Острый край раковины разрезал кончики моих пальцев, когда я попыталась оторвать эту штуку от гнилого дерева.
Я то и дело проклинала гнусных моллюсков во время работы, и к этому моменту поняла, насколько глубоко их ненавижу. Порочные, упрямые мелкие паразиты. Неблагодарные, злобные ублюдки.
Немного времени прошло, и я начала проклинать уже собственные хилые мускулы и длинные, иссиня- черные волосы, что все время плавали перед лицом и мешали мне видеть как следует. Очередная раковина упала ко мне в ладонь, и я вскрикнула от злости. Выхватив нож китовой кости из мешка, я вскинула его, полная решимости порубить эту штуку на куски, но в первый момент удержалась от искушения, а потом ярость моя начала угасать.
Моллюски нужны мне целыми и невредимыми, иначе от них не будет толку.
Я втянула полный рот соленой воды, покатала между щек и выпустила струю через стиснутые зубы. Мой хвост несколько раз ударился о борт судна, затонувшего много лет назад, породив гулкий ритмичный звук, что вошел в резонанс с моим пульсом.
Выглядывая рассевшихся на гнилом дереве моллюсков, я подумала, что ничто меня не отпугнет. Эти мелкие пакостники – последний ингредиент, и я добуду его, и не имеет значения, сколько ранок и шрамов появится на моих пальцах.
Что стоит кратковременная боль по сравнению с жизнью, полной блаженства?
Убрав волосы от лица, я вернулась к работе, принялась отколупывать раковины ножом. Подцепила одну из них и налегла всем телом, молясь и пыхтя от напряжения. Дерево начало крошиться, и я схватила край наполовину сгнившей доски, и потянула изо всех сил, упершись хвостом. Деревяшка заскрипела, поддалась и отвалилась точно в тот момент, когда особенно гнусный моллюск разрезал подушечку на моем большом пальце. Я отдернула руку с гневным рычанием, кровь рядком крошечных жемчужин расцвела на коже, а потом растворилась в темной воде.
– Вот тебе! – рявкнула я, тыкая ножом в предательскую раковину.
С легким «поп» та раскрылась и медленно начала опускаться к океанскому дну. Это вовсе не выглядело той мучительной смертью, которой я желала своему обидчику, но было уже не важно, ведь я получила то, за чем пришла.
Открыв мешок, что бугрился у меня на плече, я сунула туда доску, сплошь усаженную раковинами. Двадцать пять живых моллюсков требовалось для заклинания, и к этому моменту я собрала в два раза больше для полной уверенности, что их хватит даже если что-то пойдет не так, и мне придется начинать все заново.
До сих пор я не бралась за настолько сложное чародейство.
И никогда так не хотела, чтобы оно сработало. Никогда так не нуждалась в успехе.
И теперь мне осталось добыть единственный ингредиент – три чешуйки с хвоста мужчины, которого я желала влюбить в себя.
Я все еще не знала, как подобраться к принцу Лоринделу достаточно близко, чтобы срезать эти чешуйки. Зато была в курсе, что королевский концерт будет сегодня, и что принц непременно там появится. В окружении мерзких приспешников, нет сомнений, но они не будут торчать рядом с ним весь вечер.
Ну а мне хватит нескольких мгновений.
Три чешуйки, три ничего не значащих кусочка плоти, и завтра в это время Лориндел будет мой.
Я закрыла глаза, прижимая мешок к груди: храбрый Лориндел, убивший неуловимую акулу и доставивший ее тело во дворец, чтобы все королевство могло отпраздновать; добрый Лориндел, работавший вместе с остальным морским народом, когда нужно было возводить убежища для тех, кто лишился жилищ после чудовищного шторма; прекрасный Лориндел с лукавой, мальчишеской улыбкой; идеальный Лориндел, обреченный на то, чтобы стать великим королем.
Ну а королю нужна достойная его королева.
Я открыла глаза, ощущая, как пульсирующее под кожей желание тянет меня вверх: я буду этой королевой.
Мой хвост изогнулся в сыром песке, когда я отвернулась от корабля, повесила мешок на плечо и рванула вверх. Нож оставила в руке, помня о том, что тут водятся хищники, но мысли мои уплыли обратно к моему заклинанию и моему принцу.
Я нырнула под мачту, что сломалась много веков назад, прошла под испорченными водой парусами. Скользнула над носом, когда некая фигура загородила мне дорогу. Вскрикнув, я попыталась остановиться, но инерция принесла меня прямо в объятия встретившего меня мужчины.
Я услышала смешок, и крепкие руки, взяв за плечи, слегка отодвинули меня. Сердце мое пропустило удар, когда я узнала это идеальное, прекрасное лицо: Лориндел широко улыбался, черные глаза смотрели в мои, а светлые волосы покачивало течением.
– Вот это сюрприз, Нерит, – сказал он.
Ох, мое имя, произнесенное этим голосом!
Трепет прошел по моему телу от шеи до кончика хвоста.
– Что ты делаешь на этой отмели? – продолжил Лориндел.
– Я... ничего, – я запнулась и поправилась. – Просто смотрю.
Я сглотнула с трудом... его руки все еще лежали на моих плечах.
Так близко... как никогда еще не был за всю мою жизнь, если вспомнить все мимолетные встречи, когда мы проходили мимо друг друга в коралловых чертогах Короля Морей. У него не было причин сокращать дистанцию. Ведь я просто никто.
– Смотришь? На что? – странная веселость читалась па его лице, а глаза не отрывались от моих, решительные и цепкие, как те моллюски, что отчаянно держались за корабль.
Я подумала о раковинах, и о мешке, что съехал на бок, о книге заклинаний, лежащей в моей пещере, о списке ингредиентов, накарябанном чьей-то древней рукой. Подумала, стоит ли врать, и решила, что нет, ведь правда не принесет вреда.
– Моллюски, – прошептала я.
– Моллюски? – спросил он с насмешкой. – Эти мерзкие маленькие сосальщики? Интересно, что тебе от них понадобилось?
И прежде чем я сумела придумать разумный ответ, его руки скользнули с моих плеч на локти, потом к запястьям, и к кончикам пальцев, и каждое прикосновение вызвало щекотный спазм на коже.
– Ты порезалась, – сказал Лориндел, хмуря брови и поднимая мою руку.
Своим большим пальцем он пощекотал мой, его хвост слегка задел мой плавник.
Его хвост! Принц был так близко, а я все еще держала нож...
Но как срезать чешуйки так, чтобы Лориндел не заметил?
– Это от раковин? – спросил он, указывая на ранку, что перестала кровоточить.
Я кивнула.
Шальной блеск возник в его глазах, и Лориндел взял мой палец в рот.
Я пискнула: его язык скользнул по ранке, и волна желания затопила меня. Выпавший из ослабевшей руки нож поплыл вниз, следом отправился соскользнувший с плеча мешок.
Я наклонилась к принцу, чуть не теряя сознание от томления...
– Я поймал его!
Лориндел отпрянул, быстрый, как игривый спинорог, и, отвернувшись, сплюнул, после чего недовольно заявил:
– Долго пришлось возиться.
Я развернулась.
Трое верных дружков принца окружали нас: близнецы Меррил и Мердох, энергично работавшие плавниками, и красивая, среброхвостая Бельдина, по всем слухам – будущая невеста Лориндела. Она держала мой мешок и рылась в нем, в то время как остальные наблюдали, злобно ухмыляясь.
Мою голову еще заполнял дурман, вызванный прикосновением принца, и потребовалось некоторое время, пока я сообразила, что на самом деле происходит. Все это был не более чем трюк, диверсия, затеянная ради того, чтобы заполучить мою поклажу!
Помертвение расползлось по моему телу.
– Моллюски, точно как она сказала, – Бельдина вытащила кусок дерева из мешка. – Ну еще рыбьи кости, пустые раковины и... – она отпрянула со вздохом.
Я знала, что именно вызвало такую реакцию, еще до того, как Бельдина вытащила щупальце осьминога, держа его между пальчиками так, словно эта штуковина могла укусить.
Бросив щупальце на палубу, она повернула ко мне рассерженное личико:
– Нет, ты не просто так тут «смотришь»... Ты – ведьма!
Я съежилась.
«Ведьма» – не то оскорбление, которое используют просто так.
Старики рассказывают байки о морских колдуньях, умерших давным-давно, о жутких, коварных созданиях, пожиравших спинной мозг рыб и использовавших магию исключительно для того, чтобы испортить жизнь тем из морского народа, кто помимо воли чем-то им помешал.
– Нерит, – сказал Лориндел, и голос его, ранее столь нежный, теперь звучал жестко и грубо. – Скажи мне, что осьминог не был жив, когда ты забрала у него щупальце.
Я глянула на него, и челюсть моя отвисла.
Принц выглядел разгневанным, но еще он явно стыдился... за меня?
Я попыталась отпрянуть, но близнецы загородили мне путь, дав понять, что убежать мне не дадут.
Правда заключалась в том, что осьминог был жив, когда я поднесла к нему нож, другой рукой удерживая животное на месте, и когда отпиливала одну из его конечностей. Но у меня не оставалось выбора, в книге заклинаний было четко сказано, что нужно щупальце живого спрута.
Моя нижняя губа начала дрожать, я перевела взгляд с принца на Бельдину, затем на Меррил и Мердоха: все они таращились на меня с отвращением, к которому я почти – почти! – привыкла.
Меррил пробормотала проклятие, ее обычно бледное лицо приобрело странный оттенок, когда она поглядела на щупальце:
– Все точно так же, как с морскими коньками.
Ну точно, как она могла не вспомнить о том случае, мерзкая девка?
Они должны были давно забыть об этом, но почему-то отказывались забывать: одна из моих ранних попыток использовать магию из старых книг, когда мне понадобился защитный круг из нанизанных на струну морских коньков...
Я тогда поймала пять десятков этих рыб, очень аккуратно проколола иглой их закрученные в спираль хвосты, а затем протянула струну – через одного за другим. Каждый из коньков получил лишь крошечную рану, неспособную серьезно навредить.
Ну а заклинание, удайся оно, дало бы мне власть над косяками рыб.
Неделями я мечтала о персональной свите из рыб-бабочек, что будет сопровождать меня повсюду.
И сейчас были дни, когда я возвращалась к этой мечте.
И все бы получилось, не наткнись Бельдина на меня в кругу из морских коньков. Заорала она тогда как бешеная, словно напоролась на труп и убийцу над ним, ну а Лориндел и близнецы обнаружились поблизости, и принц заставил меня отпустить всех, кого я так долго ловила.
И взгляды, которыми они награждали меня... Взгляд, которым он наградил меня...
В тот момент я и поняла, что отличаюсь от них ото всех неким образом, и усмешка Лориндела сделала очевидным, что мое отличие вовсе не вызывает у других приязни. Фактически, мой интерес к давно забытой магии еле-еле согласились терпеть.
Я изобразила безразличие, и с течением времени это безразличие превратилось в настоящую стену. Многие годы я жалела тех, кто находится рядом, не в силах постичь возможности чародейства, кто проживает банальную жизнь и умирает, так и не узнав, что это такое – расплести кусочек мира и скрутить освободившиеся пряди и нечто новое.
Я насмехалась над мелкими заботами остальных, осуждала их глупые слухи и полагала, что нахожусь выше всего этого.
Но я была дурой.
Все время, которое я прожила в обнимку со снисхождением, я так и не смогла обнаружить недостатков в принце Лоринделе. Прошли годы, я оказалась еще более одинока, чем ранее, и меня угораздило отчаянно, без памяти влюбиться.
– Ты больная, – сказал Мердох, наклоняясь ко мне.
Я отстранилась, но деваться мне было некуда.
– Тебя надо вышвырнуть прочь вместе с тем мусором, что ты собрала, прежде чем твоя грязная кровь отравит других.
– Н-нет... – выдавила я, заикаясь. – Я ничего не сделала... Это щупальце не... Оно... Я просто нашла его...
– Ты лжешь! – заявил Лориндел, надвигаясь на меня, закрывая остальные предметы в моем поле зрения, едва не прижимаясь, как совсем недавно, вот только в этот раз я сжалась в комочек и попыталась отвести глаза, убежать от взгляда, что сверлил мою плоть. – Это зверь из королевства моего отца! Из моего королевства! Ты искалечила его! И ради чего? Дурацкого заклинания из древней книжонки?
Сердце мое билось часто-часто, нервы терзало желание удрать, но я не могла двигаться, и избегнуть гнева принца тоже. Даже в этот момент я надеялась, что смогу убедить его, что у меня не оставалось иного выхода.
Он обязан понять, что я должна была так поступить, что я люблю его очень давно, что это невозможно терпеть более...
Но мои мысли сбились в клубок и застыли. Он знал.
Он знал насчет заклинания. Они все знали.
– Как? – прошептала я. – Откуда?
– Мы видели, как ты выбиралась из своей норы этим утром, – заявил Мердох. – После чего решили в нее заглянуть.
Меррил сложила руки перед грудью:
– Всегда хотела узнать, чем ты там занимаешься в этом гнусном логовище, сидя там в одиночестве. Мы нашли твою отвратительную коллекцию, все эти зловещие маленькие безделушки...
– А потом мы обнаружили книгу, – влезла Бельдина, тоже подплывая ко мне. – Крайне удобно раскрытую на том месте, где описан приворот, – она щелкнула языком. – Ты не должна была писать имя Лориндела пять раз на каждой странице, красотка Нерит. Оказалось слишком легко разобраться, что к чему.
Я повернулась к принцу, заговорила умоляюще:
– Я не собиралась причинять вреда! Я только думала... Я надеялась... если я смогу... – в моей груди словно образовалась дыра, когда я потянулась к Лоринделу в надежде взять его за руку, но он отпрянул так, что я схватила пустоту. – Пожалуйста... Ваше высочество, вы не понимаете... Я... я люблю вас... всегда любила. Я сделаю все...
– Тогда ты должна обуздать свой язык, и никогда не заговаривать со мной более. Поскольку вызываешь у меня отвращение, – его глаза сузились, и в них не осталось намека на жалость. – Я приказываю тебе убираться прочь, пока меня не стошнило на месте!
Всхлип сотряс мое тело, я развернулась и обратилась в бегство.
Я плыла так быстро как только могла, и плач мой поглотило безбрежное море. Оставалось только одно место, куда я могла направиться, единственное убежище в королевстве, где все ненавидели меня, всегда ненавидели, никто даже не пытался заглянуть под мою оболочку из безразличия и понять, как я хочу быть одной из них, принадлежать к чему-то большему...
Но оказавшись у входа в пещеру, я отпрянула.
Они разрушили все: глиняные горшки разбиты, черепки валяются на полу, рисунки и записи покрыты пятнами чернил каракатицы, черепа, кости и окаменелости разломаны, кусочки торчат из песка.
Нет, не святилище более. Гробница.
Издав агонизирующий вопль, я развернулась и поплыла вверх.
Я лежала, распростершись на песке у воды, и смотрела на темное небо, где кружился водоворот из звезд, похожих на драгоценные камни. Я дрожала, не переставая, несколько часов, зубы мои начинали стучать в ответ на каждый порыв ветра, но мне нравился холод.
Он притуплял чувства, а бриз сушил тело, оставляя грубые потеки соли на коже.
Лориндел ненавидел меня.
Много лет я думала, что он просто не замечает меня, и надеялась, что заклинание поможет это изменить. Я так много раз представляла тот момент, когда его глаза найдут в толпе меня, самую красивую и желанную из русалок целого королевства.
Я знала, что мы обречены быть вместе, и верила, что этой судьбы не избежать.
Но я больше не могла отрицать правду: он замечал меня, но лишь для того, чтобы удостоить презрения.
Я решила тогда, глядя на звезды, что никогда не вернусь в море, лучше умру на этом берегу, замерзшая и одинокая. Возможно, я это заслужила, раз не заслужила любви. Хотя, с другой стороны, почему бы мне не найти кого-нибудь, кто полюбит меня, прямо сейчас?
Да, вот это будет судьба для бедной, трогательной Нерит...
Возможно, человек-рыбак найдет мои выбеленные солнцем и ветром кости, и я стану легендой: и это куда лучше, чем все, что может ждать меня там, под водой.
– Эй? Мисс?
Я задохнулась и дернулась от неожиданности, поворачиваясь в ту сторону, откуда прозвучал голос. И увидела мужчину-человека, пробиравшегося через плавник и разбросанные камни.
Волосы на затылке у меня зашевелились.
Мужчина остановился, увидев выражение моего лица:
– Я прошу прощения... Я не собирался вас пугать. Честно говоря, я не был уверен. Девушка вы или тюлень. Вы лежали неподвижно, и я подумал, что вы, может, ранены, – он подошел ближе, переступив через мокрое бревно. – Вы... – его голос стих, а взгляд скользнул вниз по моему телу, и глаза расширились.
Не знаю, что его так поразило, мой хвост или моя нагота, но он застыл на месте.
Я развернулась и двинулась к волнам – пока я тут лежала, начался отлив, и океан оказался несколько дальше, чем я думала, но мои руки и хвост сильны, и я могу быстро двигаться по песку.
– Нет! Подождите!
Я замерла.
Я не понимала, почему, хотя точно знала, что не должна этого делать – каждая история о людях, которую я слышала, говорила, что нужно бежать к воде, не оглядываясь.
Возможно, я просто не так уж сильно хотела умереть на этом берегу.
Может быть, причиной всему стало мое разбитое сердце, или некая часть меня оказалась зачарована этим существом, мужчиной, звавшим меня так отчаянно, не хотевшим, чтобы я его покидала.
Мужчиной, что не знал меня и, само собой, не имел причин меня презирать.
Я облизала сухие губы и бросила взгляд через плечо.
Он не двигался, стоял, вскинув руки, наверняка для того, чтобы показать – он безоружен. В слабом свете луны я могла видеть, что он вовсе не красавец, но и совсем не обиженный судьбой урод: худощавый, с коротко стриженными темными волосами и остроконечным носом, похожим на клюв.
Но когда он улыбался, на левой щеке появлялась вполне себе очаровательная ямочка.
И сейчас он как раз улыбался.
Я сглотнула.
– Привет, – сказал он тихо, почти шепотом, словно опасался напугать меня шумом.
И не без причины, ведь мои пальцы все еще были зарыты в песок, а хвост напряжен, чтобы, если что, одним сильным рывком достичь океана.
– Меня зовут Самюэль, – сказал он, делая шаг.
Когда я не обратилась в бегство, он сделал второй.
– А ты – пробудившаяся к жизни мечта, – его взгляд опять скользнул по моему хвосту, любопытный, восторженный. – И ты – прекрасна.
Комплимент пронзил мое сердце, быстрый и острый, точно гарпун китобоя.
Его ошеломленный взгляд снова нашел мой, и Самюэль, казалось, смутился. Опустил глаза, снова посмотрел на меня... на океан... на меня...
– Я прошу прощения, – сказал он. – Может быть, ты не понимаешь, что я тут несу? Умеешь ли ты разговаривать? У вас есть нечто... язык? Я хотел бы знать, может...
– Я понимаю тебя.
Его глаза снова расширились.
– Меня зовут Нерит.
На этот раз человек безмолвно таращился на меня так долго, что я решила – он забыл и об океане, и о песке под ногами, и о звездах. Может быть, он забыл о мире, но не обо мне. Первый раз в жизни кто-то смотрел на меня подобным образом.
Самюэль легко опустился на песок и улыбнулся теплой – с ямочкой на щеке – улыбкой. А затем он попросил рассказать ему все о том, что кроется там, под водой.
После этого я приходила на один и тот же пляж каждый вечер, и Самюэль всегда ждал меня. Мы оба были робкими поначалу, нервничали и запинались, но вскоре разговоры с ним стали для меня столь же естественной вещью, как и погружение в соленые волны.
Мы могли улечься рядом на песке, и меня гипнотизировал ритм его голоса.
Мне нравилось слушать Самюэля, то, как он подчеркивает согласные и тянет гласные. Мне нравились его истории, сказки моряков, заблудившихся среди водных просторов, и рассказавших после возвращения о сиренах и морском народе.
Самюэль говорил, что в городе одни смеются над этими байками, но другие верят.
Он рассказал мне о войнах, что ведутся в отдаленных землях, о богах, которых любили, и о богах, чьи имена окружал страх, и что из звуков он больше всего на свете любил звон колоколов в воскресенье, а из еды – нечто именуемое хлебом, дополненное сладким маслом и липким мармеладом. У меня потекли слюнки, когда он вспомнил об этом блюде, хотя я даже не могла вообразить вкус этих непонятных вещей.
Он рассказал, что однажды был влюблен, но объект его воздыханий вышла замуж за человека, у которого, в отличие от Самюэля, водились денежки, а он сам потратил последние три года на то, чтобы научиться быть счастливым без нее.
Недели минули, прежде чем он отважился коснуться меня: кончиками пальцев огладить мои сохнущие пряди, затем ладонью скользнуть по плечу. Дотронуться до хвоста он так и не набрался смелости, хотя часто посматривал на него почти с ужасом.
– Ты должно быть любима, – заявил Самюэль через месяц после нашей встречи. – Твои сородичи в море обязаны восхищаться тобой и обожать до безумия.
Смешок вырвался у меня ранее, чем я смогла удержать его.
Самюэль наклонил голову и нахмурился – восхитительно по-человечески.
Я подумала, не солгать ли мне – да, мне понравилось то, что он видит меня подобным образом, как объект всеобщей любви, и я не хотела разрушать его образ мыслей. Вот только не могла я ему врать после того, как он раскрыл мне столько правды.
– Нет, Самюэль... Я не... меня не очень любят среди моего народа.
– Как такое возможно? – он нахмурился еще сильнее.
– Они думают, что я странная. Всю жизнь меня избегали, надо мной насмехались. Отталкивали меня прочь, – я сглотнула и принудила себя остановиться, испугавшись, что и так сказала слишком много.
Станет ли Самюэль допытываться, в чем дело?
Не увидит ли он то же самое, что видели во мне остальные, и не преисполнится ли отвращения?
Его рука легла мне на талию, как раз над тем местом, где кожа переходила в чешую. Я задохнулась от изумления, и подняла глаза – Самюэль оказался ближе, и глаза его полнили симпатия и доброта. И меня ошеломила в этот момент мысль о том, почему я столько времени глядела на него, и никогда не думала, что он привлекателен?
Сейчас я была уверена, что он – самое красивое существо в мире!
– Они просто завидуют, – прошептал он. – Они слепые дурни, что не видят сокровища, даже когда она прямо перед ними.
Самюэль наклонился ближе.
Губы его оказались мягкими, но поцелуй стал жестче, едва он ощутил соль в моем рту.
– Ты – это море, – пробормотал он, со вздохом отстраняясь.
– Я люблю тебя, – сказала я в ответ.
Страх сжал мою грудь, накатило желание втянуть фразу в себя, сделать так, чтобы она никогда не звучала. Но улыбка Самюэля стала шире, и он нежно взял мою руку.
– Моя любимая Нерит... я должен уйти...
Ужас, что ударил меня при этих словах, оказался внезапным и болезненным.
Я поспешила и все испортила!
Но он продолжил:
– Я вернусь к следующему полнолунию. Я хочу сделать так, чтобы мы были вместе. Некое средство, что позволит нам никогда не разлучаться... Я надеюсь, ты этого хочешь?
Слабое, робкое ликование зародилось в моей груди.
– Да, я хочу этого.
– Тогда я найду способ, любовь моя. Обещаешь ли быть здесь, когда я вернусь?
Мое сердце колотилось, пульс частил с таким жаром, словно человеческая кровь текла в моих жилах. Я кивнула и не отстранилась, когда он поцеловал меня второй раз.
Я вернулась в свою пещеру в первый раз за много недель.
Внутри все было так же, как и тогда, все изувечено и разрушено, но это зрелище больше не повергло меня в шок. Сегодня я ощущала только стальную решимость.
Две недели.
У меня оставалось две недели до момента, как Самюэль вернется, и я знала, что нужно сделать.
Я любила его за его оптимизм, за веру в то, что он в состоянии отыскать средство, позволяющее нам быть вместе, но я знала, что он не найдет ничего подобного, если конечно человеческие ведьмы не знают заклинаний, что в ходу у нас, под водой.
Нет, если нам суждено быть вместе, то это устрою я.
Я начала искать книгу, рыться в грудах разбитых черепов и поломанных костей. Отталкивая в сторону груды пустых клешней и раковин, отодвигая пучки ламинарии и морской травы, росшие там, где горячий воздух вырывался из трещин на дне.
Я нашла ее под кучей разбитых бутылок, наполовину засыпанную песком. Отряхнула грязь с переплета, и стало ясно, что некоторых страниц недостает, кто-то их безжалостно вырвал.
Я принялась торопливо листать... ну точно, приворотное зелье...
Не имеет значения, поскольку мне больше не нужна любовь принца Лориндела. Мне больше не требуется добывать чью-либо привязанность с помощью заклинаний.
Сердце забилось чаще, когда я начала искать заклинание, в котором нуждалась. Страницы из створок громадной раковины постукивали друг о друга, пока я просматривала книгу один раз, затем второй...
Вот оно.
Заклинание, описание которого вырезал на перламутровой странице некий колдун многие столетия назад.
Заклинание, что превратит мой рыбий хвост в пару человеческих ног.
Я пробежала пальцем по списку ингредиентов: шкура и внутренности морских змей, хребет морской выдры, рыбьи глаза и щупальца кальмара, единственная черная жемчужина плюс капля крови, отданная добровольно, из груди представителя моего народа.
Все можно добыть без труда.
Затем я начала изучать предупреждения – там, где магия, всегда есть опасность.
«И токмо как выпьется оный эликсир, это будет как меч, пронзивший твое нутро. Однажды претерпевший превращение сохранит всю живость свою, хотя шаг ногами людскими преотвратный приобретет, и это будет как кинжалы острые, что втыкаются в подошвы его.
И токмо желание предуведомительно знать, что ежели один из морского народа приносит жизнь свою в жертву ради любви обитающего на тверди, толико посредством брака законного сможет обрести он бессмертную душу и долю свою счастья человеческого. Коли же тот житель суши скорее выберет другую пару, то покинувший океан утром следующего дня сгибнет и станет не более чем пеной на волнах.
Оную судьбу можно отвратить, ежели выходец из морского народа сумеет, вместо своей, забрать жизнь того человека до первого луча солнца. То должно исполнить вонзанием кинжала из кости в сердце того жителя земли, что был любим выходцем из океана. После оного пришедший из воды вновь обратится в создание предвечной стихии своей и никогда не взалкает случая вступить на твердь людскую вновь».
Я прочла все это с интересом, но без страха.
Само собой, Самюэль женится на мне, и мы будем счастливы вместе долго-долго. Но меня не порадовали описания тех мук, что ждали того, кто отважится на заклинание: меч в живот и кинжалы в подошвы.
Думая об этом, я почувствовала дурноту, но вспомнив Самюэля и его поцелуй, пришла в себя.
Я отложила книгу и принялась собирать ингредиенты.
Две недели – это очень долго, целая вечность для того, кто ждет.
Но когда Самюэль вернется ко мне, я навеки оставлю позади этот мерзкий океан...
Эликсир оказался черным, как секрет каракатицы, хотя когда на него падал свет, он начинал мерцать точно ночное небо с пойманными в ловушку мрака звездами. Я использовала мой нож – спасенный с затопленного корабля, – чтобы переместить пастообразную субстанцию в створку пустой раковины, и постаралась не думать, что все это прилипнет изнутри к моему горлу.
Попыталась оставить в сознании только Самюэля и его руки вокруг меня.
Зажав раковину в одной руке и нож в другой, я в последний раз осмотрела пещеру. Честно говоря, я ничего не сделала, чтобы вычистить ее, поскольку это не имело смысла. Все равно я больше не увижу это место... и даже в этот момент я не ощутила печали.
Тут нет ничего, чтобы скучать. Никого, чтобы сказать «до свидания».
Я ударила хвостом, и отправилась к поверхности.
Луна висела над самым горизонтом, когда я появилась из волн, и была она яркая и круглая, точно жемчужина в скипетре Короля Морей. Вода вокруг меня светилась мягким зеленым огнем, который создавали крохотные водоросли.
Прекрасный вечер для прогулки на берегу.
Я поплыла к суше, ощущая себя так, словно проглотила целый косяк сельди. Самюэля на обычном месте не оказалось, но это и к лучшему, поскольку я не хотела, чтобы он видел, как я корчусь от боли, и как заклинание меняет очертания моего тела.
Положив нож на камень, я взяла раковину двумя руками, заглянула в смоляно-черную жидкость, затем осмотрела свой хвост, что не был, может быть, столь длинным и красивым, как кое у кого из моего племени, но меня вполне устраивал и позволял собой гордиться.
Изящный или нет, но именно он разделял меня и Самюэля.
Я поднесла раковину к губам и начала пить.
И как только эликсир скользнул по горлу, я ощутила, как боль вонзилась в мой живот. Задохнувшись, я потянулась вниз, ожидая, что наткнусь на лезвие, воткнувшееся в тело, но ничего не обнаружила.
Боль усилилась, разрывая мне кишки, и я ощутила, что меня выворачивает наизнанку.
Я закричала и упала без сознания.
Много сил потребовалось на то, чтобы я снова открыла глаза.
Мир выглядел размытым, высохшая соль склеивала ресницы, сердце билось нервно, и кровь шумела в ушах.
Я попыталась вдохнуть, и поняла, что воздух стал другим.
Более холодным. Бодрящим.
Вечер еще не закончился, но луна поднялась, а на горизонте возникли штормовые облака, что достигнут суши примерно через час.
Завтра, в мой первый день человеческой жизни, солнца не будет.
Я дернулась. Человеческой!
Челюсть моя отвисла, пока я разглядывала собственное тело – нехватка хвоста выглядела более шокирующей, чем тот факт, что у меня появились ноги. Я провела трясущимися руками по бледным бедрам, по жестким лодыжкам, до пальцев, что согнулись по моей воле, столь же послушные, как те плавники, что имелись у меня ранее.
У меня вырвался крик восторга.
Я стала человеком!
Перекатившись на бок, я попыталась встать, но когда перенесла вес на одну из ног, то взвизгнула, поскольку та сложилась в колене, бросив меня обратно на песок. Боль оказалась свирепой, пусть не такой, какую я испытала, глотнув эликсира, но достаточно сильной, чтобы я захныкала при одной мысли о том, чтобы подняться.
Но я должна это сделать. Ради Самюэля. Ради нашего совместного будущего.
Сжав зубы, я попробовала снова, и на этот раз преуспела, зажав колени, чтобы удержаться вертикально. Я зашипела и скривила лицо, подавляя слезы – будто тысячи острейших игл впились в мои подошвы.
«Это можно перетерпеть», – сказала я себе.
И я это сделаю.
Я сделала шаг. Вздрогнула. Сделала второй.
Боль не уменьшалась, но я двигалась вперед, опираясь на силу воли. Я шагала. Морщась при каждом шаге, но помня о том, что это не способно убить меня. Я могла.
Скоро появится Самюэль, он обнимет меня и даст мне руку, и что тогда останется от этой боли? Только лишь мелкая неприятность, похороненная под слоем ликования.
И в плену этих мыслей я его услышала.
Я повернулась навстречу приближавшимся шагам, и увидела Самюэля раньше, чем он меня. Мое тело стало легче, сердце воспарило на мягких перьях белокрылой крачки: он был точно таким, каким я его запомнила, шагал меж куч плавника энергичной походкой, ставя ноги среди раковин и пучков водорослей.
Он поднял голову и заулыбался:
– Нерит, ты здесь! Я...
Самюэль осекся, его улыбка помертвела, поскольку он осознал, что я не лежу на песке, как обычно. Все его лицо обвисло, когда он оглядел меня с головы до ног, до неуверенных, обнаженных человеческих ног.
Нагота никогда ранее не смущала меня, но под его взглядом я неожиданно ощутила себя уязвимой. Я сглотнула, думая, что новый облик моего тела смутил его, но все же не удержалась, и обхватила себя руками.
– Самюэль? – выдохнула я.
Я хотела, чтобы он снова улыбнулся, чтобы схватил меня и расхохотался от счастья!
Он не сделал ни того, ни другого.
Он выглядел ошеломленным, а через некоторое время на его лице проступил ужас.
– Что ты натворила? – спросил, нет, потребовал Самюэль.
Я напряглась.
– Я... я сделала наше счастье возможным, – я шагнула снова, претерпевая боль. – Сделала так, что теперь мы сможем быть вместе, точно как мы хотели, как мечтали. Начиная с этого момента никто нас не разделит...
– Нет, это невозможно! – он отступил, не давая мне приблизиться, обхватил голову руками так, что пальцы утонули в начавших топорщиться волосах. – Нет, нет, нет...
– Самюэль, что...
Резкий свист породил ледяной водопад у меня на спине, а за ним последовал незнакомый мужской голос:
– А она красивая.
Я подняла взгляд и обнаружила на вершине ближайшей дюны двоих мужчин, а в руках у них – неплохой такой набор цепей.
– Но я не вижу рыбьего хвоста, – продолжил один из незнакомцев. – Где русалка, Сэм?
– Она... это... она была русалкой, я клянусь! – Самюэль отчаянно замахал руками, указывая на меня. – Я не понимаю... Это какая-то магия... Она должно быть ведьма! Возьмите ее как ведьму!
Я сделала спотыкающийся шаг назад:
– Самюэль, что происходит? Кто это?
– У нас уже есть ведьма, – подал голос второй незнакомец. – Владлена с Всевидящим Третьим Глазом.
– Но если этой девушке нужна работа, то мы можем что-нибудь придумать, – сказал первый, грязно усмехаясь. – Странствующий цирк Фискера и Хольта всегда ищет таланты. Кроме того, для нее нам не понадобится чан с морской водой.
Он сделал шаг вниз по склону дюны, и я увидела кое-что, до сего момента скрытое от моих глаз.
Гарпун.
Я пискнула, начиная понимать, что Самюэль привел сюда этих людей, что он рассказал им обо мне... Что он... Что он сделал?
– Самюэль?
– Ты! – его глаза вспыхнули, а голос сорвался на рычание. – Ты могла сделать меня богатым! Они были готовы заплатить тысячу гульденов! А сейчас ты... бесполезна! – сердитый тычок руками в сторону моих ног.
– Ну я бы так не сказал, – заявил один из мужчин. – Мы найдем ей применение. Беспокоиться не нужно.
Я услышала предательский звук осыпающегося песка и постукивающих друг о друга камешков. Но прежде чем чужак добрался до меня, я подхватила свой забытый нож и побежала в сторону моря.
Я плыла так быстро, как только могла, до того момента как мои конечности начало сводить судорогой, и я прокляла эти дурацкие человеческие ноги. Я плыла до тех пор, пока не потеряла из виду берег, и не знала, отправился ли кто в погоню за мной, Самюэль и его дружки.
Но даже если они это и сделали, то вынуждены были отступить, когда пришел шторм.
Меня зажало между крушившими все на своем пути волнами и потоками дождя, так что я решила, что умираю. Я обрадовалась гибели, думая, что она окажется менее болезненной, чем жизнь с сердцем, разорванным на клочья прямо в груди.
Я не знаю, как долго я болталась в море, таком холодном для меня теперь. Стучавшие зубы заставляли меня вздрагивать, а течения швыряли безвольное тело.
К тому времени, когда меня вышвырнуло на берег, покрытую синяками и голодную, обрывки сердца начали понемногу срастаться, образуя нечто злобное и мстительное.
Я мало что помню о тех первых днях.
Я украла одежду, что сушилась на окраине маленькой рыбацкой деревушки, а диета моя состояла из моллюсков и морских ежей, которых я находила на линии отлива, словно чайка.
Дни превращались в недели, и я становилась смелее, и иногда покидала холодное убежище на берегу, чтобы заглянуть в одну из деревень. Если люди не отгоняли меня палками и камнями, я заходила в их селения, посещала рынки и таскала там овощи всякий раз, когда могла.
Недели складывались в месяцы.
Я узнала, что такое деньги и как вымаливать круглые, тяжелые монеты, на которые можно купить все. Я выяснила, что такое хлеб, хотя масло и мармелад никогда не добирались до моего рта.
Я наблюдала за другими женщинами, и научилась причесывать и заплетать волосы.
Месяцы превращались в годы.
Я смотрела. Я слушала. Я двигалась из деревень в поселки и в города, хотя никогда не уходила слишком далеко от моря, поскольку без убаюкивающего шума волн по ночам я не могла спать.
Я нашла работу в лавке, где продавали сушеные травы и лекарства, и у меня обнаружился талант к алхимии. Так сказал однажды хозяин, увидев, как я перетираю листья эстрагона в пасту.
Я действовала, тая гнев.
Я ждала. Ожидала прихода неминуемой смерти.
Поскольку знала, что в один прекрасный день ненавистный Самюэль найдет женщину, что согласится выйти за него замуж, и наутро после их свадьбы моя жизнь окажется похищена. Я не ощущала страха гибели, но в то же время и не жаждала ее.
Жизнь мою подпитывала ненависть, и я ждала момента, любого шанса на то, чтобы отомстить мужчине, что предал мою любовь, и украл мой шанс на вечную жизнь.
И в один день, когда я перед нашей лавкой давила лезвием ножа ягоды синего можжевельника, я увидела его.
Он был с девушкой, хорошо одетой, с волной светлых кудряшек.
Я смотрела на них через улицу: полные любви улыбки, радостные касания.
Самюэль повернулся и посмотрел на меня, прямо на меня, и в его взгляде не мелькнуло даже тени узнавания. Мое сердце застыло, на нем проступили шрамы от той агонии, в которой я жила все время с нашей последней встречи.
Я отложила ягоды и последовала за ними.
Я нашла его дом, я расспросила соседей и узнала, что они обручены, и что до свадьбы остались считаные дни.
Я смотрела. Я ждала.
Я действовала, тая гнев.
Я не пошла на свадьбу Самюэля, хотя могла легко представить его беззаботную улыбку и ямочку на щеке в тот момент, когда он произнес клятвы, что должен был адресовать мне. Я могла вообразить его невинную, красивую невесту, ставшую женой.
Я узнала, что ее родители вовсе не бедные люди, и без сомнений Самюэль радовался, что его обаяние принесло ему благополучие, которого он так долго искал...
Вместо этого я отправилась в дом, где они должны были поселиться, и затаилась там: приятная тяжесть кинжала из кости в руке, а в голове – эхо предупреждений, вычитанных в заклинательной книге.
Было уже поздно, когда новобрачные наконец прошли в спальню, шумные и веселые от выпитого. И не много времени минуло, прежде чем смех и восклицания сменились на ровное, сонное посапывание.
Я выбралась из своего убежища, и вскоре стояла над ними.
Девушка была красива, свет, что сочился через кружевные занавески, позволял это видеть. Но я смотрела только на лежавшего рядом с ней мужчину: Самюэль... и как я могла когда-то считать его привлекательным?
Ладонь моя сжалась на рукояти кинжала, и холодная кость показалась в этот момент теплой, почти как плоть.
Я подумала, что надо бы разбудить Самюэля, чтобы он мог узнать мое лицо. Осознал, что это я лишаю его счастья и жизни точно так же, как он некогда лишил меня того и другого.
Я хотела, чтобы он увидел мои глаза и понял, что это его собственное бессердечное предательство убивает его. Но я боялась, что он может оказаться быстрее и сильнее меня, даже после выпитого и в полудреме, и я понимала, что не могу рисковать, ведь если этой ночью не умрет он, то следующим утром погибну я.
Я ждала слишком долго.
Я уперлась коленом в матрас и вскинула руку с ножом, глядя, как в такт дыханию поднимается и опускается грудь Самюэля.
Вверх-вниз, вверх...
Я вонзила клинок ему в сердце.
Его глаза широко открылись, рот изогнулся в беззвучном вскрике.
Девушка проснулась тоже, но вот ее вопль оказался самым настоящим, ударил по ушам. Кровь хлынула на простыни, на мои руки, но я только заулыбалась... нет, я даже засмеялась, хотя едва себя услышала.
Я смеялась, поскольку Самюэль глядел на меня, и в этот раз – я поняла – он узнал.
Оставив лезвие в ране, я обратилась в бегство.
Я давно привыкла к боли в ногах, и она не мешала мне, когда я мчалась по пустынным улицам. Но момент смерти Самюэля я ощутила, поскольку рухнула на булыжники мостовой, не в силах перенести ту муку, какую вызывает меч, разрывающий кишки.
Но в этот раз я удержалась от обморока.
Задавив крик в глотке, я продолжила двигаться, поползла на локтях, волоча за собой бесполезные ноги, не обращая внимания, что они срастаются, превращаются в единое целое, в рыбий хвост. В первый момент он не показался таким ловким и сильным, каким был ранее, а скорее выглядел чужеродным весом, добавленным к телу, мешающим и заставляющим напрягаться.
Камни и битое стекло рвали мою плоть, мускулы болели.
Я проползла всю дорогу до океана.
Вода звала меня, обещая силы, и когда я наконец добралась до прибоя, он обхватил меня, принял в объятия, поманил домой.
Дом.
Некогда я думала, что никогда не вернусь сюда, но я не ощутила печали, направившись к замку Короля Морей. Я вновь стала жителем океана, я вернулась домой.
Только в этот момент я позволила себе улыбнуться и бросить взгляд на новое старое тело...
Улыбка сгинула, глаза мои раскрылись, а губы покинул невольный вскрик, потерявшийся в шипении устремившихся к поверхности пузырьков.
Магия во второй раз распустила «пряди», из которых состояла моя плоть, и придала их единству новую форму. Но только в этот раз вместо изящного и достойного хвоста русалки она наделила меня черным маслянистым телом огромной морской змеи.
– Ты больше не одна из нас, – сказал Лориндел, брезгливо оттопырив нижнюю губу. – Ты не являешься частью нашего народа!
Созерцавшие мое змеиное тело придворные, что собрались в тронном зале, вокруг огромного кресла из хрусталя, дружно захихикали.
Пока меня не было, старый король приказал долго жить, и Лориндел занял его место. Ничего удивительного, что он взял Бельдину в жены, и сейчас та находилась рядом с мужем, держа на коленях новорожденного.
Шестую дочь, как мне сказали.
Я сжала кулаки, обуздывая желание как следует рявкнуть на этих злых дураков. Сказать им, что только этому месту и этому племени могу я принадлежать!
Хотя нет, может быть, он и прав, и я в самом деле никогда не была одной из них. Может быть, но исключительно по его вине, по его и таких, как он, маленьких умов, неспособных оценить мой талант, и обходившихся со мной как с парией еще тогда, когда у них не имелось для этого причин.
– И куда бы вы пожелали, чтобы я отправилась, Ваше Величество? – спросила я, не пытаясь скрыть насмешки. – По вашим словам, я не принадлежу к вашему королевству. Однако и к миру над волнами я тоже не имею отношения.
Лориндел хмыкнул.
– Не моя забота, куда ты отправишься. Ты есть мерзость и позор пред ликом моря. Мне бы не хотелось, чтобы ты оскверняла мои владения своим присутствием. Если некто из моих подданных решит обратиться к тебе, чтобы использовать твое темное искусство, я не смогу этому помешать, но я и не одобрю подобное и сам не прибегну к твоим услугам. С сего момента мы более не желаем тебя здесь видеть.
Не желаем здесь видеть, вот как.
Ярость вспыхнула у меня в сердце, клыками прогрызая дорогу наружу, к коже.
Кто он таков, этот мужчина, чтобы решать, где мне быть, и где мне не быть? Откуда у него право преуменьшать то, через что я прошла, страдания, которым подвергалась, и после того, как у него был шанс предотвратить все это ценой единой улыбки и доброго слова?
Не только Лориндел. Все они.
Самюэль и Бельдина, и королевство целиком, и весь мир.
Они все отвергали меня, принижали мой труд, насмехались над моими мечтами и предавали любовь.
Нет, не найдется здесь доброты. Для бедной, трогательной Нерит.
Я прищурилась и глянула на новорожденную, завернутую в пеленку из шкуры тюленя, на крохотный изящный хвостик, что сонно шевелился. А затем перевела глаза обратно на Короля Морей, и улыбка расцвела на моих губах, на моих зубах.
– Выкиньте меня отсюда, если таково ваше желание. Ведь вы правы, мудрый король, как только они узнают, что я могу, они придут ко мне, чтобы использовать темное искусство. Невинные и отчаявшиеся. И помощь, которую они получат, отзовется отчаянием для всех, кто не услышит предупреждений об опасности темной магии. Доказательством тому – мое собственное отчаяние.
Я повернулась, и придворные в ужасе шарахнулись прочь, уступая мне дорогу.
Десятки глаз следили, как я проплываю мимо, и во взглядах читалось недоверие. Первый раз у них была настоящая причина бояться меня, ведь я вдруг оказалась существом из их детских кошмаров.
Скользким, тошнотворным монстром, что таится на глубине, опьяняясь чужой слабостью.
Но ничего, страх не имеет значения.
Они скоро придут ко мне, эти невинные, отчаявшиеся дурачки, явятся ко мне за дарами, благословениями и проклятиями, за ядами и лекарствами. И я исполню их желания, помогу им добраться до порога, за которым ждет полная отчаяния жизнь, почти такая же, как моя.
Ведь я – мерзость и позор, ставшая человеком и вернувшаяся в океан.
Я – морская ведьма.
Что если Морская Ведьма некогда побывала в шкуре Русалочки, но решила убить предавшего ее возлюбленного-человека и вернуться в океан?