Позывной «Курсант» — 2

Глава 4 Я даже рад видеть Клячина

Надо ли говорить, что к выходу с территории школы я топал не в лучшем расположении духа. Впрочем… Не будем скромничать. Злой на самом деле был, как черт. Ситуация с Зайцевым изрядно напрягала. Учитывая, что напрягаться я начал еще с прошлого вечера, ясен пень, позитива Василий своим млядским поведением совсем не добавил. Имелось весьма конкретное желание выплеснуть раздражение хоть куда-нибудь.

Причина моей злости очень даже понятная. Количество проблем как-то неуклонно растёт. Должно вроде быть наоборот. Я, например, худо-бедно к новой жизни адаптировался. Товарищей себе завёл, кстати. Вникаю потихоньку во все. А вот ни черта легче не становится.

Вернее, я даже проблемами происходящее назвать не могу. Просто огромный ком какой-то непонятной фигни. И он катится с горы, этот ком, наматывая на себя все больше и больше грязи, дерьма, сраного мусора. Жопой чую, велик шанс, что меня снесет к чертовой матери.

Если начну сейчас загибать пальцы на руке, подсчитывая вопросы, требующие решения, сомневаюсь, что хватит обеих рук. В первые дни ребром стоял только один — какого черта я оказался в прошлом? Сейчас «какого черта» можно говорить по поводу любой темы относительно нашей с Реутовом жизни.

Ну, блин, дед… И самое хреновое, я ведь знать о нем ничего не знаю. Вообще ничего. Было бы в разы проще, если бы имелось хоть какое-то представление, чем занимался, как юность провел, где взрослая жизнь дала трещину. Короче, стандартный набор информации о близком родственнике. А у меня — ноль. Я о его существовании узнал не так давно. Куда там про что-то другое говорить.

Теперь вот Зайцев добавился. Нет, с самого начала было вполне понятно, мы не поладим. Но этого дебила ведь несёт все сильнее. Все дальше. Вот даже сейчас, после стычки, которая между нами произошла, разве Василий угомонился? Да ни черта подобного. Его наоборот растаращило еще сильнее. Заяц — из категории гнид, которые непробиваемые. Он втемяшил себе в голову, будто я — причина его проблем. Хотя, если посмотреть здраво, проблем у него нет никаких. Вообще. Но придурок искренне считает, что я своим присутствием порчу ему жизнь. Не понятно в чем, правда. Типа, не будь меня он бы стал этаким любимцем товарищей и душой компании? Бред! Ни хрена не стал бы. Однако Васю эта мысль, мол, без меня все было бы хорошо, сильно вдохновляет. Это очень удобно. Самому можно не делать ни хрена. Только постоянно думать. Во-о-от. Долбаный Реутов. Если бы не он…

Короче. Вася не успокоится. Проще реально ему голову оторвать совсем, чем навести в ней порядок. И бить придурка тоже бесполезно. Чем сильнее я буду его прессовать, тем более жгучим начнет становиться его желание вырыть мне яму. Желательно даже не просто вырыть. Еще собственноручно столкнуть меня туда, присыпать земелькой и попрыгать сверху. Так что, как ни крути, моя первая мысль верна. Васю надо из школы убирать. Иначе я так и буду ходить, ожидая удара в спину. Зачем мне такой головняк?

Ну и еще, конечно, волновала предстоящая встреча с Клячиным. А вдруг Леонид оказался не таким уж крепким парнем? Вдруг что-то сказал чекисту? И вроде с одной стороны — я вообще ни при чем. Реутов точнее. Его никто не спрашивал, хочет ли он себе чужую жизнь. Это Бекетов так решил. А с другой стороны — расплачиваться один хрен мне придется.

В общем, настроение было гаже некуда. Мыслей — целая куча. Что с ними делать непонятно. Ну, и конечно, по закону подлости, вселенная решила подкинуть дерьмеца на вентилятор. Прямо перед КПП стояла кучка «коллег». Трое парней, среди которых маячила самодовольная рожа товарища Цыганкова.

— Да твою ж мать… — высказался я вслух, но при этом продолжал топать вперед.

Очевидно, тихо проскочить не получится. У Цыганкова аж рожа расцвела майской розой, стоило ему увидеть, как я струячу на выход. Еще, к тому же, один.

Черт… И трогать его сейчас точно не с руки. У меня по сути — три залёта уже имеется. Вряд ли с четвертым все гладко пройдёт…

— Ого… А кто это у нас тут? — загундел Цыганков, едва я поравнялся с их компанией. — Ребят, держите карманы крепче. Говорят, в нашу особую группу особо талантливых набрали…

— Придурок… — сказал я достаточно громко для того, чтоб меня было слышно, но в то же время, не глядя на его самодовольную рожу. Типа, сам с собой беседу веду. — Держите карманы крепче… Хоть бы говорить нормально научился. Не русский, что ли…

— Эй, ты! Шваль уличная! Чего лопочешь там? А? — моментально взвился Цыганков.

Не знаю, чем бы закончилась эта случайная встреча. Скорее всего, вряд ли чем-то хорошим. Потому как Цыганков, после моей реплики, отделился от своих друзей и сдвинулся в сторону, перегораживая дорогу. Я так понимаю, хотел спровоцировать меня на более конкретные действия. Однако, не успел. Возле будки вдруг нарисовался Клячин. Крайне неожиданно, между прочим. Я даже не понял, откуда он вынырнул.

— Реутов! Алексей! Ну, что такое?! Ждать-то долго? У меня время не казённое. И ноги тоже. Хожу тут, брожу… Автомобиль подан, товарищ слушатель. Уж не обессудьте, но не мешало бы Вам поршнями двигать пошустрее.

Чекист широким шагом направился ко мне. Подошел, подал руку для приветствия. Я, само собой, ответил тем же.

— Эх, Алексей! Прямо изменился за эти несколько дней. Оставил тебя пацаном, а сейчас — почти мужик! — Клячин вдруг дернул меня за руку к себе, а потом вообще крепко обнял. Будто мы с ним самые настоящие друзья.

Цыганков, впрочем как и остальные члены его компании, завис, наблюдая эту встречу на Эльбе. Тем более, Николай Николаевич был одет в форму. Даже если зятёк какой-то там шишки какого-то там городишка не видел прежде Клячина, уж по знакам отличия он точно догадался, не последний человек мне вот так запросто руку жмет. Да еще открыто рассуждает о том, что он вообще тут только ради моей персоны.

Цыганков как-то сразу сдулся и отступил. Более того, вместе со своими товарищами поприветствовал старшего лейтенанта госбезопасности. Кем бы не был тесть этого придурка, а Николай Николаевич один черт по званию выше.

— Что это было? — спросил меня Клячин, едва мы оказались за шлагбаумом. — Жду подробного отчета.

— Вы о чем? — мне кажется, мой голос звучал вполне убедительно. Да и физиономия выглядела соответствующим образом. Мол, не понимаю, что не так.

— Какого ляда Витюша к тебе цепляется? — Клячин посмотрел на меня, а потом со всей дури долбанул по спине. По моей же, конечно. Кулаком между лопаток. Чуть легкие не выскочили через горло. — Да выпрямься! Волочешься, как мешок дерьма. Голову надо ровно держать. Ты кто есть? Хрен с горы или слушатель Школы Особого Назначения? И врать мне больше не вздумай. Нашёл, кому дурачка показывать. Цыганков тебя задеть хотел. Почему?

— Ну… — я вздохнул… Интересно, как Клячин на все это отреагирует? — В общем, так вышло, мы немного повздорили. Я ему нос слегка подпортил.

Чекист удивлённо поднял брови. Молча. Но рожа у него выглядела гораздо выразительнее тысячи слов. Он этой рожей будто говорил: — Да ладно?! Слегка?! Подпортил?!

— Вот зачем Вы так делаете? — я махнул рукой, намекая на кривляния Клячина. — Смотрите, как на придурка.

— Почему «как», Алексей? Обижаешь. Ты придурок и есть, — Николай Николаевич остановился возле уже знакомого «Воронка», открыл дверь. Мне кивнул на пассажирское сиденье, при этом продолжая высказывать свою глубокую мысль. — Ты ж из всех товарищей, которые находятся на территории школы, выбрать самого поганого человека. Витюша — известный в определённых кругах гражданин. Знаний — ноль. Талантов — с гулькин хер. А хер у гульки вообще отсутствует. Чтоб ты понимал. Ума — кот наплакал. А коты…

— А коты не плачут. Чтоб я понимал… Да все правильно, Николай Николаевич. Вопросов нет. Говорю же, так вышло. Он сам меня цеплять начал. Я ведь не знал, кто это такой.

Клячин, как ни странно, даже не разозлился, что я его перебил.

— Слушай, как складно у тебя все выходит. Сначала ты не знал, кто такой товарищ Шармазанашвили. Потом ты не знал, кто такой Цыганков. Может еще что-то произошло? Может ты еще кого-то или чего-то не знал?

Николай Николаевич уже завел машину и теперь наблюдал, как рядом, на пассажирском сиденье, устраиваюсь я. Чертовы двери… Ужасно неудобно открываются. Я сначала по привычке потянулся к неправильной стороне. Правда, в этом был один маленький плюс. Выиграл немного времени, соображая, надо ли рассказывать Клячину про Молодечного. Однако, чекист и сам сразу все понял. В том смысле, по моей безмятежной физиономии догадался, что-то реально произошло.

— Та-а-ак… — он сурово свел брови. — Рассказывай…

Причем его это «рассказывай» прозвучало с такой интонацией, будто я не проступок совершил, а сразу глобальный апокалипсис организовал.

— Николай Николаевич, ну, чего Вы сразу…

— Сразу?! Я не сразу, Алексей! Я удивительное терпение проявляю. Можно сказать, терпение, которое мне вообще никак не свойственно. Что ты натворил? Ну?!

— Как бы сказать… — я потер лоб. — Сержант государственной безопасности Молодечный. Знаете такого?

— Так… И? Знаю, — лицо Клячина стало немного растерянным.

Видимо, эту фамилию он точно не ожидал услышать. Мы уже отъехали от Школы и двигались по дороге, которая петляла между деревьев. Поэтому чекисту приходилось смотреть вперед, чтоб не вхерачится в какую-нибудь осинку или берёзку.

— В общем… я его вчера чуть не задушил во время драки. То есть не совсем драки. Это был, так сказать, учебный поединок. И я не хотел. Душить, конечно, не хотел. Но мне надо было выиграть. Нам Панасыч велел драться. То есть товарищ Шипко.

Клячин молчал. Молчал и с каменным лицом смотрел вперед. Похоже, всё-таки зря я начал каяться. Хотя, с другой стороны, все равно Николай Николаевич узнал бы. От того же воспитателя. Лучше я сам расскажу. Тем более, в моем исполнении это сейчас выглядит так, будто пацан делов натворил и переживает. А я, как бы реально переживаю, но совсем не за то, о чем способен подумать Клячин. Однако, несомненно, лучше в этой ситуации выглядеть чуть глуповатым, чуть растерянным парнем. Да и вообще… Гораздо удобнее, если Николай Николаевич будет меня недооценивать.

— Понимаете, нам сказали, можно любые приемы и любую хитрость использовать. А Молодечный этот… Он же специалист. Борьбой занимается…

Я не успел договорить. Заткнулся на полуслове, с изумлением наблюдая, как светлеет лицо старшего лейтенанта госбезопасности. А потом он вообще захохотал. Громко. Прямо даже заржал, как конь. При этом хлопал ладонями по рулю и едва не подпрыгивал на месте.

— Молодечного! Николая! Ой, не могу! Ой, мля… Вот это анекдот. Ой, держите меня, сил нет! Ах-а-ха-х! Вот тебе и Молодечный! Пацан какой-то его… Как сопляка! А гонору, гонору-то сколько было! Я! Да я! Да мне! Ох и Реутов, сукин сын! Ох и порадовал. Ах-а-ха-х!

— Ну… Похоже, хотя бы за это ругать никто не будет… — высказался я сухо, разглядывая Клячина, который от смеха буквально давился слюной.

Просто, если честно, стало, конечно, спокойнее. Раз Клячин так отреагировал, значит, и Бекетов нормально отнесется. Все равно, учитывая, что оба они не скрывают перед руководством школы своей заинтересованности в персоне Реутова, скорее всего, один черт им донесут.

Но в то же время, в глубине души возилась легкая обида. Чекист смеялся над тем, что Молодечного какой-то сопляк уделал. То есть, для Клячина это — просто нелепый прикол. Вот с одной стороны, получается, меня вроде похвалили. А с другой — обосрали.

— Да ладно, не бзди Алексей… — Николай Николаевич, наконец, успокоился и стал говорить нормально, не «хрюкая» после каждого слова своим «аха-хах». — За Молодечного — отдельное спасибо. Только, конечно, кичиться этим среди товарищей не надо. Так-то ты старшего по званию мордой в дерьмо ткнул. А это не есть хорошо. К тому же, преподавателя. Но… Исключительно между нами… По-свойски… Горжусь!

Клячин одной рукой потрепал меня по плечу.

— А теперь давай… В подробностях. В деталях. Можешь даже в красках и лицах. Я не против. Потом у меня к тебе тоже одна беседа имеется. Не такая приятная.