Пока длится ночь

Глава 15

Вика в палатке тихонько пела:

Примет ли облик безвестного образа, будто случайного

Это не сон

Это не сон

Это вся правда моя, это истина

Смерть побеждающий вечный закон — это любовь моя

Это любовь моя

Они слышали эту песню по Радио Катунь совсем недавно, чуть больше суток прошло, а Стасу казалось, словно в другой жизни.

Он открыл внутренний клапан палатки и замер.

Фонарик на телефоне Вики был включен, но накрыт какой-то полупрозрачной тканью, отчего внутри был полумрак, незаметный с улицы. Но само пространство палатки казалось крохотной волшебной пещерой. Мягкие тени обводили силуэты аккуратно разложенных вещей. Тут были и вещи Стаса. Вика принесла их из машины и выложила так, чтобы можно было легко достать что угодно.

Ровно расстеленные спальники, какие-то мелочи. Даже дурацкая плюшевая собачка, валяющаяся в бардачке машины с давних времен, сидела тут у изголовья и казалась к месту. Вика замолчала, когда он входил, посмотрела на него с лёгкой, немного печальной улыбкой:

— Мне захотелось сделать это место уютным. Хочу, чтобы ты мог расслабиться, немного отдохнуть. Я понимаю - это глупо, но…

— Тише, малыш, — произнес Стат, осматривая преобразившуюся палатку. — Тут так… — он старался подобрать слова, но не мог. Не об этом ли он мечтал минуту назад? Не такого ли жаждал? — Тут так по-домашнему. Уютно, тепло и хорошо.

Он скинул кроссовки и пробрался ближе к ней. Вика сидела, скрестив ноги по-турецки, лицо её словно светилось в полумраке. Она улыбнулась, и у Стаса стало хорошо на душе, наверное, впервые с момента, когда бутылка полетела в костёр.

— Я не знала, как тебя поддержать. Снаружи как будто другой мир. Мне страшно в нём. Только здесь я могу дать тебе что-то. Прости, я такая… — она пожала плечами.

— Ты такая, какая мне нужна, — улыбнулся Стас, протянул руку и убрал каштановый локон за ушко.

Вика потянулась за его ладонью, прижалась к ней щекой, повернула голову и поцеловала Стаса в ладонь.

Он привлёк её к себе и посмотрел в глаза. Вика смотрела на него в ответ. Не отрываясь. Взгляд её обещал что-то такое, от чего Стасу стало жарко, дрожь пробежала по телу. Было ли это обещание домашнего очага, уюта, нежности, всего, о чём только может мечтать мужчина? Или зелёные, с золотистыми искорками, глаза обещали что-то ещё, о чём он и не думал никогда? Она улыбнулась, притягивая мужчину к себе.

Стас поцеловал её, осторожно, боясь разрушить этот хрупкий момент грубостью.

Вика отвечала на его поцелуй сначала робко, но потом словно ток прошёл между ними, и всё изменилось: она жадно целовалась, и от неё шёл сладкий запах и жар.

Вдруг Вика чуть отстранилась, не сводя со Стаса игривого взгляда. Потянулась куда-то рукой, миг, и полилась тихая мелодия. Красивая, без слов. Протяжно запел саксофон, ритм чуть ускорился.

— Я сделала очень тихо, — произнесла Вика, — никто не услышит.

Стас уложил ее на спальник и лёг рядом, опёрся на локоть. Провел кончиком носа по шее, поцеловал в мочку уха. Вика улыбалась, лёжа с закрытыми глазами. В полумраке палатки Стас отчетливо видел, как двигались её губы, словно что-то шептали. Он не стал вслушиваться, сейчас это было не важно.

Вика запустила руку под его футболку и принялась гладить волосы на груди. Затем взялась за края ткани двумя руками и стянула с него одежду. Он обнял её, прижал к себе, и мир вокруг перестал существовать. Был только жар и биение.

Они не слышали ничего, полностью растворившись в моменте, и только иногда Стасу казалось, что на самом краю слуха проплывают вскользь, словно в другом мире, звуки, дальние протяжные голоса.

Потом они уснули в обнимку: она на боку, он, обнимая её сзади, прижимаясь к тонкой изящной спине. Последнее, что Стас почувствовал, прежде чем провалиться в сон: что они оба сейчас легко улыбаются, как будто оказавшись наконец дома. Он успел подумать: “А ведь это действительно она, та самая…” и уснул.

Над Катунью плыло зеленоватое свечение, вода шумела всё тише, тише, и наконец встала. Пляж, спящие люди, камни и ветви ивы, песок и костёр – всё это пришло в движение, неуловимое, незаметное. Медленно опускаясь, плыли песчинки, проваливались камешки, скользнул кукри в окровавленном пакете, пустая бутылка из-под Джека Дэниэлса, палатки и машины. Мир поплыл вниз.

Вика толкнула его. Он встрепенулся:

– Что, малыш?

– Посмотри, там… там что-то снаружи, – голос её дрожал, дробился, но Стас не обратил на это внимание. Вылез из-под спальника, наспех оделся и выполз наружу. Перед палаткой стояла девочка, и он сразу узнал её. Она развернулась и побежала, Стас – за ней.

Восьмилетняя, ещё совершенно здоровая Вероника, сестрёнка, бежала по тропинке, и светлые подошвы сандалий мелькали, как крылышки мотыльков. Он нёсся следом, ему снова было шесть. Тропинка взбиралась на косогор, шла мимо высокого тёмного леса, и потом спускалась к реке. Обычно в этом сне, а видел его Стас несколько раз в жизни, они бежали к мелкой речушке близ их дачи, сонной и неторопливой, с мягко колышущейся травой в каштановой воде. На этот раз сестрёнка привела его к Катуни. Стас увидел широкую реку и знакомый пляж ещё с самого пригорка. Они побежали вниз, и спуск оказался ужасающе длинным, будто в пропасть, где дна не видно. По бокам тянулись густые заросли ивняка, меж ветвей струился зеленоватый туман. Пока дети спускались, ясный солнечный день сменился сумрачным вечером, а потом стемнело, и белое платье сестры мелькало впереди путеводным пятном.

Наконец Стас услышал рокот тяжёлой воды, увидел зеленовато-белёсые струи и знакомый абрис скал на другом берегу. Сестра рассмеялась колокольчиковым смехом и выбежала к самой кромке. Стас рванул за ней из последних сил. Он испугался, что Вероника сейчас забежит в воду, течение подхватит её, навсегда унесёт, затянет в глубину.

Но она остановилась и присела на корточки, подставила ладошки течению. Развернулась и брызнула в брата, который в этот момент как раз подбежал и хотел схватить, оттащить её от опасного места. Он непроизвольно заслонился от брызг, а когда убрал руку, на месте сестры сидел мальчик лет двенадцати. И, хотя Стас никогда его не видел, сразу узнал. Нескладные, но широкие худые плечи, почти чёрные лохматые волосы. Мальчик встал и улыбнулся:

– Привет.

– Привет. Ваня?

Тот кивнул. В руке он держал веточку с намотанной белой тряпицей.

– Ловко ты придумал с палкой. Вика сразу поверила. Ну и остальные, – он размахнулся и зашвырнул палку в воду. Она плеснула и поплыла, покачиваясь. Белая тряпка распласталась по воде лентой. Стас следил за ней, завороженный, пока её не затянуло водоворотом, а мальчик смотрел на него. Надо было что-то узнать у Ивана, что-то важное. Но, как часто бывает во снах, Стас не мог вспомнить – что. Ваня спросил первый:

– Как думаешь, глубоко тут?

– Да. Скроет с головой, – убежденно ответил Стас.

– Проверим? – задорно усмехнулся Иван и шагнул к воде.

– Нет, что ты! – Стас вцепился в худую бледную руку. – Тут реально глубоко, да и течение смотри какое, сразу утащит.

– Ладно, я пошутил, – сбавил обороты пацан. – Хотел тебя проверить.

– Проверить? Зачем?

– Ты вроде умный, но вдруг дурак, – и он покрутил пальцем у виска. Прозвучало обидно.

– Я не дурак, – насупился Стас. – Нечего тут.

– Это хорошо. Ну, я и сам вижу. Ты почти всё распутал.

– Что это за место? Почему здесь… так? – Стас повёл вокруг себя рукой. Он не знал, как описать странность этого места, но подозревал, что мальчик знает побольше него.

Тот пожал плечами.

– Это место… оно очень старое. Шаманы с обеих сторон камлают уже много тысяч лет на этом берегу. Я только тут и могу… пообщаться, мы рядом. – Стасу очень хотелось спросить кто мы, но он сдержался, не хотел перебивать пацана. – Здесь очень давно… так стало. Много силы отдано, много жизни. Оттого срединный мир и нижний немного… пересекаются. Ваш опускается сюда, в мир мёртвых. А мы на границе. – Ваня замолчал.

Они немного потоптались. Мальчик подобрал камешек и пульнул над водой, стараясь сделать “блинчик”. Камень шлепнулся один раз. Стас усмехнулся и тоже поднял плоский голыш. Он всегда был хорош в “блинчиках”. Пульнул. С тем же результатом. Так они запустили в воду несколько камешков, но бурная река сразу пожирала их, не давай скакать. Стас разглядывал воду, Ивана, всё вокруг.

В нём странным образом соединился Стас-мальчик и Стас-взрослый, и в этом единении он ощущал себя так, словно ему добавился новый орган чувств. Он мыслил как взрослый, но чувствовал всё так же ярко, как в детстве, когда, говорят, и трава зеленее, и небо синее. Он очень ясно различал лицо своего нового знакомца, и это не было похоже на сон. Ваня стоял перед ним живой, волосы были мокрые, липли к высокому лбу, да поверх клетчатой рубашки нелепо топорщился оранжевый спасжилет.

– Мне маму жалко очень, – вдруг сказал мальчик. – Мучается сильно.

Стас кивнул.

– Мне её тоже жалко, – сказал он. – Ты не знаешь, как отсюда выйти?

Мальчик посмотрел грустно.

– Знаю.

– Скажешь? – это прозвучало совсем по-детски, с надеждой, почти жалобно.

Мальчик покачал головой.

– Я не могу.

– Почему? – Стас посмотрел в тёмные глаза, как будто Кристине заглянул в лицо.

– Я не просто так тут с тобой, – сказал Ваня и шевельнул плечом. За ним, дальше по берегу, клубилась зеленоватая мгла, и в ней проступали силуэты каких-то фигур. У одной Стасу почудились пустые глазницы и оскал, но, когда он попытался рассмотреть внимательнее, фигура расплылась, превращаясь в что-то другое - в дуновение ветра, в пыль. Он так чётко различал Ивана, но совершенно не мог разглядеть его спутников, а эти призрачные фигуры явно сопровождали мальчика. Они двигались с ним синхронно, словно были отражениями, и в то же время жили какой-то своей жизнью. Перемещение зелёных пятен напоминало ритуальные танцы - ритмичные, однообразные. От них веяло холодом, и там внутри этих существ что-то стучало, словно били очень далекие барабаны.

Стас оторвал взгляд от морока, оглянулся. Он вспомнил, что где-то здесь его Вика, лагерь и костёр. Огонь мерцал сквозь пелену, очень далеко, в другом мире. На фоне пламени темнели два силуэта – мужчина и женщина.

– Послушай меня, – проговорил Ваня. – У нас мало времени.

Стас повернулся.

– Я слушаю.

– Мне помогли прийти сюда, в это место.

– Кто помог?

– Я точно не знаю, кто они. Тётя Люба их назвала “шаманами с той стороны”. – Ваня замялся. – Они обычно никому не помогают, переход происходит сам собой, когда умираешь. Но я – другой случай, – он печально улыбнулся.

Стас кивнул. Он мало что понимал, но надо было выслушать, а потом уже задавать вопросы.

– Я пришёл, чтобы понять, что случилось. Папа… – он помолчал, раздумывая, наверное, как теперь называть Родиона. – Папа не захотел меня спасти. И я не понимаю, почему. В чём смысл?

– Ты это хотел выяснить? Ты… не можешь окончательно покинуть наш мир из-за этого? – Все-таки он не удержался и спросил.

Мальчик кивнул.

– Да. Река и мама… не отпускают меня. Здесь хорошо, мне нравится вода. Но я устал. Ну и ещё кое-что есть, – он внимательно присмотрелся к Стасу, словно оценивая его состояние. Тот смотрел на него, не понимая.

Иван сел на песок, сгорбился, закинул локти на колени. Стас сел рядом. Поразительно, но он чувствовал холод ночной земли. Коснулся ладонью песка – было сыро.

– Я устал, – продолжил мальчик, задумчиво глядя на воду, – и мамина боль все эти годы пульсирует вот тут, – он приложил палец к виску. – Это очень тяжело, когда тебя не хотят отпустить. А она не то что не хочет – не может.

Стас кивнул. Он вспомнил, как Кристина считала своего сына живым. Видимо, именно это и не отпускало мальчика, привязало его к реке.

– Всё-таки скажи мне, – тихо попросил Стас, дотрагиваясь до холодного предплечья, – что это за фигуры? – он показал назад, за их спины, где морок дрожал маревом, отделяя мальчиков от пляжа почти непрозрачной стеной.

Ваня пожал плечами.

– Тётя Люба сказала правильно – это шаманы. Души настоящих, земных шаманов, что после смерти ими и остались, только с другой стороны. Иногда они помогают таким, как я, перебраться в срединный мир. Иногда они помогают духам… навести порядок, – он неопределенно помахал рукой.

Стас ещё раз посмотрел на шаманов. Но не смог никого разглядеть, слишком призрачными и текучими были фигуры.В их присутствии Стас ощущал, как расползается его внутреннее “я”, как будто он пытался развоплотиться изнутри. Это ощущение было чертовски неприятным, и сыщик подумал, что долго так не сможет.

Он внимательнее присмотрелся к Ивану. Тот казался совершенно живым. И рука. Он ведь хватал его за руку! Да, она была холодной, можно сказать, ледяной, но вполне осязаемой. Стас ещё раз тихонько коснулся своего нового знакомого.

– Ты не чувствуешь, как будто распадаешься изнутри? – он пальцем осторожно ткнул в плечо мальчика, тот усмехнулся.

– Это ощущение со мной постоянно, но оно ни к чему не приводит. Знаешь, как бывает, когда хочешь… – он задумался. – Когда хочешь чихнуть и не можешь. Вдыхаешь, вдыхаешь воздух – и ничего. Вот тут то же самое. С тобой ничего не случится, это только чувство. Ты потом проснёшься, и всё будет хорошо. Но на самом деле нет, не хорошо. Пока вы не разберётесь, что произошло, во сне это ощущение будет всё ярче и ярче. И потом вы станете, как я, между двух миров.

Стас вздрогнул. Перспектива навсегда застрять на этом берегу между срединным миром и нижним не очень ему понравилась.

– А ты? Когда я проснусь, где будешь ты? – Стас поёжился, думая, что и получаса бы не продержался с чувством такой растущей дыры в груди.

– Я буду тут, – он тяжело вздохнул.

– Как я могу тебе помочь? – Мальчик пока не просил о помощи, но было ясно, что пришёл он за ней.

– Мне ты уже помог, – слабо улыбнулся он в зеленоватом отсвете, – я уже почти всё понял. Теперь ты должен сделать это для всех остальных, помочь им разобраться. Это место требует понимания. Отсюда нельзя уйти, пока не обретешь… смысл, — Иван замолчал, а Стас ждал, что он скажет что-то ещё, разъяснит, поможет понять, что нужно, чтобы выбраться. Но мальчишка помотал головой и заговорил совсем о другом. — И осталось ещё кое-что. Надо, чтобы мама…

В этот момент за их спинами что-то разбилось. Звук долетел до реки, усиливаясь, дрожа, словно отражаясь от земли и неба. Мальчик вздрогнул и обернулся. Стас – тоже. Зеленое марево рассеялось. У костра никого не было.

– Мама, – прошептал мальчик, поднялся и пошёл, откуда снова раздался звук. Стас вскочил и бросился за ним.

– Подожди, скажи мне, что надо сделать?!

Но мальчик не слушал его, он кричал:

– Мама, мама, нет! – и побежал в темноту.Призрачные фигуры вновь соткались из ночного воздуха и последовали за ним зеленоватым шлейфом. Стас заметил не только силуэты людей, но и животного. Там был кто-то похожий на быка. Стас рванул за Иваном, промчался сквозь дымку, почувствовав лишь лёгкое прикосновение к лицу и волосам, словно ветер огладил его.

Он преследовал мальчика, как много раз до этого преследовал во сне сестру, и ему снова стало казаться, что впереди мелькает девчоночья косичка и светлые подошвы. Он бежал всё быстрее, но не мог догнать никого. Стучало в висках, он задыхался от бега и от растущего ощущения пустоты внутри. Где-то далеко слышались крики, словно кто-то звал его и не мог докричаться.

Стас в итоге закричал сам. Он увязал во сне. Песок под ногами проседал, затягивал ступни, поднимался туманом и закручивался тугими плетями вокруг тела, сковывая движения, увлекая вниз, вниз.

Стас дёрнулся, зарычал, потянулся вверх и проснулся, стоя на берегу Катуни. Босиком, с поднятыми руками. Глаза были сухие, горячие. Дыхание сбилось, во рту першило, словно рот забило песком. Он встряхнулся, откашлялся, потёр ладонями лицо, переступил на ледяном берегу и посмотрел по сторонам. Перед ним тянулась зелёновато-белёсая гладь без намёка на движение. Катунь встала.

У самой кромки в чёрном облаке крови покачивалось тело Сони.