Последний Иггдрасиль

НЕБЕСНЫЙ ПОДРЯД

Заприметил я его лишь в баромате «Седьмого неба». Странно, ведь каждый вечер я, как апостол Петр, встречаю у «Жемчужных врат» посетителей, прибывающих на шаттлах с Земли. Поэтому все зовут меня Пит, хотя мое настоящее имя Чарли. Странно еще и потому, что таких замечаешь с лету. Дело не столько в его недюжинном росте, худобе, изяществе и высоком классе, сколько в необычайно грустном лице. Грустнее не придумаешь. Точно он знает о грядущем конце света и заранее скорбит обо всех, включая себя.

Он входит в зал, садится у стойки, где мы болтаем с Шулером Гарри, и, оглядевшись по сторонам, заказывает настойку сарсапарели. Такой напиток баромату в новинку, лампочки на панели лихорадочно мерцают, словно у него вот-вот случится электронный приступ, но наконец агрегат успокаивается и в маленьком окошке возникает стакан. На незнакомце неброский, слегка потрепанный серый костюм, узкий черный галстук и неприметные ботинки в тон. Вроде ничего особенного, но в этом и заключается настоящий класс. Словами не объяснить, но улавливаешь сразу. Я сам по натуре модник, даже галстук подбираю под цвет носков. Но ни себя, ни других не обманешь. Отправляясь на смену с восьми вечера до пяти утра, подолгу гляжусь в большое зеркало на стене кабинета, но вижу лишь менеджера орбитального космоклуба, счастливого обладателя огромной зарплаты, охочего до бурбона и пышногрудых блондинок.

Интересно, как человека такого класса занесло в «Седьмое небо». На фоне завсегдатаев он выделялся как бокал шампанского среди пивных кружек. Большой Тони заправлял семью «Небесами», но воздушное пространство огромное, при желании любой может учредить пару-тройку собственных орбитальных клубов. Как знать, вдруг незнакомец — миллиардер, решивший разведать обстановку прежде, чем приобщиться к небесному бизнесу. Если так, нужно выяснить наперед.

Поэтому я решительно подсаживаюсь к гостю, представляюсь и говорю:

— Добро пожаловать в «Седьмое небо». Позвольте угостить вас в честь первого визита в наше заведение и в честь грядущего Рождества.

Незнакомец отвечает, что его зовут Майк и нет, спасибо, сарсапарели пока достаточно. Голос тихий, печальный, но слова звучат ясно и отчетливо. Я мгновенно проникаюсь к нему симпатией и вежливо интересуюсь:

— В других «Небесах» бывали?

— Нет, — качает он головой. — Еще не довелось.

— Тогда вам повезло. «Седьмое небо» лучшее, поскольку строилось последним. Последние объекты всегда на высоте — предыдущий опыт помогает устранить недостатки и привнести полезные новшества.

— Полностью согласен.

Убедившись, что мысли Майка так же далеки от бизнес-проектов, как Андромеда — от Тимбукту, а в «Седьмое небо» его привело банальное желание развеяться, предлагаю:

— Устроить вам экскурсию?

— С удовольствием.

Веду гостя к «Злачным пажитям», второму по величине отсеку клуба. Антураж — как будто и впрямь попал на небеса. Пол устлан ковром, по текстуре, запаху и виду неотличимым от травы. Панорама потолка в точности повторяет синее небо, воображаемый ветер гонит белые облачка, подвешенные на невидимой проволоке. Искусственное солнце расположено так хитро, словно расстояние до него миллионы километров, а не полтора метра. В сочетании с полом и потолком трехмерные электрофрески на стенах рождают иллюзию бескрайнего простора. Вдалеке виднеются зеленые холмы с пасущимися коровами. Помнится, я спросил Большого Тони насчет коров, мол, разве им место на небесах, а тот ответил: «Может, и нет, но это ж мои небеса — хочу коров и завожу».

Зеленые игорные столы и барные стойки идеально вписываются в пейзаж. К нашему появлению в барах не протолкнуться, рулетка крутится как заведенная. Голоса крупье и игроков приятно оттеняются кассетной музыкой, по залу снуют ангелы с подносами. Конечно, никакие они не ангелы, а модельки Большого Тони с искусственными золотыми крылышками.

Запрокинув голову, Майк смотрит на небо. Окидывает взглядом якобы бескрайние зеленые просторы. Косится на ангелов. Таращится на завсегдатаев, заседающих у стойки, на толпу за игорным столом.

— Боже! — вырывается у него. — Теперь понятно.

— Что понятно? — интересуюсь я.

Он печально смотрит на меня голубыми глазами и отворачивается.

— Пожалуй, мне лучше промолчать.

Видно, что молчать ему не хочется, но я не настаиваю. Моя симпатия растет с каждой минутой.

— Идемте, покажу вам «Тихие воды».

«Тихие воды» занимают самый большой отсек и в принципе мало отличаются от «Пажитей», только основной лейтмотив здесь вода. Повсюду — пруды, озерца, ручьи, петляющие потоки. Глядя на чистые, искрящиеся струи невольно тянет искупаться. Мы с Майком наблюдаем, как плещутся многочисленные гости. Нет, пара-тройка сидит на берегу и глушит шампанское из полуторалитровых бутылей, но основная масса, сбросив одежду, весело резвится в воде.

— А разве… разве вдоль них не положено бродить? — изумленно спрашивает Майк.

В растерянности моргаю.

— Вдоль кого?

— Вдоль тихих вод. Нельзя же вот так… так…

— Ах, вы об этом. Простая формальность, не более. Хочет народ бродить — пожалуйста. Хочет резвиться — почему нет. Большому Тони без разницы, лишь бы платили.

— Большому Тони?

— Здешний заправила. Владеет семью «Небесами». Кстати, отличный парень.

Тоска в глазах Майка на мгновение сменяется задумчивостью. Он крутит головой по сторонам, потом оборачивается ко мне.

— Как вы думаете… — начинает он.

— Думаю что?

— А, неважно. — В его взгляде вновь воцаряется тоска. — Так, в голову взбрело. Все равно ничего не выйдет.

Молчу, предвкушая, что Майк еще вернется к этой теме. Так и получается. После экскурсии по увеселительным кабинетам минуем коридор, ведущий в кубрики, главный распределительный центр, гримерку ангелов, мой кабинет и апартаменты Большого Тони, и снова оказываемся у баромата. Воровато оглядевшись, Майк шепчет:

— Думаете, Большой Тони даст мне работу?

Мгновенно напускаю на себя деловой вид:

— Опыт есть?

— Ну… в некотором роде.

Коридор позади. Заходим в баромат и садимся у стойки. Заказываю разбавленный бурбон, Майк берет сарсапарель.

— В каком роде? — выпытываю я.

Майк делает лихорадочный глоток и ставит стакан обратно на стойку.

— Дело в том, что… я… мы с шестью братьями управляли аналогичным заведением.

— В каком смысле «аналогичным»?

— В смысле, очень похожим и непохожим одновременно. Но у меня солидный опыт управленца. Кроме того…

Я не в силах сдержать восторг.

— Прекрасно! Большой Тони как раз ищет менеджера в «Пятое небо». Нынешний никак не привыкнет к центробежной гравитации, мается тошнотой и мечтает уволиться. Тони избавится от него, как только подберет замену.

— Считаете, у меня есть шанс…

— Ну разумеется! Тони нагрянет завтра. В канун Рождества он всегда изображает Санту в одном из «Небес». В этом году будет у нас. Появится, сразу устрою тебе собеседование. Завтра вечером сможешь прийти?

— Конечно! — У бедняги на глаза наворачиваются слезы, но сквозь грусть проступает надежда. Он больше не озирается по сторонам. — Пит, вы мой спаситель! Почти как в старые добрые времена. Снова в деле, свое заведение, гости, которых нужно встречать и лелеять — Пит, вы вернули меня к жизни!

Смущаюсь, поскольку не уверен, что Майк получит место. Недолго думая, подзываю Пинки Макфарлейн, ангела, чья обязанность — развлекать клиентов. Парню неплохо бы расслабиться, и ангелок годится в самый раз. После знакомства откланиваюсь под предлогом, что должен проверить финансовую отчетность, и удаляюсь в свой кабинет.

Через пару часов спускаюсь в баромат. Майка и след простыл. Похоже, они с Пинки нашли общий язык и решили продолжить общение в увеселительном кабинете. Внезапно появляется Пинки с перекошенной от злости физиономией.

— Какая наглость подсунуть мне этого придурка! Он что, с астероида свалился?

Моментально зверею.

— Сказала бы спасибо. В кои-то веки свел тебя с настоящим джентльменом. Для культурного развития не помешает. Где он, кстати?

— Не знаю и знать не хочу, — фыркает Пинки. — Даже выпивкой не угостил. Сидел со своей дурацкой настойкой и пялился на мои крылья. Спрашиваю, в чем дело, красавчик, не нравятся мои перышки? А он отвечает: «Простите мою неучтивость, мисс Макфарлейн, просто никак не свыкнусь с буквальной стороной здешнего уклада». Я тогда спрашиваю: «Чего особенно в крыльях? У Большого Тони все девочки их носят. Как открылось первое „Небо“, с тех пор…»

— Избавь меня от подробностей, — перебиваю я. — Куда он делся?

— Говорю же, не знаю. Вроде уболтала его пойти в «Злачные пажити», думала, хоть там расслабится. Но у «Жемчужных врат» он чуток отстал, а когда я обернулась — его нигде не было.

— Может, вернулся утренним шаттлом на Землю, — рассуждаю я вслух. — Вид у него был уставший.

— Не было на пристани шаттлов. Специально проверяла.

— Наверное, улетел на последнем, а ты и не заметила.

Очевидно, моя теория верна — Майк как сквозь землю провалился. К пяти утра напрочь забываю о нем, но в полдень, за завтраком, встречаю Большого Тони и бросаюсь с места в карьер.

— Отличные новости. Нашелся управляющий для «Пятого неба», — сообщаю я и выкладываю историю от начала до конца.

— Убедил, Пит, — объявляет Тони, выслушав мой рассказ. — Как появится, веди его ко мне, побалакаем.

Майк прибывает рейсом в четверть девятого. Как и накануне, замечаю его лишь в баромате, хотя весь вечер, по обыкновению, топчусь у «Жемчужных врат». Майк явно нервничает, и с каждым шагом воровато озирается по сторонам.

— Что сказал Большой Тони? — шепчет он, усевшись за стойку, где я треплюсь с блондинкой-ангелочком Дорис. — Назначил собеседование?

— Расслабься, старина. Дело в шляпе, — успокаиваю я. — Идем, провожу.

Большой Тони ужинает в столовой. Обглоданной бараньей ногой делает нам знак садиться. На столе изобилие: цыпленок, лобстер, фазан, утка, молочный поросенок, требуха, копченая белая рыба, телячьи котлеты, виноград, апельсины, мандарины, яблоки, початки кукурузы, спаржа, всевозможные рулеты, масло и куча других аппетитных вещей. Огромный стол меркнет на фоне габаритов Большого Тони. После еды он тянет на двести пятьдесят килограммов. У него необъятное лицо, но кожа упругая, не в пример прочим толстякам. Все потому, что ее обладатель относительно молод — пока.

При разговоре Тони буквально светится. Кто-то считает, из-за пота, сплошной пленкой покрывающего лицо. Но мне-то лучше знать. Свечение идет изнутри. В Большом Тони полыхает неукротимое пламя, куда он регулярно подбрасывает дров, и отблески костра рвутся наружу. Только поистине большому человеку, вроде Тони, с неугасимым огнем в сердце под силу создать семь «Небес» прямо под боком у звезд.

— Майк, верно? — скорее констатирует Большой Тони, поддевая вилкой цыпленка. — Пит говорит, ты раньше управлял похожим заведением.

— Да, сэр, управлял. Но на той неделе мы с шестью братьями решили уволиться.

— Почему?

— Дело разладилось, и надобность в нас отпала. Постоянные клиенты, правда, остались, но они прекрасно справляются без нашей помощи.

— А почему разладилось?

Майк ерзает в кресле.

— На мой взгляд, причина — в непомерной плате за вход. Многие жаловались, но платили, а снижать ее не в наших полномочиях. Потом грянул кризис, но мы надеялись, что в свете демографического бума и массового распространения грамотности все еще наладится. Увы. Поток клиентов мельчал с каждым днем. В итоге нам с братьями осталось только смириться и уйти.

Большой Тони вгрызается в утиный окорочок.

— С чего ты взял, что можешь принести прибыль моему заведению, если погорел на своем?

— Наверняка не скажу, сэр, но чувствую, что справлюсь.

— Чувствовать мало. — Большой Тони бурно жестикулирует вилкой. — Прогорел раз, прогоришь и второй. Объясню, почему. Ты не знаешь три золотых правила. Я тебе растолкую, но соблюдать ты их не сможешь — мозги не тем концом вставлены. В общем, правило первое — давай людям то, что они хотят. Хотят не на словах, не по виду и не по твоему, к черту, разумению. Давай то, чего им действительно хочется. Правило второе — цену назначай доступную, но не грошовую, иначе теряется понт. Правило третье — товар нужно видеть и чуять. Иначе клиент не раскошелится. Сколько бизнесменов погорели на том, что не придерживались трех элементарных правил. Разве можно доверить такому бизнесмену мой клуб?

— Но Тони, — вклиниваюсь я, — Майку очень нужна работа, и…

Большой Тони обиженно морщится.

— Я разве отказал?

— Нет, — лепечу подобострастно, — конечно нет…

— Ты прав, Пит, у него есть класс. Дурак не поймет, что можно сорвать солидный куш, если Майк будет просто слоняться по залу и ни черта не делать. Парень — ходячая реклама, умеет пустить пыль в глаза. Но только полный дурак возьмет его управляющим — не потянет. — Большой Тони пристально смотрит на Майка. — Какие у тебя еще таланты?

Майк воровато озирается.

— Я немного пою. Гимны, рождественские песни и все в таком духе.

Большой Тони моргает, но дает добро.

— Ладно, давай послушаем.

Майк встает, бросает затравленный взгляд по сторонам и откашливается.

— Композиция называется «В саду».

Он поет поистине божественным, самым проникновенным ирландским тенором на свете.

Мы внимаем как зачарованные. На последней ноте Большой Тони восклицает:

— Святая макрель!

— Боюсь, мое соло оставляет желать лучшего, — извиняющимся тоном бормочет Майк. — Видите ли, мы с братьями всегда пели хором. Габри играет на трубе, а я, Раф и остальные поем. Правда, нам не доводилось выступать на публике, а посему…

— Братья поют прям как ты? — недоверчиво спрашивает Тони.

— Ну не совсем. Раф стоит на верхних подмостках, возвышаясь на целую голову. Он…

— Братья тоже ищут работу? — снова перебивает Большой Тони.

— О, еще как! Понимаете…

— Передай, они приняты, — сообщает Большой Тони. — Начинать завтра вечером. — Он обращается ко мне: — Сечешь, Пит?

Пока нет, но потихоньку начинаю.

— Потихоньку, — рапортую я.

Большой Тони сует гроздь винограда в рот и принимается чистить апельсин. Глаза сияют, но жировые складки притупляют блеск.

— «Злачные пажити». Завтра. Канун Рождества. Тут-то мы их и подрядим с рождественскими гимнами. Самое то. Сечешь, Пит? Сечешь?

Теперь да.

— Сделаем специальные подмостки, — оживляюсь я. — Сцену! Прямо у рождественской ели. Ребята станут гвоздем программы.

— Ха! Бери выше. Покажем их по ящику. Эфирное время куплю. Плевать на деньги. Пусть весь мир видит, каково это — бывать на «Седьмом небе». Пусть знают — у нас здесь настоящий класс. А после Рождества Майк с братьями будут гастролировать по клубам с современным репертуаром… Пит, какую ель заказал?

— Шестиметровую.

— Надо больше. Чем больше, тем лучше. В зале запросто поместится десятиметровая.

— Хорошо. В обед ангелы все украсят, а я подберу Майку и ребятам костюмы с крыльями.

— Крылья золотые и побольше. Чем больше, тем лучше, — кивает Тони. — И распорядись, пусть демонтируют купол, чтобы на потолке сияли звезды… Майк, а ты чего? Положим тебе тысячу в неделю — для начала.

— Я… у меня в горле запершило, — лепечет Майк.

— Ну и славно, — ликует Большой Тони. — Тогда по рукам. Пит, под твою ответственность.

Следующие сутки буквально сбиваюсь с ног. Сперва организую эфирное время. Понадобились затяжные переговоры с Землей и все мои дипломатические навыки, но в итоге крупнейший телеканал выделяет нам полчаса в прайм-тайм с половины десятого до десяти. Потом до пяти утра вкалываю, как проклятый, в клубе. Ложусь на рассвете, но выспаться не получается. В одиннадцать, когда не ходит ни один шаттл, в спальню вламываются семеро братьев и будят меня. Братья — точная копия Майка. Та же печаль в глазах и привычка озираться по сторонам каждые две минуты. Веду их репетировать в кабинет Большого Тони. Слушая божественные голоса и переливы неземной трубы, мы с Тони понимаем, что попали в десятку.

Снова связываюсь с Землей и прошу поменять шестиметровую ель на десятиметровую. После руковожу возведением подмостков для «Небесной семерки» — название ансамблю придумал Большой Тони, а я горячо поддержал.

Ель привозят с двухчасовым шаттлом. Нужно проследить, чтобы установили и нарядили как следует. Оформление «Злачных пажитей» тоже на мне. Еще надо передать портному, чтобы расставил костюм Санта-Клауса — с прошлого года Большому Тони он малость тесноват. Надо утешать Пинки Макфарлейн. Ангелок подслушала репетицию ансамбля и теперь грозится свести счеты с жизнью. Ей стыдно за гадости, которые она наговорила про Майка, ведь у него такой божественный голос!..

Надо вызвать монтажников разбирать обшивку в «Пажитях». Когда отключат панорамное поле, погасят солнце и снимут облака, останется простой стеклянный потолок. Затем нужно выбрать костюм из нескольких вариантов, предложенных кутюрье, и уговорить братьев на примерку, сломить их непонятное сопротивление.

Нужно проверить, исправно ли работает автоматическая кухня и баромат, хватает ли хлеба насущного. После спешу уладить ссору, возникшую между ангелами за право зажечь рождественские огни. К вашему сведению, временами управлять «Небом» — сущая морока.

Наконец все готово. Сцена возведена, ель украшена, гирлянды горят, ангелы угомонились, обшивку на потолке демонтировали, Большой Тони втиснулся в костюм Санты, «Небесная семерка» переоделась, баромат смазан, омела висит, «Жемчужные врата» отполированы до блеска, пароль «мир». Добро пожаловать!

В половине восьмого приезжают телевизионщики и профессиональный рекламщик, который объявит коронный номер. Наспех устанавливается аппаратура. Первые гости появляются в четверть девятого. Я, как полагается, встречаю их у «Жемчужных врат» в новом лазурном костюме, купленном специально по случаю, и адмиральской фуражке. Шаттлы прибывают один за другим, поток посетителей нарастает, народ устремляется в баромат, в «Злачные пажити», плещется в «Тихих водах» — многих так переполняет рождественский настрой, что они торопятся снять напряжение. К девяти вечера в клубе яблоку негде упасть.

Иду в «Злачные пажити», лавируя среди гостей, ангелов и игорных столов, пробираюсь к бару, где восседает Большой Тони в костюме Санта-Клауса; на коленях у него примостилось по ангелу. Втискиваюсь между ним и мешком, наполненным бутылями шампанского (их черед настанет в полночь). На столах мерцают красно-зеленые гирлянды, но главный источник света — звезды, которые сияют словно лампочки, а медленное вращение клубной станции рождает иллюзию, будто они проплывают мимо сами по себе. Мелькает краешек Земли, на мгновение видна зеленая прибрежная линия Северной Америки, обрамленная синевой Тихого океана. Но только на мгновение. В следующий миг весь обзор занимают звезды.

В четверть десятого в бар заглядывает рекламщик и хлопает меня по плечу. Пора. Щелкаю пальцами. Играющая фоном музыка стихает, встроенные линзы в стеклянном потолке фокусируют звездный свет на сцене. «Небесная семерка» неслышным шагом выходит из тени и встает в круг света. Все камеры направлены на них. Вперед выступает рекламщик и знаком призывает публику к молчанию. Мы в прямом эфире.

Несколько минут рекламщик превозносит «Седьмое небо», говорит, что настоящее блаженство доступно лишь тем, кто ступил в «Жемчужные врата». После рассыпается в похвалах другим небесам, славит владельца. Камера ловит в объектив бар, где Большой Тони под видом Санты сидит с ангелами на коленях.

— А теперь, — заключает рекламщик, — представляю вашему вниманию ансамбль «Небесная семерка», который порадует нас рождественскими гимнами в честь светлого праздника Рождества.

Он исчезает со сцены, и «Семерка» остается в гордом одиночестве. Братья явно нервничают, но на лицах написана решимость и твердое желание выступить на ура. Все семеро одеты в серебристо-голубые костюмы, усыпанные радужными блестками. До чего хороши! А крылья! Огромные, золотые. Крылья не всякому идут. Мне, например, нет. Но на Майке с братьями они смотрятся как родные.

Габри подносит трубу к губам и извлекает божественную трель. В мелодии будто слились Бикс Байдербек, Банни Бериган и Луи Армстронг. Шесть упоительных голосов возносятся к звездам…

Огни на ели полыхают как пламя. На ум сразу приходит костер, горящий внутри Большого Тони. Костер, дарующий ему силу и энергию управлять небесами. Горжусь, что стал частью его команды…

Слеза катится по нарумяненной щеке Большого Тони и падает на пушистый воротник.

Божественные голоса вновь устремляются ввысь. Потом еще и еще. «Это случилось в ясную полночь»… «Самое первое Рождество»… «В мире праздник»… «О, придите все вы, верующие»… «Ангелы из царства Божьей Славы»… «Что за дитя?»…

«Вести ангельской внемли» приберегли на финал.

Повинуясь странному порыву, обращаю взор к небу — и вижу над клубом огромное НЛО. По крайней мере, мне так чудится. По форме оно напоминает исполинский палец, и указывает он прямо на сцену. «Небесная семерка» замечает направленный на них перст — труба Габри дает петуха, божественное пение обрывается на высокой ноте. Посетители один за другим задирают головы, и в «Злачных пажитях» воцаряется мертвая тишина.

Раздается пронзительный крик. Кричит Майк. Смотрит на палец и лихорадочно машет руками.

— Нет! Ты не понимаешь! — надрывается он. — У нас не было выбора. Мы не могли больше конкурировать. Только дураки продолжают бороться, проиграв бой. А так есть шанс принести хоть какую-то пользу. Поэтому мы…

Из пальца вылетает молния и ударяет в сцену. «Небесная семерка» занимается поистине дьявольским огнем. Сперва алым. Потом оранжевым. Желтым. Зеленым. Голубым. Темно-синим. Пурпурным. Наконец, карающий перст и молния исчезают; Майк с братьями распростерлись на сцене.

Опрометью бросаюсь к ним. Майк еще дышит. Кладу его голову себе на колено.

— Майк, Майк.

Его взгляд останавливается на мне, но смотрит сквозь меня.

— Не думал, что так закончится, — шепчет он.

— Закончится что? — спрашиваю я.

— Армагеддон, — говорит он и умирает.

Ну и как, скажите на милость, это понимать?