Потапыч: Остров Пряностей

21. Погорелый цирк

Впрочем, этот Ганда был и вправду сильным владеющим, не только в плане тотемного духа. Пули влетели в толстую, складчатую кожу, без вреда выпустив духов, которые просто пшикнули огоньком. Последнего для нанесения какого бы то ни было вменяемого урона шкуре носорожьего териантропа не хватило. А я, уже на бегу, стал понимать, что этот Ганда — не такой уж дебил, в смысле, лично он. Просто он — продукт дебильного социума, судя по рабам, «великим» и косвенным данным по владеющим Пряного.

Так вот, в рамках его тупого миропонимания, у Лидари в подчинении просто не могло быть владеющего сильнее, чем они. До государства их дикарский социум не дорос, соответственно, то, что кто-то признает над собой власть слабейшего — вне понимания Ганда и в целом Пряных дикарей. Его носорог — однозначно сильнее льва Лидари…

«Не совсем так, примерно одинаково», — прислал мыслеобраз Потап, благо такой обмен данными занимал крошечные доли секунды. — «Котёнок такой же, просто он с многими котятами. А этот с рогатым носом — жадный, берёт от многих, а отдаёт одному или паре-тройке».

В общем, что так, что этак: в противостоянии с Лидари, несмотря на элементалей света (которые, скорее всего, появились изначально для того, чтобы компенсировать многочисленность при одном тотемном духе), Ганда победит, за счёт грубой силы. И, исходя из этого, он посчитал меня слабее Лидари и припёрся без поддержки, в одну наглую и тупую ряху, добивать недобитков и кичиться своей крутизной.

Додумал я это, добежал, увернулся от торчащего из уродливо исказившейся морды рога, да и зарядил лапой по наглому мордасу. С обескураживающим результатом: укатившийся гандон ошалело помотал башкой от плюхи. Вот только я такими «плюхами» головы отрывал с лёгкостью, но сейчас этого не хватило даже на то, чтобы пробить шкуру.

А Ганда башкой трясти перестал, взревел, ещё исказился, становясь массивнее, и рванул на меня, метя насадить на рог. Чертовски быстро, мощно, но недостаточно: я увернулся и полоснул ему по бочине когтями. И вот совокупные усилия дали результат: на пластинах шкуры появились глубокие царапины-зарубки от когтей. Но даже крови не появилось, а заложивший дугу и орущий, не прекращая, Ганда снова рванул на меня. Подло попробовав ударить передним копытом с каким-то тычковым ножом, когда я увернулся от броска, но нож был вроде не зачарован, и я рискнул — встретил когтями, нож и сломался. И натолкнул на мысль сбегать за тесаком, которая через секунду была признана глупой: царапины от когтей заживают на глазах, пули просто расплющились об этого…

«Свинью однорогую!» — очень уместно вклинился Потап, судя по ощущениям — жрущий попкорн при просмотре боевичка, но и приглядывающий за округой. — «Ломай его, ломай его полностью, а не царапай», — дал охренительно ценный совет топтыгин.

Совет-то был охренительно ценным, вот только слабоосуществимым: физические характеристики териантропа-носорога если и уступали моим, то незначительно. В ряде — превышал, в ряде — уступали, но выходило так: если мы сойдёмся в клинче — то да, я его заломаю, возможно, даже всего и полностью, при минимальных повреждениях. Несмотря на то, что туша Гандона была весом не меньше тонны, я всё-таки посильнее. Но войти в клинч с бешеной рогатой торпедой не выходило: она неприятно быстро и ловко меняла направление, постоянно кидаясь на меня, стараясь насадить на рог. Насаживаться мне не хотелось, я отскакивал, полосовал лапами, но с нулевым (кроме затягивающихся царапин) эффектом. От заклинаний-духов не было толку, от огня — тоже. Хотя, если подумать и соотнести с «ломать»…

«Загрызть тоже можно», — эмоцией доброго футбольного фаната отметил мохнатый.

В общем, в момент очередного броска я выдохнул в морду приближающемуся Ганда поток огня. Ущерба это не нанесло, но и не в том была задумка: мелкие носорожьи глазки, глубоко сидящие в глазницах, закрылись, оберегая себя от пламени. На бросок это не повлияло, что мне и было нужно: я высоко подпрыгнул, пропустив рог под собой, и вцепился в загривок носорожине, взревевшей совершенно нестерпимо. И только было приступил к ломанию его полностью, как бронированная сволочь совершила совершенно невозможное для носорога: начала, тварь такая, кататься. Ну, на то и териантроп, но блин, ни черта не удобно, неприятно, да ещё он тяжелее меня раза в три! Я пытался удержаться, даже загнал клычины (противно, но что делать?) но, в итоге, не удержался.

А ревущий пароходной сиреной Ганда откатился от меня, и тут от него шибануло магией. И эта зараза стала всё менее походить на оборотня и всё больше — на носорога, но пасть превращалась в зубастый клюв, а рога начали прорастать не только из морды, а покрывать шипами тело, вымахавшее до четырёх метров в холке.

«Ладно уж, дальше я сам» — лениво отэмоционировал Потап, проявляясь в материи.

Что, в общем, логично: носорог-Ганда сделал фактически то же самое, проявившись в материи через тело говнюка. Правда, гораздо более «материально», чем Потап: я вот не уверен, что чисто теоретически, после такого вселения тело медиума сможет продолжить жизнедеятельность. Слишком много единомоментных взрывных изменений, с неизбежными побочками. То есть даже если и выживет, то вполне может остаться калекой…

«Это ерунда поправить. Но до-о-олго и лениво, потому я так и не делаю», — отметил Потап, проявившийся вокруг меня в виде призрачного гигантского медведя.

И даже я чувствовал, что силы несопоставимы, несмотря на разный уровень материальности. Но у носорога — скверный характер и плохое зрение. И, в данном нетипичном случае, это было проблемой самого носорога.

Потап легко поднялся на задние лапы, возвышаясь над Гандой на несколько метров, глумливо оскалился и поманил того вытянутой когтистой лапой. Ну а носорожина (хотя шипастая тварь больше походила на гибрид ежа и ужа) со злобным рёвом, сверкая красным свечением глазок, бросилась на топтыгина. И для начала получила мощную плюху по морде, подправившую траекторию броска. А после Потап исполнил свой коронный приём: «злостный пендель топтыгина». Именно по жопе носорожины, не только придавая ускорение, но и опрокидывая Ганда мордой в песок.

Любой другой зверь, тотемный и не очень, после этого бы с визгами драпал. Но тут — нет. Заворочавшийся и уже визжащий Ганда развернулся и снова кинулся на Потапа. Который, вместо того, чтобы пристукнуть психа, похоже, развлекался…

— С-С-СКОТИНА МОХНАТАЯ!!! — взывл я от боли и праведного возмущения.

Просто дело в том, что мохнатая жопа смахнула один из рогов-шипов, покрывающих тело Ганда когтями. Оттяпал, да. Только, как и с Михолапом, «увлёкся». А вместо Михолапа был я, и эта шипастая пакость воткнулась мне в пузо!

«Не ори, мелочь» — буркнул Потап. — «Заживёт быстро».

— Не будет ли любезен богоданный Потап всё-таки пристукнуть своего жалкого противника? — исходил я на желчь аж в двух смыслах слова. — А то его развлечение немножко меня убивает. И больно, блин!!!

«Не шебурши, щаз», — последовал бурк, который я даже посчитал бы виноватым, если бы не знал эту мохнатую жопу.

Правда, врать Потап не стал, и следующий бросок Ганда оказался последним. Потап ухватился лапами за приближающийся рог, протащился пару метров по песку, гася инерцию. Ревущий носорог попробовал вырвать своё украшение, валясь на бок, но Потом крутанул рог и башку в другую сторону. И, с оглушительным грохотом, свернул носорогу шею. Тот копытцами посучил и помер, начав исходить просто потоками энергии, делая Потапа не полупрозрачным, а светящимся ярким светом. Но это изобилие хреначило, в основном, в меня, видно, чтоб не пропадало. Сам-то Потап «на диете»…

«Колючку из брюха вытащи, недоумок!» — любезно обратился ко мне топтыгин.

— Клуша невнимательная! — справедливо огрызнулся я, выдирая рог из своих недр.

Больно… а уже и не больно. За секунды зажило, однако. Радоваться я не стал — если бы не некоторые, ленивые, невнимательные…

«Сам дурак», — благодушно отэмоционировал Потап, начав развеиваться.

А я стал оглядывать рог, который, в отличие от гандона, исчезать и превращаться в деталь дохлого трупа не спешил.

«Потому что силы много, девать некуда. Всё в тебя — так даже ты лопнешь, прорва странная», — пояснил Потап. — «Так и не понял, куда в тебя сила девается — не делает ничего, вроде», — озадаченно признался он, заэмоционировал весельем и…

— Ну ты и гад! — восхитился я, не зная, беситься или смеяться, занимаясь чем-то средним.

Дело в том, что это мечтательная мохнатая жопа представила меня в виде деревенского туалета, типа сортир. Куда эта самая «сила» ухает бесследно. Скотство, но смешно, как ни крути. И вообще — интересно, если он в меня канализирует энергию, при этом она никак не проявляется, то… А чёрт знает. Учитывая что я — товарищ не местный, вполне возможно, хреначит в какую-нибудь энерго-информационную оболочку старушки-Земли. И создаёт там базис для какой-нибудь мистики: появятся какие-нибудь шаманы и городские териантропы, например.

«А это кто?» — вдруг заэмоционировал почти развеявшийся Потап интересом.

Я встряхнулся, стал оглядываться и… сам задумался. Дело в том, что в моём направлении мотыляла… фея. Нетипичная какая-то фея, причём именно «мотыляла». Побольше обычной, из тех что я видел, сантиметров пятнадцать, а то и двадцать. И светящаяся золотым и изумрудным светом, достаточно ярко. При этом летела явно неторопливо, не кралась и не атаковала, так что стало интересно — какого фига малявке надо? Так-то артефактов повышенной злостности у неё не было, магическая сила… ну не смешно, они — «коллективный маг», хотя эта и посильнее. В общем, достал я уже перезаряженный револьвер: если что, он от паразитки только ошмётки оставит, ну и стал ждать. Благо мотылять фейке оставалось совсем немного. Но к Потапу я обратился на всякий случай: а то провтыкает, задница мохнатая, а у меня в мундире дырка, и вообще — быть дырявым не пристало уважающему себя адвокату!

«Вот и я пытаюсь понять», — вдруг ответил Потап, стоявший неподалёку в виде огромной призрачной медвежатины. — «Странная какая-то малявка, как кусок тебя чувствуется. Но глупость же!» — озадаченно заключил он.

А я даже в затылке почесать не успел: фея доматыляла, зависла в метре перед моей мордой, помахивая крылышками. Поклонилась в воздухе, после чего подбоченилась, показывая, какая она вся из себя красивая: ну вообще, действительно, такая, сказочная фея, как она есть, симпатичная, когда коллективно не гадит. И запищала-застрекотала еле слышно. Действительно «фей-фей-фей», именно так.

Но при этом, она направила пакет мыслеобразов в мой адрес. Не как Потап, изнутри, а как-то по-другому, извне. И именно мне, потому что я — понял. И Потап, похоже, тоже, потому что переглянулись мы с призрачным медведем, подозреваю, с одинакого удивлёнными-озадаченными мордами.

Дело вот в чём: эта фейка, похоже — единственная оставшаяся в живых после моего «огненного луча» в небо. Её подпалило, сожгло к чертям крылышки, и падала она, подкидываемая ветром, на песок, ожидая неминучей кончины. И вдруг, на определённый момент, «чувство общности», ну или стаи, или ещё как-то — появилось сново. Сложно сынтерпретировать, но фейка почувствовала себя «частью общего», группы фей, как раньше. И, по этой связи, в неё стала вливаться потоками энергия. Вылечила за секунду, сделала «больше сильнее». И не пропала, ведёт эта связь… ко мне, за счёт чего, как задумчиво отэманировал Потап, мы вообще можем общаться: так-то всякие телепатии и обмены мыслей — прерогатива тотемных зверей (являющихся частью териантропа в определённом смысле) в нави — где этот способ коммуникации вообще единственный. И богов, само собой. Но мелочь крылатая — не мой тотемный зверь, Потап гарантирует это. Не бог — это я сам чувствовал. Ну и в яви мы, как ни крути.

И каким-то непонятным образом…

«Понятным», — выдал Потап. — «Смотри».

И скинул пакет данных. Выходила такая, довольно… странная картина. Итак, я этих фей в своё время убивал, ну и поглощал. И выходила такая, довольно естественная для духоедства картина: структура поглощаемой энергии сохранялась, до переваривания и интеграции в собственную структуру. Или интеграции до переваривания: всякие нави и непотребные химероиды в примере. Но я-то не интегрировал в свою энергетическую структуру структуры поглощённых, Потап гарантирует это. Даже в какие закрома энергию деваю, он так и не понял (а моя теория с какими-то измерениями прародины — просто возможная теория, как понятно). И вот, в моём душевном… ну скажем так, окружении, в голову приходит только слово «аура», а названий Потап не давал, как понятно, только образы, болтаются остатки поглощённых стуктур. Постепенно развеиваются, жить не мешают, и Потап махнул на них лапой, а я просто не замечал. Но вот, когда он вынужденно (чтоб не пропадало) направил на меня поток энергии от носорожины, я немножко переполнился. То есть именно «работой» была починка брюха, которая потребила какие-то доли процентов от общей мщи. Самому Потапу низзя, он на диете, а то станет божеством. Ну а моя «канализационная дырка», что не смешно…

«Смешно!»

Смешно только туповатым мохнатым жопам, у которых пинок под зад — верх остроумия. Так вот, моя «дырень хрен знает куда» в данном случае не справлялась, и вокруг меня стал формироваться кокон энергии-силы. Напитав «бессмысленные схемы», что вроде как и пофиг — так же потеряют эту энергию и со временем развеются. Но в случае с феей вышло так: она почувствовала эту «общность», рванула к ней (внутренне, как понятно), подключилась и за счёт своих шаблонов создала стабильный канал. То есть я стал для данной, конкретной феи — деревенькой фей, в одной адвокатской морде.

— Так, а чего ты ко мне прилетела-то? — уточнил я у феи.

«Так ты — общность и Дом! Старший! Ты меня спас, а теперь принимай ответственность!»

Ну понятно, что слова фейки были «фей-фей», а вот мыслеобразы — именно такими! И эта мелкая паразитка аж подбоченилась, А Потап, мохнатая призрачная зараза, эманировал весельем и хрюкал от смеха по нашей связи.

В следующим актом театра абсурда была Лидариха, всё так же сидящая на аркубулюсе. Так вот, видно, то ли от боли, то ли усталости, то ли свойственного Лидари казлинству и вредности — она взяла и брякнулась с аркубулюса на песочек!

— Цирк сгорел, а клоуны остались! — откомментировал я, обведя округу мрачным взглядом.

И потопал к аркубулюсу: вроде Олра и живая, но проверить на-а-адо… Причём пока топал, фейка летала вокруг меня, залетала вперёд и эманировала интересом. А Потап, всё так же пребывающей в яви в виде призрака медведя нагло ржал! Лидариха оказалась живой и не более нецелой, чем была до падения — просто вырубилась и свалилась без последствий. Так что вздохнул я, уставился на мельтешевшую феечку.

— И что с тобой делать?

«Что скажешь, то и сделаю, старший!» — бодро отрапортовала малявка. — «А когда мы это есть будем? Столько еды! А эта еда ещё живая!» — радовалась злостная каннибалка, тыкая в Лидариху.

— ХОРОШ! — рявкнул я. — Какая от тебя польза⁈

«Я! Да я!» — подбоченилась малявка.

И закидала меня образами, на которые заинтересованно подтопал Потап. Приблизил к фейке призрачную морду, та аж зажмурилась, но мотыляла, подбоченившись. И выдал:

«Ну ладно».

— Что «ладно»? Что с ней делать?

«Сожри, трах… хотя нет, порвётся» — сам себя остановил Потап.

— И обоссать — так потонет, — отметил я.

«Ну да-а-а… Но может, пригодится такому шебуршню!» — выдал Потап не самую глупую мысль.

Вообще, выходило, что да. Довольно полезный аксессуар из этой фейки мог получиться, причём даже не на Пряном (на котором я не задержусь!), а в Золотом. Дело в том, что помимо довольно сильного телекинеза (не могучего, конечно, но уровня той же деревни фей в одной фейке), она была полуматериальной тварюшкой. То есть состояние «процепса» для деревни фей было не «принципиальным изменением божественной волей природы», как с человеком, а просто относительно незначительной корректировкой уже имеющегося. Эти крохи УЖЕ были полуматериальны и могли проваливаться в навь вполне в теле. Ненадолго, но могли, причём частично, а не всем телом — какие-то извращения уровня тотемных духов, свойственные крохам как виду. Так вот, с учётом нашей с ней стабильной связи (а я для неё — донор жизненно важной энергии, без которой она просто умрёт) с передачей мыслеобразов — это практически идеальный «дрон-наблюдатель». Она может проникнуть в помещение, посмотреть бумаги, и защита от магии, владеющих и духов на неё не сработает: она может восприниматься как обычный, даже не тотемный дух, которых тьмуща, и защиты-сигналки на которых просто не ставят. И даже владеющие и их тотемные звери на такую мелочь не обратят внимания — чтоб обратить, надо ЗНАТЬ, а на Зиманде про фей знают единицы, да и на Пряном знающих немного, а имеющих возможность почувствовать… На Зиманде точно нет, на Пряном — скорее всего, очень мало. В общем — прекрасное шпионское приспособление, которое ещё и спереть что-нибудь не слишком тяжёлое может при нужде.

Вопрос лояльности — даже не стоит. Эта фейка существует за счёт меня, может быть уничтожена моей и потапьей волей в любую секунду. При этом, судя по всему почувствованному мной и Потапом — ко мне лояльна и даже благодарна, несмотря на то, что я стал первопричиной смерти её «прошлой стаи». Дело в том, что гандон (или гандоньи миньоны, непринципиально) «повязал» эту стаю фей каким-то злостным колдунством. То есть нагадить человекам в шутку или даже сожрать их фейки не против, но тут их использовали как инструмент, против воли.

— Ладно, разберёмся с тобой, — махнул я лапой на фейку. — Будешь Динькой, — проявил я редкостный талант и креативность, называя фею.

«И у меня будешь летать», — добавил Потап. — «А я — любоваться. Ты — смешная и симпатичная», — выдал он тяжеловесный комплимент, исчезая.

Хотя и не совсем «комплимент» — просто констатировал своё отношение, Потапу мерцающие искорки и сияние мелочи нравились, так что он её рассматривал в качестве такого, залипательно-медитативного светильника. А мне, блин, надо уже не страдать фигнёй, а разбираться с округой и двигать к Щуке. А то местных в округе нет, но есть у меня подозрение, что это отсутствие временное. И ко времени, когда местные будут тут — очень хотелось бы, чтобы меня тут уже не было!