Похождения поручика Ржевского

Глава пятьдесят пятая. Как предотвращаются дуэли

К рождеству Зимний дворец вдруг ярко засветился, причем не только в бальных или жилых комнатах, а практически целиком: во всех этажах и окнах. Осветилась и огромная Дворцовая площадь, по которой было расставлено два десятка электрических фонарей. Петербургские жители со всех сторон хлынули на площадь и ходили по ней, теснясь, но целиком очарованные. Внезапно оркестр, спрятанный в большой палатке под стенами дворца (и отопляемой железной печкой), заиграл прекрасные мелодии Моцарта, Гайдна, Баха, Бетховена и каких-то иных композиторов, добавив очарования в прекрасный вечер. В определенный момент городовые прекратили доступ к площади, ставя железные рогатки и похохатывая:

– Раньше надо были прийти, господа хорошие! Кто не успел, тот опоздал. Ничего, завтра здесь опять будет гулянье, вот тогда и приходите. А сейчас мы не позволим давку устраивать!

Городецкий смотрел на дело своих рук из дворцового окна и тоже радовался: пустячок вроде, а приятно. Затею с оркестром тоже он подсказал. "Надо будет еще каток на части площади устроить, – подумал он. – Чего месту и музыке зря пропадать?".

– Мечтаете, сударь? – раздался вдруг рядом знакомый голос, и он быстро на него повернулся и низко поклонился перед цесаревной Марией Николаевной. – А знаете ли вы, что ваша метресса уже не ваша? Что молчите?

– Я внимательно вас слушаю, ваше императорское высочество.

– Хм. Вы знакомы с Александром Барятинским?

– Не имел повода и опасаюсь знакомиться с приятелем наследника престола, вашего брата.

– Так вот знайте: Мими Трубецкая сейчас полностью во власти этого сердцееда.

– Думаю, это в природе красивых и знатных девушек. В возрасте от 15 до 25 лет они подобны бабочкам, перелетающим с цветка на цветок. Позже бабочки закукливаются, а потом превращаются в малосимпатичных гусениц, но пока надо брать от жизни все…

– Что-то вы напутали с этими бабочками и гусеницами, – сказала, смеясь, цесаревна, – но я обязательно передам Трубецкой ваше предсказание ее судьбы.

– Как вам будет угодно, ваше высочество, – еще раз поклонился Макс и не разгибался, пока Мария Николаевна, фыркнув, не пошла прочь.

В сущности, Макс был доволен таким поворотом в ситуации с Трубецкой. Он уже не обманывался в истинной природе ее чувств: еться захотелось маненькой макаке. Достаточно было ему отсутствовать в Питере пару недель (ездил в Москву к Отто за кой-какими материалами), как мадмуазель склонила голову на эполет корнета. Пусть себе тешится… Макса же сейчас донимал другой вопрос: надо ли ему грохнуть Дантеса? Или на место этого соблазнителя явится другой, и Наталья Николаевна в апогее своей великосветской славы обязательно сойдется с ним? То есть ревность будет постоянно поедать внутренности Пушкина, и он превратится в желчного маленького несчастного уродца, неспособного к позитивному творчеству? Будет ли такой писатель любезен народу?

Он еще немного подумал и укорил себя: так сразу и убить! Других методов нет что ли? Проще запугать, но правильнее подкупить этого уроженца Эльзаса. Интересно, сколько ему надо для счастья? И найдется ли у меня столько? Впрочем, Куманин даст сколько попрошу. Знает, что получит потом с моей помощью в три раза больше… Решено: приложу усилия для выезда прощелыги во Францию. Тем более что после дуэли он так и так туда уедет. Теперь надо сочинить тактичную записку. Что бы написать? Ну, к примеру, следующий текст: "Прошу прийти ко мне завтра в рабочий кабинет к 17 часам пополудни с целью важного для нас обоих разговора. Инженер Городецкий". А для убедительности приложить к ней… допустим, сто рублей!

Да, в Зимнем дворце у Городецкого появилась такой кабинет – работы по электрофикации и прочим проектам, курируемых самим императором, ведь продолжались. И вот к назначенному часу (с опозданием на 15 минут) в этот кабинет явился тот самый Жорж Геккерн (в недавнем прошлом Дантес)

– Вы – Городецкий? – спросил кавалергард с порога. – Что значит эта записка и эта ассигнация, сударь?

– Мне нужно с вами поговорить. А купюру эту можно расценивать как задаток. Если мы с вами придем к соглашению, то вы получите от меня во много-много раз больше.

– У меня ничего нет, мсье, кроме чести. Значит именно ее вы и хотите купить. Но честь дворянина не продается!

– Ничего подобного. Я услышал, что вы недавно женились, но приданого за женой не получили. Такая женитьба делает честь вашим чувствам, но не облегчает вашу жизнь. Я как человек небедный могу снабдить вас значительной суммой. Как вы считаете, 100 тысяч рублей вам хватит для достойной жизни на родине?

– А-а, вот в чем дело! Вы хотите изгнать меня из России! Кто вас нанял? Пушкин? Но у него нет таких денег…

– У него нет, а у меня есть. Не на руках, конечно, но в Дворянском банке у меня открыт кредит.

– Все же кто вы такой, сударь? Я знаю, что вы инженер-электротехник, который устроил всю эту иллюминацию во дворце, но чем вы сейчас руководствуетесь по отношению ко мне?

– Я – член Общества любителей русской словесности, – веско сказал Городецкий. – Словесность в России только-только развивается в отличие от Франции или Англии. Но в ней по-явились свои кумиры и самый яркий из них – Александр Пушкин. Я хочу оградить его от неприятностей, хочу читать все новые и новые шедевры, им сочиненные. А вы в последнее время очень осложняете его жизнь.

– Он сам себе ее осложняет: шлет и шлет мне вызовы на дуэль! Первый раз я отказался, второй раз в угоду ему женился, но этот шпак все не унимается.

– Хотите я предскажу дальнейший ход событий? – спросил Макс. – Вам придет новый вызов и дуэль все же состоится. На ней либо он убьет вас или ранит, либо вы его. Во втором случае на вас ополчится общественность, а также император и вам придется все равно уехать – только без денег. Я же предлагаю уехать сейчас и с очень немалой суммой. Не торопитесь мне отвечать, обдумайте мое предложение. Только помните: оно вовсе не шуточное. Как только надумаете, мы вместе пойдем в банк, и я выпишу вексель на ваше имя, а также вручу сразу наличными 10 тысяч рублей. А пока до свиданья.

– Это черт знает что такое! – воскликнул кавалергард и выскочил в коридор.

"Придет или упрется? – задумался Макс. – Если будет думать в одиночестве, то придет. Но если поделится своими проблемами с товарищами (тем же Барятинским), то проблемы могут возникнуть у меня. Как же подстраховаться? А что если привлечь императора? Тот однажды отсылал Барятинского на Кавказ из-за слишком нежных чувств, возникших у его дочурки Марии, и снова может отослать. Но в кавалергардском полку у Дантеса друзей полно, сыщутся другие заступники. А если привлечь на свою сторону его новоявленную женушку, Екатерину Николаевну, в девичестве Гончарову? Она-то прямо заинтересована, чтобы уехать от своей сестрицы-соперницы. Точно, теперь немедля напишу записку к ней и отправлю нарочным, используя автограф Николая".

Через час госпожа Геккерен вошла в его кабинет.

– Я очень благодарен вам за столь быстрый отклик, Екатерина Николаевна! – воскликнул Макс. – Присаживайтесь вот в это кресло и спрашивайте.

– Я с вами совершенно незнакома, господин Городецкий, хотя и наслышана, конечно. И пришла только потому, что в записке значится "для беседы исключительной важности для моего семейства". А еще потому, что записку доставил личный посыльный императора. Итак, что вас так взволновало в моем семействе?

– Конфликт вашего мужа с Александром Сергеевичем. Дело стремительно катится к дуэли, которую я могу предотвратить, причем на очень выгодных условиях для вашего мужа и вас, Екатерина Николаевна.

– Как вы ее предотвратите?

– Переместив вашего мужа за пределы досягаемости для Пушкина. Час назад я предложил ему 100 тысяч рублей для безбедной жизни в своем отечестве, то есть во Франции – вместе с вами, конечно. Он обещал обдумать мое предложение, но боюсь, что он обдумывает его в обществе своих друзей, которые чужое счастье ни во что не ценят, а высшим приоритетом считают соблюдение дворянской чести. Вразумите мужа пожалуйста, склоните к отъезду с моим векселем.

– Но вам с какой стати вмешиваться в наши дела? – возмутилась Геккерн-Гончарова. – И тратить такие огромные деньги?

– Так получилось, что большие деньги я научился с легкостью зарабатывать и потому ценю их лишь в том случае, когда они помогают приличным людям. Дантеса многие осуждают, но я верю, что он честный человек. Сюда он приехал, как многие иностранцы, на ловлю счастья и чинов. Счастье в вашем лице, белла донна, он уже нашел, а вместо чинов можно, мне кажется, удовлетвориться вот такой суммой денег. С ними во Франции ему явятся и чины, и положение в обществе…

В таком ключе беседа с Екатериной Гончаровой длилась еще минут десять, и в результате молодая женщина стала убежденной сторонницей скорейшего отъезда Дантеса во Францию. При прощании она разразилась каскадом благодарностей в адрес Максима Федоровича и уверила, что во Франции в доме Геккеренов его будут ждать как самого благословенного гостя.

Через неделю чета Геккерн выехала из Петербурга в дорожной карете, держа курс на Варшаву.