Порочный круг

14

Я отвез Джулиет домой и уложил на свою кровать: похоже, мне в ближайшее время спать не придется. Вот только Пен была недовольна, очень недовольна.

От Рафи она вернулась, буквально сияя от счастья: еще немного и в пляс бы пустилась! Во время экспертизы Дитко вел себя очень разумно и наверняка произвел на независимых специалистов хорошее впечатление. Они даже отчитали Уэбба за то, что пытался оттянуть их встречу с Рафи.

Однако когда Пен заметила на кровати Джулиет, мертвенно-бледную, словно похищенная из морга статуя, ее настроение покатилось под откос.

— Это та тварь, которая хотела тебя убить?

— Она самая, — признал я.

Вот уж не думал, что Пен успела рассмотреть лицо суккуба! В прошлый раз ее внимание было целиком сосредоточено на пневматическом ружье и опиленных бусинах четок, которыми она стреляла Джулиет в спину. Но, видимо, достаточно один раз увидеть суккуба с любого ракурса, и ее образ четко отпечатывается в памяти.

— Фикс, она же воплощение зла! — Голос Пен дрожал, чему я нисколько не удивился. — Такая красивая, но чем-то… Чем-то похожа на ядовитую змею: гипнотизирует, и когда жертва теряет способность сопротивляться, кусает ядовитыми зубами.

— Да, Джулиет именно такая, — согласился я. — Только она больше не кусается. Мы с ней установили правила игры.

Однако Пен так просто не убедишь, да и беспокоилась она в основном не о физической безопасности.

— Фикс, ей нельзя здесь находиться. Этот дом — мой храм, моя святыня, да ты и сам все знаешь! Я так старалась привлечь сюда хтонические силы, ну, те, что олицетворяют природную мощь земли и света. Если суккуб останется, они почувствуют скверну, уйдут и обратно мне их не вернуть!

Еще немного, и Пен расплачется.

— С моим присутствием хтонические силы смирились, — в отчаянии начал я, — значит, они не так уж брезгливы и разборчивы, верно?

— Они тебя проверили и ничего опасного не нашли, — отозвалась Пен.

— Так почему бы им не проверить Джулиет?

Пен замялась: ей невмоготу строго судить. Глядя, как она борется со своими принципами, я чуть не задохнулся от отвращения к себе: разве можно так давить на человека?

— Ладно, — вздохнул я, снова поднимая на руки невесомое тело, — отвезу ее в другое место.

Пустая бравада, пустая и рискованная… Я сел в машину и поехал в город, лихорадочно соображая, что теперь делать. Джулиет лежала на заднем сиденье и даже в бессознательном состоянии источала тяжелый сладкий аромат, который, проникая в серое вещество, наполнял мои мысли непристойными картинками, да так, что никакими усилиями воли не сотрешь. Короче, и в сознании, и без, она казалась настоящей венериной мухоловкой — такая нигде в безопасности не будет!

Мозг работал практически на автомате; борясь с запахом и самим собой, я в очередной раз свернул, но не к Актону, а к Паддингтону. То, что предстоит сделать там, много времени не займет: наверное, просто укрою Джулиет плащом, пока не вернусь; никто ее не заметит. Другого выбора не просматривалось: дух в церкви святого Михаила набирал силу, одурманенные прихожане бесчинствовали по всему Лондону, Баскиат сметала бюрократические препоны, чтобы арестовать меня за убийство, орден Anathemata сделал последнее предупреждение. Единственный способ выбраться из каньона с обваливающимися стенами — двигаться вперед и ни в коем случае не оглядываться. Может быть, если найти Денниса Писа и призрак Эбби Торрингтон, все встанет на свои места. Может быть… В противном случае мы на одной большой тележке покатимся в ад.

Я припарковался поближе к станции Ланкастер-гейт, но за двойную желтую полосу^[42] не заехал: не хотелось, чтобы в мое отсутствие «хонда» привлекала лишнее внимание, поэтому правила было лучше не нарушать. Остаток пути я прошел пешком: до Прейд-стрит, затем через вечно открытые ворота к зданию бывшей клиники мочеполовых заболеваний, то есть к «венеричке». Последние семь лет оно служило более таинственной разновидности медицины — метаморфической онтологии.

Дженна-Джейн Малбридж сначала придумала этот термин, а потом ввела в активный обиход, употребив в двух десятках монографий и трех полнообъемных научных работах, причем одна посвящалась оборотням, вторая — зомби, а третья — исключительно призракам. В итоге она создала для себя питательную среду, заставив университетские клиники всей страны обратиться к целому пласту феноменов, которые, казалось, не имели к медицине никакого отношения, пока ими не занялась профессор Малбридж. В конце концов, как лечить мертвых?

«Как лечить мертвых?» — эхом отзывалась Дженна-Джейн. Лечить их, конечно же, нельзя, но если дух мертвого вселяется в живое тело, появляются шансы и для наблюдения, и для медикаментозного воздействия, а если дух, вернувшись в собственную телесную оболочку, заставил ее двигаться и говорить, как это согласуется с понятием смерти? Разве такое состояние ему соответствует?

Карьерный взлет получился молниеносным и успешным. В крупнейших клиниках страны открылись отделения метаморфической онтологии. На конкурсной основе из этих крупнейших выбрали лучшую. Так клиника на Прейд-стрит отошла под ведомство Дженны-Джейн. Ею она распорядилась весьма умело. С самого начала в бывшую «венеричку» пригласили известнейших лондонских специалистов и консультантов по изгнанию нечисти. Сперва Дженна-Джейн впитала их знания, затем разложила на составляющие и заново слепила воедино, продемонстрировав такой холодный и безжалостный ум, что участники процесса уже не могли определить, кто у кого учится. Чудесная была пора: закладывались основы новой науки на скорости, при которой никто не отваживался оспаривать правильность избранного пути или хотя бы спрыгнуть с подножки стремительно разгоняющегося локомотива.

Большинство из нас начали сомневаться в Дженне-Джейн к концу первого года совместной работы, но не уходили от нее еще долгое время. Казалось, мы ведем полезные исследования, пусть даже под руководством тщеславной эгоистичной фашистки. Однако когда мы один за другим стали подводить морально-нравственные итоги, выяснилось, что они совершенно не соответствуют ожиданиям. Во имя науки или во имя Дженны-Джейн Малбридж, но некоторые эксперименты, проводившиеся на Прейд-стрит, однозначно попадали в разряд жестоких и вызывали угрызения совести даже у самых упорных и зацикленных на своем деле специалистов.

Чашу моего терпения переполнила Рози Крейц. Сначала проект казался вполне безобидным. «Почему все восставшие — из числа недавно умерших?» — поинтересовалась Дженна-Джейн. Объектами ее исследований становились призраки с датой смерти не ранее 1935 года. С учетом заявлений других специалистов, временные границы отодвигались еще на пару десятилетий, то есть к середине Первой мировой войны. Но что стало с миллионами призраков из далекого прошлого, которым следовало бы невидимым океаном заполнять лондонские улицы?

Вместе с подобными вопросами возникает понимание того, что пока не найдешь ответы хотя бы на половину из них, не сможешь спокойно спать. Что касается Дженны-Джейн, приобретать новые знания она умела лишь на собственном опыте. Пригласив человек десять: меня, Элейн Винсент, Немо Праксидиса и других крупных специалистов из Эдинбурга, Парижа, Локарно и еще бог знает откуда, она собрала нас в одном зале, где стояли десять стульев и стол, а на нем — большая картонная коробка. Когда все подошли, Дженна-Джейн заперла дверь и сняла крышку коробки.

Я ожидал увидеть отрубленную голову, но содержимое оказалось куда менее драматичным: какие-то вещи, старые, но не отличающиеся особой красотой — веер с вышивкой, которая когда-то была яркой, а сейчас выгорела до оттенков серого и коричневого; рукописный молитвенник; бутылочка из тонированного стекла, вероятно, из-под духов; носовой платок, украшенный изящной буквой А; страничка из письма без обращения и адреса.

— Посмотрим, что у вас получится! — сказала Дженна-Джейн, и мы приступили к работе.

Праксидис использует транс, поэтому он закрыл глаза и отрешился от происходящего. Элейн Винсент работает через автоматическое письмо, чтобы ручкой или карандашом двигал сам дух, — она вытащила блокнот и приготовилась писать. Я достал вистл, а еще один парень начал выбивать какой-то сложный ритм. В общем, все мы делали то, что обычно делаем, когда хотим вызвать и обездвижить призрак.

Призрак в том старье действительно обитал, вот только впечатление производил довольно странное. Его след казался одновременно сильным и невероятно слабым. Я будто шел мимо индийского ресторана и чувствовал легкий запах свежего кардамона. То есть было ясно: если открою дверь, от резких ароматов заслезятся глаза, и лишь исключительная едкость специи позволяет ей преодолеть стены с двойной облицовкой и обонятельные помехи улицы.

Под ударом находилась профессиональная гордость, и мы проработали несколько часов без остановки.

Сначала никак не удавалось навести на призрак фокус, но потом мы на-гора выдали несколько приемов, из разряда таких, что невозможно использовать в одиночку. Ударник выбивал на столе контрапункт к моей мелодии, а Элейн рисовала создаваемые нами звуковые образы. Черпая вдохновение в талантах друг друга, мы создали плотные гиперчувствительные силки; они тянулись по всей комнате и охватывали категории времени и пространства, которые мы не то что назвать, даже осмыслить не могли.

Результат, естественно, пришел. Над столом медленно, явно нехотя поднялся призрак, напоминавший воздушный шар, который отпустил резвящийся в аду ребенок. Мы обездвижили его, перевернули и, словно бабочку, пригвоздили к пласту заряженного воздуха.

Он, вернее она, сначала не могла говорить. Она умерла так давно и так долго спала в истлевшей оболочке своих костей, что забыла собственное имя. Губы не слушались, а в слетавших с них звуках ужаса и гнева слышалось примерно поровну. Она пыталась вырваться, но с каждым движением лишь натягивала наши психоэмоциональные нити и запутывалась еще сильнее.

Она была такой миниатюрной! Взрослая, даже зрелая женщина, истерзанная болезнями и самой жизнью, по размерам напоминала десятилетнюю девочку. Понимаю, это нелепо: по исходным материалам, которые предоставила Джей-Джей, следовало догадаться, что мы имеем дело с очень старым духом. Однако увидев ее, я чуть не задохнулся от отвращения к происходящему. Отношения с религией у меня довольно напряженные: божества, чье общество я сумел бы вытерпеть хотя бы до завтрака небесной манной, просто не существует, и все равно эксперимент казался святотатством. Призрачная женщина была такой маленькой и хрупкой… Я фактически чувствовал себя извергом, мучающим ребенка.

Тем не менее резко оборвать мелодию я не мог. Это все равно что выскочить из летящей на скорости сто километров в час машины — целый букет неприятностей гарантирован. Так что я довел игру до более или менее плавного финала, и остальные сделали то же самое: вытащили на берег рыбу, из тщедушного тельца которой торчало сразу несколько крючков.

Дженна-Джейн была в восторге. Столь блестящего результата с первой попытки она не ожидала. Однако, не дав нам ни прийти в себя, ни обсудить содеянное, профессор привела вторую команду, на этот раз не специалистов по изгнанию нечисти, а медиумов и оккультистов, собранных с той же лояльной эклектичностью, что и мы. Нас же быстренько вытолкнули из зала: спасибо, мол, и всего доброго.

Вскоре после этого я покинул проект на Прейд-стрит и на все попытки Джей-Джей заманить меня обратно для повторного эксперимента отвечал отказом.

Другими словами, после того проекта многие его участники мучились от вины и стыда, Джей-Джей больше не удалось согнать в одну комнату столько самородков, и Рози Крейц осталась уникальным экземпляром.

Имя «Рози Крейц» в шутку придумала Джей-Джей: вызванный нами призрак нужно было как-то называть, а раскрывать его истинную личность, пусть даже случайно, ей очень не хотелось. В общем, если не отходить от рыболовных метафор, выловив золотую рыбку, отпускать ее профессор не собиралась.

План состоял в том, чтобы позволить, а может, заставить Рози вселиться в одного из оккультистов, чтобы надежно закрепить ее в мире живых. Джей-Джей собрала настоящий шведский стол из медиумов разных возрастов, полов, рас, школ и направлений: от классических телепатов до полуненормальных миллениариев, аскетов-сведенборгиан и теософов мадам Блаватской. Короче, на любой вкус.

Однако вопреки всем ожиданиям, Рози выбрала саму Джей-Джей, прожила (ну а как еще выразиться) в ее теле двадцать дней и двадцать одну ночь, едва не убив мигренью и психосоматическими болями в скелетных мышцах. Месть могла получиться сладчайшая, однако в ту пору Рози еще не осознавала, кого нужно благодарить за столь позднее и неожиданное воскрешение, так что, пожалуй, все вышло случайно.

На двадцать первый день она позволила переместить себя в молодого человека из Кембриджа по имени Донни Коллет. Это стало началом своеобразной эстафеты по бегу на месте, которая продолжается до сих пор. Добровольцы из отделений метаморфической онтологии по всей стране и студенты философского и теологического факультетов, еще не раскусившие истинную сущность Джей-Джей, по очереди несут укороченную (не более недели) вахту, становясь для Рози каналами и телесной оболочкой, во имя того, чтобы онтологи с Прейд-стрит могли продолжать изучение жизни и смерти, расширять границы двух понятий и точек их соприкосновения.

Помимо «оболочек» существует отдельная группа поддержки. В нее входят специалисты, которые занимают Рози беседами. Призраки не спят, а вот принимающая сторона, точнее, принимающее тело, спит целую неделю, а потом просыпается свежим и отдохнувшим, как после отпуска на спа-курорте. Рози требуется постоянное умственное стимулирование, и, поскольку Джей-Джей категорически отказалась выпускать ее за территорию клиники, все приходится делать на месте. Рози смотрит DVD-диски (телевидение на Прейд-стрит запрещено), читает книги и без умолку болтает со всеми, кто согласится слушать.

Вот уже несколько лет я сам время от времени участвую в группе поддержки. Наверное, чувствую себя виновным в том, что являюсь одним из тех, кто без спросу разбудил Рози от сна, хотя ее общество мне очень нравится, и порой она становится весьма полезным эмоциональным отражателем. Кем бы ни была Рози при жизни (сама якобы не помнит), она наверняка отличалась острым как лезвие умом. В принципе смерть смогла уничтожить лишь оболочку этого лезвия.

Однако для посещений я всегда выбирал дни, когда Дженна-Джейн отсутствовала: читала лекции или выбивала спонсорскую помощь у благотворительных фондов с неопределенно-расплывчатыми уставами. Сегодня от надежных информаторов я знал: она на месте, так что пообщаться с Рози можно было только через профессора Малбридж.

Перво-наперво требовалось попасть к самой Джей-Джей. Снаружи клиника больше напоминает крепость, у главного входа даже имеется контрольно-пропускной пункт, где следует изложить цель визита и дождаться официального разрешения. Благополучно пройдя этот этап, я оказался в здании. Затем, шагая коридорами, пропитанными хорошо знакомым запахом давно испарившейся мочи, я тут и там замечал тревожные кнопки, снабженные краткими буквенно-цифровыми кодами. У каждой имелась пояснительная табличка, напоминающая, что нарушение внутреннего распорядка грозит немедленным выдворением, и в таком случае сотрудникам охраны надлежит собраться в месте, где сработала сигнализация, а остальным — не отходить от своих постов. В общем, все как в жутких воспоминаниях о доме отдыха в Скегнессе, только колючей проволоки поменьше.

Дженна-Джейн была в меньшем из двух кабинетов, том самом, что выходит на большой офис свободной планировки, как будка стрелочника — на железнодорожные пути.

По дороге я ломал голову: как же изложить просьбу? Еще недавно я мог заскочить к Рози без всякой преамбулы: привет, мол, старушка, но потом Джей-Джей узнала, что один из посетителей носит ей записки и внутренние правила ужесточились. Вообще-то сейчас в ее дурацком шоу появились другие интересные персонажи, но Рози-то была первой и до сих пор считается мегазвездой: еще бы, призрак, которому более пятисот лет! В итоге за всеми контактами своей любимицы Джей-Джей следит ревностным, неусыпным, как у самой Рози, оком.

Когда я постучал, Джей-Джей оторвалась от толстенной рукописи и одарила улыбкой, ослепительно бессмысленной, мол, Феликс, я так рада тебя видеть! Врет ее улыбка, каждым белоснежным зубом врет!

— Феликс! — прокурлыкала она, поднялась и вышла из-за стола. Я старался ненароком ее не коснуться, но у Джей-Джей были другие планы: профессор поцеловала меня сначала в правую щеку, а потом, на всякий случай, еще и в левую. Очень по-европейски; увы, это значило, что на доли секунды мое шестое чувство заглянуло в сумасшедший террариум ее души. Только этого мне в тот момент не хватало!

Кто-то мне рассказывал, мол, настоящая фамилия Джей-Джей не Малбридж, а Мюллер, и родилась она якобы среди руин Эссена, когда Третий рейх еще бился в предсмертной агонии. Если так, ее имитация мягкого протяжного, зябко кутающегося в твид, мелкоаристократического («но давайте не будем об этом!») английского акцента просто блистательна. Как и почти вся сущность Джей-Джей, это — изящный финт, призванный заманить жертву поближе, дабы вонзить кинжал в ее сердце.

Дженна-Джейн не изменилась ни на йоту: все такая же миниатюрная, опрятная и неизменно приветливая. Сейчас ей, наверное, под шестьдесят, хотя, видимо, ее тело решило, что сорок намного лучше, и остановилось на этом возрасте. В волосах мелькала седина, но, сколько мы знакомы, Джей-Джей всегда была седой, причем на ней седина выглядит признаком старения куда меньше, чем облупленная краска на борту линкора. Обтекаемая, гладкая, пуленепробиваемая — и внешне настоящий линкор. На Джей-Джей любимый докторский халат, но под ним я заметил джинсы и клетчатую рубашку. Нет-нет, профессор умеет выглядеть торжественно и парадно, если парад приносит ей какие-то дивиденды, а для остальных случаев припасен повседневно-непритязательный образ.

— Давно ты к нам не заглядывал! — мягко пожурила она. — Наверное, года два.

Дженна-Джейн предложила мне сесть (отказать я, естественно, не смог), а сама устроилась напротив. Не профессор, а хамелеон в белом халате: встречая меня, была милой и дружелюбной, а, едва усадив за стол, дала понять, что визит формальный и при необходимости, рассыпаясь в извинениях, она напомнит о существующих правилах.

— Я несколько раз заходил, но вас все не было.

— Да, мне сообщили, — улыбаясь, кивнула профессор. — Я уже начала думать, ты нарочно меня избегаешь. Однако вот ты и явился.

Да, вот я и явился…

— Как идут дела? — вежливо осведомился я, понимая, что «Мне нужна Рози, так что здравствуй и прощай» покажется грубовато.

Дженна-Джейн скромно пожала плечами.

— Клиника расширяется. А какая у меня сейчас команда! Молодые честолюбивые таланты: получили образование в Европе и прилетели сюда узнать, как все происходит на практике. Тебе их имена ничего не скажут, ты же спецлитературу не читаешь, но уверяю, в Штатах и Германии есть профессора, которые, услышав мое имя, зеленеют от зависти.

— Охотно верю, Джей-Джей, — на полном серьезе заверил я.

Профессор скривилась.

— Феликс, пожалуйста, не называй меня этим прозвищем! — попросила она. — Ты же знаешь, как я к нему отношусь! Дела идут отлично: собралась команда способных учеников, которые скоро перестанут нуждаться в моем руководстве! — Голубые глаза холодно блеснули: даже отпуская шутку, она не могла не съязвить. Без боя Дженна-Джейн свою маленькую империю никому не уступит: скорее умрет, чем позволит проявлять самостоятельность. — В плане приобретений хочу похвастаться тремя loup-garous, один из которых способен захватывать и модифицировать даже тела насекомых. Еще — однояйцевые близнецы-зомби из Эдинбурга. Заполучить их было ох как непросто, но мне удалось убедить руководство больницы, что мы в состоянии предложить им более качественное лечение. Теперь благодаря компьютерному томографу мы имеем шанс отслеживать процесс разложения буквально молекулу за молекулой и убеждаться, насколько синхронен он в двух разных трупах.

— Если только билль о правах мертвых не примут в третьем чтении, — уточнил я, вернее, просто не сдержался: уж слишком велик был соблазн.

Однако Джей-Джей на мякине не проведешь — она рубанула ладошкой по воздуху, в буквальном смысле отмахиваясь от неприятной темы.

— Феликс, у меня много друзей в Вестминстере. Билль не пройдет, по крайней мере не в нынешнем виде и не в нынешней сессии. Это привело бы к вопиющему беспорядку! Нет, естественно, определенный законодательный статус мертвые получат. Уже начались разговоры о том, что меня в качестве консультанта привлекут к работе над следующим биллем, когда этот пойдет ко дну.

Я чуть не рассмеялся: «Можно проконсультироваться у вас по проблеме овец, профессор Волк?»

— Так, значит, билль забаллотируют? — спросил я вслух.

— Заблокируют из-за нехватки времени на обсуждение, — с чуть заметным злорадством поправила Джей-Джей. — На дебаты осталось всего два дня, а из палаты лордов поступило сорок семь поправок. Правительство о столь спорном законе ходатайствовать не захочет, значит, билль положат под сукно до зимней сессии. Тогда дебаты начнутся снова, но уже с гораздо меньшим пылом. Уверяю тебя, резину можно тянуть годами… Если билль примут, он будет составлен так, чтобы мы имели возможность продолжать эксперименты, не опасаясь проблем с законодательством. Думаю, это станет одной из главных целей всех парламентских актов: на таком этапе правительство не желает связывать себе руки.

— На каком «таком» этапе, Дженна-Джейн?

— На этапе, когда мертвые начали воскресать в несчетных количествах, и создается впечатление, что их ведут демоны из ада.

Я пожал плечами: это всего лишь теория, подобные уже высказывались миллион раз.

— Мне казалось, демоны появляются везде, где пахнет свежей едой.

— Феликс, твое мнение мне известно. Сколько раз мы с тобой спорили! По-моему, у тебя есть опасная склонность недооценивать угрозу, которую представляют мертвые. Однако раньше она компенсировалась профессионализмом, способностью отрешаться от посторонних раздражителей при выполнении конкретного задания. Хотя, по моим сведениям, в последние месяцы это качество несколько… несколько ослабло.

Джей-Джей смотрела на меня пристально, оценивающе, даже сделала паузу, надеясь, что я как-то отреагирую на ее заявление.

— Приятно, что вы до сих пор мной интересуетесь, — вкрадчиво сказал я.

— Как всегда, Феликс, как всегда.

— Послушайте, Дженна-Джейн, — явно уступая в светской беседе, я решил перейти к делу, — мне нужно поговорить с Рози. Хочу кое-что у нее спросить.

Джей-Джей подняла брови — я догадался, потому что на ее лбу мелькнула морщинка. Брови у профессора Малбридж седые и тонкие, словно ниточка, поэтому увидеть их можно лишь с очень близкого расстояния.

— Я внесу тебя в список, — негромко пообещала она.

— Мне необходимо именно сегодня!

Губы Джей-Джей изогнула скупая печальная улыбка.

— Как же это устроить? Сейчас у нас официальная система бронирования, и на сегодня не осталось ни одного окошка. Самое раннее — дня через четыре.

— Всего-то прошу пару минут… Нельзя ли запустить меня в конце чьей-нибудь смены?

Профессор Малбридж покачала головой, и на лице появилось сожаление, как две капли воды похожее на искреннее.

— Нет, Феликс, боюсь, что нет. Сейчас каждая кандидатура рассматривается попечительским советом, и его полномочия я на себя взять не могу. Даже ради друга не могу, — сделав паузу, Джей-Джей нахмурилась, и я стал ждать завершения этого маленького спектакля. — А вот коллега — дело другое. В смысле, если бы ты принимал активное участие в работе клиники, причем регулярно, я пошла бы на уступки, не боясь, что получу за это по рукам.

Хм, условие, конечно, кабальное, но если требуется только обещание, я вполне способен быть не менее очаровательным лицемером, чем она.

— Сейчас времени катастрофически не хватает, но как только освобожусь, обязательно приеду и предложу свои услуги.

— Отлично! — с энтузиазмом закивала Дженна-Джейн. — Есть одна услуга, о которой я очень бы хотела тебя попросить.

— В чем дело? — Я уже привстал, чтобы в буквальном смысле подтолкнуть ее к следующей стадии. Однако при встрече с жестким сопротивлением или непреодолимой силой Джей-Джей способна вызвать у противника конфликт интересов и использовать его в корыстных целях.

— Убеди своего приятеля Рафаэля Дитко согласиться на лечение в нашей клинике.

Лицо застыло в неподвижную маску, и на секунду я замер в каком-то промежуточном положении между «сидя» и «стоя». В конце концов, я выбрал «стоя», потому что так хоть немного отдалялся от Дженны-Джейн.

— Простите, — буркнул я, — об этом и речи быть не может.

— Неужели? — невинно переспросила профессор Малбридж. — Пару дней назад мне звонил доктор Уэбб. Он считает, мистеру Дитко будет полезнее оказаться в заведении, где непосредственно и целенаправленно занимаются проблемами, аналогичными той, с которой столкнулся он.

— Джей-Джей, только без обид, но именно здесь Рафи создаст вам проблему. По-моему, вы путаете несущую волну с сигналом.

И все-таки она обиделась!

— Феликс, во-первых, сравнение неудачное, а во-вторых, совершенно не соответствует действительности. Я в курсе; Дитко и вселившийся в него демон — два разных существа, и, пожалуй, даже лучше тебя понимаю, что это значит и через какие механизмы работает. Я бы никогда не спутала твоего друга с пассажиром, которого ему не посчастливилось везти!

— Правда? Значит, у вас не возникнет соблазна, к примеру, воткнуть в Рафи вилы, чтобы выяснить, потечет ли кровь у Асмодея?

Самообладание и притворство Дженны-Джейн близки к совершенству, и на ее лице не отразились ни гнев, ни раздражение. Профессор лишь покачала головой, словно моя грубость окончательно убедила ее в том, что она рождена не для нашего жестокого, бесчувственного мира.

— Моим главным приоритетом было бы благополучие Дитко, — торжественно провозгласила она.

— Дженна-Джейн, это не обсуждается.

— Феликс, тогда не обсуждается и Рози. Я внесу твое имя в список, и через несколько дней тебе позвонят и объявят дату. Если только у кого-нибудь в попечительском совете не возникнут вопросы относительно твоей профпригодности.

— Дженна-Джейн, а вы в попечительский совет входите?

— Разумеется, я в числе четырех представителей клиники плюс еще трое…

Я поднял руку, дабы остановить этот плавный поток.

— Спасибо, я все понял. Передайте привет нашим общим знакомым!

— Да, конечно.

— А по дороге скатитесь с лестницы и сломайте себе шею. Надеюсь при следующей встрече застать вас в хроническом вегетативном состоянии.

— Феликс…

Я вышел под аккомпанемент ее укоризненного голоса, звучавшего точно так же, как и во время приветствия. Вот только лицо Дженны-Джейн видеть не хотелось.

Зато на обратном пути к контрольно-пропускному пункту я заметил одну из тревожных кнопок со строгими пояснительными записками. В голову пришла идея, да такая замечательная, что устоять я просто не смог: бах! — локтем разбил стекло и нажал на кнопку. Сразу со всех сторон послышалось двухтональное у-у-у.

Я поспешил дальше, лихорадочно вспоминая планировку здания. Впереди где-то справа должен был скрываться коридорчик.

Так и оказалось. Свернув в него, я увидел, что ко мне несется отряд, в котором просматривались одетые в темно-синюю форму охранники. Я приготовился к встрече, но они промчались мимо, не удостоив и взглядом. Метров через сто попался отряд номер два, а потом я свернул в коротенький боковой коридор, упирающийся в одинокую дверь.

Закрыто… Я принялся барабанить и во все горло орать «Откройте!» — нужно же было как-то перекричать бешеное мычание сирены. Раздался скрежет отодвигаемого засова, дверь приоткрылась, и в щелке мелькнуло удивленное лицо. Так, еще один парень в форме, куда выше и крепче меня.

— Ее перемещают! — завопил я, тыча пальцем в глубь палаты.

— Перемещают? — Охранник был удивлен и встревожен, но от двери не отошел ни на шаг: кота в мешке он покупать явно не собирался. — Куда именно? Что происходит?

— Пожар! Ее временно переводят во двор!

Охранник удивился еще сильнее.

— Пожар? Но ведь сработала противовзломовая система, а не…

Все, достаточно… Я с силой пнул охранника в живот и, когда он сложился пополам, наотмашь ударил в ухо, повалив на пол. Справа от двери в маленькой нише висел огнетушитель. Я быстро его снял: лучше держать наготове, мало ли что — сейчас этот здоровяк путешествует по стране чудес, но вдруг поднимется? Меня немного мучила совесть: в конце концов, парень только выполнял свою работу, но, с другой стороны, любой, кто под этим предлогом находится в компании Дженны-Джейн, ступает по тончайшему льду, способному расплавиться от обычного дыхания.

Втащив охранника в палату, я закрыл дверь, предварительно оглядев коридор: слава богу, никого. Увы, это, наверное, ненадолго.

Увидев меня, Рози расплылась в ленивой хулиганской улыбке.

— Феликс Кастор! — позвала она. — Мне снилось, что мы с тобой поженились.

— Рози, ты бы со мной намучилась. Я же не поддаюсь одомашниванию!

— Ах, но во сне я была мужем, а ты — женой.

— Все равно бы намучилась: я бы гулял направо и налево… Собственные слабости мне хорошо известны.

Я придвинул стул к ее кровати. Сегодняшнее тело Рози показалось незнакомым, хотя удивляться не приходилось: я уже говорил, что давненько не заходил к ней в гости. Итак, совсем молодой парень с копной темных кудрей и воспаленными прыщами на левой щеке полностью одетым лежал поверх одеяла, и, возможно, на каком-то уровне слышал наш разговор, но управляла его сознанием Рози. Обычно бывает именно так.

В отличие от демонов духи не могут овладевать людьми: поэтому loup-garous и выбирают животных, несмотря на все сопутствующие неудобства. Рози это удается, потому что люди, в тела которых она проникает, во-первых, гиперчувствительны, а во-вторых, гипернастроены на помощь и сотрудничество, но даже в таком случае пребывание не всегда получается комфортным.

Я развернул стул спинкой вперед, оперся на нее руками.

— С каких пор ты видишь сны? А если видишь, вот что их вызывает! — Я кивнул в сторону ее тела. — Опять в мужскую одежду вырядилась, извращенка эдакая!

Рози продолжала улыбаться: похоже, ее очень обрадовал либо мой приход, либо вой сирены и моя потасовка с охранником. Она уже семь лет сидит в этой палате, поэтому счастлива любым изменениям в обычном распорядке дня.

— Обожаю молодых мальчиков! — прошептала она. — Порой ласкаю их, чтобы посмотреть, как отреагирует мужское достоинство… Увы, — с тоской вздохнула она, — это же все равно что самой себя щекотать: приятно, но не то.

— Эх, Рози, как жаль, я не видел твоего собственного тела…

— И мне, дорогой, и мне тоже жаль! Это было не тело, а сокровище, я бы дала тебе зеленый свет: что найдешь, все твое!

— Рози, ради встречи с тобой я нажал на тревожную кнопку! Дженна-Джейн не хотела пускать.

— Мерзкая сучка!

— Очень тонко подмечено! Однако часики тикают. Джей-Джей стрелой примчится сюда, догадавшись, что это моя работа, и тогда мне не поздоровится.

— Значит, тебе стоит поторопиться.

— Так и сделаю. Я разыскиваю твоего приятеля, Денниса Писа.

— Ах, Деннис… — задумчиво протянула Рози. — Из моих мальчиков он самый дикий и необузданный. В один прекрасный день он этим здорово себе навредит, если уже не навредил.

— Рози, когда он здесь был в последний раз?

— Пару дней назад, в воскресенье, ну или в понедельник. Сказал, теперь мы долго не увидимся, но просил не волноваться. Мол, у него проблемы: нужно отдать долги, причем некоторые из тех, что выплачиваются не деньгами, а кровью. Однако Деннис уже все продумал и чувствовал себя в безопасности.

— Где именно он в безопасности?

Карие глаза парня взглянули на меня с подозрением.

— Фикс, а тебе-то какой интерес? Или ты один из тех, кому должен Деннис? Мне бы страшно не хотелось, чтобы вы дрались.

— Рози, мне драка ни к чему! — заверил я. — Зато очень важно с ним поговорить. У меня, как и у Денниса, проблемы, причем наши с ним беды странным образом переплетены. Может, мы друг друга выручим. Может, просто обменяемся информацией и разойдемся.

Рози долго молчала.

— Я не знаю, где Деннис, — наконец объявила она, и мое сердце упало. Тут Рози подняла палец: стой, мол, не торопись. — Он особо не распространялся, сказал только…

За спиной послышался грохот, и, обернувшись, я увидел на пороге Джей-Джей и троих охранников.

— Уведите его! — рявкнула профессор Малбридж, и охранники, расправив плечи, двинулись ко мне. Сопротивляться бесполезно: любой из них был достаточно высок и атлетичен, чтобы сложить из меня оригами.

Рози приблизила губы парня к моему уху.

— Он намекнул, что живет у мистера Штайнера, — успела шепнуть она, а в следующую секунду охранники оторвали меня от стула и повернули лицом к Джей-Джей.

— Феликс, ты очень меня разочаровал, — с грустью и недоумением проговорила она.

— Джей-Джей, из ваших уст это звучит как комплимент!

Демонстрируя усердие и исполнительность, один из молодцов ткнул меня в живот. С негромким ш-ш-ш я подавился воздухом и в изнеможении согнулся пополам, слыша укоризненный голос Дженны-Джейн.

— Зачем применять силу? — упрекала она охранника, как секундой раньше меня. — Здесь место для цивилизованных бесед. Выведите его за территорию клиники, и когда закончится кассета, сразу принесите мне. Хочу знать, о чем тут шла речь. Рози, прости, что мы тебя потревожили.

— Было так здорово! — воскликнула та. — Фикс, приходи еще и поскорее!

— Боюсь, отныне мистер Кастор в нашем черном списке. Вряд ли он вернется.

— Рози, можешь на меня рассчитывать, — прохрипел я.

По дороге к главному входу охранники провели со мной цивилизованную беседу, но ни одна из их, хм, фраз следов не оставила.

Когда я, слегка шатаясь, шел к машине, в голове снова и снова звучали слова Рози: «Он живет у мистера Штайнера». Раз Пекам Штайнер был давно мертв, а парень, с которым я мельком виделся на борту «Коллектива», определенно жив, просматривалась лишь одна весьма интригующая возможность. Без помощи Никки не обойтись…

Вероятно — уж простите за выражение, — даже получится одним ударом убить сразу двух зайцев.