Время ни разу не посещало это место. Да, ветер продолжал дуть, гоняя по небу грязные тучи, а мелкая пыль поднималась в воздух при каждом тяжёлом шаге. Материя всё также перемещалась в пространстве, создавая ощущение движения и изменчивости. Даже некая жизнь здесь присутствовала, пускай и была представлена в одном-единственном экземпляре. Этот мир определённо имел своё «бытие». Но при этом в нём всегда отсутствовало собственное «небытие». И потому время для него было чуждо. Ведь и в прошлом, и в настоящем и в будущем время — лишь мера перехода из бытия в небытие.
А если вторая крайность отсутствует по умолчанию, то никакого перехода наряду с его мерой быть и не может. Объективная реальность имеет право считаться таковой только до тех пор, пока она следует своим же объективным законам, задающим строгие пределы всеобщего существования. Реальный или же материальный объект всегда проходит одни и те же стадии бытия: воплощение, присутствие и развоплощение. И итогом последней из трёх стадий является полное отсутствие объекта, его небытие. Составные части объекта могут и должны изменить форму своего существования, войдя в состав иных, только-только появляющихся, объектов. Но сам исходный объект целиком вечно быть собой не может. Без уничтожения старого невозможно созидание нового. А без созидания нового невозможно движение вперёд. Сама реальность становится невозможной в тот самый миг, когда всё в ней присутствующее замирает на месте. Она перестаёт быть объективной (реальной) реальностью.
Субъективный (нереальный) мрамор реальности, являющийся зеркалом души одного человека.
Пустой идеал.
Имитация.
Фальшивка.
Эти слова с предельной точностью описывали место, в котором присутствовал Эмия, полностью раскрывая его иллюзорную суть. Бытие без небытия. Существование без несуществования. Жизнь без смерти. Мир, сотворённый одним человеком для него одного же. Его награда и его наказание. За всё.
Вне времени.
И Эмия всё продолжал идти вперёд, поднимаясь к вершине холма, которая никак не становилась ближе. За ним тянулась бесконечная линия из отпечатавшихся на земле следов и пересекающих их полосок высохшей крови. Они словно бы никогда не имели начала посреди этого кладбища мечей. Будто Эмия всегда только здесь и находился. Шёл, падал, вставал и продолжал подниматься наверх. Чтобы занять своё место.
А шестерни продолжали вращаться.
Но был один момент, в который идеальное бытие этого мира нарушилось. Ещё одно в нескончаемой череде падение принесло Эмии, помимо мимолётно усилившейся боли, нечто новое. Слова, что никогда не звучали и никогда не должны были звучать в его неизменном мире.
— Это… Это — Эмия?.. — вопросил тогда слабый первый голос.
— Д-да, — ответил ему второй. — И нам нужно… придумать, к-как забрать его отсюд-да…
Всё произошло до того быстро, что Эмия не смог ни опознать говорящих, ни даже в полной мере осознать значение их диалога. Куда они хотели его забрать? Откуда? Уж не привиделось ли ему всё это из-за чрезмерной усталости и боли? У Эмии не было ответа ни на один из поставленных самому себе вопросов, однако сам случай очень сильно врезался в его сознание. Может и наваждение, но это было нечто, с чем он не сталкивался прежде, и Эмия решил использовать сиё происшествие в качестве нулевой точки отсчёта.
Заранее обречённая на провал попытка вести счёт времени там, где его попросту нет, началась со следующего же лязга ржавых шестерней в небесах. Сопровождавшее каждое их вращение скрежетание позволяло Эмии не опасаться, что он хоть что-то пропустит и собьётся со счёта. Так сильно этот звук въедался ему прямо в мозг. И Эмия цеплялся за все его проявления.
Тратя на восхождение силы, лежащие далеко за гранью его возможностей, Эмия ещё и исправно добавлял в уме одну единицу к уже сформированной ранее сумме. Пятьдесят шесть. Сто два. Сто девяносто восемь. Триста двадцать четыре. Пятьсот шестьдесят пять. Семьсот семнадцать. Одна тысяча сто тридцать девять. Одна тысяча шестьсот сорок три. Три тысячи девятьсот девяносто один. Десять тысяч четыреста тридцать два. Пятьдесят тысяч восемьсот шестьдесят шесть. Сто двадцать две тысячи сто пятнадцать. Восемьсот тысяч пятьсот двадцать девять. Один миллион…
Обувь Эмии окончательно стёрлась и, как и вконец изношенная и опавшая одежда, полностью впиталась в землю. А он всё продолжал считать. Слои засохшей крови и прилипшей грязи сформировали на его теле прочный чёрно-алый доспех, а он всё продолжал считать. Он считал идя. Он считал падая. Он считал вставая. Слабое и плохо осознаваемое желание привнести в опостылевшую неизменность хоть что-то новое породило лишь дополнительную грань её вечного бытия.
Эмия считал. Но в уме его никаких цифр уже не было. Губы беззвучно шевелились всякий раз, как шестерни проворачивались, однако никакого смысла за этим действом более не крылось. Из памяти стёрлось даже событие, с которого всё началось. Остался только сам процесс. Машинный, сравнимый с дыханием, которое только то и делало, что давало Эмии возможность не останавливаться и далее продвигаться к вершине.
Снова падение. На этот раз Эмия сбил своим туловищем несколько воткнутых в землю мечей, один из которых неглубоко порезал ему правую ладонь.
— Ты сможешь его вылечить, Полюшка?
— Вылечить что? Макаров, посмотри на него. То, что он жив в таком состоянии, уже не поддаётся никакому объяснению. Это — не человек. Что именно ты хочешь, чтобы я в нём вылечила?
— Он — человек.
— Нет, Макаров. Будь он хоть трижды волшебником, с таким телом считаться человеком он не может. Посмотри на все эти клинки. Да он уже фактически состоит из них, а они всё продолжают множится. Кожа, кости, плоть. Они всё ему заменяют. Стоит делу дойти до внутренних органов и тогда…
— Просто сделай всё возможное, Полюшка. Прошу тебя.
— Прости, Макаров. Но всего возможного здесь будет недостаточно.
Ветер унёс последние отзвуки непонятного шума, и Эмия, заставив себя после небольшого отдыха подняться, с прежним упорством заработал ногами. Что-то ненадолго всколыхнуло в нём отголоски любопытства, но что именно это было, Эмия так и не понял. Видимо, нечто совершенно неважное. Да и ничего не имело значения, кроме достижения вершины.
Благо и она наконец-то начала приближаться.
Шаги Эмии полностью синхронизировались с ускорившимся движением шестерней, задавая подстёгивающий его ритм. Оставалось совсем немного. Если ранее вид вершины не изменялся ни на йоту, сколь бы долго и усердно Эмия ни поднимался к ней, то теперь, казалось, с каждым его шагом преодолевались целые километры. Она была так близко, что он практически уже мог коснуться её рукой. Мечи, вонзённые в землю, и те словно бы расступились, перестав путаться под ногами, и формировали теперь для Эмии открытый прямой путь.
Ещё чуть-чуть.
Вращение шестерней всё больше набирало обороты, а вместе с тем и шаг Эмии становился всё быстрее. Да, с увеличивающейся скоростью росла также и испытываемая Эмией боль во всех её проявлениях, но разве могло это волновать его теперь? Он уже практически достиг своей цели. Место, которому он всецело и безоговорочно принадлежал, уже готово было вновь принять его.
Последние усилия. Последние шаги под непрерывное лязганье титанических шестерней. Последний рывок…
Не рассчитав силы, Эмия споткнулся о собственную ногу и полетел лицом в землю. Ровно так же, как и неисчислимое количество раз прежде. Сейчас, однако, он не был готов так просто дать себя повалить и, вскинув вперёд левую руку, потянулся к рукояти так удачно оказавшегося в непосредственной близости меча. Пальцы идеально легли на холодный металл и привычно сомкнулись на нём, принимая на себя весь вес падающего Эмии.
Это было больно. Очень больно. Эмия вскрикнул от вспыхнувших адским пламенем ран на спине и груди и тут же выставил вперёд правую ногу, дабы снять с корпуса нагрузку. В глазах потемнело от такой агонии, а лёгкие и вовсе парализовало, лишив Эмию возможности сделать вдох.
Но он устоял.
Вопреки всему, Эмия не дал себе позорно пасть перед самым концом. Он справился. Нужно было подождать, пока вернётся способность дышать, а сам он вновь сможет стоять без сторонней опоры, но Эмия выдержал. Он смог. Он почти на месте.
Эмия медленно поднял голову, чтобы сосредоточить взгляд на финальном отрезке пути, как вдруг смутно осознал, что не может этого сделать. Голову-то он поднял, с этим проблем не возникло, да и зрение его более менее уже прояснилось. Однако лицезреть вершину ему всё равно не удалось. Там, где ранее была лишь пустынная дорога, теперь возвышалась посторонняя человеческая фигура.
И стоило только Эмии суметь детально её рассмотреть, как его мгновенно захлестнула злость.
Он знал этого человека.
Он слишком хорошо его знал.
— Нет, только не ты… — прохрипел севшим голосом Эмия, мгновенно заставив себя выпрямиться.
Он не мог более позволить себе выглядеть слабым. Только не перед ним.
— И это твоё приветствие? — усмехнулся молодой парень. — После всех этих лет…
— Что ты здесь делаешь? — перебил его Эмия, глядя в самодовольные карие глаза.
— А сам-то как думаешь? — сложил парень руки на груди и вздёрнул подбородок.
Хоть он и был немного ниже Эмии, более высокое положение позволяло юноше смотреть на Эмию сверху вниз. И этот его взгляд… как же он выводил Эмию из себя.
Эмия с силой сжал правую руку в кулак, отчего кровоточащая рана на ней начала отзываться уже совершенно иной болью.
— Пожалуйста, не умирай Эмия, — пришёл вместе с болью и неведомый голос. — Не покидай меня. Ты не можешь… — послышался всхлип. — Пожалуйста, вернись ко мне…
На краткий миг боль покинула его руку, уступив место обволакивающему теплу прикосновения.
— Ты сам всё слышал, — пожал парень плечами так, словно бы это всё объясняло.
Но это ничего не объясняло. Да и не нуждался Эмия в объяснениях.
— Прочь с дороги, — потребовал он, сделав три шага вперёд и встав строго напротив юноши.
Это светлое и полное решимости лицо. Эти неопрятные рыжие волосы. Это… всё. Эмию бесило в нём буквально всё. В особенности их безумное сходство. Цвета сильно отличались, но в остальном Эмия будто смотрел в зеркало. Зеркало своего прошлого.
— Прочь с дороги, Эмия Широ.
— И не подумаю, — спокойно ответило его более молодое «Я». — Дальше ты не пройдёшь.
— Это не тебе решать, — угрожающе нахмурился Эмия. — С дороги.
— Поворачивай назад, — уверенно снёс возросшее давление Широ. — Я не позволю тебе пройти. И не только я, между прочим, — снова заулыбался он. — Я же верно говорю, Тосака? — наклонился он и глянул Эмии за спину.
Нет.
Нет. Нет. Нет.
Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
Он просто блефовал. Этот мальчишка лгал, он не мог говорить правду. Она никак не могла оказаться зде…
— Разумеется! — отгремел совсем рядом властный голос, заставивший Эмию и вздрогнуть, и замереть одновременно.
— Рин, — тихо выдохнул он, начав медленно оборачиваться.
— А ну стоять! — вновь прогремел её голос, и Эмия тут же всё исполнил. — Не смей оборачиваться. Право смотреть на меня ты ещё должен заслужить.
— Что? — недоумённо выдал Эмия, глядя на посмеивающегося напротив Широ. — Что за глупо…
— Молчать! — прикрикнула Рин на него в третий раз. Эмия снова подчинился. — Права разговаривать со мной у тебя тоже нет. Молча слушай и со всем соглашайся.
Широ схватился за живот и разве что уже во весь голос не хохотал. Если бы не Рин, Эмия вот прям немедленно потянулся бы за ближайшим мечом.
— Я, значит, потратила на тебя своё драгоценное желание, отказалась от практически полного всемогущества и ради чего? Чтобы ты снова всё пустил по ветру? — сходу начала Рин сыпать на Эмию своими претензиями, на которые ему, вообще-то, было что ответить. Было, но он предпочёл промолчать. — Столько сил, столько времени, Святой Грааль, и вот, чем ты решил мне отплатить?
— Рин, я… — раскрыл рот Эмия для объяснений.
— Молчать! — крикнула Рин так громко, что Эмия по-настоящему испугался. Вроде бы, она даже топнула ногой. Нехороший знак. — Плевать мне на твои оправдания! Одно-единственное поручение, и то нормально выполнить не можешь. Достался же мне бесполезнейший из всех Слуг, — явственно фыркнула она. — Ну ничего, я тебя ещё научу уму-разуму. Закрывай глаза.
— Нет, ну это уже… — решил всё же высказать свой протест Эмия.
— Закрывай, — опять перебила его Рин. И тон её не оставлял сомнений, что, если Эмия осмелится вновь её ослушаться, она мгновенно расщепит его на атомы. Потом соберёт обратно и расщепит ещё раз. — Живо.
Глаза Эмия закрыл. Только вот почти сразу же ему приказали сделать ровно противоположное. И когда он снова устремил взор вперёд, то обнаружил перед собой уходящий в бескрайнюю даль спуск с холма. Его развернуло на все сто восемьдесят градусов.
— А теперь пошёл, — скомандовала всё так же находящаяся у него за спиной Рин, и от неожиданного толчка меж лопаток Эмия сделал два шага вперёд. — Тебя уже заждались.
Боль и усталость, что так долго сковывали Эмию, просто испарились после её касания, и, глянув на свою грудь, он не обнаружил там ни окровавленных мечей, ни открытых ран. Первый по-настоящему свободный и безболезненный вдох, а также последовавший за ним шумный выдох принесли Эмии невероятное облегчение.
— Чего застыл? — недовольно поинтересовалась Рин. — Пинка для ускорения отвесить?
— Я бы на твоём месте поторапливался, — добавил следом Широ. — Сам же знаешь, она не шутит.
Эмия хотел обернуться.
Он очень хотел обернуться и посмотреть на Рин. Поговорить с ней, высказать всё, что у него накопилось. Все претензии и вопросы. Все упрёки и слова благодарности. Но вместо этого…
— Я сюда довольно долго поднимался.
… его уста произнесли пустую и бессмысленную фразу.
— Спускаться легче будет, — уверенно заявила Рин.
— Да уж, — с лёгкой усмешкой посмотрел себе под ноги Эмия. — С этим не поспоришь.
— И запомни, попробуешь сунуться сюда ещё раз, я лично переломаю тебе ноги и заставлю на коленях вымаливать прощение, — сказала Рин, когда Эмия сделал первый шаг. — И прощать не стану.
— Я запомню, — кивнул Эмия, набирая ходу.
— Живи полной жизнью, Арчер. Это — мой последний приказ.
Рин произнесла свои прощальные слова. И у Эмии был на них только один подходящий ответ.
— Как прикажешь, Мастер.
Он пошёл обратно.
И лязг шестерней больше не преследовал его.