Глава шестьдесят девятая. Прием у Наполеона

Оказалось, что император находится в большой гостиной и проводит прием своей знати и дам. Собственно, в эту компанию ехала и Амалия, когда встретила давнего аманта. Это ее ничуть не смутило, в итоге Ржевский оказался торжественном зале и сразу попался на глаза Наполеону.

– Кого это вы ко мне привели, Амали? – спросил он с притворной строгостью.

– Незаслуженно арестованного гусара, моего хорошего знакомого, – был ее ответ.

– Гусар? Какого полка?

– О…ского гусарского полка ротмистр Ржевский, – отрапортовал Дмитрий.

– Так ты русский гусар? Ха-ха! И что же русский гусар делает в моей империи?

– Я был тяжело ранен и не успел эвакуироваться с русскими войсками. Живу из милости у доброй парижанки.

– Это мне понятно. Сейчас многие француженки остались без мужей и потому рады пригреть даже иностранца. Не стыдно жить на чужом иждивении?

– Я выступаю в цирке, показываю публике фехтование саблями и акробатику на лошадях.

– Я не ослышался: ты владеешь двумя саблями?

– Да.

– Можешь нам показать свое умение?

– Фехтовать связанным я не умею.

– Развяжите ротмистра и дайте ему две сабли.

– Ваше императорское величество, – вмешался унтер. – Этот человек подозревается в шпионаже на Россию.

– Вот как? – улыбнулся Бонапарт. – Что же секретного можно узнать, работая в цирке и живя на окраине Парижа? Или вокруг ротмистра вьются подозрительные личности?

– К нам пришел донос от жительницы того же дома, в котором живет этот русский. Она написала, что он, видимо, остался в Париже, чтобы шпионить. Больше ничего в доносе не было.

Типичный оговор, – засмеялся император. – Возможно из зависти. Можете быть свободным, унтер-офицер, вы нам больше не понадобитесь. А вы, ротмистр, пока разминайте кисти. Кстати, может кто из присутствующих здесь моих офицеров тоже владеет двумя саблями? Огюстен, ты ведь у нас лучший фехтовальщик среди гусар…

– Нет, моя левая рука не так ловка, как правая, – мрачновато сказал гусар в голубом доломане. – А с этим ротмистром я дуэлировал год назад и подтверждаю: двумя саблями он владеет безупречно.

– Ранил меня из пистолета один из приятелей этого гусара, – внезапно вмешался Ржевский. – Как раз в тот момент, когда мы вложили сабли в ножны.

– Подлый выстрел? – возмутился Наполеон. – Кто этот человек без чести и совести, Огюстен?

– Он умер почти сразу, так как был перед тем сражен саблями русского.

– С мертвого спроса нет, – заключил император и спросил Дмитрия: – Что же мне с вами делать? А вот что: я предлагаю вам, ротмистр Ржевский, поступить ко мне на службу – тоже в гусарский полк и тоже командиром эскадрона. Причем полк этот входит в состав моей Молодой гвардии. Или вы претендуете на Старую?

– Благодарю за предложение, Ваше величество, – сказал Дмитрий с легким поклоном. – Сражаться под командованием самого одаренного полководца современности – великая честь. Но я давал присягу служить России и предать своего императора не могу.

– Жаль! – с сердцем сказал Бонапарт. – Придется снова решать вашу судьбу. Как мне поступить, дамы и господа? Ты, Амалия, молчи.

– Отпустите его! – сказал еще один знакомый Дмитрию женский голос. – Я его ненавидела три года назад как захватчика моей Польши, но он из тех редких мужчин, кто умеет понять, чего хочет женщина. Нельзя повергать в прах таких умельцев. Они расцвечивают нашу жизнь красками, поднимают нас над землей, вселяют веру в наше совершенство!

– Да, да, да! – воскликнула Амалия. – У меня нет причин любить Каролину, но сейчас я с ней целиком согласна! Пощадите Митью, мой император, отпустите его в свое отечество!

– Другими словами, я должен унять свою ревность и отпустить того, кто побывал в ваших объятьях до меня? А возможно будет и после?

– Не будьте ребенком, Ваше величество, – мягко сказала Амалия. – Мы верим в вашу исключительную справедливость и честь, иначе нас здесь с вами бы не было. Вы олицетворение рыцарственности: так покажите нам еще один ее пример.

– Я ведь велел вам молчать, Амалия, – напомнил упрямо император.

– Пусть едет к себе в Татарию, – вдруг сказал Огюстен. – Мы поступили с ним год назад не по-рыцарски. Вы можете компенсировать наш проступок. А мы потом заслужим ваше прощение, мой император.

– Других мнений нет? – спросил Наполеон. – Вижу, что нет. Так и быть: я даю вам, ротмистр, 24 часа на выезд из Парижа и еще неделю на выезд за пределы Франции. Проездные документы и деньги на дорожные расходы будут вам выданы. Засим я с вами прощаюсь. Не возвращайтесь во Францию.

– Мои слова, сказанные вам два года назад, в силе, Митья, – шепнула скороговоркой Амалия и неискренне заулыбалась властителю Франции и многих-многих женщин Европы. А в коридоре его догнала Каролина и спросила, улыбаясь:

– Я сегодня себя реабилитировала в твоих глазах, Дмитрий?

– Я поражен Каролина: и встречей нашей и вашей речью. Благодарю за все.

– Ты сможешь уделить мне сегодня пару часов?

– Нет, милая пани. Но если вы окажетесь, наконец, в Гродно, а лучше в Москве и пришлете мне весточку – я прилечу и постараюсь вдохновить вас не раз и не два…

– Очень, очень жаль. Но спасибо судьбе и за эту встречу. Я обязательно напишу вам, Дмитрий. Но куда?

– На Московский почтамт до востребования. Ибо в других адресах письмо может попасть не в те руки.

– Давай же все-таки поцелуемся!

– Вон за той портьерой?

– Да, да! И не спеши отрывать от меня своих губ и рук…

– А если…

– Обязательно, Митя!

Франсуаза обрушилась на Ржевского с гневными обвинениями (как же, три часа где-то шлялся!), но услышав о высылке мужчины, которого привыкла считать своим, завыла в голос. Понадобилось все искусство хитроумного гусара, чтобы снизить накал ее страстей. Под утро она все же уснула и дала поспать Дмитрию, но долго лежать было нельзя: предстояло идти обратно в Тюильри, выбивать из имперских служак подорожную и подъемные. Потом опять были объятья с Франсуазой: сначала любовные, а потом прощальные. Наконец, дилижанс на Страсбург заскрипел и двинулся в путь, оставляя за оконцем безутешную добрую парижанку".

Загрузка...