Похождения поручика Ржевского

Глава тридцать вторая. Обживание в роли мужа

Дом Городецкий заложил в западном конце Остоженки, на пустыре, оставшемся от пожара 1812 года, с видом со склона на Москва-реку. Эскиз трехэтажного дома рисовал сам, снабдил его пневматическим лифтом, ванными и туалетными комнатами, септиком, водоза-борной скважиной, бойлером, водяными батареями отопления, электрическим освещением и т. д. Нижний этаж дома предназначил для хозяйственных нужд (кухня, бойлерная, мастерская, комнаты слуг и т. п. Второй этаж: большая гостиная, столовая, кабинет для себя, будуар для жены (малая гостиная). Третий этаж: спальни и детские комнаты (на вырост). Архитектор (недавний студент), которого он пригласил для претворения эскиза в жизнь, очень удивлялся этим нововведениям, но в конце концов восхитился и проникся замыслом. В течение месяца проект дома и участка вокруг него (помните о скважине и септике?) был готов, Городецкий его тщательно проанализировал, внес несколько правок, но принял. Но тут начался ноябрь, на улице резко похолодало и строительство решили не начинать.

Большой нужды в доме пока не было: пустых комнат в особняке Мещерского было до-статочно, Лиза в нем давно обжилась, а Городецкий был по жизни нетребователен к кварти-рам. К тому же он быстро сдружился с Алексеем Павловичем и теперь они нередко вечеряли вместе то за разговорами на многообразные темы, то за бильярдом, до которого князь был большой охотник, а попаданец начал играть еще в 12 лет – в шашечный вариант, называв-шийся почему-то китайским. Пропускали, конечно, и по рюмочке, за что потом получали выволочку: один от "заиньки" (так любил называть Мещерский Елену Ивановну в минуты близости), а другой от "Багиры".

– Что еще за Багира? – злилась Лиза.

– Как-нибудь я тебе о ней расскажу, – обещал Макс, но не рассказывал.

На Рождество в Лужниках устроили, наконец, ярмарку, на которую собралась "вся Москва", а также жители соседних деревень, сел и городков. Конку, разумеется, успели до Лужников дотянуть, и она за неделю принесла такой доход, какого не было за предыдущие полгода. Вагоны двигались с пяти- трехминутным интервалом – как в метро! Помимо рядов со съестными припасами, кустарными поделками и промышленными товарами на ярмарке были устроены (с подачи Городецкого) увеселительные аттракционы: карусели, качели типа "бревно" и "лодочки", ледяные горки, крепость, зал с кривыми зеркалами, большой каток с оркестром (который сидел в теплом балагане), а также чайные и рюмочные… Даже мороз, который стал крепчать к январю, не мог остудить падких на забавы москвичей, а уж тем бо-лее мальчишек. Даже девочки катались с горок и на каруселях, а каток кишел от желающих покататься под музыку. А уж когда вечером над катком зажглось несколько электрических ламп, лед под звуки напевной музыки заполонила весьма приличная публика, подковавшая обувь железом…

Макс с Лизой тоже вышли на лед, причем оказалось, что бывшая барышня умеет ез-дить на коньках – правда, робко. Макс катался когда-то лихо (спиной вперед, с пируэтами и простенькими прыжками), стал вспоминать свои навыки, через полчаса освоился и взялся учить им жену – без прыжков, конечно. За несколько вечеров они вполне освоились и стали поражать прочих горожан слаженной ловкой ездой. В общем, каток стал вторым центром притяжения москвичей в Лужники и именно по вечерам. Более того, Городецкий посидел в балагане с музыкантами, научил их играть несколько новых вальсов, и очарование этого кат-ка выросло до небес. Ловкие купцы быстро выстроили вокруг музыкального катка несколько ресторанов (каждый для своей публики) и тогда Лужники окончательно превратились в зим-ний столичный центр развлечений.

Впрочем, прежние центры московской публики тоже никуда не делись, и молодожены с удовольствием их посещали – прежде всего Театральную площадь с Большим и Малым театрами. До балетов и опер Городецкий был небольшой охотник, но ценил Большой театр за средоточие аристократии. Не будучи еще нигде представлен, он с интересом пригляды-вался к изысканной публике и не уставал расспрашивать Мещерского или Елену Ивановну об имяреке или вон той рабе божьей…

– Для чего тебе это, Максим? – по первоначалу спрашивала Лиза. – Вряд ли мы будем пред-ставлены князю Нарышкину или графине Воронцовой. Наш Алексей Павлович совершенно незаметный князь…

– Я могу в любой момент оказаться в числе приближенных к губернатору персон, – сказал Макс. – А значит стану интересен этим господам и дамам. Поэтому желательно знать заранее их лица, а также подноготную каждого.

– Даже подноготную? И как это сделать?

– Найму за деньги профессиональных наблюдателей, которые своими методами способны узнать все о частной жизни человека и составлю на каждого досье. Есть древняя истина: пре-дупрежден – значит вооружен. Если им захочется меня использовать, мне придется их опе-редить.

– Как-то это все плохо пахнет, – сморщилась Лиза. – Я предпочла бы держаться от чересчур влиятельных господ подальше. А поскольку ты мне муж, будь добр ко мне прислушаться – я плохого тебе не посоветую.

– Это гусиная уловка, – заулыбался Макс. – Можешь к ней прибегнуть: сунешь голову в мою подмышку и переживешь опасность в неведении. Но кто-то нашу гусиную стайку должен сторожить. Алексей Павлович в сторожа не годится, значит им буду я.

– Как знаешь, – вздохнула Лиза. – Только не ходи на приемы к губернатору…

Предпочтительнее молодым людям был Малый театр, где на сцене вольготно лицедей-ствовал Щепкин-старший, витийствовал Мочалов, фиглярничал Живокини, завлекала лицом и голосом Надежда Репина, покоряла страстной игрой Мария Львова-Синицына и даже акте-ры второго-третьего плана (Степанов, Никифоров…) доставляли удовольствие своими ужим-ками. Правда, водевили видавшего виды Городецкого разочаровали: слишком уж они были простоваты и просчитывались на раз-два, да и куплеты в них были как близнецы-братья. Зато от "Горя от ума" с Щепкиным-Фамусовым и Мочаловым-Чацким он умилился, "Гамлетом" с Репиной-Офелией, Львовой-Гертрудой и тем же Мочаловым восхитился, а Щепкин в "Ричарде Третьем" его ужаснул. В Большом же они оба впечатлились оперой Верстовского "Аскольдова могила", ну и бурно похлопали "Свадьбе Фигаро" и "Севильскому цирюльни-ку".

По настоянию Елены Ивановны иногда они всей "стаей" выбирались на балы. И пер-вым из них стал именно губернаторский, проведенный 1 января 1836 г. Дворян в здании ге-нерал-губернатора собралось под тысячу и все они первым делом стали восхищаться его электрическим освещением. Потом начался полонез, который возглавила вполне еще бодрая княжеская пара: 63-летний Дмитрий Владимирович Голицын и 53-летняя Татьяна Васильев-на. Вторую пару Макс, приглядевшись, узнал, но для верности спросил у Мещерского:

– Этот генерал ведь князь Петр Трубецкой? Со своей женой Эмилией Витгенштейн?

– Они самые, – кивнул Алексей Павлович. И добавил: – Быстро же вы запоминаете лица. А можете что-то сказать про их подноготную?

– Он в сродстве с вами, Алексей Павлович через свою мать, урожденную Мещерскую, – хо-хотнул Макс. – Еще скажу, что князь похож на подкаблучника, – но с такой величавой и стро-гой женой и я бы стал подкаблучником!

– Тогда я открою вам небольшую тайну, Максим Федорович, – шепнул Мещерский. – Именно через Петра Иваныча я и устроил вам приглашение на бал. Иначе было никак: знатных пред-ков вы не имеете, чина тоже нет никакого…

– В профессора что ли податься? – тоскующим голосом произнес Макс и сменил его на дело-вой: – Какому классу профессор соответствует?

– Девятому, – улыбнулся князь. – То есть титулярному советнику.

– Он был титулярный советник, – завыл тихонько хулиган, – она ж генеральская дочь…

– Максим! – дернула его за обшлаг жена. – Пора в хвост танцующим пристраиваться!