В первый момент я не поверил, что Чудовище вернулось. И никто не поверил.
Рыжие близнецы Беллеруз утверждали, что видели его, ревущего в лунном свете на опушке Молчаливых Лесов. Они болтали, оно было десять футов в длину и имело шестидюймовые когти, и выглядело так, словно «поклонялось ночи»... что бы, черт подери, это не значило. Они клялись, что тут же обратились в бегство и еле-еле спаслись.
Я взял и рассмеялся им в лицо.
Я не сомневался, что эти трусы увидели медведя или волка, или еще что-то большое и лохматое, и напугались до такой степени, что потеряли разум и чувство реальности, а их мелкие душонки и недоразвитые шестнадцатилетние мозги выдумали монстра.
Жители Скалистых гор пытались убить Чудовище со времен колорадской золотой лихорадки. Оно появлялось, сжирало нескольких детей, а затем опять исчезало бесследно. Снова, и снова, и снова на протяжении последних ста пятидесяти лет, это происходило прежде и произойдет снова.
Если я не положу всему конец.
Я начал ждать появления Чудовища в наших лесах с того момента, как выучился натягивать тетиву и накладывать стрелу. Я оттачивал свое мастерство лучника, час за часом, пока другие дети занимались глупыми, обыденными вещами вроде игры в футбол, катания на скейтборде или уроков игры на пианино.
Я готовился. Я был рожден для этого.
Чудовище нужно остановить, прямо здесь, прямо сейчас, с моей помощью.
Три дня спустя после того, как близнецы Беллеруз заявили, что видели монстра, три дня спустя после того, как высмеял их и назвал трусами...
Я увидел Чудовище в первый раз.
Я был на ночной охоте в Молчаливых Лесах, когда ощутил, что мою кожу покалывает, инстинктивно, примитивно и первобытно. Я замер на месте и глянул вперед... и вот оно, согнувшееся над свежим трупом, зубы вонзаются в тушу оленя, кости хрустят, кровь брызжет.
В моем теле нет ни единой частички трусости, поэтому я, в отличие от близнецов, не побежал. Я задержал дыхание, гибко и бесшумно скользнул за высокую сосну, и принялся рассматривать создание, убившее такое количество людей, существо, так часто посещавшее мои мысли с тех времен, когда я был еще ребенком.
Очертаниями Чудовище напоминало волка: широкий нос, короткие уши, угловатые лапы, мягкий на вид мех. Но в то же время имелось в нем нечто от разумного существа, нечто рациональное и понимающее. Оно выглядело...
Осознающим.
Хищник одним рывком оторвал заднюю ногу оленя, зажал ее в пасти и понюхал воздух. А затем повернулся и уставился на меня – точно на меня, едва не в глаза.
Я видел немало животных в наших лесах. Многих из них убил, не скрываю. Отставив скромность в сторону, скажу, что я знаю их, понимаю их эмоции, я сотни раз смотрел в звериные глаза, различал там удивление, голод, страх, безразличие.
Но я никогда не встречал ничего подобного тому, что читалось в зрачках Чудовища.
Его взгляд был печальным, одиноким, злым и гордым. Человеческим.
Я должен был выхватить стрелу, натянуть лук, взять прицел и выстрелить, услышать, как мой снаряд распарывает воздух, увидеть, как мех раздается под наконечником, как рвутся мускулы.
Этого момента я ждал много лет!
Но вместо этого я спросил вслух:
– Кто ты?
Чудовище отпрянуло, услышав звук моего голоса, но взгляда не отвело.
Мы смотрели друг на друга одну секунду, две, три...
И затем оно метнулось прочь через заросли, оленья нога все так же зажата в челюстях.
Я никому не сказал о том, что случилось.
Все же я Брам Валуа, наследник состояния семьи Валуа, а не парочка рыжих идиотов-близнецов. Я не мог поведать людям, что встретил Чудовище, поедавшее оленя, в проклятом всеми богами уголке колорадских лесов... а затем взял да и позволил ему уйти.
Народ рассчитывает на меня.
Он ожидает, что я сделаю то, что больше никто не сделает.
Убью Чудовище.
Я мечтал об этом, каждую ночь, начиная с самой первой, но в моих мечтах монстр не убегал, он просто закидывал голову и выл.
Рано или поздно моя стрела вонзится в его сердце.
Я думал, что Чудовище об этом знает. Я думал, оно прочитало это в моих глазах.
Я держал его судьбу в собственных ладонях, и позволил ему убежать.
Валуа – роскошный горнолыжный курорт в Колорадо. А также моя фамилия.
И ничего удивительного, ведь наш городок основал один из моих предков. Полторы сотни лет назад мой прапрапрадедушка плюнул в суп одному аристократу во Франции, за что Жана Жоржа Валуа выследили и сбросили с утеса. Но он выжил. Мужчины из нашего рода всегда выживают.
Жан Жорж забронировал место на корабле, идущем в Америку, и на волне золотой лихорадки оказался в Скалистых горах. Представители моей семьи всегда были амбициозными, так что когда срок заявки на участок истек, мой предок начал мостить дороги, строить постоялые дворы, салуны и церкви. Затем, дожив до девяноста с гаком, он основал первый горнолыжный курорт в окрестностях.
Следом явилось богатство.
У меня четырнадцать двоюродных и трое родных братьев, и я старший мужчина среди всех. И я бы мог закончить как один из этих бесхребетных, лицемерных сопляков, привыкших к комфорту, но мой отец – Брам Валуа Первый, и он не выращивает женоподобных домашних мальчиков.
Мы ходили в зимние походы по снегу глубиной в десять футов, я убил первого оленя, когда мне было пять, и помогал снимать с него шкуру. Я проводил лето на курсах выживания в дикой природе, и меня выбрасывали в одиночестве посреди леса на неделю, и из снаряжения у меня имелась только одежда, что на мне, и охотничий нож на поясе.
Да, иногда я проводил дни в пятизвездочных ресторанах с претенциозными названиями из одного слова, но я пробовал мясо белки, опоссума, зайца и болотной крысы. Мне приходилось жевать лягушачьи лапки, приготовленные над костром на краю болота... и те же лапки, только пожаренные в специальной сковороде и поданные с лимоном, травяным маслом и жареной картошкой у «Фурчетте» в центре города.
Я помогал отстоять нашу родину от огня два года назад, когда я и мои братья – Жан Жорж, Филип и Люк – стояли в первой линии, сражаясь с языками пламени день и ночь, не отвлекаясь на сон. Мы остановили пожар, сохранили наш город и Брокен-Бридж, другой роскошный лыжный курорт в двадцати милях от нашего.
Мы отстояли половину графства от бушующего ада.
Мы стали героями.
Я и мои братья владели Валуа, управляли Валуа и сохраняли Валуа... и моя жизнь могла бы течь подобным образом до самого конца, если бы мне только этого захотелось. Но только убив Чудовище, мог я получить от жизни все, чего мне от нее нужно, и после этого почивать в ореоле славы и самоудовлетворения до последних дней в этом мире.
Так должно было случиться, я всегда это знал.
Но потом я встретил Индиго.
Первый раз, когда я увидел Индиго Бё, мы находились в самом центре Молчаливых Лесов, не далее чем в полумиле от места, где за несколько недель до этого я встретил Чудовище.
Я был обнажен до пояса, из одежды на мне имелись только мускулы, дизайнерские джинсы и лук с двойным изгибом. Мне нравилось убивать животных точно так же, как это делали мои французские предки в их темных, диких лесах сотни лет назад – только я, небо, ветки и стрелы.
Индиго задохнулась от восхищения и изумления, увидев меня. Ну а как же иначе?
Мои волосы, роскошные, густые и светлые, завивались в колечки на конце прядей подобно изгибам солнечного света. Мои глаза блистали зеленью глубокого моря, а здоровая кожа излучала мягкое сияние. Я бегал, охотился и сражался с самого детства, и сейчас я выглядел словно бог – крепкие бедра, длинные ноги, бугрящиеся мышцами руки и все такое прочее.
Индиго свила себе гнездышко из кучи зеленых папоротников, и устроилась на залитой солнцем прогалине. Ее густые каштановые волосы падали до лопаток, а одета она была в желтое платье и длинный голубой шарф, что скрывал ее изящную, без сомнений, шею. На коленях она держала книгу: обложка цвета неба и красная луна в ее центре.
Я таращился на нее, словно приклеенный, охотник и жертва.
Крылось в ней нечто раздражающее, нервирующее – я сразу это заметил.
То, как она устроилась в этих папоротниках, мягко и ловко, но в то же время и напряженно...
Я подумал, что она, должно быть, танцовщица.
Я был в Нью-Йорке и видел балет – мальчики из рода Валуа получали разностороннее воспитание, и культурой нас не обделяли, пусть большую часть времени мы и проводили в горах. Имелось в этой девушке нечто от худых жилистых балерин.
– Бонжур, ма белле, – сказал я наконец своим наиболее сексуальным, «французским» голосом.
Ее взгляд прошелся по мне сверху донизу, но я не придал этому значения, поскольку привык к вниманию подобного рода. Я покрутил шеей, затем расправил и свел плечи, как будто чувствовал усталость после долгой первобытной охоты с луком в диких местах.
Она поднялась и повернулась ко мне лицом, ее глаза оказались светло-голубыми, яркими и искрящимися... но нечто глубокое пряталось в них, глубокое и меланхоличное. Приятное личико ее имело форму сердечка, на нем выделялись изящно очерченные брови и пухлые губы.
Она была великолепна.
Да, я встречался с девочками красивее. Но не так уж часто.
Я улыбнулся ей, пустив в ход патентованную тысяче-ваттную ухмылку Валуа, но она осталась напряженной и отстраненной, словно я был вовсе не прекрасным образцом рафинированной мужественности, а непредсказуемым диким зверем, что может атаковать в любой момент. Ее глаза то и дело возвращались к моему луку, будто оружие в моих руках заставляло ее нервничать, словно она видела позади меня ряд из призраков животных, убитых с его помощью.
Ну ладно, что же, самое время показать, что я вовсе не дикарь.
– Здравствуй, незнакомка. Я – Брам Валуа Второй... Валуа, как город неподалеку.
Она протянула руку, и позволила ее пожать, но затем вырвала с такой резкостью, будто прикосновение причинило ей боль. Отступила на шаг и вцепилась в свою книгу.
До этого момента я не услышал от нее ни слова.
Новый взгляд на мой лук.
Я прищурился:
– Надеюсь, ты не одна из тех веганок, что готовы обниматься со всеми деревьями? Потому что я охотник, и горжусь этим.
– Нет.
– Что «нет»?
– Я не веганка, готовая обниматься с деревьями.
– Отлично, – я расслабился, и еще раз полыхнул в ее сторону своей улыбочкой. – Что там у тебя, роман? – и я указал подбородкам на книгу в ее руках.
Она покачала головой, и волосы ее закачались из стороны в сторону.
– Что же тогда? Книга заклинаний? Или ты читаешь о травах, ядах и кипящих котлах? Ведь девушка зайдет в такую чащобу лишь ради по-настоящему грязного любовного романа или нью-эйдж-викканского куска дерьма в виде справочника по магии.
Она рассмеялась, и смех ее оказался приятным.
Этого нельзя сказать о многих девушках – некоторые барышни, с которыми я оказывался в компании, издавали смех немощный, ненатуральный или принужденный. Только ее смех был искренним. Искренним и неистовым, как зимний ураган в Скалистых горах, что насыпает три фута снега за двадцать четыре часа.
– Меня зовут Индиго Бё, – сказала она, и это прозвучало столь же искренне и неистово.
Она уселась обратно на подстилку из папоротников, ну а я хлопнулся наземь рядом, отложив в сторону лук и стрелы. Я протянул руку, и она отдала мне голубую книгу. Название у нее оказалось невнятным – «Одинокая охота».
Я полистал томик, ожидая найти дымящиеся сексом сцены или иллюстрацию самодовольной девы, стоящей на вершине холма посреди грозы и читающей заклинание по поводу прелестей сестринства. Но книга оказалась нонфикшеном, описанием жизни волков – изложение их привычек, устройства логова и того, что происходит внутри стаи.
Я вернул книгу хозяйке и поинтересовался:
– И почему ты читаешь о волках?
Она пожала плечами, хрупкие косточки двинулись под небесно-голубым шарфом:
– Просто интересно.
– Итак... ты в нашем городе временно? Позволь мне догадаться... твой папа – знаменитость не первого ряда, что-то вроде профессионального игрока в гольф, и вы явились сюда, чтобы потолкаться локтями с богачами.
Она просто улыбнулась, ее пухлые губы изогнулись очень завлекательным образом.
– Ага, я догадался. Именно поэтому ты не знаешь ничего по поводу этих лесов. Только у меня и у моих братьев хватает смелости гулять здесь, – я указал на огромный мертвый дуб в двух дюжинах ярдов от нас, ветви дерева торчали на фоне неба цвета ее шарфа. – Около ста лет назад точно вот тут повесили трех женщин, и теперь никто не отваживается приходить сюда. Место называют Лощиной Молчаливых Ведьм.
Понятно, что я не рассказал всю историю.
Да, люди не захаживали в эти места, но не только потому, что тут якобы водились призраки, но в первую очередь из-за Чудовища. Но я не хотел пугать ее. Пока не хотел.
Индиго огляделась, словно надеясь обнаружить рядом привидение, взгляд голубых глаз перебегал с одной тени на другую. Потом неожиданный порыв ветра прорвался через кроны и встряхнул все ветви до единой.
Это было начало октября, и шуршание листьев прозвучало громко и резко.
– У меня всегда появляются мурашки, когда ветер творит подобные штуки, – проговорила она. – Он налетел из ниоткуда, словно подслушивал наш разговор и захотел, чтобы мы это узнали.
Индиго погладила собственное предплечье, где на самом деле появились мурашки – я мог их видеть.
– Ага, Молчаливые Леса – жутковатое место, и люди делают правильно, что держатся от них подальше, – сказал я, и тут ветер набросился на нас с новой силой.
Индиго указала на мое предплечье, где тоже появились мурашки.
Со мной никогда ранее не происходило ничего подобного, даже когда стая койотов охотилась рядом с моей палаткой в Орегоне и выла у меня над ухом целую ночь, я остался спокойным, как ночное небо. Когда я наткнулся на медвежонка гризли в районе Банфа, в Канаде, и должен был забраться на тридцатифутовое дерево, чтобы спастись от его матери, мое сердце не забилось быстрее.
Индиго наклонила голову, и на ее лицо упал луч заходящего солнца.
Волосы ее в этот момент почти коснулись земли, и они были прямыми, натуральными и мягкими на вид. Я замер на миг, в восхищении любуясь ее красотой.
Индиго подняла руку и поставила ее между собой и солнцем, заслоняясь от лучей светила.
– Что, они и вправду повесили здесь трех женщин? – спросила она.
– Да. Мой прапрапрадедушка Жан Жорж заставил их замолчать, и поэтому здешние леса и называют Молчаливыми. Да, так и случилось. Спроси, кого хочешь.
– А почему их повесили?
Индиго до сих пор говорила очень мало, так что на мне лежал весь труд поддержания беседы, и это мне нравилось. Я в самом деле не хотел разрушить приятную, тихую обстановку упоминанием о Чудовище, но чем больше я пытался уклониться от ее вопросов, тем более любопытной она становилась.
Таковы уж девушки.
Я оперся локтем о согнутое колено и пробежался ладонью по светлым кудряшкам.
– Это было во времена колорадской золотой лихорадки. Группа веселых девчонок из нескольких салунов создала нечто вроде лиги, чтобы защищать права женщин. Захотели права голоса, права на собственность и того, чтобы с ними обращались как с равными. Они организовывали митинги, пытались создать свой фонд, чтобы все было по закону, но за спинами все называли их Ковеном Валуа.
Солнце закатывалось за горизонт и понемногу становилось прохладно.
Я не хотел показаться мерзляком перед девушкой, с которой только познакомился, но я был раздет до пояса, и приходилось в немалой степени сосредоточиваться на том, чтобы сохранять непринужденный вид и не дрожать, когда очередной порыв молчаливого осеннего бриза касался моей спины.
– Продолжай, – подбодрила она, глаза ее сверкнули. – Что произошло дальше?
Ей было на самом деле интересно, о чем я рассказываю. Ну а как же иначе?
– Ну, попытка сражаться за права женщин в городе, выросшем на волне золотой лихорадки и населенном на девяносто процентов мужчинами, не могла закончиться ничем хорошим. И она не закончилась. Веселые девчонки из Брокен-Бридж присоединились к ковену... я имею в виду, к лиге, и их число увеличилось. Но затем пропал один мальчик. Ему было только четырнадцать, сын мэра. Тело мальчугана нашли в лесу несколькими днями позже, и оно выглядело так, словно его жевали, и не обычные в наших местах хищники вроде койотов, волков или пум, а нечто иное. Нечто более разборчивое... и точное. Нечто, разорвавшее в клочья легкие и выдравшее ко всем чертями сердце.
Индиго содрогнулась.
– Другой мальчик пропал, а затем девочка. В конце концов Жан Жорж Валуа приказал арестовать троих предводительниц ковена, и уговорил продажного священника объявить их «Ночными ведьмами». После этого весь город вышел на улицы. Они швыряли камни в женщин, пока те не упали на колени. А потом их связали и повесили за колдовство и убийство, и все на это радостно смотрели. Психология толпы. Жуткая вещь.
Индиго кивнула, глаза ее были расширены, а дар речи наверняка покинул девушку, потрясенную моим повествованием. Я прирожденный рассказчик – это один из многих талантов, что переходят в нашей семье из поколения в поколение.
– Само собой, повешение трех главных «ведьм» не помогло, в лесу начали обнаруживать новые тела. После первой троицы нашли еще двоих, но Ж. Ж. Валуа не дал сведениям о случившемся просочиться в газеты, просто-напросто застрелив журналиста, что оказался достаточно безрассудным и полез в горы расследовать дело.
Индиго содрогнулась вновь.
Почувствовал ли я тогда угрызения? Хотя бы крошечные угрызения совести? Возможно. Но я был горд, что принадлежу к Валуа. Так что пусть даже один из моих предков повесил нескольких ни в чем не повинных женщин в стародавние времена, чтобы сохранить мир... У кого нет скелетов в родовом шкафу?
Индиго все так же рассматривала меня огромными голубыми глазами.
– С того времени тела все еще находят иногда, погрызенные и изуродованные, – подняв руку, я потер челюсть. – Проходит десятилетие или два, и люди начинают умирать снова.
Ну вот, настало время признания...
– Чудовище живет в этих лесах, Индиго. Монстр охотится на людей и убивает их. Наступает ли засуха или наводнение, или свирепствует эпидемия новой болезни, или волчья стая появляется слишком близко к городу или даже луна выглядит слишком большой или слишком яркой... тут же начинаются разговоры, что Чудовище Молчаливых Лесов снова вернулось и рыщет в окрестностях. Близнецы Беллеруз утверждают, что видели его несколько недель назад, и я посмеялся над ними, но затем...
Индиго вскрикнула.
Я вскочил, хватая лук, крутанулся на месте, выглядывая цель...
Ничего.
Я наложил тетиву, успокаивая дыхание перед выстрелом...
Ничего.
Лишь небо, деревья, папоротники и тишина.
Индиго прижала ладони к ушам и закричала снова, и крик ее оказался печальным, мягким и леденящим. Я покрылся мурашками – второй раз за один и тот же день.
Я придвинулся к ней, оставив ноги полусогнутыми, а лук готовым к выстрелу.
– Что не так? Что ты увидела?
Она покачала головой.
– Индиго, почему ты кричишь?
Она снова покачала головой.
– Поднялся ветер, и мне показалось, что я могу слышать тех женщин, плакавших, когда им на шеи накидывали веревки. Я услышала, что они молят о милости, говорят, что невиновны, а толпа вопит, требуя их крови. Затем я услышала хруст, один раз, второй, и третий... и только после этого наступила тишина.
Она с размаху ударила ладонями по собственным ушам.
– Разве ты не слышишь их? Их голос слаб, но различим в шорохе листвы и свисте ветра... Это словно песня, поселившаяся в твоей голове... Призрачная, жуткая песня.
Я уставился на нее.
Я определенно не слышал ничего, и не менее определенно я не хотел ей верить. Чудовище было реально, кто угодно выросший из пеленок знал это... но призраки Молчаливых Ведьм?
Мертвые – это мертвые.
Понятное дело, что сначала я не поверил близнецам по поводу Чудовища, а затем сам убедился, что был не прав. Но это вовсе не означало, что я не прав снова, слишком уж невероятной выглядела вся эта история.
Я уселся обратно и осторожно положил руку на талию Индиго.
Она убрала ладони от ушей, и глаза ее оказались полны слез... девочки плачут легко.
– Может быть, мне все это привиделось, – сказала она.
Я кивнул:
– Конечно, само собой. Но это место жуткое, Индиго. Ты не должна приходить сюда более в одиночку, не взяв с собой того, кто может защитить тебя. Ну, вроде меня.
– Брам?
– Да?
– Я не хочу быть повешенной, как те женщины, я не хочу умереть с петлей на шее... рывок, боль, подергивающиеся ноги, темнота.
Я вздрогнул, когда она это сказала – вероятно, от холода.
– Что за странный повод для беспокойства, – буркнул я. – Людей больше не вешают. Если хочешь нервничать и переживать, то вспомни о Чудовище Молчаливых Лесов. Ты в самом деле не должна появляться тут в одиночку, даже в светлое время.
Индиго не ответила, она сдернула голубой шарф с шеи и накинула его на мои и на ее плечи, словно шаль. Ткань еще хранила девичье тепло, и пахла лавандой и медом.
– Индиго, я хочу пригласить тебя на ужин завтра вечером. Чего бы ты хотела? Морепродукты? Итальянская кухня? Французская? Тайская?
Она покачала головой.
– Или тебе нравится уличная еда? Рыбные такое и блинчики?
Ее подбородок качнулся справа налево.
– Ну, чего тогда ты желаешь?
– Я не могу пойти на ужин с тобой.
– Отлично, тогда отправимся в кино.
– Нет.
- Нет?
– Нет. Я не могу.
Это был первый раз, когда девушка столь решительно говорила мне «нет», и, честно говоря, я не знал, как себя вести в этой ситуации.
– Ты не можешь... или ты не хочешь? – я сам понял, что говорю обиженно и раздраженно.
В одно мгновение ситуация вдруг сделалась до жути напряженной.
Мы оба несколько мгновений без слов смотрели на небо, туда, где оно начало окрашиваться розовым, оранжевым и пурпурным.
Закат.
Я ощутил, как девушка неожиданно дернулась, ее плечо задело мое, и она оказалась на ногах.
– Мне нужно идти.
– Отлично. Я провожу тебя домой, – до города было добрых три мили, даже теми короткими тропами, которые знал только я.
Она в какой уже раз покачала головой.
– Послушай, я не собираюсь давить на тебя, поскольку вижу, что тебя не заинтересовал, но Молчаливые Леса опасны ночью. Позволь мне проводить тебя домой.
– Я дома, – сказала она.
И точно в этот момент заходящее солнце вспыхнуло, его лучи ударили мне в лицо, и я ослеп. Я отшатнулся, потер глаза, а когда зрение вернулось, Индиго рядом не было.
Она исчезла.
Я обычно с легкостью забывал девушек. Со слишком большой легкостью.
У меня всегда находилось, на что отвлечься.
Но я не смог перестать думать об Индиго Бё с той нашей первой встречи в лесу. Непонятным образом она прокралась ко мне в мозг, и я не сумел выкинуть ее оттуда.
Я ожидал, что увижу ее в городе на следующий день, или через день, через два. Валуа невелик, так что в конечном итоге ты обязательно натолкнешься на того, кто тебе нужен. Я спрашивал о ней в кофе-шопах, в некоторых ресторанах, пытался выяснить, где она живет, но ничего не добился.
Я даже потратил несколько часов в центральной библиотеке, ожидая, что она явится туда за очередной книжкой про волков.
Так что я снова отправился в Молчаливые Леса, прождал до вечера, почти до заката... и...
Я нашел ее читающей в лощине, сидящей на подстилке из папоротников как в прошлый раз. И она не показала удивления, обнаружив, что я шагаю к ней через заросли.
Я устроился рядом, и мы начали беседовать.
Мы поговорили о родственниках – у нее обнаружились четыре сестры в противовес моим трем братьям. Мы поговорили о книгах и о волках, о местах, где я побывал, и о местах, которые она хотела бы увидеть.
Солнце опустилось к горизонту, и Индиго снова услышала крики ведьм.
На этот раз я обнял ее, чтобы успокоить, и она не стала сопротивляться.
Я вернулся к ней на следующий вечер. И на следующий. И на следующий снова. После всего этого она ни разу не позволила мне проводить ее домой, она просто исчезала со скоростью выдоха – я закрывал глаза на секунду, а когда открывал их, ее уже не было рядом.
Ничего, когда-нибудь она будет доверять мне настолько, что раскроет все свои секреты.
На седьмой вечер я поцеловал ее, ощутил вкус пухлых и теплых губ.
Затем поднял ее волосы и поцеловал в шею, а она расстегнула мою рубашку и коснулась губами моей ключицы. Я застонал, и ее кулачки вцепились в мои густые кудри.
Я снова попробовал предостеречь Индиго по поводу Чудовища, сделал попытку уговорить ее встретиться в городе, а не в центре Молчаливых Лесов, но она только покачала головой и улыбнулась, немного печально.
Осень незаметно подкралась к преддверию зимы.
Не раз я с младшими братьями отправлялся на охоту за оленем или антилопой, стрелы свистели в воздухе, вонзались в плоть, порождая стоны и вскрики боли. Множество ночей я проводил в «Сочащейся дыре» в Валуа, напиваясь в дым и выбивая дух из всякого, кто оказывался достаточно безрассудным, чтобы бросить мне вызов.
Как-то раз я даже попытался атаковать кучку истощенных хипстеров, с их зауженными джинсами, дурацкими бородками и претенциозными разговорами о мини-пивоварнях, но они разбежались раньше, чем я успел нанести хотя бы один удар.
Филипп оказался первым, кто попытался вызволить меня из этого безумия, именно он сказал Жан Жоржу и Люку, что я встретил в лесу девушку. Как он прознал, я не в курсе. Он заявил им, что я в нее влюблен, братья принялись дразнить меня, и тут мой темперамент показал себя во всей искрящейся красе, и все закончилось двумя разбитыми зеркалами, расколоченным стеклянным столом и испорченной чертовой статуей Купидона в стиле рококо, принадлежавшей моей матери.
Брам Валуа Первый забрал мои кредитки и черный «БМВ».
И все же... я почти не заметил того, что случилось.
Я был влюблен, тут уж Филипп не ошибся.
Я был влюблен в Индиго Бё, и жизнь могла катиться тем же образом сколь угодно долго...
Но потом они нашли тело.
Девочка четырнадцати лет. Играла в соккер, училась на круглые пятерки, дочь Мари и Иона Иасперов, хозяев лучшей французской пекарни в городе. Группа туристов наткнулась на труп на опушке Молчаливых Лесов. Сердце ее оказалось вырвано.
Индиго Бё обитала в Молчаливых Лесах, а Чудовище вышло на охоту.
Я почувствовал тошноту при одной мысли, что они находятся рядом.
Тошноту.
Прошло почти пятнадцать лет с того дня, когда Чудовище убивало кого-то в Молчаливых Лесах. Никто не поверил близнецам Беллеруз, когда они заявили, что оно вернулось.
Но они бы поверили мне.
Я должен был рассказать хоть кому-то.
Жители Валуа не раз в прошлом пытались убить Чудовище. Ясно, что пытались. Только хищник всегда оказывался слишком умным, слишком быстрым, слишком хитрым. Поколения сменяли поколения, а Чудовище все еще оставалось в живых.
Но сейчас все пойдет иначе.
Ведь у города есть я.
Я лучший следопыт в Валуа, ничуть не хуже, чем отец, и на этот раз я не позволю Чудовищу уйти.
Я выслежу это существо, настигну его и воткну стрелу прямо в его сердце. Освобожу мой город от проклятья.
Я был рожден для этого.
Я стану героем дважды в один и тот же момент – я вернусь в Валуа, и приволоку с собой тушу Чудовища, и еще я спасу Индиго Бё от жуткого соседства, и после этого мы будем жить вместе долго и счастливо.
Именно так все и произойдет.
Я чувствовал это собственным нутром.
Я явился в Молчаливые Леса на закате, но Индиго не оказалось на привычном месте. Я выждал час или даже больше, но она не пришла, и я начал понемногу беспокоиться.
Очень сильно беспокоиться.
В небо поднялась луна, толстая и белесая.
Я вернулся в город, но лишь для того, чтобы прихватить плащ и верный лук. Черный плащ водится в моем хозяйстве давно, и когда Филипп попытался пошутить по этому поводу, я сломал ему руку.
Я миновал толпу охотников на Чудовище, начавшую собираться на центральной площади Валуа – там уже кипел спор, с чего начать и куда отправиться в первую очередь. Этим типам ничего не светит сегодня.
Справиться с монстром по силам только мне, и мне одному.
Предыдущей ночью прошел дождь, и я воспринял это как благоприятный знак, ведь оставшаяся в лесу грязь поможет мне исполнить мое предназначение.
Около полуночи я отыскал следы: четыре пальца, четыре когтя, точно как у волка. Приложив ладонь к одному из отпечатков, я обнаружил, что по размерам то и другое почти совпадает.
Ветер в эту ночь свистел с призрачной жестокостью, острой и холодной, кусачей и свирепой. Но в нем скрывалось еще кое-что, и в один момент мне показалось, что я слышу далекие голоса.
Нет... крики!
Было ли это то, что не давало покоя Индиго? Вопли повешенных некогда женщин?
Если в этом лесу и в самом деле жили призраки, у них должен быть счет ко всем Валуа, учитывая, что сделал с ними мой предок.
Крики, как казалось, плыли вокруг меня точно перья, падающие с ночного неба. Мурашки бежали у меня по рукам и по спине.
И в этот момент сердце тронуло сомнение.
Может быть, я не убью Чудовище.
Может быть, это оно убьет меня.
Я никогда ранее не испытывал сомнений, мужчины из рода Валуа не ведают сомнений, они даже не подозревают, что это такое.
Фонари.
Городские охотники двигались через деревья примерно в половине мили от меня, яркие лучи полосовали темноту. В обычное время никто из них и не подумал бы приблизиться к Молчаливым Лесам, но сейчас они видели перед собой мертвую четырнадцатилетнюю девочку.
Подобные вещи придают людям храбрости. Месть – отличный мотиватор.
Хотя вот помочь горе-охотникам она ничем не сможет – они слишком медлительные, чересчур шумные. Чудовище услышит и увидит их за милю, как увидел я.
Крики ведьм затихли точно к тому моменту, когда ветер поднялся снова.
Я понюхал воздух, и обнаружил новый запах, металлический и едкий.
Я резко повернулся...
Чудовище разрывало на куски койота, сплошь мех, лапы, нос и запекшаяся кровь. Я не щепетилен, подобные вещи для женоподобных гомиков, но сцена выглядела жутко. По-каннибальски.
Я отвел взгляд, посмотрел в небо.
Луна была в этот момент яркой, красно-оранжевой, будто слепленный из углей теплый шар.
Все вокруг пахло кровью.
Я наложил стрелу на тетиву.
Луна цвета кирпичей светила на меня, когда я поднял оружие.
Я не издал ни единого звука, я был бесшумным, точно звезды.
Я прицелился.
Я редко промахиваюсь. Когда я стреляю, то исключительно с намерением убить. Только вот Чудовище подняло голову в тот момент, когда я натянул тетиву до конца, и посмотрело прямо на меня.
Монстр напрягся, подобрался, готовясь убегать.
Но в последнее мгновение...
Он остановился.
Остановился!
Что-то в глазах, в выражении морды... все выглядело так, словно Чудовище умоляет меня разить, и разить без промаха.
Стрела отправилась в полет.
Свистнула, разрывая воздух, задела плечо хищника и вонзилась в дерево.
Я промазал.
Чудовище откинуло голову и взревело. А потом оно начало меняться.
Мех превратился в синевато-бледную, словно лунный свет, кожу, прижатые к земле лапы протаяли в ноги и руки, на них возникли человеческие пальцы. Длинный хребет изогнулся, распался на тонкую талию, изящную спину, крепкие ягодицы.
Индиго сидела на грязной земле рядом с искалеченным койотом, волна темных волос закрывала лицо, а царапина на плече сочилась кровью.
Я позвал ее по имени, но она уже уставилась мне в лицо, гордо, свирепо и печально. Сорвав с себя плащ, я накинул его Индиго на плечи, она мягким движением утерла багровую слякоть с губ и зубов.
– Итак, – сказал я. – Это ты.
Она просто кивнула.
– Расскажи мне.
И Индиго рассказала, сидя обнаженной в объятиях леса и тьмы, пахнущая ночью, землей и мехом, она поведала мне о своей семье и о тяготеющем над ней проклятье.
– Одна из девушек в каждом поколении обречена на то, чтобы стать Тенью, – начала она. – Именно так у нас в роду зовут существо, что вы именуете Чудовищем. Солнце садится, и мы пробуждаемся. Мы охотимся и убиваем, словно животные. Тень выбрала меня, младшую из пяти сестер, и это произошло, когда мне было четырнадцать.
Индиго прижалась ко мне теснее, в этот момент она находилась в кольце моих рук, ее голова лежала у меня на плече.
– Родители позволили мне оставаться с ними так долго, как только могли. Соблюдали все меры предосторожности, жили за пределами города, на ферме в Миннесоте. Я оставила школу. Никто не знал, что происходит. Я думала, что сумею это... Смогу контролировать. Думала много о чем... Родители пытались заковывать меня. Только без толку, слишком уж я сильна, я всегда ломала оковы. Я так сильна, Брам... Затем одной лунной ночью я искалечила мальчика. Они отыскали тело через шесть дней. Его звали Этан. Мы учились с ним в одном классе, я знала его с детского садика...
Индиго начала плакать, ее тело, прижатое к моей груди, забилось в конвульсиях.
Я держал ее, я спрятал лицо в ее волосах и держал ее до тех пор, пока ее всхлипывания не прекратились, и она не задышала нормально.
– Моя тетя была здесь, в Молчаливых Лесах передо мной, – прошептала Индиго, когда к ней вернулась способность говорить. – И ее двоюродная сестра перед ней. Местные не любят ходить в этот лес, как ты говорил. Так что он безопасен... Сравнительно. Небольшой домик спрятан глубоко в чаще, и в нем обитала моя тетя. Сейчас там живу я. Моя тетя покончила с собой, когда ей было всего двадцать два года. Просто не смогла вынести этого. Мы все... все в конце концов находим путь к смерти.
Плечо ее все еще кровоточило, но всякий раз, когда я делал попытку заняться раной, девушка только обнимала меня теснее.
– Я убью снова, – сказала она. – Я буду убивать, пока кто-то не остановит меня.
Они нашли нас часом позже.
Сначала мы увидели свет фонарей, затем по лесной почве заметались длинные тени от деревьев. Индиго поднялась на ноги, обнаженная, если не считать моего плаща, я встал рядом с ней.
Они увидели кровь и койота, и они поняли.
Люди не всегда так глупы, как это принято считать.
Йон Йаспер стоял впереди остальных, он глянул на меня и неторопливо кивнул.
– Мы собираемся убить ее, – сообщил он тихо. – Мы собираемся прекратить это. Попробуй остановить нас, Валуа, и мы убьем тебя тоже.
Я увидел веревку в его руках, и петлю на одном из концов.
Индиго заметила тоже, и все ее тело содрогнулось.
Лук мой остался в грязи, там, где я бросил его – добрых десять футов в сторону.
– Изменись, – шепнул я ей. – Превратись в Чудовище и беги. Беги, Индиго.
– Я не могу, – ее голос пресекся, она покачала головой, кашлянула, прочищая горло. – Я не имею над этим власти...
Наши взгляды встретились. Она кивнула. Я кивнул в ответ.
Они не вздернут ее, как вздернули некогда трех ведьм из Валуа.
По меньшей мере, я мог обещать ей это.
Толпа надвинулась, густая и угрожающая.
Начали они с камней.
Я развернулся и загородил собой Индиго – длинные руки, широкие плечи, мускулистая спина. Удары посыпались на меня, и только на меня одного, но это ерунда, я сложен как бык, я не почувствовал боли, не ощутил, как тело мое покрывается ссадинами и синяками.
Она сжалась в темноте, прячась за мной, задышала в унисон со мной: мягко, равномерно, медленно. Я нагнулся и вытащил из ножен, прикрепленных к лодыжке, длинный охотничий нож.
Индиго схватила меня за рубаху и сжала ткань изо всех сил, так что та затрещала.
– Сделай это, – сказала она.
Я обхватил большой ладонью охотника крохотный изящный подбородок, и отвел ее голову назад.
А потом я перерезал ей горло.
Она скользнула наземь.
А я повернулся к толпе и выронил нож.
Горожане сделали шаг назад, неуверенно ожидая, что же грозный Валуа сделает дальше. Но я просто уселся рядом с Индиго Бё, опустился прямо в грязь и кровь, не обратив на это внимания.
Толпа обратилась в бегство.
Мои братья отыскали меня к рассвету, помогли мне подняться, поддержали, чтобы я не упал.
– Мой лук, – попросил я Филиппа.
Он подобрал оружие и передал мне, я натянул тетиву, ощущая, как вместе с ней напрягаются мои мускулы.
Стрела мягко сорвалась с тетивы и вонзилась Индиго Бё прямо в сердце.
Теперь я сам – Чудовище Валуа.
Волосы мои длинны и спутаны, борода висит прядями, одежда изорвана и грязна. Сплю я на земле и на сухих листьях, я охочусь и пожираю то, что мне удается добыть.
Люди кричат, когда встречают меня в лесах.
Именно так все и должно быть.
Я жду ее, я жду появления следующего Чудовища.
Я знаю, что она придет... через пять лет, десять лет, раньше или позже она придет.
Но в этот раз она не останется в одиночестве.
В этот раз у нее буду я.
Красавица и Чудовище: месть поклонника.