Пока длится ночь

Глава 10

— Это всё духи, — произнесла Люба, поднявшись с колен и развернувшись к костру лицом.

— Люба... — укоризненно произнес Толик. — Не стоит сюда приплетать это.

— Ты что, совсем ничего не понял? Ничего не видишь?! — взъярилась Люба на мужа. — Тебя сколько раз нужно носом ткнуть, чтобы понял?!

— Да успокойся ты! — повысил голос Толик. — Я всё понял. И голос в голове тоже был. Словно кто-то мне свои мысли вкладывал.

Стас пробежался взглядом по всем. Ребята кивали, слушая Толика. Видимо, все они пережили одно и то же — голоса, чужие мысли, чужие требования.

«Значит кто-то, предположим, что духи, хочет вывести нас на разговор? Но зачем?»

Стас не мог понять, как это связано с их ситуацией. Какое отношение духи или вообще потусторонние силы имеют к убийству?

Ладно, теперь он был полностью готов поверить в мистику происходящего. Да он и до этого верил. Невозможно бродить по кругу. Невозможно остановить солнце. Но связь? Где связь, черт побери?! Ладно, если «духи» просят, то он готов попробовать пойти в этом направлении, но для него по-прежнему основным являлся момент убийства. Кто? Зачем? И как? Последний вопрос был немаловажной деталью. Родиона убили практически на глазах у всех. И этот момент никак не мог уложиться у него в голове. Зачем это кому-то понадобилось? Зачем именно так? Или... Стас задумался. Что, если все должно было быть иначе? Ведь логично, что кто-то спланировал убийство. Но на полном серьезе полагать, что все эти мистические явления может организовать человек, как-то сомнительно. Значит, всё не то, чем кажется. Убийца должен был задумать что-то другое, но смог подстроиться под ситуацию, сымпровизировать.

— Кто начнёт? — спросил Толик.

Стас понял, что немного отвлекся. Подозреваемые не у него в голове, они здесь, перед ним.

— Давайте начну я. Кто-то угрожал мне, — произнес Стас, внимательно приглядываясь к лицам. Видно их было плохо, костёр почти совсем не давал света. — Кто-то вырвал из блокнота страницы со схемами и написал: «Не лезь — убью». А потом бросил череп на капот моей машины. Ребята, если это сделал не убийца, а кто-то из злости, скажите. Это глупо, конечно, но не преступление. Вы же понимаете, что потом отпечатки на странице станут уликой и доказательством вины?

— Если будет это потом, — пробурчал Вася.

— Будет! — уверенно ответил Стас.

Все молчали. Люба топталась, засунув руки в карманы кофты, Толик нервно озирался в темноту, глядел на небо. Соня возмущенно фыркнула: «Да кому он нужен, твой блокнот!» и высвободилась из объятий Васи. Кристина смотрела в срывающийся огонь, лицо её было уставшее и грустное.

— Это место, — продолжил Стас, — оно, кажется, пытается нам что-то сказать. Когда мы с Викой сидели в машине, там включалось радио, само собой, и название вроде знакомое, но такого точно нет. Я помню «Катунь FM», а тут — просто «Радио Катунь». И песни играли в тему. А теперь эти звуки... Это ведь похоже на камлание, Люба?

Люба нахмурилась и кивнула.

— Да. Как будто шаманы с той стороны, из нижнего мира, пытаются пробраться в наш. И... что-то выяснить? — Люба вдруг заговорила быстро, сбивчиво. — Понимаете, шаманы помогают людям узнать, что думают духи из верхнего или нижнего мира. Они могут ходить между мирами туда-сюда! А тут! Тут! — Люба задержала дыхание. Стас вдруг понял, что её осенило, и она размышляет вслух. — Тут, словно на той стороне, в другом мире, тоже есть шаманы и они помогают духам понять... — она замялась, — не знаю, что-то понять. То, что для них важно.

— Может поэтому в башке только одна мысль : «Расскажи всё, что знаешь», — пробормотал Вася и завозился, устраиваясь поудобнее.

— Да! Точно! — воскликнула Люба. — Это ведь так... так логично!

В воздухе пронеслось протяжное «бо-о-ом».

— Вот видите! Они говорят с нами! — продолжила Люба, с каким-то детским огоньком в глазах уставившись на окружающих.

Стас подумал, что если она сейчас предложит взяться за руки и поговорить с духами или вызвать дух Наполеона, как в детстве, то он не выдержит. Но Люба сказала совсем другое.

— Нам нужно помочь им. Они хотят знать, что знаем мы.

— Зачем? — устало произнесла Соня. — Зачем мы тебя слушаем? Это же бред! Она мужа пытается выгородить, говорю вам. Отвлекает наше внимание.

— Ага, а в бубен тоже я бью?! — вскинулась Люба. — Ты же слышала!

— Что я слышала? — не собиралась сдаваться Соня. — Ветер и гром.

— А солнце? Где оно?!

— Не знаю. — протянула Соня. — Может, мы все под наркотой.

Кристина зло рассмеялась, а Вика вздрогнула, крепче прижалась к Стасу.

Он следил за всеми, и реакция Сони ему не нравилась. Светопреставление убедило даже его, что тут не все так просто. Как Соня может быть уверена, что всему есть логическое объяснение? Нет, рациональная холодная логика — это конечно прекрасно, но только до той поры, пока она не начинает трещать по швам. Под наркотиками? Серьезно?

У самого Стаса не было такого опыта, но казалось, что в случае наркотического опьянения все должно было быть немного иначе. Что за бред ему видится? Стас ущипнул себя и почувствовал острую боль. Нет, он был в здравом уме. «Или это только во сне щипать себя надо, — подумал он. — Черт!»

— Надо исходить из предположения, что все увиденное нами реально, — сам не ожидая от себя, произнес Стас. — Если мы начнем думать, что у нас коллективные галлюцинации или нас накачали наркотиками, то зайдем в тупик.

— А сейчас мы не в тупике? — зло усмехнулась Кристина. — Родьку убили! Моего мужа у-би-ли! — произнесла она по слогам. — Понимаете?! Мне плевать, как так получается с дорогой и с солнцем. Я хочу знать, кто!

— Я тоже этого хочу, — примирительно произнес Стас. — Но идея рассказать всем, кто что знает, звучит очень правильно. Возможно, я услышу недостающие мне детали и смогу собрать историю воедино.

— Я только «за», — воскликнула Кристина и подняла руку вверх.

Стас подумал, что она слишком разговорчивая. Может буря на неё так повлияла? Может тот выкрик, что он слышал на берегу, изменил ее? Отправить вопрос Богу или духам — это сбросить с себя часть ответственности. Признать, что есть кто-то выше тебя, знающий ответ. Хороший способ, но не для него.

— Я расскажу кое-что, — тихо произнесла Люба, и все замерли от ее непривычно тихого голоса.

Стас посмотрел на женщину. Он готов был слушать.

***

Апрель 2016-го выдался на удивление тёплым. К концу месяца уже все вылезли из курток, солнце припекало нещадно, майские обещали жару.

Родион предложил собраться на ежегодную летнюю встречу где-нибудь подальше от города, у воды. Толик подбросил идею съездить на Алтай. Он частенько бывал в Бийске, где жили родители Любы, и места эти хорошо знал и любил. Все на удивление дружно собрались и поехали. Люба всю дорогу обещала сюрприз для бывших сокурсников, и даже Толик был не в курсе, о чём речь. Вика по рации пытала подругу, что там за сюрприз такой, пришлось ей пригрозить, что вообще ничего не будет, если так наседать.

На первую ночёвку остановились под Инёй, как и планировали. Сначала заехали полюбоваться золотым Лениным, и Люба сделала несколько снимков компании. Пока она примерялась, как поэффектнее уместить всех в кадре, проходившая мимо бабка в цветастом платке покивала головой и поздоровалась.

Люба приветливо помахала ей рукой:

— Здравствуйте! А не знаете, магазин тут поблизости есть?

Бабка удивленно поозиралась, будто вот прям сейчас впервые задумалась, есть ли в их деревне магазин, потом махнула рукой вперед по дороге, там, мол.

— А кемпинг тут есть какой?

Старушка остановилась и внимательно посмотрела на Любу.

— Что, дочка?

— Ну, где заночевать с машинами. Палатки поставить.

Бабка задумалась, пожала плечами. Ничего такого не было на много километров вокруг.

— Ну а пляж?

— Пляж есть. — покивала та. — Только там не надо с палатками. Да вообще не надо туда.

Тут подошли остальные, окружили старушку.

— А почему так? Грязно там?

Старушка неопределенно поводила головой, пару раз моргнула, словно забыла, о чём говорила только что и пошла своей дорогой.

— Кажется, я знаю, что за пляж, — сказал Толик, — место как место.

Но Любка не успокоилась. Догнала бабку и расспросила. Та отмахнулась от надоедливой городской и бросила на ходу:

— Скотомогильник там был, давно. Место плохое.

Вернувшись к друзьям, Люба сказала, что знает про это место, ей родная бабуля рассказывала про скотомогильник. Она сомневалась, стоит ли останавливаться там, но Родион сказал: " Глупости, что за сомнения«. И все поехали на пляж. Костей тут не было, только песок, старое костровище, несколько чёрных от времени брёвен.

Пока взрослые разбивали лагерь и разводили костер, дети дружно носились по берегу и исследовали заросли ивняка. Два долговязых близнеца, Петька и Кирилл, были заводилами в любой игре. Они напару предложили прятки, и щуплый высокий Ваня и толстячок Тим согласились. Первым водил Ваня. Он встал у костра, закрыл глаза и начал громкий отсчёт. Родион, крутивший тут же шампуры на мангале, поморщился и сказал:

— Иди туда вон, к камню, нечего тут орать. Места навалом.

Мальчик, не открывая глаз, отошёл подальше от отца и продолжил считать. Кристина посмотрела на мужа и промолчала. Люба вздохнула и покачала головой. Воспитание детей — дело трудное. Толик тоже не был образцовым отцом, что уж. Хотя близнецы его обожали.

Когда все наконец расселись у костра, Кристина сказала:

— Ну что, Люба, где там твой сюрприз?

Театрально вздохнув: «Разве от вас отвяжешься?», Люба жестом фокусника достала из кармана мобильник и потрясла им над головой, привлекая внимание друзей.

— В общем, я оцифровала наши студенческие фотки. Вы не поверите, какие все были худышки, — расхохоталась она, — Толик вообще такой шкет, в чём только душа держалась!

Все сгрудились вокруг, заглядывая в экран.

Вот они в аудитории универа, первый курс. Стройная ещё Люба стоит рядом с долговязым очкариком в клетчатой рубашке, Толиком. Вася засмотрелся на миниатюрную застенчивую девушку с челкой, Соню, Родион в центре кадра обнимает Вику. Кристины тут ещё нет.

На следующем снимке компания придуривалась за столиком «Трех корочек». Родион демонстративно запихивал в рот Толика круглую булочку с повидлом, Толик закатил глаза и вывалил язык, изображая невинно замученного, девчонки позади них смеялись.

Фотографировал наверное Вася, его не было в кадре.

Дальше шла фотка Толика. Он стоял прямо, глядя в камеру, серьезный и собранный. Почему-то без очков. Лицо его было совсем юным, немного растерянным.

— Ой, я вспомнила. Он же мне тогда в любви признавался, — хихикнула Люба, — а я его возьми и сфоткай в такой ответственный момент.

— Сердца у тебя нет! — воскликнула Вика, — такой момент, а ты!

— Зато фотка теперь есть, — проговорила Люба, ласково проведя пальцем по экрану.

В этот момент подбежали близнецы, а за ними — Ваня.

— Мам, а фанта есть? — спросил Иван. Люба посмотрела на него, потом на фото Толика, потом снова на мальчика.

Он был такой же худущий и нескладный, но с широкими костистыми плечами. Но главное — глаза. На Любу смотрела почти точная копия Толика, только помладше. Женщина вздохнула и тут же услышала, как справа тихо матюкнулся Родион. Он не отрываясь смотрел на фотографию друга, желваки его ходили ходуном.

Люба поспешно смахнула фото. Кроме неё и Родиона вроде никто не заметил сходства. К счастью, дальше были общие снимки, и Толик в кадр если и попадал, то мельком.

Люба не стала при всех устраивать скандал. Надо было удостовериться. В конце концов, Родион тоже в юности был высоким и нескладным. Но сердце её уже знало правду. После рождения близнецов между Романовыми наступила затяжная пауза — по Любе сильно ударили роды, она располнела и часто злилась или грустила. Толик к такому не был готов. Его Люба! Средоточие веселья и оптимизма! Страдает от послеродовой депрессии? Да ну, чушь какая-то. Он злился, и иногда подолгу задерживался в офисе, приходя домой к уставшей и злой Любе, как на поле боя. Потом всё наладилось — близнецы отнимали много времени, Толик договорился с Родионом работать поменьше и стал больше бывать дома. Люба вспомнила, что он как-то резко тогда повзрослел. Ходил мрачный, но помогать стал гораздо больше. Через некоторое время стало известно, что Кристина беременна.

Теперь же Люба сопоставила разные детали и факты, прикинула и сделала вывод.

Она стояла на берегу Катуни, глядя на зеленоватую с белыми барашками воду. Родион подошёл сзади неслышно, встал рядом и проговорил:

— Покажи мне ещё раз те фотки.

Любе почему-то не хотелось этого делать. Она демонстративно убрала руки в карманы кофты.

— Покажи, — прозвучало как приказ.

Женщина вскинула голову, прищурилась и усмехнулась:

— Ты не в офисе тут командовать.

И пошла к костру, к людям.

С Толиком она не стала об этом говорить. А смысл? Ну сделал ребенка на стороне. Было это давно, и между ними потом всё наладилось. Зачем ворошить прошлое?

Красотка Кристина при желании кому хочешь могла отключить мозг и включить кое-что другое, и Люба подозревала, что инициатива в той интрижке была с её стороны. Трудно было представить застенчивого муженька в роли обольстителя. Люба даже усмехнулась от такой мысли: «Толик обольщает Кристину, картина маслом».

Три года назад, когда мальчик погиб, Люба зорко присматривала за мужем, но он вёл себя так, словно это не его сын остался в Катуни, только работал без продыху и остальное время проводил с близнецами, они тогда увлеклись моделированием. Он клеил фигурки или писал код. На похороны не пошёл.

***

Когда Люба закончила рассказ, Стас вздохнул. Толик потрясённо смотрел на жену:

— Ты всё это время... знала?

Она глянула на него мельком. Полное лицо её было грязным, слезы вперемешку с размазанной тушью сделали бы его смешным в других обстоятельствах.

Кристина встала и пошла в сторону старого костра. Села там рядом с телом мужа, обхватив колени руками. Все старались не смотреть в ту сторону, только Стас внимательно следил.

Люба вдруг спохватилась, подскочила и крикнула:

— Подождите, есть ещё кое-что.

Засеменила в сторону палатки, на ходу вытирая слезы. Вернулась оттуда с пакетом. Смущенно вывалила перед костром нехитрые запасы — палку сырокопченой колбасы, банку сардин, пачку сухарей и несколько дошираков.

— А я говорила, — торжествующе произнесла Соня.

— Не знаю, что на меня нашло, — Люба переложила припасы на стол и стала вскрывать банку. Давайте поедим. Теперь нам с Толиком скрывать точно нечего.

Поставили снова чайник, поделили еду.

Люба села рядом с мужем.

— Прости меня, — проговорил он и поцеловал её полное плечо, уткнулся в него лбом, — дурак я был.

Люба кивнула и криво улыбнулась ему, похлопала по колену. В сторону Кристины она не смотрела.

— Теперь-то что ворошить. Но я подумала, надо рассказать это.

Вика, сидевшая рядом со Стасом, привалилась к его плечу. Он обратил внимание, что её пальцы мелко дрожат, она судорожно сжимала колени. Он положил поверх её руки ладонь, погладил, поразившись, какая холодная у неё кожа.

— Ты чего?

Вика испуганно глянула.

— Мне тоже есть, что сказать...

Все посмотрели на неё. Вика потупила взгляд.

— Раз уж мы выкладываем всё начистоту. Вы знаете, у нас с Родионом, — она бросила быстрый взгляд в сторону Кристины, но та была далеко и слышать не могла, — у нас с Родионом была очень длинная история. В общем, в тот момент, когда бутылка прилетела в огонь, я... у меня в голове одна только мысль была «Когда ж ты уже сдохнешь».

Стас легонько тряхнул её кисть, мол, продолжай, она виновато посмотрела:

— Эти его замечания у костра. Он меня выбесил не меньше, чем тебя, — губы её сжались, глаза стали злыми. Стас подумал, что она и сейчас ненавидит Родиона, даже мёртвого. — Когда-то я была замужем, я тебе говорила. Родион при всех на него наезжал, как и на тебя. А потом умудрился что-то такое наговорить, что тот... — она не закончила, сжала кулачки. Стас чуть стиснул её запястье. Сам он считал, что если так просто было оговорить Вику в глазах мужа, значит, это был не тот человек, вот и всё.

Люба вздохнула:

— Зайчонок, не кори себя, — она кротко взглянула на Вику, — я сама в тот момент ему смерти желала. Опять он к тебе цеплялся, козёл такой. Мало ему...

Соня в этот момент вскочила и отошла от костра. Вася потянулся за ней, но Люба качнула головой и прошептала:

— Да не трогай ты её, — и, посмотрев прямо в глаза Стасу, добавила, — я думаю, перед тем, как бутылка полетела в костёр, каждый пожелал ему смерти.

Мужчины молча кивнули. Стас поднял бровь. Это было что-то новенькое. Может, действительно, их совместное острое желание воплотилось в тот момент? И нет убийцы-человека? Но как? С другой стороны — а как они не могут выйти отсюда? Нельзя исключать ни одной возможности, даже самой нелепой.

Стас глянул на дальнее костровище, где у тела мужа сидела Кристина. Глянул и обомлел.

***

Дьяволов песок, он везде. Кристина, полусогнувшись, брела по пляжу. Виски страшно ломило, в горле першило — она наглоталась пыли и сорвала голос, пока вопила там, у воды. Она подошла к телу Родиона. Свет от дальнего костра лишь слегка обрисовывал контуры лица и тела.

Кристина присела на бревно рядом, словно у кровати больного.

Тут же всплыла картинка, как она сидит вот так же в больнице, а Родька валяется на скомканных простынях после удаления аппендицита, на редкость беспомощный и весь в её власти. Как он ныл и канючил, когда очнулся... Мужики всё-таки не умеют терпеть боль, не в их это природе. Кристина посмотрела на мужа. Порывом ветра унесло куртку, которой он был укрыт, белое лицо немного припорошило песком, рану не было видно в тени широкого подбородка. Она аккуратно отряхнула песок с его лица, погладила по щеке. Щетина уже немного проросла. Он ненавидел, когда лицо зарастало, брился каждое утро, был помешан на этом. Кристина вздохнула.

«Я посижу тут с тобой немного, ты не против? С ними там скука. Все опять передрались, и Соня, как всегда, истерит. Тебя не хватает, Родька, ты умел их строить».

Она обняла колени руками, покачалась.

«Зачем это случилось именно с тобой? Почему не Васю, не Толика? Ты самый сильный из них, поэтому?» Она положила голову себе на колени, смотрела на его лицо, не отрываясь, глаза поблескивали в темноте антрацитом.

«Что я скажу Ване? А он будет спрашивать, он всегда за тобой ходит тенью, ты не представляешь, как он бесился, когда узнал, что мы едем на Алтай без него. И кто... кто мог это с тобой сделать? Я не понимаю. Вася тюфяк, Толик истерик. Соня? Это она?»

Женщина согнулась, обхватила голову руками. Ярко-алые ногти впились в волосы.

Образы лезли навязчиво, но невнятно — атласная обивка гроба, тонкие пальчики сына, Родион в чёрном. Но все это не вязалось в одну картину, мелькало отдельными кадрами. Кристина встряхнула головой, попыталась привязаться мыслями к «здесь и сейчас». Вот песок, бревно, тело мужчины. Она сидит. Ваня ждёт её дома. Всё в порядке, она — есть, отвечает за себя и нормальная. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Ей нельзя сейчас проваливаться. Нельзя. Кристина всхлипнула, замерла, на несколько секунд застыла, уставившись в одну точку. Потом встряхнулась, провела ладонью по лицу, осмотрела в полутьме маникюр, глянула на мужа.

Похлопала по заскорузлой от крови ткани на груди, погладила мёртвое лицо.

Отодвинула бревно, ухватила тело за ноги и поволокла к воде. Тащить было не очень далеко, метров тридцать, и по песку дело шло споро. Она успела добраться до самой кромки берега, когда из лагеря донёсся изумленный вопль:

— Эй, Крис, ты что делаешь?!