смерти Ника впала в отчаяние. И сначала Ева подумала, что при ней не умирал никто из Чертей или она так переживает каждую смерть, но даже Тимур выглядел удивлённым такой реакцией. Ева и тогда старалась не думать об этом.

Ей было тревожно, а в таком состоянии она не могла грустить, тосковать или сочувствовать. Были мимолётные мысли, но они тут же менялись на осознание того, что и их скоро могут убить. И это было всё равно, что жалеть человека, которому отрезали конечность, когда и тебе самой скоро на ту же операцию. Ева рассматривала случившееся с Ником как предсказание и их скорой гибели. Было странно, что Черти заканчивались на ней, просуществовав столько времени, но, в конце концов, на ком-то они должны были кончиться. Ева не старалась никого поддерживать. Она не отказывала в компании оставшимся Чертям, но и не навязывалась. Спасённые ею вели себя иначе — Кристина захандрила и замкнулась, Тимур наоборот старался больше разговаривать с ней. О музыке, кино, даже о книгах, о которых Ева даже не слышала, а он с удовольствием рассказывал. Тимур не читал боевиков, он предпочитал молодёжные книги про школу, первую любовь и прочие довольно обыденные и сентиментальные вещи — и Ева чувствовала, что ему этого не хватало.

А Ева ждала чего-то. То ли смерти, то ли спасения. Она снова ощущала себя беспомощной, слабой. И в магазин она выходила только чтобы развеяться. В тот день и вовсе отправилась за двумя пакетами молока, хотя в холодильнике их уже было пять. Просто прогулялась без спешки до дальнего магазина, где, казалось, молоко было самым вкусным. Так же без спешки вернулась домой, рассматривая непривычные людные детские и спортивные площадки. Просто людей, у которых впереди были ещё годы жизни и которые не смотрели на неё так обречённо.

Ева ещё на этаже ощутила, что что-то не так. Запах, что ли, изменился, а может приоткрытая дверь в квартиру, которую она точно запирала, наводила на мысли. Ева достала пистолет из женской сумки, молоко пока не решилась выкидывать. В крайнем случае в лицо его бросить можно.

В квартире играла музыка — её всегда слушал Тимур. Ева вошла тихо, осторожно прикрыла дверь, не запирая, и в этот момент услышала знакомый голос:

— Запирай. Припрётся ещё кто-нибудь на огонёк. Нам же этого не нужно.

Глеб сидел в компьютерном кресле, на мониторе за его спиной была яркая стандартная заставка. Тимур — на диване напротив него, на Еву обернулся осторожно, как-то даже осуждающе глянул. Словно она должна была их охранять, а тут бросила.

У Глеба в руках был пистолет и дуло его смотрело в голову Тимура. Ева осторожно положила молоко на подлокотник дивана, пистолет на Глеба не направляла, но и не откладывала. Он и не требовал, даже не намекал.

— Ты сдала меня Леониду на руки. Как вещь, — напомнил Глеб. — Ты хоть спрашивала, что со мной там делают?

Ева узнала его по голосу, лицо у Глеба было совсем другое. Да и она ожидала увидеть его с другим лицом. Что-то в нём осталось от прежнего Глеба, но словно карандашный рисунок стёрли и по контуру нарисовали новый.

— Он бы не тронул тебя, — Ева постаралась, чтобы тон не был оправдывающимся. — Он мог нас обоих с Ником положить, но не тебя.

— Ну да, а всё это время он меня плюшками кормил. Видишь, как отожрался? — у Глеба спала мускулатура. Не до конца, но всё же. Было странно, что Леонид позволил ему подрастерять форму. Тем более сейчас. Ева больше боялась даже не того, что у него пистолет, а того, что он стал слабее. Именно сейчас, когда нужны все, в том числе Кристина, и любая слабость — это смерть.

— Он вы**ывается, — фыркнул Тимур, но всё равно нервно. — Он пистолет даже с предохранителя не снял. Мы плейлист обсуждали, пока ты не подошла.

— Детей не спрашивали, — беззлобно отозвался Глеб. Тимур стиснул зубы:

— Мне уже восемнадцать.

— Я тебе не отец и даже не босс, чтобы помнить, — Глеб положил пистолет на стол, развернулся к Еве уже более знакомым — взгляд был его. Не отмороженного психопата, который пришёл их перебить, а того Глеба, который ругался за оставленную в мойке посуду.

— Разве? — Тимур, заметно выдохнув и успокоившись, приподнял бровь. — Мне казалось, что теперь да.

Глеб будто бы задумался, потом улыбнулся и пожал плечами:

— Пока нет. У меня есть пару дней. Потом меня найдут уже под новой личиной. И тогда, я думаю, возникнут вопросы ко мне.

— А мне кажется, тебя сразу пристрелят, — осмелел Тимур. Глеб адресовал ему разочарованный взгляд, но вынужден был согласиться:

— Может. Но надеюсь, что у них остались к нам вопросы. Как там Ник?

— Мёртв. Ты знаешь, — поспешно ответила Ева, но побледнела, сжала губы в нитку.

— Мы все знаем, что нет.

— Оно нас не трогает. Возможно потому, что найти не может, — поспешно заговорил Тимур. Открылась дверь в спальню: Кристина выглянула послушать, но ближе не подходила. Глеб только мельком на неё глянул — как на ребёнка, который вроде и человек, но ничего не сделает опасного для него. Раньше он от Кристины шарахался.

— Ты ведь знаешь, что с ним случилось. Он был на пороге сотни, — напомнил Глеб.

— Ага. Он теперь бессмертный. Монстр он бессмертный. Глеб, всё что угодно, но Ник нам больше не…

— А если он ещё осознаёт себя? Если там внутри ещё человек? — продолжал Глеб. Кристина напряглась, открыла рот что-то сказать, но всё же решила послушать.

— Ага. Без башки… Я не пойду. И тебе нельзя ходить — мы без тебя точно сдохнем. И я не хочу, чтобы ты наводил этого монстра на наш след. Когда дом сожгли, я испытала только облегчение. Потому что Ник мог туда вернуться.

— Ну не настолько же он псих, — отмахнулся Глеб.

— Я пойду! — вызвалась Кристина, выступив вперёд. — Даже если там чудовище. Даже если меня сожрёт — я хочу убедиться.

Тимур покрутил рукой у виска, словно маскируя этот жест, Глеб улыбнулся ей, будто успокаивал, Ева же показала, чтобы та спряталась в комнату. Но Кристина только прикрыла дверь, осталась слушать.

— Ты мне главное скажи. Он тебе как кто нужен? Как Чёрт? Как Ник? Как монстр, который может чуточку больше, чем человек? Что он вообще может, кроме как без башки ходить?

— А вот честно, ты же не меня боялась? Не из-за меня с пистолетом за молоком ходишь. Я видел облегчение на твоём лице, когда ты увидела меня. Злого и с пушкой. А от того, что я пришёл, лучше-то не стало. Что мы можем?

— Сердце остановить, — подал голос Тимур.

— С близкого расстояния, — напомнил Глеб, даже не повернувшись к нему. — Без разницы, как кто нужен мне Ник. Костяк Леонида сейчас разбегается, мне нужно набирать новую опору. Времени на это нет. Ник сейчас был бы мне нужен, даже будь он прежним.

— А зачем? Зачем набирать? — снова заговорил Тимур.

— Чтобы нас не убили.

— А дальше?

— Тимур, а ты чего хочешь? — как-то даже угрожающе спросил Глеб, полностью повернувшись к нему. — Свободы, что ли? Мы с Евой хоть окупили всё, что в нас вкладывали, и то вырваться не можем. А ты что себе придумал?

— Думаешь, от этого можно быть свободным? Вы меня убивать заставили. Не Леонид и не его приказ. Ты сам запер дверь того подвала.

— А до нас ты не убивал? — в голосе Глеба нарастало что-то угрожающее. Ева на всякий случай придвинулась к Тимуру, хотя пока и не знала, что делать, если начнётся драка. Все знали, что Глеб победил бы обоих.

— Разве это важно? — раздражённо спросила Кристина. — Ну же, он ваш друг. Надо узнать, что с ним. Я могу пойти с вами. Я могу сама подойти к нему.

— Нет уж, пусть на берегу скажет, что будет, если мы с ним пойдём, — упрямо потребовал Тимур. Он тоже знал, что Глеб его победит, но подростковый максимализм требовал проверять нового босса на прочность.

— Я могу сказать, что будет, если не пойдёте. Леонида забрали. Выпотрошили его дом, его унесли. Возможно, он ещё жив. Возможно, у них есть тот, кто сможет заставить его говорить.

Все теперь смотрели на Глеба большими, удивлёнными глазами. И у каждого из троих во взгляде был ужас.

— На них были маски Чертей, — продолжал Глеб. — Так что вряд ли это какие-то его личные разборки. Когда они нашли дом, было просто узнать, кто туда частенько наведывался. Охота началась.

— Ты умеешь уговаривать, — криво усмехнулась Ева. Тимур вскочил, надвинулся на Глеба, словно драться хотел, но быстро передумал, плюхнулся обратно на диван, прикрыв лицо руками.

— Как ты собрался его искать? — глухо спросил Тимур. — Про него ничего не слышно после того дня, когда он застрелился.

— Не все могут сбежать от Леонида, — развёл руками Глеб. — Этим и воспользуюсь.

В комнате был оборудован угол с фоном, напротив выставлен свет — только пультом щёлкнуть. Запись так же включалась дистанционно. Помощница приходила по утрам — ни о чём не спрашивая готовила, убиралась, приводила дом в порядок. Это было просто, потому что вещей было минимум. Виктор мог позволить себе квартиру больше, но и эта была оптимальной: достаточно просторной, чтобы развернуться, но достаточно компактной, чтобы можно было дотянуться до необходимого.

Однажды кто-то из зрителей ещё первых видео заметил ручку кресла и понял, что это за кресло. И хотя Виктор после этого всегда пересаживался для записи на стул — слухи ходили. Ему говорили, что наоборот стоило афишировать его инвалидность, потому что однажды за ним придут. И если люди будут знать, что арестовали инвалида — будет больше резонанса. Но он не хотел так.

Как и не брал у Леонида денег. Самого Леонида это могло подставить. Он сделал всё возможное для Виктора, когда вылечил его. Практически с того света достал. Даже после этого Виктор ждал, что его убьют — из Чертей до этого ещё никто не уходил сам. Будучи калекой, он не мог продолжать, но и бросить не мог. Он сам высветлял волосы до белого, стриг коротко, лишь бы ничем не напоминать бывшего Чёрта. Никто не давал ему информацию — он копал её сам, всё было почти всегда на поверхности. Зато он иногда переправлял Чертям данные, и многие знали, что стоит ему в видео сказать что-то вроде «Надеюсь, Черти до него доберутся» — и Черти добирались.

Он был уверен, что сменилось уже ни одно поколение Чертей, но спросить не мог. Вообще запретил себе связываться с Чертями напрямую — он транслировал на всех, Черти просто подбирали информацию, проверяли.

Было уже несколько повесток за призывы, за оправдание терроризма в лице Чертей, но юрист у Виктора был хороший (его тоже нашёл Леонид), плюс опять же кресло. Технику у него трижды забирали в результате обысков, но всегда была резервная сумма на этот случай, чтобы быстро купить новую.

Поэтому к звонкам в дверь он относился насторожённо. У помощницы были свои ключи. И ещё один ключ он через прежние связи передал Леониду. Поэтому, когда вечером дверь открыли ключом, не в то время, когда приходила обслуга, он ожидал увидеть Леонида. Вместо этого в квартиру вошли двое: мужчина и женщина двадцать плюс лет. Вошли как к себе домой, мужчина тут же сел на диван напротив него, девушка осталась стоять в дверях. Во взгляде этого парня было что-то знакомое… Кто-то уже смотрел на него так, глазами умной но молчаливой собаки. Он взял со стола очки, которые использовал для работы за компьютером, приложил к нему — гость и не сопротивлялся. Через пару секунд Виктор отрицательно покачал головой и, убрав очки, спросил:

— Зовут как? Что тут надо?

— Егор, — соврал Глеб и решил играть дальше: — Значит, правда? Ты можешь информацией помочь?

— Я бы спросил, чего сами припёрлись, но я видел… Опять на кого-то влиятельного нарвались? Того, кто Второго завалил?

— Второй сам себя завалил, — поправил Глеб. — Это давно уже, но сейчас не об этом. Мы как раз по поводу Второго.

Виктора передёрнуло, но он быстро справился с собой. Только чуть подвинул коляску, включил мониторы на столе — три штуки.

— А чего сами пришли? За домом слежки нет, что ли?

— Есть, и мы с ними поздоровались. Я безутешный сын, у которого не так давно пропал отец и о котором я хотел бы спросить тебя, как блогера, который собаку съел на теме Чертей. Могу приложить пару раз об стол, чтобы вопросов не возникало.

— Да не, обычная информация. Отца похитили Черти?

— Ты мне объяснишь, что не они. Записи с внешних камер я принёс. Заодно и не только мне объяснишь.

— Понял. Но дверь всё равно зря сами открыли.

— А ты будто открыл бы? — усмехнулся Глеб, но улыбка тут же погасла: на экранах появилось три разных видео. Одно Глеб уже смотрел, до дыр затёр — из дома, где застрелился Ник, выходит нечто без головы. На плечи словно капюшон накинут, колеблющийся от ветра. Выглядело так, словно на видео отсутствие головы зацензурили. А два других видео перед Глебом предстали впервые: существо полностью тёмное, похожее на тень, быстро вползает в окно на седьмом этаже. Мимолётное, похожее на дефект плёнки. Скорее всего оно было в интернете давно, но в самодельных роликах с паранормальными явлениями. Ему не верили всерьёз, а потому и значения не придавали. На третьем экране было не видео даже, а вырванный и зацикленный кусок. На нём существо, размытое из-за значительного приближения, обернулось и смотрело в камеру. Глаз не было, носа тоже, только тьма и провал рта с рядами зубов. Но улыбка была знакомой, уже родной — злая улыбка Ника. Так он обычно улыбался, когда всё шло по его плану.

Глеб понял, что ему не хватает кислорода, и только тогда заметил, что не дышал.

— Это не подделка? — спросила от двери Ева. Виктор смерил её раздражённым взглядом, словно Чёрта в ней не признал.

— Что за херня у вас творилась? — спросил он у Глеба. — Это что же? Бывший Чёрт?

Глеб кивнул, прочистил горло и ответил:

— Он говорил, что, если убьёт сотню, то станет бессмертным… Так вот стал.

— Да что за херня-то такая?! — взвился Виктор и сначала показалось, что злился он на Глеба, но он отвернулся и стало понятно — злился на себя. На то, каким нереальным всё было.

— Надо найти его, — решил перейти к делу Глеб.

— Такого поди найди… — Виктор ткнул во второй экран, — Теперь смотрим сюда и думаем, что же случилось с человеком, к которому в окно вползает это? Скончался от сердечного приступа или острого поноса? Нет. Пропал. Квартира заперта изнутри, человека нет. Крови вот достаточно.

— Что за человек там жил? — по-деловому спокойно спросил Глеб. Фотография на третьем мониторе сменилась на панораму квартиры. Глеб остался невозмутим, а Ева напряжённо сморщила лоб. Центр комнаты был чист, от него начиналось бурое пятно — по кругу, словно разлили что-то. Потом капли крови по полу квартиры и ещё один широкий мазок у двери, уходящий за порог. Черти, конечно, всякое видели, но на соседнем экране сейчас всё ещё светилось зацикленное видео с тем существом, что это сделало.

— Не сказать, что счастливый. В последний год разбогател, вроде работа какая-то серьёзная. Один жил. Там такое говно случилось… была жена, была дочь. Дальше можно догадаться — дочь изнасиловали, в суде оправдали насильников, после этого она куда-то в леса ушла и там замёрзла. Может и самоубийство. А вот жена точно самоубийство — у неё проблемы с давлением были. Так она все таблетки от давления разом выпила. Остался без семьи. Наверное, любил их очень. Но не забухал после этого, вот что странно. На видео с камер рожа у него довольно злая.

Фотография нового лица Ника наконец сменилась на снимки и видео с уличных и подъездных камер. Ева и Глеб переглянулись, но оба отрицательно мотнули головой. Человека с видео они не знали, даже если представить его в маске. Однако Глеб помнил, о чём говорил Кир — сильное потрясение было толчком к способностям. Стоило ли говорить Еве, что она не хотела вернуть мёртвого? Только поговорить. Вполне адекватное желание. Скорее всего, наложилось и дальнейшее, в том числе Черти.

— Его тоже хотелось бы пробить. С кем общался, где и на кого работал, — попросил Глеб. — Сможешь? У Леонида сейчас раздрай, почти все попрятались. Мне честно некогда за ними бегать.

— А ко мне пришёл потому что не убегу далеко, — усмехнулся Виктор. — Слушай… Когда я в Чертях был, со мной ещё были двое же. Вадим и Лена. Как они умерли? Информация на информацию.

Глеб поднялся, скрестив руки на груди, смотрел недоверчиво, но не зло, как на ребёнка, который неумело врёт.

— Иру в перестрелке зацепило, она уже дома умерла. Но пока её домой везли, она, наверное, уже в сознание не приходила… Поэтому даже не знаю, мучилась ли. В голову. Вскоре после того, как ты от дел отошёл, она и погибла. А Глеб не выдержал. Он дольше всех в Чертях был. Убил свидетеля, а потом сорвался — и себя.

— Вот как, — выдохнул Виктор. — Вот оно как… убивали, убивали, а стоит одного не того и вот так… жутко. Я уж думал Глеб бессмертный — как на видео не попадает, всё думаю — ну он же. С двух рук так лихо это он всегда стрелял… Обидно. Да и за Иру тоже… Хотя она себя уже и не считала живой, может на этом все и прокалывались… я-то жить хотел и до сих пор пожить не против… значит, найти информацию на связи этого нежильца. Хорошо. Свою связь только оставь.

— Ещё кое-что. Мне нужно отследить, где сейчас Второй. У тебя пока больше всего получилось информации накопать.

Виктор посмотрел на экраны, потом на девушку, которая не выглядела обрадованной этой идеей — словно лимон разгрызла. Потом ещё внимательнее на гостя, вкратчиво спросил:

— А он Чертям зачем? Следы за собой убрать или на поводок его взять?

— А есть разница?

— Конечно есть. От этого зависит, возьмусь я или нет.

— Он наш друг, — признал Глеб. — И в том, что с ним стало, косвенно тоже виноваты мы. К тому же, мне кажется, приручить это проще, чем убить.

— А по мне так проще вообще не трогать… Но я с тебя потом доказательства спрошу. А если нет — жди видео, что ваш главный фанат разочарован, а Черти на самом деле психопаты с пушками и надо их арестовать.

— Да от тебя аудитория уйдёт, — Глеб улыбнулся. Ева подумала, как же он подставляется — было заметно, что они общались как старые приятели. А, возможно, Глеб не питал иллюзий, что ему удалось обмануть.

— Одна уйдёт, другая придёт. Хейтеров у вас тоже хватает. Хоть на госканал иди вас поливать.

Новость о наследнике оказалась почти проходной — ею заинтересовались только местные журналисты. Но всё же новостью — Глеб думал, что пройдёт тихо. Он после всего, что за жизнь успел испытать, испытывал мандраж даже от такого внимания. Постоянно неосознанно тёр лицо, словно проверяя, не упала ли маска. Не Чёрта, а новое лицо. Со стороны он и правда выглядел как ошарашенный человек, на которого вдруг свалилось богатство.

Глеб никогда не думал, сколько на самом деле денег у Леонида. Предполагал, что много, раз тот мог содержать Чертей. Ведь дело было не только в оружии и экипировки, бытовой жизни. Расходы так же были и на людей, что их обучали, на их молчание. Смерть каждого из Чертей и появление нового так же вставало в круглую сумму. Тут были и бумаги, и покупка бесхозного тела до его погребения, и все мероприятия, чтобы выдать это за ещё живого человека. Глеб поймал себя на том, что не представляет, как сможет тратить такую сумму на этот цирк. А потом — на мысли, что такое, возможно, больше и не понадобится.

Ту инсценировку люди всё же приняли за новое дело Чертей, Леонида заочно считали тем, против кого он полжизни воевал. Какая ирония. И Глеб со стороны смотрел на эту радость, которая бурлила в интернете, и понимал — ему всё равно. Его пока не тянуло возвращаться. Казалось, на новое лицо и маска Чёрта ответит ошибкой.

В доме Леонида даже ремонта не делали. Оставили всё как было — с сожжённой лестницей и следами от пуль. Глебу это не понравилось, но было не до ремонта.

Его спрашивали, верит ли он в возвращение отца. Что он чувствует, когда его отец так поступил — вроде и бросил его на всю сознательную жизнь, а вроде и всегда о нём помнил? Глеб для этих людей казался человеком из сказки, который однажды проснулся богатым.

Журналистов было сравнительно немного. Гораздо больше — людей, с которыми у Леонида были дела. С ними Глеб старался говорить по-деловому и заученно оправдывался, что пока не разобрался во всём. Его то пытались втянуть во что-то, то приходили со счетами, которые должен был или якобы должен был оплатить Леонид. Благо, его юрист и секретарь остались и не сбежали после исчезновения начальника. Возможно, они под шумок прибавили себе зарплату, но Глеб готов был их простить. На него навалилось всё и совсем не было пространства, чтобы развернуться и закончить с делами прежней жизни. Он не успевал читать новости, не успевал следить даже за своими делами, хотя готовить его начали заранее. Слишком многое нужно было сделать сразу, чтобы закрепиться на этом месте.

И именно в дни такой запары секретарь пригласила к нему, по её словам, популярного политика. И прибавила, что ему было назначено, а Глеба предупреждали. Но она врала, пользуясь его растерянностью. Потому что даже при всём творящемся бардаке Глеб бы запомнил, что с ним хочет увидеться Бесов.

Бесов появился в дверях его кабинета, осмотрелся, оценивая вкус, но не выказал ни жестом, ни словом, какой сделал вывод. Он держал одну руку в кармане брюк, и Глеб не мог не продолжать следить за ней. У Глеба на коленях лежал пистолет, но он пока понятия не имел, как незаметно потом утилизировать политика. Но только если тот атакует первым. Он помнил Бесова по захвату заложников — такое не забывается. Он знал, что у Бесова есть способность, заставляющая людей подчиняться, но понятия не имел, как её нейтрализовать. Не знал даже, не зацепило ли его уже.

— Смотрю, после отца пока ничего убирать не стал… вот ведь скажи — ошибка молодости оказалась единственной опорой. Повезло, да? Как, говоришь, тебя зовут?

— Глеб, — представился тот, не поднимаясь из-за стола. К нему часто припирались подобные посетители, которые что-то хотели урвать от бизнеса, от Глеба, от наследства. Его настороженность не должна была показаться чем-то странным. — Глеб Леонидович.