Погружение

Глава 17

Я вижу их — частички тех знаков, которые зашифрованы в генах. Они складываются в образы. Кто во мне? Меря — древнее финское племя на территории Ярославской области. По женской линии передается ведовство. Но тогда такие знания считались нормальными и даже необходимыми. Мужских образов нет. Оно и понятно. Генотип у меня женский. Славянское племя кривичей с запада. И у них линия от викингов. Поэтому волосы каштановые. И фигура оттуда же. Кавказские племена — из глубокой древности, но проявляются явно. Мама черноволосая и глаза у нее и у меня, как у серны.

Сегодня на завтрак зашел Егор Тимофеевич. Едим гречневую кашу с зеленым луком и подсолнечным маслом. Я к ней не привычная. У нас никогда ее не продавали. Только диабетикам выдавали. Считалась диетической. Странно, потому что в книгах пишут, что гречка у нас — основная культура. А здесь едят спокойно, без восхищения дефицитом. Говорят, даже солдат иногда кормят.

— Дед, а откуда у нас финны?

— Лучше спроси, откуда у финнов русские — смеется он, — правильно говорят, чтобы стереть память, надо пятьдесят лет. Одно поколение.

— А что не так? Сейчас все пишут. «Золотое кольцо. Древняя ярославская земля». Гоголь, опять же, упоминает расторопного ярославского мужика, который сани к тройке срубил.

— Так Гоголь про национальность ничего не говорит. Еще в прошлом веке половина области по фински разговаривала. Были деревни, в которых по русски не понимали.

— Это я читала. Но все равно, как так может быть? Раз, и никто ничего больше не помнит. Как и не было.

— Значит, путь такой у того народа был, — деду некогда, он собирается куда-то в болото вместе с Риком, них своя практика.

Сегодня стирка. Нужно воды наносить с ручья. Ведра самые обычные, только ручки обмотаны берестой, чтоб удобней было. Дарья с утра настрогала хозяйственного мыла в большую кадку и замочила весь ворох. Сейчас палкой ворочаем по очереди. Потом застирываем руками. И полощем. Вот тут и надо много воды. В корыте каждую бельину вверх-вниз. Первая вода, вторая вода, начисто. Развесили все на веревки. На жаре быстро сохнет. Еще и огород. Свекла, морковь, капуста, лук с чесноком, репа и редька, брюква, огурцы с помидорами. И куча всяких трав, пряных и лечебных. Но к травам нас Ганна не пускает, а вот остальное надо полоть и поливать.

Ганна учит меня вместе с Дарьей. Точнее, дает задания и ждет, когда сдадимся. Так лучше всего получается. Когда все испробовала, умучилась и расстроилась, больше ценишь тонкую подсказку и радуешься результату. К тому же мы разные. Я использую знаки, линии, рисунки, а Дарья — слова, звуки, жесты. Если получается, потом меняемся и подсказываем друг дружке. С рисунками у меня все хорошо. Такая школа Льва Михайловича за плечами. Со звуками у Адарки лучше. Она их лучше чувствует. Песни и стихи — это ее. Любая ритмичная речь имеет основанием заклинания. Где стихи, там и магия. Но для меня пока это новые знания. База воздействия звуками на свои энергетические центры, в журналах именуемые чакрами, у меня есть. Но это вроде особой звуковой гимнастики или вибрационного массажа. Работающая словоформа, сознательно составленная — совсем другое. До этого мы с Верой Абрамовной еще не дошли. Были у меня в жизни случаи, когда воздействовала словами, но это информация, полученная напрямую для конкретного случая. Так нечасто бывает. Только при серьезной угрозе или после подготовки вроде голодания. А если сама такой случай планируешь, то без знаний не обойтись.

И движения Адарка лучше чувствует. Вроде я занимаюсь, сколько себя помню. Но ей дано внутреннее понимание силы жестов и сплетений. Я, конечно, знаю, что такое мудры. Из йоги. Но вдохнуть заклинание или формулу в сложение рук и движение пока не могу. Зато у меня получается энергией рисовать в воздухе, правда, начертания знаков долго не живут.

Сегодня задачка — вызвать дождь. Над головой редкие белые облачка и пронзительное синее небо. Мы уходим в сосны. Далеко не разгуляешься. Есть на острове еще жители и домики, но к ним не пройти. Я пыталась гулять по тропинкам. Отошла от нашего огорода и уперлась в плотный воздух, как в прозрачную резину. Дальше не пускает. Причем, я чувствую, что при желании могу пройти, но это уже будет борьба, атака с моей стороны, и я буду — нежелательный гость. Нарываться не стала, вернулась. Да и не хочется. Здесь ощущение безопасностии покоя. За засекой революции, войны, колхозы и чекисты, бандиты и коммунисты, а тут внемирье.

Нам доступны четыре домика с баней, кусочек леса и огороды. Главное, есть мы, которым с друг дружкой так душевно и интересно, что не замечаем жару, деревенскую работу и очень простую еду. И счастливы, что так и есть. Дарья говорит, что Ганна иногда ходит к другим. Там бывает зарево по ночам и сильный ветер. Но у нас и своих дел хватает, чтоб еще в чужие нос совать.

Мне потребовалась полянка. Я выбрала место среди сосен и начертила круг. На четыре стороны нарисовала знаки — пиктограммы. И жду. Ничего не произошло.

Дарья чуть поодаль покрутилась волчком и подняла руки кверху, шепча призыв. Через десять минут нас смочила маленькая серая тучка. Стоит, смотрит на меня и мнется. Подсказать? Но мне нужно отработать свое. «Марыся, пойдем чаю пить» — приглашает она. «Идем».

Чай с мятой. В чашках зеленые листья. Мы заливаем их янтарным чаем их тысячелистника и ждем, когда настоится. Вприкуску жуем сушеную землянику, еще прошлогоднюю. В этом году мало ее, зато черники и голубики много. Дарья пытается поговорить на отвлеченные темы. Что скоро сабельник можно собирать, а там и корни багульника сушить будем. Их в смесь специальную добавляют и дымом дышат или курят. Ждет, что я сейчас расспрашивать начну, зачем? Но я молчу и думаю.

После чая я вернулась на свою полянку. Что не так? Раз результата нет, значит все не так. Что я жду от своего рисунка? Что энергия нужным образом организуется над знаком? Но этого нет. Энергии этого места мало. Я вижу, что она не может перейти какой-то качественный порог, чтобы взвиться вверх вихрем. Другими словами, нужен стартовый заряд, энергетический ключ.

Встаю посреди круга и в ладонях делаю маленький силовойвьюн. У него есть свой ритм. Я вращаю ладони, разгоняя его. Все шире и шире мои движения. Вьюн уже вокруг меня. И чтобы его усилить, я вращаясь по часовой стрелке. И кидаю его вверх. Воронка раскручивается и устремляется вверх, стягивая облачка. Над головой темнеет. Треснула молния. Ой, это я наделала? Может, обратно все? Ливень крупными каплями пробивает листву и наши платья. Ткань прилипает к голому телу и мы бежим под навес. Минут через семь все закончилось. Зато Ганна довольна:

— Капусту поливать не надо, молодцы. Только в следующий раз все же попробуй, как Адарка, тихонько, а то до смерча не долго с твоими методами.

Капусту не надо поливать, но ее надо полоть, Чем мы и занимаемся. Солнце палит. Мы в платках, прямо, как селянки бялорусские. Дарья из Минска, учится в институте. Но здесь никого не волнует образование. Ганна сама доктор каких-то наук. Но меня, как художника, одобрили.

— Дарья, а ты как здесь оказалась, — спрашиваю я.

Как я попала — понятно. Дед привел, Ульрих принес. Можно сказать, с боевого задания раны зализывать. Знаю, что про других не принято спрашивать, всех принимают такими, какие они сейчас есть, но мне жутко интересно. К тому же мы подружились.

— По дурости попала. Поймали меня, к моему великому счастью.

— Это как? — осторожно спрашиваю, но ей и самой хочется поделиться.

— Да так. Увлеклась магией. Но я называла это парапсихологией, чем сильно гордилась. Вызывала разных духов, изучала условия, что-то придумывала. Оформляла, как лабораторные. Целая тетрадка была. Потом решила активно использовать знания в жизни. Я же не знала, что любая услуга сущности с той стороны — не бесплатная.

— Много наиспользовала?

— Да немного, пару проказ сделала. Больше напугала, чем пошутила. Но репутацию ведьмы приобрела.

— Контракт заключила?

— Что-ты! Ничего не делала. Но там это никого не волнует. Оплату требуют за любую услугу.

— И с тебя потребовали?

— Что с меня брать? Решили телом воспользоваться.

— Ого! Страшно?

— Не то слово. Когда ночью тоскливая жуть слизью в тебя вползает, сильнее страха нет.

— Бесформенная?

— Четкой формы нет, как гигантская медуза со ртом.

— И что было?

— Черты лица стали меняться. Потом не помню. Очнулась, гоню его. А оно обратно. Вспоминаю — трясет. Позвонила подруге. Та к какой-то бабке. Бабка в церковь направила. Там говорят, отчитывать надо, но вижу, что священник сам боится. Надо в Лавру, говорит, везти. Помню, что вырвалась и бежать. Дальше провал. Очнулась уже здесь. Ганна рассказала, что я сутки лесами пробиралась. Потом знакомый ее увидел, поймал да привез.

— Страшно! После такого я бы здесь год сидела не вылезая.

— А я и сижу. В прошлом году это было. Домой письмо написала. Приехали родители в Ольманы. Целая эпопея была. Но убедила, что лучше здесь, чем в психушке. К тому же вид у меня вполне здравый. Написала заявление на академку, они все оформили, продуктов завезли.

— Больше не вселялись?

— Ганна отогнала. Потом меня научила, все ошибки объяснила. Это не магия, а замануха для таких простофиль, как я.

— Да и у нас не магия — Наука. Мы же своей силой все делаем, используем законы природы. Ну, невидимая природа, и что?

— Вот-вот. Но самое главное, я смысл своей жизни начала понимать и свое место. Когда это знаешь, никакие бури тебя не сдвинут.

— А я еще нет.

— Все впереди, — она не сдерживает чувств, мы обнимаемся и стоим прижавшись щеками друг к дружке.

Силы мои восстановились. Но страх остался. Вечером разговариваем с Ганной на эту тему.

— Тетя Ганна. А что там было? Почему так плохо?

— Место такое. Силы сосет. Нижний мир. Туда попасть легко, а вот обратно очень сложно. Если бы Егор Тимофеевич не тянул, там бы и осталась.

— Ему тоже досталось?

— Тоже, но он опытный. Больше потерял силы, когда следы заметал.

— А кто за нами идет?

— Люди. Одни за деньги. Другие — борцы за идею. Все как всегда.

— Плохая идея, за которую убивать надо.

— Идеи здесь простые — власть и деньги. А вот для достижения каждый думает, что хитрее других. Сделает финт и в дамках. Ищут тайные силы, которые уничтожат противника, дадут скрытое влияние. А находят бесов разных рангов. Ждут инопланетян, что то же самое. Копают древности в надежде на забытые технологии предыдущих цивилизаций.

— Находят?

— А как же! Только забывают, что прежние сами себя погубили. Путь в никуда.

— Но есть же настоящее что-то?

— Есть. Контакты с другими мирами. Их достижения, еще не приведшие к гибели. За этим главная охота. Любой, кто может пройти, становится смертельным врагом номер один. Они же не понимают, что человека может не интересовать бессмертие, мировое господство, бесконечное богатство.

— Я так поняла, они и образумиться могут. Ульрих, вот например.

— Это их и бесит. Но пример не удачный. Юрась просто был на службе. Его использовали до определенного момента. А когда стал подавать признаки сомнений, то решили убрать. А поскольку он все-таки Мастер Ока, то ситуацию просчитал и сбежал. Защиту поставил, как мог и нужных людей увидел. Те, кто за ним стоял, отказались от своего пути и выбрали служение демонам.

— А сейчас за ним следят?

— Пытаются. Здесь вас никто не видит. Остров заморочен от чужих глаз. Место такое, выход энергии Земли. Силы восстанавливаются, стареем медленней. Сколько, думаешь мне лет?

— Около сорока.

— Семьдесят в этом году будет, — она смотрит на меня, наслаждаясь эффектом.

— Ничего себе! Так Егор Тимофеевич у вас пропадал?

— Еще такие места есть. Но не все закрыты. Власть имущие стараются себе прибрать.

— А если и это место тоже?

— Даже если десант высадят, мы сможем уйти. Правда, скорее всего в один конец. Обратно не вернемся.

— Здесь проход есть?

— Легко открывается.

— А что там?

— Этого тебе знать пока не надо. Марыся, ты уже окрепла, — уводит она разговор, — не хочешь сама посмотреть, кто за тобой следит? И как это делает. Скоро самое время.

— Тогда сегодня и попробую, — я понимаю, что это новое задание.

Ночью я бросила одеяло на пол и раскинулась звездой. Ищу зацепку, где взяли мой след. Много времени уходит на просмотр последних событий в таком ключе. Вижу белые полосы энергии. Сгусток возле забора. Как произошло? Вот я прыгаю через забор. Заколка вылетает и падает. Вот человек в очках с рамками ходит по улице, по двору, возле колодца, идет к забору. Поднимает заколку и радуется. Переношусь дальше. Он один в комнате. Помещает заколку в какой-то ящик. Зажигает горелки, что-то жжет. Сущность, как облачко тумана, входит в ящик. И рисует ему мой образ на линзе. Нечетко, смазано, но по силуэту похоже. Потом она же двигает маятник в его руке над картой. Он помечает место и что-то записывает.

Утром докладываю все Ганне.

— Ужас, тетя Ганна, это же ему не расплатиться!

— Его проблемы. Ты что будешь делать?

— Если уровень той сущности ниже, а он ниже, то пока я не разрешу, ничего он не увидит. Он может привлечь более сильную через жертвоприношения.

— Так ты разрешала?

— Не думала об этом.

— Но и не запрещала?

— Точно нет. Я же не знала, что он так делает. От Ульриха моих сил закрыться не хватит.

— Юрась своей силой смотрит и по-другому. Так что надо делать?

— Закрыться?

— Конечно. Запретить, свою волю проявить и закрыть себя от таких просмотров. Вот тебе и дело. Создавай запрещающую печать.

Ага. Легко сказать. Я черчу круг. Приходят образы знаков. Рисую их внутри круга. И встаю сама.

— Молодец, — усмехается Ганна, — пока в круге стоишь, тебя не видят. А если Вия позовут? «Поднимите мне веки».

— Ну что делать то? Мне не до шуток.

— Создай постоянную форму. Оберег нужен.

— Нет у меня ничего в головушке, не пришло.

— Жалко. Это значит, что ты сама себя ни лечить, ни защитить таким способом не можешь.

— На счет лечения давно уже знаю. Пробовала, не выходит. Приходится все время себя в форме держать.

— Если бы сейчас могла, то была бы бессмертной, — улыбается она, — в будущем такое возможно, но тебе не нужно. У тебя другой путь. А с защитой я тебе помогу.

Утром появился Егор Тимофеевич.

— Завтра уходим.

— Хорошо. — Я задумалась. Ганна еще не показала работу с родом, но это такая большая тема, что пришлось бы оставаться. А я хочу узнать дедову тайну. Да и тянет саму.

Утром рано, как только взошло солнце, Ганна с Дарьей провожают нас.

— Это мой минский адрес, — сует Адарка мне бумажку.

— Ты возвращайся, — говорит Ганна, — есть еще о чем поговорить.

— Обязательно вернусь, только не знаю, когда, — отвечаю я.

— Если честно, то я против, чтоб ты с ними ходила, — опустила голову Ганна, — некоторые события должны быть своевременными. А ты еще не готова.

— А ты бы не пошла? — щурюсь я.

— Сейчас бы не пошла, потому что знаю, куда. А в твоем бы возрасте обязательно сбежала бы.

— Ну вот, и я иду. Заманили загадками, а теперь отговаривают.

— Боюсь за тебя. Держи, — она вешает мне на шею маленький мешочек на тесемке, — спрячь под майку. Пока он с тобой, ни злодеи тебя не увидят, но и мужики не посмотрят.

— Дзякую, тетя Ганна, — я обнимаю ее.

Еще нам вручили мешки с нехитрыми припасами. Через засеку мы прошли пригнувшись под стволом. Я оглянулась, но никакого прохода не увидела. Только туман и куцые верхушки сосен. Вышли на гать. Дед с Риком идут впереди. Я в середине. Ульрих сзади метрах в десяти. Часа через три показались Ольманы.

Рон засек движение.

— У черта на куличках, как здесь говорят, — сказал он Саксу.

— Точное положение?

— Нет. Окраина ольманских болот. Посмотрим направление. Но вычисление очень затруднено. Скорее всего, они там были день назад.

— Наши действия?

— Выдвигаемся в Калинковичи. Снимаем дом на окраине и ждем.

Сакс распределил, кто и когда выдвигается. Первый ушел сейчас, второй уйдет после них А он будет сопровождать Рона.

Лесной массив, где они потеряли след, все-таки прочесали. Наверное, чекиста в туалете нашли, подумал он. А может, солдатик потерялся. И еще Сакс снова обнаружил чужое внимание. Хотели бы взять, уже работали бы. Значит, опять игра.

Рон тихо паниковал. Никаких сигналов от девчонки больше не было. И очень слабо от животного. Но это не показатель. Живность можно оставить, она может убежать. Мысли обратится за помощью крутились все навязчивей.

Он вышел на связь со своим куратором. Сакс был против использования станции, но здесьприказывает Рон. Разговор обнадежил. Куратор сообщил, что КГБ продолжит оказывать всестороннюю поддержку. Очень деликатно интересуется делами и не понимает, почему совместные действия не продолжаются. Теперь у них новый куратор операции. Рон записал контакты. Надо очень хорошо подумать, нужно ли ему КГБ, и если нужно, то на каком этапе. Если чекисты такие лояльные, значит имеет свои цели. А они в планы Рона никак не вписываются.

Вагон поезда уютно покачивался. Больше половины мест пустые. Местные ходят в тамбур покурить. Вышли и они. Впервые он решил посоветоваться с Саксом.

— Комитет не отстанет. Явно в бутылку не полезут, сейчас время такое. Перестроились. Но у меня сомнения на счет их, — тихо проронил он.

— Если вы готовы делиться своим куском пирога, то возможно взять аванс за него.

— Пирог может оказаться таким, что резать его никак. И даже показать нельзя.

— Раз мы теперь в вашей команде, то хотелось бы узнать, что это такое. И если приз только для одного, вас уберут вместе с нами.

— Нам нужно выследить проход в другое место.

— Лучше без загадок.

— Портал в другой мир. Установить контакт с руководителями и договориться о визите наших. Сами открыть мы его не можем. Только представители той стороны.

— А объекты могут?

— И они не могут, но знают, как попросить об этом.

— Позвонить в дверь.

— Примерно так.

— Тогда нам нужно нырнуть вместе с ними. Или дождаться, когда дверь откроется и отодвинуть их в сторону. Или проще — убрать.

— Тебя не удивляет сам предмет обсуждения?

— Удивляет. Но я привык все эмоции проявлять потом.

— Хорошо. Ваша задача обеспечить мне такой проход. Уберите или отодвиньте. Я должен пройти.

— Но почему не взять их и не заставить?

— Без КГБ мы это неосилим. Сначала я хотел именно так и сделать. Но ради такого куска они пожертвуют всем. И пройдут сами.

— Понятно. Тогда кто после вашего ухода расплатится с нами?

— Я дам команду. — Рон смотрел на проплывающие за окном березы, стада коров и любопытных мальчишек на переездах.

— Тогда для вас есть идея, — Сакс наклонился ближе, — мы создадим ложные цели. И направим чекистов в ответственный момент в пустышку. Все равно нас не отпустят из под наблюдения. Тогда почему не воспользоваться ими?

— Ты думаешь, они поняли, зачем мы идем?

— Они поняли, что нам нужны люди, а не изделие.

Максим Иванович расстроился. Не от потери, а от собственной неосмотрительности. Он считал перспективным Анатолия. И если он так глупо погиб, на пустом месте, да еще так символично, то это недосмотр Максима Ивановича. Ему явно показали, что человек не тот. А где их взять, тех? Кадровый голод, как и везде.

Вчера посвящение прошел новый куратор операции. Молодой еще. От всех обрядов голову сносит. Неофит, одно слово. Рано его выпускать, а больше некого.

— Димочка, — проскрипел Максим Иванович, — налей чаю. И себе тоже.

Плотный мужчина с готовностью поспешил к чайнику и поставил на стол два стакана с чаем. Сверху плавали кружки лимона. Толстые красные пальцы положили ложечки рядом со стаканами.

— Тебе тридцать пять? — спросил Максим Иванович, — а квартира в хрущевке. Неправильно это. Вернешься, напомни. Вопрос надо решить. Работа опасная, значит, жить лучше в комфорте.

— Когда ехать? — заглядывая в лицо спросил крепыш.

— Как все согласуешь так и езжай. Затягивать нельзя. Рон игру свою затеял. Вот, Анатолия убрал. И эту игру мы должны контролировать. Но так, чтобы не подставляться. Чую, не изделие ему нужно. Предлог это и не более. Даже не старик с девчонкой. Наметил он туда, куда мы не знаем.

— Понял. Разрешите выполнять?

— Иди, Димочка, и береги себя.

Максим Иванович знал, куда наметил Рон. За два часа до этого состоялся разговор с Великим. Началась большая игра. Заокеанские партнеры хотели сделать ход конем. Коня надо забрать, и разведку провести самим. Перспективы контроля такого места завораживали. Тем более, если причастны будут они, а не местные. Конкуренция в вопросах близости к силе очень жесткая. Тут уже не до лирики. И обладатели силы знают это и поощряют. Победитель получает многое. И сейчас есть шанс.