Послание к коринфянам

Скорпион

Снаружи здание Совета напоминает маленький коралловый риф. Полипы, мидии, моллюски покрупнее, по дну ползают крабы-машины, сверху время от времени тычутся рыбы-вертолеты, непонятно, кем считать монорельс - что ж, за радужные стекла, общую поджарость, а также за жадность и неразборчивость, с которой он проглатывает всех, будет произведен в мурены. А люди внутри проходят по ведомству микроорганизмов, без которых эта сложная конструкция не перестанет существовать, конечно, но утратит цвет, блеск и движение - и станет еще одним обломком на дне... как Тир и Ниневия. И хорошо еще, если когда-нибудь кто-то поднимет его осколки из толщи вод, поставит под стекло...

Здание - коралловый риф, а город неподалеку - крепость на берегу. Очень старая крепость. Усталая седина камня, паутина улочек-морщин, но город стар как ветеран, силен и крепок, и не утратит естественного, вросшего в хрящи и кости достоинства. Город над водой, башня под водой. Разные миры. Город не сдался, не стал сателлитом второго по величине управленческого центра мира. Лион на своем веку перевидал правителей, режимов и властных структур больше, чем рыбок в коралловом рифе. Смотрит с высоты своего четырех-пятиэтажного росточка на башню - свысока, покровительственно. Постой здесь с мое, посмотрим, что с тобой станет. И правда. Посмотрим.

На юге, в джунглях ему всегда было неуютно. На самом деле - очень бедный мир. Простой. Истощенная, негодная почва. Этой экосистеме не поможешь устроиться получше - она уже устроилась как могла, на самом краешке. Главное, не трогать. Города, даже самые покалеченные, много сложнее, много надежнее.

Города, конструкции... корабли, плывущие через время. Меняются модели, изменяются основные параметры, вчерашние флагманы кажутся музейными экспонатами, но большинство остается на плаву. И вся твоя жизнь - одно большое кругосветное путешествие с бесконечными пересадками. Названия, размеры, лица капитанов сливаются в пеструю полосу, как рисунок на волчке. Иногда возвращаешься лет пять спустя на тот же корабль. Иногда покидаешь его навсегда даже без багажа. И давно отмерла привычка обживать каюты, заводить знакомство с соседями. Все равно уходить...

А здесь, похоже, надолго. Может быть, до конца жизни. Потому что рубеж перейден, тот рубеж, за которым уже не ты поглощаешь работу, а она тебя. Это не жалоба, жаловаться тут не на что, наоборот, только благодарить - мало кому в этом мире удается стать джинном самому себе, исполнить собственное заветное желание и увидеть, что оно не рассыпается в руках сухим песком, смешное и давно уже ненужное.

Это потому, улыбается человек, что продавать душу нужно правильно. Вернее, нужно правильно выбрать инстанцию. Не все это понимают. И не все понимают, что у каждого есть, что продать. У каждого.

В начале, как обычно, было слово. Не слово, мелкая реплика даже не в споре. Человек с прошлого корабля походя сказал, что вот это - подходящий уровень. Может быть, увидел что-то, а, может быть, ляпнул наобум... но в его случае это одно и то же. И - новая пересадка. Новый маршрут.

Беда в том, что мне нельзя сюда врастать: этот риф со своей теплой, насыщенной кислородом водой - слишком далеко отовсюду. Только поэтому мы и сумели застать их врасплох - на честном слове и изоляционной ленте. А не врастать - как? Год, другой, третий... и ты уже дышишь жабрами. Смешно думать, что этот исход можно предотвратить усилием воли. И даже двойная лояльность тут подмога небольшая. Нужно что-то придумывать, быстро.

Предъявляя свой ультиматум, господин председатель МСУ считал, что работа антикризисного комитета продлится два-три года, за которые будут приняты все нужные законы и утверждены планы. Полгода спустя он уже так не считает, а слегка вздыхает: мне при жизни результатов не увидеть. Разве что с того света налюбуюсь. Он прав, ведь люди нынче не живут мафусаилов век. Перспективы все шире, работы все больше, комитет расширяется и дробится на подкомитеты, а задач только прибавляется и прибавляется.

Он на это не рассчитывал. Я - предполагал. Лет через шесть-семь антикризисный комитет проглотит правительство и мне придется сменить работу. Господин Матьё, услышав об этом, весьма энергично возражал. Не против первой части, против второй. Но вынужден был согласиться. Люди на определенных должностях должны быть лояльны только к целому.

Некоторые вещи нельзя совмещать, даже если точно знаешь, что это не влияет на твои действия. Если не сомневаешься в том, как и почему принимаешь решение. Работая на Совет, из двух возможных решений выбираешь то, что выгоднее Совету. Только если интересы Сообщества и Совета действительно совпадают, говоришь "да" или "нет". Хотя никто не проверит, никто не будет проверять. Время неопределенности отчего-то обернулось временем излишнего доверия друг к другу. Противофаза, вызванная уходом от дел наиболее бдительного и недоверчивого из лидеров Совета. Бдительного и недоверчивого, а не оголтелого параноика, потому что о мертвых либо хорошо, либо ничего. Особенно если речь идет о тех, кого ты убил сам.

Да, у Совета сейчас нет желания конфликтовать, а у Сообщества нет ресурсов для конфликта, и не будет еще поколения полтора. Все ресурсы уходят в Центральную Африку, в Бенгал, в Терранову - на создание образовательной системы. Официально - восстановление статус кво. Неофициально - условие легализации. Возражавших было немного, у работы на дальнюю перспективу есть свои преимущества. И слишком уж хорошее дело. И привычное. Лицеи для преподавателей, потом начальные школы... Через эти полтора поколения работы не станет меньше, потому что требования возрастут - но вот воевать с Сообществом уже не захочет никто. Сам не захочет. Зачем оружие, если нет противника?

Возражавших было немного, но не все оказались довольны тем, что старое новое поле деятельности должно стать единственным. Господину да Монтефельтро, витрине и рупору идеи, уже изрядно досталось, а учитывая его предыдущий проект, достались ему по большей части не благодарности. А уж высказывания "Политика в чистом виде нас погубит" ему не простили и те, кого первый шторм не затронул, а, может быть, и спас. Уж больно вызывающе звучало.

Как всегда, после встречи со Сциллой и Харибдой. Сначала все счастливы, что проскочили, потом в памяти как на старой пленке проступают ошибки, неточности, просчеты... ни да Монтефельтро, ни мне самому никогда не занять сколько-нибудь значимого места ни в официальной иерархии Сообщества, ни в неофициальной - и это замечательно. Есть вещи, за которые нельзя награждать. Да Монтефельтро это, кстати, тоже понимает, хотя обиделся по молодости.

Но дверью хлопнуть грозился всерьез. Две причины: молодой человек не выносит поводков и ошейников, ему необходимо убедиться, что любую цепь он в состоянии порвать, только тогда позволит ее надеть, для порядка - и ему пока что кажется, что все задачи решены, все, что можно сделать при помощи Сообщества, он сделал, а дальше двигаться некуда и незачем. Ничего. Где-то через год-другой он остынет и начнет осознавать, с каким - качественно иным - букетом проблем мы столкнемся лет через тридцать. Когда вырастет поколение, помнящее только новый мир. Главный секрет веселой жизни в том - хмыкает про себя человек, забывший собственную фамилию, - что интересные времена не кончаются никогда.

Стекло под рукой - холодное. Не потому что здание построено правильно, хотя, в целом, проект очень неплох, а потому что снаружи дождь.

Города и организации долговечнее людей еще и потому, что много лучше их умеют приспосабливаться, меняться. Находить цель существования, даже когда исчезла первопричина... лангобарды не задержались на италийских землях, но Республика Венеция и не подумала уходить со своих островов, когда угроза отступила. Она уже стала целым, иным целым - и это целое сначала смотрело в Средиземное море, а потом обернулось на материк. А наша первопричина исчезнет только вместе с миром. И то неизвестно.

У капитана прошлого корабля есть две привычки. Первая - при наличии возможности беседовать не по звуковой связи, а посредством видео. Больше информации. А вторая - не начинать разговор, а продолжать когда-то законченный, незаконченный, а то и вовсе беседу с кем-то другим.

- Ну я же говорил, - меланхолично констатирует абонент, - что наличие совести само по себе не делает жизнь окружающих приятнее.

- Ее не делает приятнее даже следование этой совести, - собственно, достаточно часто дело обстоит наоборот. - Что у вас стряслось?

- Вы еще спрашиваете. Младенец на путь истинный не наставлен, агрегат у синоптиков бунтует и ругается на неизвестных науке языках, скорпион опять перекусил кабель камеры, пляж пустует, чайки скучают...

- Младенца записать в библиотеку, скорпиону купить нормальный бронированный кабель, синоптикам вызвать представителя фирмы и лингвиста, пляж и чаек совместить - пусть скучают вместе.

- А заместитель? Вы представляете, он мне эту голову приволок. На подушку, как кот деревенский...

- Вы же приказали.

- Я же не буквально?

- Небуквальные приказы - это новое слово в теории управления. Буквально. Вы когда-нибудь научитесь выражаться прямо?

- Нет, конечно. Я на вас смертельно обижен. - "И я!" - слышится из-за спины голос госпожи Сфорца. - За полгода ни разу не проявиться...

- Вам привести список разговоров? - чувствуешь себя персонажем сказки, той самой, где смеяться нельзя, потому что заклинание разрушится.

- Это не считается. По трудовому законодательству, которое МСУ ревностно соблюдает, вам через две недели положен отпуск. И что-то я не помню, чтобы вы сообщали, когда именно собираетесь явиться домой.

- Вы имеете в виду - к вам домой? - Упорный человек господин капитан парохода. А для меня... для меня это, возможно, решение. Завести дом вовне. Не невидимое королевство на всех пяти материках, которое и так никуда от меня не денется, а отдельный личный дом. Физическую точку. Место, куда хочется вернуться. Людей, к которым хочется вернуться и которые только для себя. Это просто - если позволить. И меня так хватит на дольше.

- Я, - усмехается упорный человек, - имел в виду то, что сказал. Домой. К себе.

Супруга упорного человека просовывает голову у него под локтем.

- Если будете делать вид, что не понимаете, то мы вас попросту похитим. Конечно, будет скандал с Советом, это все-таки уже слишком... но у меня есть оправдание. Моя очередь, как бы.

А какая роскошная была бы затея... и вообще нужно же Максиму обо что-то точить зубы. Но рано, увы. Наверняка неправильно поймут. Эту лодку пока нельзя раскачивать.

- Это - лет через пять, не раньше. И желательно без предупреждения.

- А пока вам билеты заказать? Или сами?

- Последний раз, когда я заказывал билеты сам, дело закончилось арестом.

- Нет, - говорит Франческо, - обойдемся. Я лучше самолет отправлю и младенца, ему полет в кабине обещан. Извольте быть готовы в пятницу в последний рабочий день.

- Хорошо.

- Чему вы так улыбаетесь?

- Представил себе, какое лицо будет у господина Матьё, когда он увидит мое заявление.

- Если он еще и вздумает протестовать, бейте его последним изданием ТЗ с размаху, - советует Джастина. - Это помогает.

- Нет, он не будет протестовать. Стали бы вы протестовать, если бы купленная мной для вас "Королева фей" вдруг явилась к вам в кабинет и попросилась в отпуск?

- И потребовала билет до родной фабрики... самое забавное, я бы не удивился. По секрету, я подозреваю, что она этого не делает только потому, что вы ее заразили трудоголизмом. А так - эта штука куда умнее меня. И капризнее, - смеется господин Сфорца. Потом мрачнеет. - Хм. Зачем вы дезинформируете дедушку, он душевнейший человек?

- Я дезинформировал его не больше чем вас. Даже меньше, поскольку наши отношения начинались не через прицел.

- Значит, вы заработались до состояния машины, чему я не удивлен, но хватит разврата.

- И прелюбодействовал с мироустройством. Это уже греческая мифология, кажется. Кстати, я ответил "да" пять минут назад.

- Ах, ну если вы так заняты... - выразительно обижается абонент.

- О. То есть вы заметили, что я согласился? А что ж продолжали уговаривать?

- Мистер Грин! Я не продолжал. Я занимался увлекательным занятием под названием "треп". Ровно с вашего "хорошо". Я бы и дальше этим занимался, надо сказать, но не уверен, что попал в ваш перерыв. Вообще, вы знаете... люди иногда делают это. Просто так. Для удовольствия.

- Я тоже.

- Видимо, не со мной. Продолжаю смертельно обижаться.

- У вас это очень хорошо получается. И вы, кажется, правы, может быть, я действительно ввел господина Матьё в заблуждение. Он, видите ли, спросил меня месяца три назад, сколько я занимался этим проектом. И я сказал ему правду.

- И что вы ему сказали?

- Двадцать пять лет. Правду.

- М-да, - собеседник ненадолго перестает улыбаться. - Тут есть от чего впасть в задумчивость. И начать подводить итог собственным достижениям, а также упорству. Нет, не бывать мне Объединителем, не тот масштаб - я, по примеру предка, ищу момент выгодно продать то, что имею. А вот у вас неплохо получается.

- Нет, спасибо. Я предпочитаю прыжкам с трамплина в историю более спокойные виды спорта.

- Ничего-ничего, никто из великих мира сего не собирался в нее прыгать. Они просто хотели обустроить место для жизни. Но всегда получалось, что для порядка во дворе нужен порядок в городе, в стране и так далее. Вы оба идете тем же путем, - говорит Джастина. - А я буду писать про вас мемуары. Напишу и лет на сто спрячу.

- И их будут искать все юные и честолюбивые архивисты и историки... и журналисты.

- И обрящут... когда-нибудь.

- И какое их ждет разочарование... как обычно.

- Вот так вы оцениваете мой талант и запасы яда. Укушу ведь...

- Это я производство яда стимулирую.

- Да, - вмешивается в пикировку Франческо, - действительно, умеете. И даже не для дела, а просто так. Вот и замечательно.

- Функция "нецелевое общение", подсистема "треп".

- Непохоже. Для механоида у вас подозрительно довольный вид.

- Ну вот видите, я даже вас в заблуждение ввести не могу. Что уж говорить о председателе Совета.

- Наверное, у него в родне и окружении гораздо меньше разных экстравагантных личностей, претендующих на отсутствие родства с человечеством. А у меня? Механоиды, аморальные элементы, целый парламент корсаров, очень хорошие люди и многогранные юноши...

- А еще вы иногда в зеркало смотритесь.

- Я же говорил, в отпуск, к себе домой - а вы спорили и сомневались.

Человек в темном костюме произносит все положенные слова. Как всегда, не механически, как всегда, осмысленно. Поворачивается к темному стеклу.

- Вы неправы, господин да Монтефельтро. Далеко не все следует поверять. Очень многое стоит делать просто так. Потому что хочется. Даже если не очень получается.

Он кивает - сам себе, отсутствующему собеседнику, дождю за окном? - и возвращается к работе.

Наиболее адекватным переводом будет сетевая шутка "нет способа фасте, чем копи и пасте"

"Здесь водятся скорпионы.", лат.

Киплинг - "If"; адекватного по смыслу стихотворного перевода нет. "И не вздохнув ни разу о потере..."