Покой нам только снится

Глава 11

— Плохая идея, — сомневается моя собеседница. — Некачественный перевод, да и просто, например, неприятный голос может отпугнуть зрителя, — учит меня соседка.

Я предложил ей побыстрее перевести фильмы и пустить в прокат. Да не тут-то было. Оказывается, кому попало доверять перевод нельзя, да и график переводов согласуется в министерстве на год вперёд. Ясно, что никого не отпугнёт голос, если фильм интересный.

— А вы, Анатолий, интересный собеседник. Хотите, помогу чем смогу?

— Не откажусь, — польщенно киваю я.

— Если вы так любите киноновинки, дам я вам телефон такого же фаната. Можете сослаться на меня. Мы учились вместе, оба на фарси специализировались, даже жили вместе. Надеюсь, не забыл, хотя не виделись года три точно.

— Записываю, и спасибо вам большое, — благодарю я, доставая ручку и блокнот.

— А давай так сделаем — поговорим вместе, а то он может тебе и не поверить. Серьёзный специалист, в своё время у Брежнева переводчиком был, в посольствах работал, в Иране и Афганистане. Я в Красноярске остановлюсь в «Красноярске», — скаламбурила женщина.

— Отлично. Диктуйте. Когда и где? — не спорю я.

Не накинется же на меня она в номере? Ей лет сорок навскидку.

«Михалёв… Михалёв…», — не слышал о таком переводчике.

На слуху только Володарский да Гоблин. С последним я даже бухал как-то в одной компании, но он молодой слишком, чтобы быть другом моей новой знакомой.

Сегодня у меня ещё выходной день, никуда не торопясь сажусь в автобус из аэропорта в город. Моя соседка едет тоже в этом же автобусе, у неё козырное место в первом ряду с видом на дорогу. Я садился последним, и мне досталось место в конце салона, причем багаж я не успел положить в багажное отделение, и сейчас обе сумки мешались мне под ногами. Но деваться некуда, деньги я почти все потратил на подарки, так что буду терпеть, как и остальные граждане и гражданки.

В поселке Емельяново короткая остановка, высадка немногочисленных пассажиров и посадка новых. Причём водила садит левак. В автобусе сразу становится тесно — проход в «Икарусе» узкий, а там ещё и сумки стоят, а теперь ещё и емельяновцы, стремящиеся попасть в город.

Я сидел на заднем сиденье в углу у окна, и до меня вся эта суета не доходила. Рядом со мной сидела монументальная тётя со скандальной физиономией. Дедок, её сосед слева, и я, сосед справа, вынуждены были уступить этой даме часть своих кресел. Причем сделала она это легко и непринуждённо, крутанув широким задом, усаживаясь на своё место. Ещё и посмотрела на нас, мол нет ли какого недовольства? Нет? Я так и думала. Но сейчас она плотной преградой сидела между мной и толстенькой бабулькой с хорошим геологическим рюкзаком за спиной, не давая той согнать меня с насиженного места.

— Сиди! — велела мне соседка. — Буду я ещё вставать! И мокрая ты.

Последнее она сказала уже бабке.

— Так снег же сыплет! Ох, и молодёжь нонче! Лень им постоять, — понимает тщетность своих попыток бабуся.

Снег и правда сыпал густо, отчего я, например, в своё окно ничего не мог разглядеть. Водила не гнал, но всё равно неспокойно. Хорошо хоть дорога прямая.

Это было последнее, что я подумал перед тем, как автобус, скрежетнув, заскользил по обочине. Отчаянно-жалостливо заскрипели тормоза, взвизгнули шины и автобус опрокинулся на бок! Тут же салон заполнился криками, воплями и звуками разбитого стекла. Я ощутил себя висящим на поручне, а подо мной копошилась куча людей, для которых пол стал боком транспортного средства. На самом верху этой горы находилась моя соседка, и я понимал, как несладко сейчас дедку.

Где молоток для разбития стекла? Должен быть. Я сто раз такие в автобусах видел и даже мысленно примерял, как можно вынуть резину да разбить стекло. Или как там предлагается это сделать?

Блям-с, к многоголосью копошащейся людской груды прибавился звук удара и звона ещё одного разбитого окна, на этот раз верхнего. Кто-то из моей половины автобуса начал действовать. Несмотря на день, проезжающих машин на дороге было мало, но все же вскоре к разбитому автобусу стали прибывать машины с мигалками. Скорая прибыла первой, потом пожарка, ну и ГАИ. Как без них? Мы уже успели вытащить всех пассажиров из автобуса, причем на удивление оказалось мало серьёзно пострадавших. Моя соседка выбила зубы. Несколько переломов. Да и Антонина Фёдоровна порезалась, но её уже перевязали. Дедок с нашего сиденья цел, но я слышал, как он пробормотал:

— Как под танком побывал, тогда, в сорок первом.

Погибший оказался один — водитель машины, из-за которой случилась авария, но умер он до столкновения с автобусом. Это я подслушал разговор, — мол, скорее всего, сердце прихватило. Его машина, подрезав автобус и натворив дел, даже не перевернулась, а, съехав в кювет, ударилась в деревце. Хозяин авто — дед, с виду ровесник моего начальника Михаила Сергеевича.

Расстроенный шофёр нашего автобуса уже допрашивался ГАИшниками. Отольётся ему заработок на левых пассажирах, которые ехали без билета. Отзывчивые проезжающие люди забирали пассажиров, тех, которых не увезла скорая. Не все, конечно, тормозят, некоторые едут мимо, не останавливаясь. Нас с Антониной Васильевной брать не хотел никто — куртка моей новой знакомой была вся в крови, да и я запачкался, пока помогал перевязывать рану. Положение хреновое, нас обещали посадить на ближайший рейсовый автобус, но когда он будет? А на улице ноябрь месяц и минус пятнадцать.

— Э, малой, подвезти? — скрипнув тормозами, около нас остановилась старенькая белая «Волга».

За рулём сидел усатый мужик кавказской наружности, а рядом с ним, на переднем сиденье, скорее всего, его жена, а может и сестра. Очень похожи, даже усы у тётки есть.

— Не надо их брать, салон в крови будет. Поехали! — в приказном тоне заявила усатая.

А я думал, у них женщины мужьям не возражают!

— Не обижайся, брат, машина старая, а кожа новая на заднем сиденье, — признал правоту жены водила.

— Стой! Сто рублей плачу! — я не желал больше мерзнуть. — Только деньги дома. Но вот часы могу оставить в залог. И едем сначала в травмпункт, потом в центр и потом в Николаевку.

Водила, алчно оглядев дорогущие золотые швейцарские часы, коротко кивнул нам на заднее сиденье. Сто рублей! Да мне не жалко.

— Толя, у меня есть сто рублей, только это все мои деньги. Давайте, пополам разделим расходы? — предложила моя пострадавшая знакомая.

— Не переживайте, деньги у меня есть, а вы меня сведите со своим знакомым, и мы будем в расчете, — отказываюсь я.

Ближайший травмпункт оказался недалеко от завода телевизоров, и там нам повезло — народу было мало, время массовых переломов и обморожений ещё не настало.

— Шить не надо, перевязали, раны обработали, всё хорошо, — почти по слогам отчитался доктор, пахнув алкоголем на меня и Антонину Фёдоровну.

Но это его дела. Далее высаживаю москвичку около гостиницы, и мы едем в Николаевку, где обещан расчёт.

— Сосед, ты чего в крови? — на улице стоит неприметная серая семерка, и в ней сидит Вано.

— Автобус перевернулся, представляешь! Из аэропорта ехал, — жалуюсь на судьбу-матушку.

— Ты часы оставь, а потом иди за деньгами, — подал голос водила.

— Толь, давай я дам, — предложил Вано. — Сколько?

— Сотку, — с облегчением информирую я, так как отдавать свои часики кому попало не хочу. Нет, я его может и найду потом, но попробуй, докажи, что он брал что-то. Вано точно свидетелем не пойдёт. А мой «Бланпен» стоит около тридцати тысяч долларов, я узнавал специально, когда был в Дании. Купил каталог.

— Это кто там так охренел? Петруша, подай его сюда.

На свет вылез ещё мой один старый знакомый — громадный Петруша, как я понял, телохранитель Вано.

Машина случайного таксиста, рыкнув мотором, стала быстро набирать скорость, удаляясь от нас! Не захотели знакомиться мои спасители с Петрушей. Неудобняк! Впрочем, номер их машины я знаю, через гайцов найду быстро и отдам, что обещал.

— Не надо было их пугать, я сам пообещал столько. Холодно ждать было, да и женщина, с которой я ехал, сильно поранилась, — огорченно высказал я Вано.

— Богато живёшь! — признал вор, — Заходи, выпьем за твоё спасение!

Я и зашёл, предварительно занеся в промерзший дом свои вещи. Воду я слил из труб, так что, неприятностей не случилось. Кроме разбитой вазы. Хоть и заматывал хрусталь вещами, но она разбилась. Зачем я их вообще в Москве покупал? Будто в Красноярске не нашёл бы, — запоздало сожалею я.

Кроме Вано, в доме я увидел Махно и Мишу — якут он или бурят, тоже авторитетный в воровском мере, но сильно пожиже, чем Вано. Посидели, выпили, ни о чём серьёзном не говорили. Я много пить не стал, ведь утром за руль. Завел свое точило с трудом. Никаких вебаст ещё нет, а снятые аккумуляторы и в доме промерзли. Сначала заехал к Зое отдать подарок — выжившую в аварии салатницу, не сказав, что к ней могла быть ещё и ваза. Зойка и этому была рада. Более того, радостно поведала о том, что рядом, в Студгородке, открылся ещё один видеосалон, и она смогла удачно договориться об обмене кассетами. Не заходя в универ, еду на работу. Открыв дверь своего кабинета, неожиданно застаю там уборщицу, моющую пол. А если у меня шифровка какая на столе лежит, а ей на вахте ключ дали? Безобразие.

Мой непосредственный начальник, Михаил Сергеевич, оказался на больничном, а Шенина я застал собирающимся в Москву, и общались мы буквально три минуты. Меня поздравили с отбором на чемпионат СССР по боксу и посочувствовали по поводу аварии. И день свободен! От нечего делать иду на комиссию. И тут облом! Сегодняшнее заседание было коротким — часа полтора, и все приняты.

Поскучав на работе, ближе к вечеру еду в гостиницу. Антонина Федотовна жила не одна, а с соседкой, женщиной её возраста. Приглашаю московскую чиновницу в ресторан. Телефона в номере нет, но мне дали позвонить с гостиничного. Корочки крайкома помогли. Я уже ими козыряю вовсю.

— Толь, вот, поговори с Алексеем Михайловичем, — после пары минут телефонного щебетания мне дают трубку.

— День добрый, — вежливо здороваюсь я.

— Только быстро, парень, времени мало, — не очень-то любезно отвечает мне переводчик, совсем не гнусавым голосом.

— У меня есть просьба… — начал я.

— Короче, я могу уделить тебе пару минут, — прерывает Михалёв.

— Шея, — раздражённо говорю я.

— Что? — не поняли на том конце провода.

— «Принес звуковой сценарий. Называется „Шея“. Народная трагедия в шести частях», — цитирую «Золотого телёнка» Ильфа и Петрова.

— А-ха-ха, — ржёт Михалёв. — Уел.