Поход

Глава 23

Болезненное ощущение тяжести окутывало все тело Эдуарда де Клермона, словно невидимая пелена, сплетенная из самых темных нитей запретной волшбы. Он ощущал, как будто каждая частичка его тела находится под давлением невыносимой, истощающей боли. Тьма проникала в его мысли, заставляя их плыть и расплываться, как чернила в воде. Он пытался сосредоточиться и вспомнить, что произошло, но воспоминания ускользали, оставляя лишь острые вспышки: звон мечей, крики бойцов, холодный взгляд предателя из Каменных рыцарей.

Воздух в шатре был насыщен тяжелым, пронзительным холодом, который, кажется, исходил непосредственно из его раны. Это не просто физическое ощущение, это что-то более глубокое, темное, что пыталось затянуть Эдуарда в бездну отчаяния и пустоты. Он чувствовал, как жизненные силы покидали его с каждым тяжелым вздохом, но в то же время внутри него зарождалось упрямое, неукротимое желание бороться, сопротивляться тьме.

Голоса вокруг казались далекими и приглушенными, будто исходили из-под воды. Эдуард пытался открыть глаза, но свет был столь ослепителен, что заставлял его мгновенно их закрыть. Он ощущал прикосновения: чьи-то теплые руки пытались облегчить его страдания, но каждое движение вызывало новую волну боли, распространяющуюся по его телу, словно огонь.

Разум Эдуарда то и дело отступал в тень, унося его в мир полубреда, где он видел фрагменты битвы, лица своих старых боевых товарищей, искаженные страхом и решимостью. В этих мгновениях он чувствовал себя беспомощным, заключенным в своем собственном теле, борющимся не только с внешним врагом, но и с внутренним, который подстерегал свою жертву из темных уголков его сознания.

Это испытание казалось Эдуарду самым тяжелым из всех, с которыми ему приходилось сталкиваться. Но даже в этом состоянии, на грани между жизнью и смертью, он чувствовал, что не имеет права сдаться. Даже если его тело и ослаблено, его дух остается непокоренным. В глубине души Эдуард знал, что должен найти в себе силы встать и продолжить борьбу. Не только за свою честь, но и за честь каждого, кто пал, защищая знамена Вестонии.

Сквозь пелену полусна и полубреда Эдуард почувствовал, что его рот слегка приоткрыли и через мгновение на языке появился знакомый травяной привкус.

Эдуард даже сделал попытку улыбнуться. Это пришел Гийом де Леваль со своим зельем, которое ему подарил бастард ненавистного де Грамона. Без этого строптивого мальчишки и здесь не обошлось…

По мере того как теплое зелье стекало в горло, Эдуард чувствовал, как изнурительная пелена, окутывавшая его мысли, начинает постепенно рассеиваться. Непроглядная тьма, которая еще мгновение назад казалась непреодолимой, теперь постепенно отступала, оставляя после себя ощущение некоторого облегчения.

Это зелье, несмотря на свое сомнительное происхождение, дарило Эдуарду драгоценные мгновения ясности и силы, которых ему так не хватало. Он ощущал, как каждый глоток этого чудодейственного напитка восстанавливает его жизненные силы, будто каждая капля несла в себе искру надежды и упорства.

Чувство благодарности переполняло Эдуарда, когда он осознавал, что его старый и верный друг, Гийом де Леваль, был рядом, пытаясь всеми силами противостоять тьме, которая жаждала поглотить его сюзерена и друга детства.

И пусть на самом деле Ренар подарил эти зелья Гийому, который, к слову, все уши прожужжал Эдуарду о том, какой «славный мальчик» этот новый маркграф де Валье, в такие моменты герцог был благодарен даже сыну старого врага.

А еще в глубине души он очень жалел, что такого сильного боевого мага не было с ними рядом в тот день, когда Каменные и Ледяные предательски напали на командование вестонской армии…

Старина Фред погиб в тот день… Как и большинство вассалов герцога. Наемным страйкерам-астландцам повезло еще меньше: лорд Грей рассказал потом, что их лагерь атаковали непонятно откуда взявшиеся Темники. Твари фронтира уничтожили всех боевых магов «Отважных».

Только благодаря лорду Грею и его оруженосцам страйкерам, герцогу де Клермону каким-то чудом удалось вырваться из той кровавой бойни. Правда, не обошлось без последствий — один из Каменных рыцарей успел нанести удар маршалу. Отравленный черной магией клинок с легкостью пробил доспех и оставил глубокую рану на боку у Эдуарда.

Пусть неуклюжие попытки Гийома нейтрализовать магию смерти, возможно, и не приносили ожидаемых результатов, но его упорство и верность вдохновляли Эдуарда. Это напоминало ему о тех связях и обязательствах, которые укрепляли их в самые темные времена. Во взглядах графа де Леваля, полных решимости и заботы, Эдуард находил дополнительную силу для борьбы.

Когда некая ясность возвращалась в его мысли, Эдуард, осознавая всю глубину отчаянного положения, в котором они оказались, пытался брать себя в руки и участвовать хотя бы в их маленьких военных советах. На которых, как обычно, присутствовали граф де Леваль, взваливший на себя командование остатками легионов, а также лорд Грей, лицо которого с каждым днем становилось все мрачнее и мрачнее.

В такие моменты просветления Эдуард замечал в глазах страйкера некое равнодушие. Его взгляд был холоден и отстранен, как будто он уже отсек от себя всякие чувства и эмоции, связанные с их общей борьбой. Его глаза, когда-то полные решимости, теперь казались пустыми и безжизненными, словно он уже ушел далеко за пределы этого конфликта, даже не пытаясь скрыть свою равнодушие к исходу сражения и выздоровлению маршала.

Эдуарду уже был знаком такой взгляд… За долгую жизнь, насыщенную сражениями, он много раз видел такое.

Взгляд лорда Грея отражал не столько сломленный дух, сколько прагматичное равнодушие. В нем не было следов отчаяния или страха, только холодный расчет и отсутствие веры в их победу и смысл жертвы. Авант явно оценивал ситуацию с точки зрения логики, а не эмоций, и уже, скорее всего, пришел к выводу, что погибать вместе с остальными, включая герцога де Клермона, не имеет особого смысла.

Именно поэтому Грей казался полностью отстраненным от текущих событий, его мысли и планы, возможно, уже далеко за пределами этого шатра и даже этой войны. Он ведет себя, скорее, как наблюдатель, а не как участник битвы, что вызывало в герцоге закономерное предчувствите того, что, если обстоятельства станут слишком неблагоприятными, лорд Грей может принять решение оставить их всех ради собственного выживания, а также выживания своих бойцов, не видя достаточных оснований для самопожертвования. Если страйкеры сейчас покинут войско, это станет катастрофой. Простые солдаты поймут, что надежды нет, и начнется массовое дезертирство.

Возникал вопрос… Если все было именно так, как это видел Эдуард, тогда почему лорд Грей все еще не покинул их? Что удерживает его? Ведь отряду страйкеров, во главе которого стоит один из сильнейших авантов на материке, ничего не стоит вырваться из окружения. Может быть, он ждет, когда Эдуард, наконец, умрет? И тогда у него будут развязаны руки?

— Как обстоят наши дела? — хриплым голосом произнес маршал.

Гийом и Грей переглянулись. Эдуард старался не пропустить ни одной эмоции на их лицах.

— Не жалейте меня, господа, — предупредил он. — Мне важно знать истинное положение дел. Следующий приступ может стать последним, и, пока я хоть что-то могу соображать, возможно, смогу дать хотя бы какой-нибудь совет перед смертью.

— Мы лишились продовольствия, — равнодушным голосом произнес лорд Грей. — Солдаты перешли на конину. Пока забили только самых плохих лошадей. Скоро дойдет и до мистралов. С водой проблем нет. Спасает близость небольшой горной речушки. Так как нет ни вина, ни специальных зелий, вода из реки скоро может стать проблемой. Много раненых, которых некому лечить. Люди умирают каждый день. А если учесть, что мы в ловушке, вашей армии недолго осталось.

— И Золотой Лев медлит, — произнес граф де Леваль.

— А куда ему спешить теперь? — впервые на губах у лорда Грея появилось подобие усмешки. — Зачем вести на бой своих людей, когда войско неприятеля и само по себе неплохо справляется с уменьшением своей численности. Золотой Лев попросту морит нас голодом и щадит своих легионеров перед походом в Вестонию.

— Нужно идти на прорыв, — произнес маршал. — Пока есть еще силы, собрать всех способных держать оружие и с ними прорываться либо на запад, либо к Серому Предгорью. Всех больных и раненых оставить здесь. Им все равно уже не помочь.

— Эду… — дернулся было Гийом, но Эдуард положил ему на запястье свою ладонь и сжал ее.

— Друг мой, так вы сохраните для его величества хотя бы какую-то часть боеспособных людей. А что касается меня… Я останусь здесь, чтобы прикрыть ваше отступление…

— Увы, но ничего не получится, — холодно произнес лорд Грей. — Даже если нам удастся отобрать девять или десять когорт, прорваться не выйдет. Я посылал в разведку своих лучших бойцов. Они доложили, что Золотой Лев позаботился о сильном заслоне. Кроме того, у него достаточно продовольствия. Он ведь захватил и наш обоз тоже.

В шатре повисло молчание, прерываемое тяжелым дыханием Эдуарда де Клермона. Он лежал закрыв глаза и чувствовал, как его накрывает волна отчаяния. Еще недавно он представлял, как лично выбьет аталийцев из Бергонии и вернется с триумфом в Эрувиль. Он даже специально торопился, чтобы первым добраться до отступающих войск Золотого Льва, тем самым опередив герцогов де Гонди и де Бофремона, которые вознамерились отобрать у него его победу и вручить ее этому великовозрастному болвану принцу Филиппу. И где же теперь их войска? Наверняка, узнав о его разгроме, остались в Вестонии. А ведь их помощь была бы сейчас очень кстати. Несмотря на разгром, легионам Эдуарда удалось хорошо потрепать аталийцев… Сейчас лучший момент для того, чтобы ударить в тыл аталийцам! Жаль, что сделать это некому…

Герцог закусил губу. Он уже не видел и не слышал, что сперва лорд Грей, а затем и верный Гийом вышли из его шатра. Оставив его наедине со своими мыслями.

Эдуард почувствовал, как по его виску потекла горячая слеза. Кругом одни предатели! Сперва граф де Англанд, отправлявший ему вести и «кормивший» его дезинформацией. Что заставило такого человека, как граф, которого Эдуард знал давно и считал его человеком чести, предать своего короля и свою страну?

А ведь врагам отлично удалось расставить сети! Сперва письма графа де Англанда. Затем могильники с трупами аталийцев на их пути. Вероятно, в армии неприятеля действительно была кровавая лихорадка. Только вот не в таких масштабах, как об этом писал граф…

Затем нападение Каменных и Ледяных на членов военного совета практически перед началом генерального сражения… Уже только ради одного сообщения Карлу о вероломстве Каменных рыцарей стоило прорваться… Кажется, Эдуард только что понял, о чем сейчас думал лорд Грей. Об опасности, которая грозит королю. Эти фанатики совместно со своими дружками северянами явно начали какую-то игру…

О боги! Его бедная Луиза! Как она справится со всем без него? Она сильная женщина. Она обязательно справится… Она найдет наследника, чтобы их род не прервался…

Вспомнив о наследнике, Эдуард тяжело вздохнул. Перед глазами возникло лицо его сестры, которая настояла на том, чтобы Эдуард взял с собой племянника.

— Прости, милая Фани… — прошептал он одними губами. — Я не смог уберечь твоего первенца…

Он помнил, как на его глазах зарезали бедного мальчика. Эдуард навсегда запомнит взгляд Жана, когда один из Ледяных проткнул его сердце кинжалом. В его глазах замерло неверие и какая-то детская обида…

Постепенно образы друзей и врагов начали исчезать, и Эдуард, как всегда это бывало после приема лечебного зелья, начал погружаться в тяжелый сон…

За мгновение до того, как его сознание накрыла спасительная темнота, он, может быть, впервые в своей жизни мысленно по-настоящему обратился к Праотцу за помощью. Он молил только об одном, чтобы тот дал ему возможность отомстить своим врагам…

Я в сопровождении своих телохранителей и своего оруженосца шел по коридорам здания ратуши, направляясь в зал совета. Там ждали все мои соратники. Они хотели узнать мое решение о дальнейшем плане действий…

Следующие пять дней после сокрушительного разгрома вражеского войска Гондервиль праздновал очередную победу. Получалось это уже был второй такой праздник подряд.

В то утро, когда я принял капитуляцию виконта ди Ревеля и во главе войска вернулся в город, жители, а также все воины встречали меня, как героя. Начиная от моих соратников и заканчивая детворой — все смотрели на меня так, словно я какое-то мистическое существо.

Те, кто наблюдали той ночью фейерверк в лагере аталийцев, пересказав подробности произошедшего своим родичам и друзьям, тем самым запустили сарафанное радио, которое за короткий отрезок времени разнесло по городу весть об отряде страйкеров, уничтоживших целое войско, а также могущественного Серого жнеца.

О происхождении гигантского огненного смерча ходили разные слухи. Скептики утверждали, что это я со своими людьми поджог лагерь неприятеля, а ночной ветер, налетевший с гор, только усилил эффект.

Мистики, наоборот, были уверены в том, что мне в ту ночь каким-то образом удалось призвать к себе на службу древнего демона из Бездны, который и помог нам справиться с врагом. Хех… А ведь вторые были очень близки к истине…

Мы в свою очередь никому ничего не собирались рассказывать, тем самым давая повод к появлению новых теорий.

Так или иначе, но «демон из бездны» в лице Игнии и Вайры практически полностью уничтожил две тысячи «Багряных», не считая тех, которым удалось разбежаться по окрестностям. Сейчас этими беглецами занимались стаи вервольфов. В общем, их участи я не завидую.

Что же касается виконта ди Ревеля и оставшихся в живых трех когорт… Им просто повезло. Табун взбесившихся лошадей обогнул лагерь легионеров по дуге, а огненный смерч задел его лишь вскользь. Но даже так ди Ревель потерял больше половины своего легиона. Да и те, кто выжил, представляли собой жалкое зрелище. Почти все получили ожоги и ранения разной степени.

Так что Ладе и ее подчиненным из нашего госпиталя пришлось заниматься лечением военнопленных. Кстати, именно она сообщила мне, что легион виконта ди Ревеля только «на бумаге» является аталийским. На самом деле, кого там только не было. Да, основу составляли аталийцы, причем из разных провинций, которые и до войны между собой не всегда хорошо ладили. Остальные же легионеры были рекрутированы в так называемых «буферных» герцогствах и графствах. Как проходила мобилизация в тех землях, я себе прекрасно представлял. Потому что собственными глазами много раз наблюдал, как команды охотников за головами хватали зазевавшихся мужиков на улицах городов, в тавернах или портах. В общем, у меня на этих людей были свои планы. Именно потому я дал ясно всем понять, что буду очень недоволен, если к этим людям будут относиться по-скотски.

К выжившим легионерам прибилось несколько десятков «Багряных», которых после капитуляции виконта, тут же взяли в оборот наши люди. В отличие от остальных военнопленных, представителей ордена не ждало ничего хорошего. И неудивительно. В свое время, напяливая на себя красный плащ, они сознательно принимали все правила игры.

К слову, я сперва думал, что горожане потребуют жестоко покарать и остальных аталийцев, даже готовился в любой момент охладить их пыл. Но в этом не было необходимости.

Во-первых, все прекрасно понимали, что я во всеуслышание дал гарантии виконту ди Ревелю, а во-вторых, у местных отношение к обычным солдатам, попавшим в плен, было практичным и рациональным.

Военнопленные в этом мире прежде всего рассматривались как ценный ресурс. Офицеров и благородных удерживали в плену с целью получения выкупа. Отношение к ним было особым. Им даже разрешались прогулки по городу, а также, в зависимости от их титула, они спокойно принимали участие в балах и приемах местных вельмож. И не важно, что еще какое-то время назад все эти люди стояли по разную сторону баррикад. Тут ведь как — сегодня ты взял в плен какого-нибудь графа или герцога, а завтра, может так статься, что в плен попадешь уже ты. В общем, все эти отношения регулировались тем самым кодексом чести.

К неблагородным военнопленным отношение было проще. В основном их использовали в качестве рабочей силы. Городские власти довольно быстро сориентировались в ситуации и отвели участок земли под строительство бараков для пленников, которые сами пленники и начали строить.

Внезапно появившийся ресурс в виде бесплатных и крепких рабочих рук городские власти планировали использовать для окончания одного старого проекта. До зимы вокруг Гондервиля надо было выкопать глубокий ров и соединить его с рекой. Так что свое пропитание бывшие легионеры отработают своим трудом.

Пока люди праздновали, городской совет не потратил впустую ни одной минуты. Шевалье де Латур единогласно был избран на пост бургомистра Гондервиля и уже в новом статусе развил кипучую деятельность.

В первую очередь им была сделана новая попытка уговорить меня принять город под свою руку. Кстати, получив очередной отказ, он особо не расстроился. Видимо, он и его коллеги из совета были готовы к такому развитию событий. Позднее я понял истинную причину. Старейшины Гондервиля решили пойти другим путем…

Спустя пять дней на центральной площади у здания ратуши, на заранее собранном помосте в присутствии всех членов городского совета, а также всех жителей Гондервиля глашатай зычным голосом зачитал несколько документов, над которыми корпели отцы города все предыдущие дни.

Первым документом был указ о «Празднике освобождения», который отныне должен был праздноваться каждый год в эти же дни и который должен был длиться целую неделю.

В указе последовательно перечислялись подвиги маркграфа де Валье и его соратников. Затем было указано, какие мероприятия будут проводиться в этот день. А именно: большая ярмарка, парад в честь победителей, праздничные службы в храмах и возложение цветов к каменному обелиску, который планировалось установить в центре города в честь освободителей.

Далее был зачитан текст пакта о военном союзе и взаимопомощи между Гондервилем и маркграфством де Валье, который мы подписали на днях. Следом за текстом пакта глашатай зачитал преамбулу торговой хартии между моей маркой и городом. И на закуску был еще один сюрприз.

Власти города объявили меня почетным гражданином Гондервиля. Дабы подсластить пилюлю тут же были зачитаны главные плюшки, что давал этот статус. Я освобождался от некоторых городских налогов и пошлин. Кроме того, я имел право владения землей и домом в пределах города. Наконец, я теперь имел место в городском совете. Когда глашатай замолчал, бургомистр под общие овации вручил мне золотой орден с гербом Гондервиля.

Не мытьем, так катаньем… Хех… О правах в тот день говорилось много, но ни слова не было сказано об обязанностях. Хотя в свете открывшихся передо мной перспектив, такой вариант участия в городской жизни меня больше устраивал, чем присоединение Гондервиля со всеми его проблемами к моей марке.

Помимо всего прочего, мою душу грело наличие нескольких телег трофеев, взятых после трех битв. Особенно порадовал стальной сундук, найденный на том месте, где стоял шатер Серого жнеца. Испещренный защитными рунами, он не пострадал в пожаре. Только покрылся слоем копоти.

Внутри было обнаружено большое количество цельных крудов. Причем все они были приличных размеров. Когда я увидел это богатство, во мне пробудилось мощное желание отправиться в свои новые владения прямо в тот же день. Ощущение предвкушения и возможностей захлестывало, наполняя сердце стремлением исследовать каждый уголок, каждую тайну, которую скрывают мои новые земли. В воображении уже начали рисоваться картины будущих приключений, открытий и возможностей, которые теперь лежали передо мной, как открытая книга, готовая рассказать свои истории.

Даже сейчас, шагая по коридорам здания ратуши, я думал о сокровищнице Серого жнеца, о которой мне рассказывали пленные Красные плащи. Правда, никто так и не смог внятно объяснить, чем именно занимался там Альберто ди Ланци. Всех, кто мог знать об этом, поглотило пламя.

Единственный, кто мог пролить свет на тайные делишки ордена в моих землях, это магистр Марко Коста. Маг-алхимик, который остался в маркграфстве вместе с небольшим гарнизоном «Багряных». Этот магистр, кстати, был там единственным магом.

В общем, моя марка практически лежала у меня на ладони. Осталось только прийти и взять ее под контроль…

Когда я подошел к дверям, стражники с рыжими хвостами на кирасах почтительно открыли передо мной створки.

В зале уже все собрались. Мои командиры ждали моего решения.

— Итак, господа, — сходу произнес я. — Его величество, поставил передо мной задачу изгнать из моего маркграфства «Багряных» рыцарей и взять эти земли под свой контроль. Войско Серого жнеца разбито. Я почти справился с поставленной задачей, осталось дело за малым.

Все собравшиеся следили за каждым моим движением, стараясь не пропустить ни одного слова.

— Но ввиду сложившейся ситуации, мы с вами прекрасно понимаем, что как только Золотой Лев расправится с вестонской армией, он направит свои легионы сперва к Серому предгорью в цитадель Сапфировой гильдии, а затем и сюда. Поэтому мной было принято решение опередить аталийцев. Господа, как вы смотрите на то, чтобы снять блокаду с цитадели Сапфировой гильдии?

Дружный боевой клич, прогремевший над залом совета, был мне ответом.