Позывной «Курсант» — 2

Глава 21 Я налаживаю контакты и выстраиваю связи, но…

— Товарищ сержант государственной безопасности! Подождите!

Я, пропустив пацанов вперед, развернулся на сто восемьдесят градусов, а затем рванул следом за Шипко. Мы как раз уже оказались возле барака, вернувшись туда после ужина, и остальные детдомовцы благополучно отправились готовится к завтрашнему мероприятию. Оказалось, у комсомольской организации имеется свой устав, а мы, как будущие члены ВЛКСМ, должны его подробно изучить.

Шипко торжественно вручил нам брошюры, многозначительно пообещав, если завтра этот устав не будет у нас от зубов отскакивать, то не факт, что зубы останутся на месте. Довод выглядел весьма убедительным, а главное — вполне правдоподобным. С такими серьёзными вещами Панасыч никогда не шутит. Поэтому даже Подкидыш, каждый раз пытающийся в ответ на одно слово воспитателя вставить сразу два, а то и три своих, молча принял важный документ. С приближающимся комсомольским будущим детдомовцы, похоже, смирились.

— А вы чего так распсиховались то? — спросил я пацанов за ужином, когда Шипко отвлекся на повариху.

Не в плане мужского интереса, конечно, отвлёкся. Таких вольностей он себе не позволяет. Обсуждал какие-то нюансы в завтрашнем меню. Похоже, нас ждет торжественный банкет.

— Да черт его знает… — Корчагин пожал плечами. — Это вроде как по-серьёзному уже. Вступил в комсомол, считай, один шаг до партийного билета остался. Все. Обратной дороги нет.

— Умрешь с вас, — я покачал головой, поражаясь крайне странной, с моей точки зрения, логике парней. — А до этого как было? В шутку, что ли? Мы тут уже без малого две недели почти находимся. Предполагалось, будто нам дадут выбор?

— До этого мы — свободные птицы, — отозвался с соседнего стола Лёнька. — Если что, спросу нет.

Я их рассуждение, если честно, так и не понял. По мне, какая разница, комсомол, партия, хоть секта юных натуралистов. Один черт мы уже впряглись в эту историю и никто нам из нее выйти не даст. Но спорить с парнями не стал. Как говорится, жираф большой, ему видней. Если они так трепетно относятся к вступлению к комсомол, ну флаг им в руки. Я, к примеру, с самого начала понимал, идти придется только вперед. Свернуть нам тупо никто не даст.

— Чего тебе, Реутов?

Панасыч, после того, как я его окликнул, остановился, ожидая, когда подойду ближе. Вид у него, надо признать, был усталый. Впервые за все время своего пребывания в школе, я видел воспитателя настолько человеком. Нет, понятно, он и раньше им был. Человек. Кто же еще? Не козёл, не баран, человек и есть. Имею в виду, именно сегодня я вдруг заметил, что Шипко немного удолбался нянчиться с нашей особой группой. Он будто позволил себе проявить чуть-чуть эмоций. Настоящих. И сдаётся мне, будь его воля, товарищ сержант послал бы нас к чертовой матери. А некоторых — с особым удовольствием.

Единственное, что его сдерживало — чувство долга, ответственность и, само собой, приказ.

— Мне бы поговорить с Вами… — я оглянулся на вход в барак.

Пацаны вроде уже зашли внутрь, но на какую-то долю секунды мне показалось, дверь слегка приоткрылась. Или ее просто не захлопнули до конца. В любом случае, хотелось без лишних ушей обсудить кое-что с Панасычем.

— От ёк-макарёк… Покоя, значит, не видать сегодня… ну, хорошо. Идем.

Шипко кивнул мне в сторону соседней дорожки, которая вела к спортивной площадке, и сразу же сам туда направился.

В итоге, мы отошли не особо далеко от барака, почти на несколько десятков метров. Я с этого расстояния даже мог рассмотреть, как в окне мелькают силуэты моих товарищей. Но не тащить же Панасыча в лес? Это будет выглядеть несколько странно. Да и на долгую беседу, если честно, особо не рассчитываю. Шипко далеко не балабол. Глупо рассчитывать, что он кинется откровенничать. А мне и не надо. Мне главное свою схему провернуть. Ту, которая поможет спокойно закончить эту чертову школу, а потом свалить ха границу. Готов любит Родину. Готов ее спасать, раз уж так вышло, что это неизбежно. Но желательно на приличном расстоянии. В принципе, есть в этом даже что-то романтически-героическое. Стану вторым Зорге. Хотя, нет. Тьфу-тьфу-тьфу. Там тоже не слава Богу все у мужика вышло. Лучше первым и единственным Реутовым.

— Ну? Что случилось? Опять делов натворил? — Шипко замер напротив меня, сложив руки на груди.

Взгляд у него был привычно суровый, но непривычно тоскливый. Он, наверное, предчувствовал очередную хрень, с которой ему придется разбираться. Особенно огорчал воспитателя тот факт, что завтрашнее мероприятие состоится уже завтра, и это вполне логично. А я тут приватных разговоров захотел. Опыт подсказывал сержанту госбезопасности, приватные разговоры с одним из детдомовцев, особенно с тем, кто уже успел неоднократно отличиться, — хреновый признак. Этак можно вместо торжественного мероприятия торжественно огрести от начальства. Честно говоря, мне в данной ситуации даже стало Панасыча искренне жаль. Подсуропили ему вышестоящие руководители, конечно. Вручили особую группу из особо ненадёжных товарищей.

— Почему случилось? Почему натворил? — Я искренне вытаращил глаза на воспитателя, но потом всё-таки сразу признался. — Случилось, да. Но не творил ничего. Вернее, не я натворил. Просто… Вы сказали, мы буквально через несколько дней переберёмся в большой дом. И я решил, надо предупредить.

— Что?! Опять?! — Шипко аж в лице изменился. Мне кажется, в этот момент перед его глазами промелькнула череда картин, в которых я творю страшное зло.

— В общем… насчет этого Цыганкова… у нас тут вчера вышло некоторое недоразумение, — я тяжело вздохнул и сделал соответствующие ситуации лицо. Типа, мне очень жаль, но обстоятельства оказались сильнее.

— Да в рот те ноги! Говори уже, Реутов! Мне тебя пытать, что ли?! — Панасыч явно начал терять терпение.

На самом деле, я специально сейчас перед ним разыгрывал невинную овцу. Задумка была проста и весьма понятна. Мне, конечно, понятна. Судя по тому, как Витюша после нашего с ним расставания гипнотизировал мою спину, буквально прожигая ее взглядом, он не успокоится. А теперь мы еще, к тому же, будем тереться бок о бок. От этой гниды можно ожидать, чего угодно, но в первую очередь — дерьма.

Ясное дело, в глазах чекистов наши с Цыганковым весовые категории совсем не равны. Он — действующий сотрудник, зять какого-то там крутого чувака, чекист и правильный, порядочный пацан. То, что из этого списка верны лишь несколько пунктов, про зятя и сотрудника, это неважно. В любом случае, Шипко при нашей прошлой стычке с Цыганковым не зря меня потом отчитывал. Ибо в спорной ситуации быстрее поверят Витюше.

Да, есть благодетель Бекетов, но как мы уже выяснили опытным путем, товарищ старший майор преследует свои, сугубо личные цели. Не факт, что он будет бодаться ради меня с другим таким же высоким чином. При желании, если Бекетову от меня реально что-то нужно, а я в данном факте уже не сомневаюсь, можно получить необходимую информацию без вот этих танцев с бубнами и рассказов о любви к невинно убиенным друзьям детства. Тем более, что греха таить, я совсем неуверен в своей моральной стойкости. Жить захочешь, все расскажешь. Даже то, что отродясь он знал. И это, кстати, тоже проблема. Я ведь реально ни черта не знаю. Психанёт вот так Игорь Иванович, надумает личные вопросики силой порешать, и загнусь не за грош. Не потому, что буду героически молчать. А потому что мне сказать нечего. Это Бекетов для затравки добренького дядю из себя разыгрывает. Если врубится, что толку от меня ноль… Будущее может стать крайне туманным и непредсказуемым.

Поэтому, пока мы ужинали и топали к бараку, я решил сделать ход конем, сыграть на опережение. Кстати… интересно, а как Бернес вообще понял, что нас вот-вот переведут из старого жилища в дом? Или он просто об этом знал… Черт… Будет очень обидно, если крысой окажется Марк. Я сильно расстроюсь. Мне он по духу ближе, чем остальные.

— Реутов… Я сейчас тебя стукну. Честное слово. Прямо в лоб. Чтоб ускорить мыслительный процесс.

— В общем… Я вчера случайно стал свидетелем одной неприятной сцены. Некрасивой. Цыганков приставал к Ольге Константиновне…

— Слушатель Цыганков… — исправил меня Шипко. Правда, сделал он это на автомате. Взгляд же его вдруг стал задумчивым. Будто Панасыч моим словам совершенно не удивился и даже наоборот. Сразу начал осмыслять ситуацию.

— Хорошо. Слушатель Цыганков приставал к Ольге Константиновне, — я повторил ту же самую фразу в измененном варианте. — Мы со слушателем Цыганковым немного из-за этого повздорили.

— Драка? — Вскинулся Панасыч, но тут же сам ответил на свой вопрос. — Нет. Вряд ли… Иначе уже сегодня была бы суматоха… Виктор, он… Так, ладно. Может, ты чего не понял? Может у них полюбовно все было?

Шипко с надеждой посмотрел мне в глаза.

— Да как не понять, если женщину против воли склоняют к связи. И поверьте, я в состоянии отличить обоюдное согласие от давления. Ольга Константиновна очень сопротивлялась. Сразу скажу, на флирт это тоже не походило.

Я пожал плечами и вдобавок еще покачал головой. Мол, ну, вы даете, товарищ воспитатель.

— Ясно… Думаешь, ваша с ним ссора превратилась в войну? — Панасыч не стал ходить вокруг да около и сразу перешёл к делу.

— Подозреваю, да. Поэтому и решил с Вами обговорить. Есть серьёзное предчувствие, он будет мне гадить. А я, знаете ли, не имею ни малейшего желания быть все время виноватым. Тем более, когда-нибудь мне это очень хорошо обойдётся.

— Предчувствие? — Шипко усмехнулся. — Непременно будет! Я ведь тебе говорил, не связывайся. Не лезь ты к Виктору. Он отсюда выйдет и где-нибудь в теплом местечке устроится. Уж поверь. А вас в самую…

Панасыч вдруг резко осекся и раздраженно скривился. Он, видимо, только что едва не ляпнул лишнего. Причем, достаточно важного лишнего. Цыганков в теплое местечко, а нас с самую… что? В самую жопу? В самую мясорубку?

— Ладно. Понял. Ты хочешь заранее поставить меня в известность о возможных проблемах с товарищем, — Шипко после своей оплошности ожидаемо сменил направление нашего диалога.

Тема, как бы, осталась та же, но он сделал вид, будто ничего не произошло. Наверное, решил, если не заострять внимания, так я и не замечу. Вот уж нет, товарищ сержант госбезопасности. Заметил. Более того, сделал отметочку. Вот и еще одна причина нарисовалась для нашей с Шипко крепкой дружбы. Нужно выяснить, а с хрена ли вообще в секретную школу разведки притащили беспризорников. Мы ведь на самом деле крайне неблагонадёжны. Нас тут вообще по-хорошему быть не должно. И ты посмотри, какая хрень… Я с самого начала скептически отнесся к данному факту, а потом забыл про него. Выходит, очень жаль. Момент этот очень важный.

— Так… Реутов, с товарищем… — начал Панасыч нравоучительным тоном.

— Он мне не товарищ, — категорически отрезал я, но тут же оказался нос к носу с воспитателем, который одним движением возник совсем рядом, а потом вообще ухватил меня за плечо, подтягивая ближе к себе.

— Вы — товарищи! Понял?! Все вы — товарищи! Враг с четырёх сторон света подбирается. Посмотри, что творится. Если мы еще и между собой собачиться будем, то кому тогда верить? А? Скажи мне, Реутов?

Панасыч еще раз сжал мое плечо, а потом так же быстро отстранился.

— Но то, что со мной поговорил — хорошо. Эту ситуацию надо пресечь сразу. Нам только возни внутри школы не хватало. А Ольга… — Шипко зыркнул на меня и сразу исправился. — Ольга Константиновна, она, конечно, видная женщина…

— Товарищ сержант государственной безопасности, зачем Вы это делаете? — выдал вдруг я вслух, хотя ничего подобного спрашивать не собирался.

— Не понял… ты о чем? — Панасыч даже слегка растерялся от моего вопроса.

— Зачем Вы строите из себя деревенского простачка? Говорите так, будто только вчера из коровника вышли. Словечки эти. Фразочки Ваши. И… мне показалось Эмма Самуиловна хорошо с Вами знакома, а она точно ни капли не смахивает на колхозницу или работягу.

Шипко замолчал, изучая меня внимательным взглядом. Сделал ли я ошибку, озвучив ему свои подозрения? Уверен, нет. Мне в любом случае нужна поддержка именно в школе. Пацаны — это хорошо. Но они спину прикроют в драке, образно если выражаться. И не факт, что все. Кто-то один уже постукивает чекистам. Делает крыса это скорее всего ради своих интересов. Вряд ли ради любви к искусству. Соответственно, подставы один черт можно ожидать.

Из чекистов я по факту общался лишь с двумя — Молодечный и Шипко. Насчёт Кривоносого пока ничего сказать конкретно не могу. Темная лошадка в моем представлении. Отмалчивается. Особо характер не показывает. Что он за человек — определить сложно. А вот Шипко… Есть у меня четкая уверенность, он на самом деле неплохой товарищ. Присутствует в нем какая-то врождённая порядочность. Так, что ли… Справедливость присутствует. Да, бывает иногда суров. Но с другой стороны, а как еще? Ему на шею повесили кучку парней, которых здесь, в школе, вообще быть не должно. Ни идейности, ни дисциплины, ни огромной любви к Родине и партии в нас пока не наблюдается. А вот херни натворить — это запросто. Это мы с превеликим удовольствием и творческим подходом. В общем, если оценивать адекватно, Панасыч — единственный, на кого можно положиться.

И с точки зрения собственных интересов, если включить соображалку, мне нужно с ним закорешиться. Конечно, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах. Все-таки он — сержант НКВД. А я — пока еще никто. Но мне кровь из носа надо стать кем-то. А еще мне кровь из носа надо соскочить с крючка благодетеля Бекетова.

— Вы же точно не тот, кем пытаетесь казаться, — повторил я, при этом спокойно глядя в глаза воспитателю. Прямо, открыто, с намеком, мол, мы с тобой одной крови, Каа…

— Вот смотрю… больно умные мне воспитанники попались, — Шипко, усмехнувшись, немного расслабился.

Видимо, для себя он именно в эту секунду сделал какие-то выводы на мой счет. К счастью, хорошие выводы. Иначе разговор бы у нас потек в иное русло.

— С другой стороны, ты, получается, парень не только сообразительный. Ты еще мелочи и детали подмечаешь, а потом их обрабатываешь в башке. Хорошая черта, Реутов. А для тебя — так просто отличная.

Панасыч разговаривал со мной насмешливо, даже, наверное, почти дружеским тоном, но очевидно, отвечать на заданный вопрос не планировал. Как я и думал. Не рвётся товарищ сержант госбезопасности откровенничать, про свое прошлое рассказывать. Я для него пока ещё пацан из детского дома. Ну, ничего… Ничего… Это мы сообразим, как исправить. Главное, он меня сейчас на хрен не послал. Вот тогда бы точно шансов не было. А раз мы стоим, разговариваем, значит, вполне возможно все получится.

— У меня тоже вопрос имеется. Интересный. Можно сказать, жизненно важный… — Шипко задумчиво пожевал губами, будто размышляя, говорить или нет.

Хотя, я почти был уверен, это игра. Все он прекрасно знает, просто паузу выдерживает. Типа напряжение и накал создаёт.

— Готов ответить со всей искренностью, — я даже немного вытянулся, демонстрируя безграничную лояльность.

Правда, если честно, насчет напряжения у Шипко реально получилось. В моей ситуации всякие жизненно важные вопросы — дело весьма опасное. Мало ли о чем сейчас разговор пойдёт.

— Занятия твои… Как проходят? — поинтересовался Панасыч, рассматривая меня очень внимательно.

Буквально каждый миллиметр лица изучил. Будто ожидал определённой реакции. Или наоборот, ее отсутствия. В любом случае, на такой поворот я не рассчитывал. При чем тут бокс? Отмаз изначально был отличный. Проверить его невозможно. Неужели я в чем-то оступился?

— Да хорошо все. Парни — молодцы. Стараются. И мне полезно тоже. Я, конечно, не особо опытный боксер. Так, по верхам нахватался…

— Ага… Вот и мне кажется, ты не особо опытным должен быть. Но говорят, во время ваших занятий от тебя слова звучат странные…

Вот тут я напрягся сильнее. Какие, к чертовой матери, слова? Ничего лишнего вроде не говорил. Ядерную бомбу не упоминал. Про мобильную связь не рассказывал. В моем понимании только что-то из подобного репертуара могло бы вызвать серьезные проблемы.

— Простите, товарищ сержант государственной безопасности, не пойму, о чем речь, — выглядел я в этот момент реально искренне.

Еще и попутно пытался в башке прокрутить все тренировки, которых прошло не так уж много. Что я, блин, ляпнул? Вроде все нормально должно быть.

— Скажи мне, Реутов, что за слово такое, интересное — джеб? Я, конечно, в боксе не силен… Но… Прямой левой знаю. Крюк… А вот джеб… Слово-то не наше. Совсем не наше. Буржуйское слово. Они его используют. Я даже сегодня специально уточнил кое у кого. Подумал, вот странные дела творятся. Реутов знает, а я — нет.

В первую секунду меня прострелило от макушки до пяток. Во вторую секунду, пока Шипко блистал сарказмом, я принялся лихорадочно соображать. Что сказать-то?! Твою мать… Сказать-то что? Он ведь реально прав. Какой, на хрен, джеб может быть в Советском Союзе? Вот я лошара…

Но данный термин использовался лишь один раз. Потом вообще старался говорить простым, понятным языком, чтоб детдомовцы быстрее вкуривали, чего именно от них хотят. А использовался на первом занятии, когда я объяснял Бернесу «бой с тенью». Опять Бернес… Хреново…

— Ну? Что глазами хлопаешь? — Шипко уставился на меня с выражением ожидания на лице.

— Дык не мешал, пока Вы закончите. Старших перебивать некрасиво. А по поводу слова… Черт его знает. Даже ответить ничего не могу. Помню, парень тот в детском доме так назвал. Мне-то и невдомёк, наше оно, не наше. Я думал, правильное. В голове отложилось, потому что простое. Как удар. Джеб… И звучит красиво. Сами понимаете, товарищи мои не сразу новые обстоятельства приняли. Надо было впечатление произвести на них серьезное. Вот и воспользовался. А так… Даже не помню, по совести сказать, в какой ситуации его впервые услышал. Вернее, ситуацию помню. Как и говорил, о боксе речь шла. Подробности точно не назову. Мне кажется, тоже бахвальство это было со стороны парня.

— М-м-м… — Шипко вроде выглядел спокойным. Даже довольным. Либо просто очень хорошо притворялся.

Но я пока расслабляться не торопился. На самом деле, впаривая ему новую ложь, отталкивался чисто от своего восприятия. Поставил себя на место сержанта. Если бы мне вот такой Реутов начал четкие, логически идеальные оправдания приводить, я бы точно решил, брешет сволочь. Потому что на самом деле, буржуйский термин, как его Шипко назвал, можно было услышать только случайно. И в моем представлении на него пацан, не сведущий сильно в терминологии бокса, вряд ли обратил бы внимание. Красиво звучит? Да. Но не более того.

Поэтому я и дал Панасычу именно такой ответ. Мол, понятия не имею, но странного ничего не вижу. Лично мне бы это показалось гораздо правдоподобнее любых других вариантов.

— А парень этот откуда сам был родом? Не помнишь? Может, рассказывал о себе что-то? — Шипко по-прежнему не проявлял агрессии, с обвинениями не торопился.

Он словно реально интересовался лишь для уточнения информации, а не потому что заведомо записал меня в преступники. Да и в чем может быть преступление? Насчёт настоящего положения дел никто не догадается. Ибо это — фантастическая история. Человек из будущего проснулся в прошлом. Если только какую-нибудь шпионскую тему припишут? К тому же я сейчас нахожусь в секретной школе НКВД… Черт… Не очень хороший расклад получается.

— Да вроде город какой-то портовый… Море, говорит, у них там красивое. Теплое… Я еще завидовал ему ужасно. Представляете, жить на берегу моря… Да и люди опять же. Люди интересные. В порт какие только корабли не заходят…

— А… Ну, да… Ну, да… Вот и разобрались, — Панасыч с довольной улыбкой хлопнул меня по плечу. — Тут видишь, какая ситуация… Я как раз планировал доложить о случившемся. Но теперь думаю, овчинка выделки не стоит. Действительно, кого только не встретишь… Верно? Может, и парню твоему так же рассказали посторонние люди. Моряки, например. Насчёт Цыганкова все понятно. Будем заниматься. А теперь иди, давай. Устав чтоб от зубов…

— Есть! — я с радостным энтузиазмом затряс башкой. — Про зубы помню. Побегу тогда.

Я развернулся и, не торопясь, пошел к бараку. Назад не смотрел. Старался выглядеть расслабленным. Сейчас главное — внешним видом своего напряжения не выдать. Поверил ли мне Шипко? Да черт его знает. Очень надеюсь, что поверил. А вот главная проблема так и осталась. Крыса. Кто-то пришёл к Панасычу и рассказал о той тренировке. Более того, кто-то вообще заострил внимание на этом чертовом слове. Ходил несколько дней. Думал. А потом вчера, когда меня не было, настучал воспитателю. И пока что «кто-то» сильно похож на Бернеса.