Гуляем по Набережной. Самолет Миг-15 на стелле, внизу Днепр с вьюнами и бурунами. Не то, что спокойная Волга. Город весь в каштанах и яблонях. Уютный и чистенький. Мы расположились на скамейке. Пьем кефир и прикусываем слойками. Оголодали за четыре часа прогулок. Чудесная выпечка, у нас такой нет. Маленькие булочки в Новом гастрономе за четыре копейки тоже хороши, но они редко бывают. Дед уверяет, что обо всем договорился, и нас найдут.
Ложусь на скамейку, белые облака летят, ветер треплет челку.
— Вон он. Ты отдыхай, сейчас переговорю.
Через полчаса дед вернулся.
— Нужный человек солдатиком служит в местной ракетной части. Обещали свести. Сегодня его ловить надо вечером. Там же как в тюрьме. Запросто не выйдешь.
— А если увольнительная?
— Только когда родители приезжают. Раз в полгода на три дня.
— Точно, как в тюрьме. Длительное свидание.
— Он с одним лейтенантом водится. Вместе карате занимаются. Через него и найдем. Кстати, он тоже художник. Армейский. Но мастером будет по другому направлению.
— А что ищем?
— Здесь зона особая. Выходы в нужный мир. Душ представляешь? Только дырочки есть побольше, есть поменьше. Побольше охраняются. А вот маленькие и с самого краю, где мы сейчас, нам и надо.
— Этот мальчик знает, где?
— Вроде знает. Времени нет самим искать.
— А откуда про него известно?
— Его рисунок на глаза знающему человеку попался. Тихонько справки навели. Без царя в голове молодой человек. Чудит, как только жив еще. Все эксперименты ставит, в тетрадку опыты записывает. Говорят, недавно полтергейст устроил. Зеркало в умывальнике разнесло. Старшина даже не ругался, только вздохнул. Еще за прапорщиком вредным стекло летало, еле увернулся. В скамейку воткнулось. Теперь боится показаться.
— Так ему наставника надо!
— Вот здесь закавыка. Наставника не всем можно. Некоторые должны сами справляться и искать. Тут как раз такой случай. Все на своей шкуре опробует и выбор сделает.
— И как мы того лейтенанта найдем?
— Договорился. Будет нас ждать.
Мы едем на окраину города. Теплый вечер. Уже поспевают яблоки. Их здесь море. Ветки свешиваются над тротуарами и никто не берет. У нас бы уже ободрали все. И за забором тоже. Воинская часть на отшибе. Вдали виден завод «Спектр». Мы прогуливаемся вдоль забора со стороны дороги.
Стемнело. К нам подошел молодой человек в спортивном костюме.
— Здравствуйте. Дядя Михась сказал, с вами художника познакомить?
— С нами, — кивает дед, — с ней, в первую очередь.
Лейтенант невысокий, крепкий, темноволосый. Смотрит на меня, глаз не отводит.
— А меня Андрей зовут, — представляется он.
— Очень приятно, я — Маша, а это мой дедушка, Егор Тимофеевич.
— Вам нарисовать что-то надо? — допытывается он.
— Нет, поговорить о специфических делах. Вы, вроде, в курсе?
— Он еще всякими паранормальными вещами занимается. Вы про это? Есть такое. Мы с ним на этой почве сошлись, — лейтенант поднимает подбородок, — только я у-шу занимаюсь, а он свое чего-то делает. Но в солдатском классе рукопашного боя пересекаемся.
— У-шу, это очень интересно, — поддерживаю разговор, — какой стиль?
— Разные пробую, — оживился Андрей, — стиль обезьяны сейчас осваиваю.
Думаю, что от этого лейтенанта зависит? Он — наш контакт здесь. Потому что солдаты — бесправные рабы, а у него, хоть маленькая, но власть.
Похулиганю. А когда еще? Пропускаю энергию по позвоночнику вниз. А теперь вызываю специальный образ и выделяю особую, которую пускаю вверх и наружу. Она окутывает меня, как облако. Направляю облако на Андрея. Тот аж отвернулся и в сторону выдохнул. Капельки пота на лбу появились. Сейчас у него внутри буря, как у кобеля весной. Нравлюсь? А ты что думал?
Вдоль забора летит тень. К нам подбежал высокий темноволосый парень.
— Товарищ лейтенант, это они?
— Это мы, — улыбаюсь.
А он красавчик. Только молодой. Видно дикую, еще не тренированную силу. Мое обаяние на него не действует. Вижу, что он сам так умеет, только еще ничего про это не знает. Замечает, что девчонки заглядываются, но стесняется. И меня тоже.
— Давайте, спрашивайте, — позволяет Андрей, — Рома, только в деревья отойдите, чтоб не светиться.
— Роман, — начал дед, — говорят, ты спортом занимаешься, бегаешь по округе?
— Бегаю иногда, — отвечает Рома.
— Нас интересуют необычные места. Ты меня понимаешь, о чем я.
— Ром, пожалуйста, — подключаюсь я, — ты их чувствуешь, как и я.
— Совсем аномальное только одно. Там сатанисты какой-то лагерь устроили. Черепа коровьи на кольях. Я случайно наткнулся. Несколько раз бегал смотреть. Но времени мало было. Могу сказать, что как воронка засасывает. Вот это ощущение и есть ненормальность.
— Сможешь показать?
— Прямо сейчас темно. Не найдем. Лучше рано утром. Я в пять могу выбежать, чтоб до подъема управится.
— Поможешь нам?
— Помогу. Я вас чувствую. И мне интересно!
— Тогда завтра в пять я здесь буду.
Дед снял комнату в частном доме. Село Озерщина в трех километрах от части. Дом запущен. Думаю, нас просто пустили пожить, располагая хозяйскими ключами. Электричество есть и то хорошо. Нашлась кастрюля, которую я отмыла и на электроплитке сварила суп с головами семги. В местном магазине оказалась и такая экзотика. Мама рассказывала, что как-то в школе нам дали один раз черную икру. Про нее только в книгах читали. И кто-то наверху от доброй души решил просветить детей. В столовой выдавали половинку в крутую сваренного яйца с половиной чайной ложечки черных шариков. Я насчитала одиннадцать икринок. А еще один раз выдавали у мамы на работе консервы горбуши. Мама сварила рыбный суп, и мы с выражением гурманов медленно дегустировали розоватые волокна настоящей красной рыбы. Но ничего из этого я не помню, верю маминым рассказам.
Суп самой понравился. А уж дед съел две добавки. Собакена тоже не обделили. Спать улеглись все в одной комнате.
В пять я на месте. Дед идет сзади не торопясь. Рома в голубой майке, армейских галифе и сапогах. Я в спортивной форме, волосы прибрала заколками невидимками. Пара заколок у меня заточены остро нет. Тюремный опыт вспомнила, дома об напильник проще точить, чем о плитку или бетонку. На голову повязала черный платок на пиратский манер.
— Времени мало, я обычно бегом, — смотрит он на меня с сомнением.
— Побежали тогда, — улыбаюсь я.
Мы скрылись в лесу. По дорожке легкой трусцой хорошо бежать.
— Тебя отпускают бегать? — спрашиваю я.
— Конечно, отпустят они. Убегаю и все. Через забор махнул.
— А если поймают?
— Видели пару раз. Не ловили. Я же не в самоволку, а на зарядку. А поймают, плевать. Я художник, пока ценят.
— Как в художники попал?
— Художку закончил. Но она мало чего для практики дает. Понял принцип, как нарисовать эффективно и просто, вот и рисую. Отрабатывал навыки на рисунках для дембельских альбомов.
— Пером тоже пишешь?
— Это писаря работа. Они в каждом подразделении свои. Низший уровень. Пишу, если очень надо и больше некому. А художник — я один. Был еще Виталий Петров, этой весной уволился. Я остался.
— А художник это должность?
— Что ты! Какая должность? Это то, что умеешь. Умеешь водить, поставят на машину. Сварщик? Будешь сооружения варить или в автопарке работать. Ничего не умеешь, тогда со всеми — в наряды шуршать, канавы копать. Я — тут элита. Ставили на должность киномеханика, четыре месяца поначалу фильмы крутил. Но свободе мешает и рисовать всю агитацию кроме меня никто не будет и не умеет. Хоть разорвись. А какая у меня должность, мне наплевать. Я и не знаю. Есть, конечно, блатные должности, на которые не за умение ставят. Но нашему брату не светит. Пожарные — все армяне. Повара и хлеборезы — туркмены. Почта — хохол. Строевики — русские. Спортзал — молдаванин, фельдшера — русские. Ну и каптерщики, банщики и прочие. Кто как устроился.
— А ты как?
— Просто. Узнали, что художка за плечами. И все — я особо ценный кадр. Две каптерки в распоряжении, свобода относительная, подчинение замполиту полка. Строем не хожу.
— Не надолго это. Переделаешь все работу и выкинут.
— Думаешь? Не страшно. У меня еще и первый взрослый по классической борьбе, самбо тоже занимался. Бегаю сам. Так что физическими нагрузками не напугать. В группе, куда я прикомандирован, тоже есть ленинская комната, каптерка, замполит и дембельские альбомы. Без работы не останусь.
Мы прибежали на поляну. По краям на ветвях и воткнутых шестах собачьи и коровьи черепа. Темное место. Отличается от светлого соснового леса вокруг.
— Дорогу запомнила? По дорожке минут пять, потом влево сворачиваешь и еще метров двести. Побежали обратно.
Дед меня дожидается.
— Спасибо, Рома, — благодарю художника, — вечером сможешь выйти?
— А что еще нужно? — удивляется он.
— Мы с дедом сейчас посмотрим, вдруг что не то или не так. Нам кроме тебя особо и доверить не кому.
— Ладно. Только после проверки. Где-то пол одиннадцатого.
Мы идем к темной поляне. Дед встал на середину, закрыл глаза.
— Здесь это. Сейчас нельзя. Под утро можно. Идем домой. Отдохнем, поедим и подумаем.
Старший группы с позывным Сакс лежал в кустах. Он давно никому не верил и не на кого не надеялся, кроме себя. Охраняемый объект наладил контакты с местными спецами, сказал, что нас прикроют на всякий случай в рамках взаимодействия. Теперь «Перестройка, Гласность, Плюрализм». КГБ — могучая организация. Если есть такие возможности, не проще ли ему работать только с ними? Нехорошие подозрения закрались, когда обнаружилась слежка. Их пасли ненавязчиво, но человек, которого не один раз водили, способен почувствовать и грамотно проверится. Сакс проверился. И был опытен. Родители переехали на Запад еще в шестидесятые. Русский — его родной язык. Но про это никто не знает. В иностранном легионе, где он оказался, прошлым интересоваться не принято. Потом частная компания, в которой поручали грязные и опасные дела, но платили очень хорошие деньги.
Сакс не раз выживал в скользких ситуациях и очень хотел выжить и в этот раз. На наружку наплевать — страхуются чекисты. Но что потом? После выполнения задания они становятся лишние. Это он понял только что. Чутье подсказало отследить встречу. Он занял позицию недалеко от дорожки, по которой прогуливались Рон и Анатолий. Со стороны местных встречу страховали три человека, державшие дорожку в разных точках. Но ему удалось проползти. Комары в траве облепили, но Сакс привычный. Хуже, если муравьи наползут.
«Есть специальные требования к контейнеру для изделия?» — донеслось до него. «Требования появятся после активации. Сейчас просто бережное хранение» — ответил Рон.
Это значит, что артефакт останется у КГБ. Не нужно его никуда доставлять. Грязную работу сделают их руками. На месте чекистов Сакс ликвидировал бы группу после операции. Почему они должны поступить по-другому?
С этого момента его перестало волновать задание. Только просчет отхода. Как не прикидывал, группу вывести не получится. Одному проще. И делать это надо до захвата. А если с группой?
Приборы и способности Рона привели их сначала в Гомель, потом в Хойники. Там, как сказал Рон, большая дыра. Но беглецов не оказалось. Мастер нашаманил, теперь они выдвигаются в Речицу. А перед убытием он пошел на встречу с местным. Сакс похвалил себя за прозорливость. Ветки не шелохнулись, когда он отполз назад тем способом, который перенял у одного вьетнамца.
Однозначно, Рон уже поделился соображениями по поводу нахождения объекта с Анатолием. Теперь надо либо оттянуть время, либо сваливать прямо сейчас. А ребята? Подобрались неплохие парни. Со всеми уж были вместе на операциях. Группа погибнет. На базе не одобрят. Посмотрим дальше, потянем время. Рон только цель показывает. Когда ее отработать, не ему решать. Он хотел уйти, но решил, что нужно довести чекиста. Сакс обратно нырнул в заросли. Тело чувствует все ветки, шишки, неровности. Облегает их, как змея. Дома он тренирует бойцов бесшумно перемещаться, и теперь показывает класс самому себе.
Вот Анатолий, в светлых брюках и рубашке стоит на лесной тропке. Смотрит вслед уходящему Рону. Повернулся, кивнул наблюдателю. Все, команда расслабилась. Подошел еще кто-то. Договариваются сходить в столовую. Этот второй явно младше по званию. «Идите, я сейчас подойду» — командует Анатолий. Заворачивает к старому стадиону, точнее к зеленой будке с надписями М и Ж. Ага, в столовых туалетов нет. Решил место освободить. Приличный какой, нет бы в лесу в сторону отойти.
Решение созрело мгновенно. Сакс подкрался к туалету и сел на корточки чуть сбоку от двери. В руку лег короткий Смит&Вессон двадцать девятой модели под специальный бесшумный патрон. Дверь распахнулась. Анатолий Иванович успел рассмотреть отверстие короткого ствола. Две пули отбросили его назад. Еще одна проломила лобную кость.
Сакс опустил тело ногами вниз в дыру. Оно погрузилось в жижу наполовину. От аммиака резало глаза. Как они тут ходят? Понятно, пионерские лагери рядом. Соревнования постоянно проводятся. Тем лучше. Сверху еще накидают. Он выдернул доску от стенки и утопил торчащую голову и руки. Спина пузырем всплыла, но почти не различима в жиже. Теперь можно и ехать. А там посмотрим.
Дед сказал, что поспать не удастся. У меня и самой нехорошее предчувствие. Прямо свербит в бега податься. До четырех утра надо где-то прятаться.
— Внучка, они по твоему следу идут. Закрыть тебя полностью не удается. — Дед серьезен, — когда в лесу будем, справимся. А все время без ущерба для тебя не получится.
— И что делать?
— Поговори с Ромой. Если он такой вольный, может, подскажет, где схорониться?
— Ты имеешь ввиду, в части?
— Да. Туда не полезут.
— А вы?
— Мы укроемся, не беспокойся.
Дождались позднего вечера. Рома перемахнул через забор. На этот раз без лейтенанта.
— Ром, такое дело. Не мог бы ты меня спрятать где-нибудь у себя?
— Да вы что? Куда я вас дену?
— Меня только. Хоть куда, чтоб не светилась здесь. А ночью я уйду.
— Есть варианты, — он задумался, — если ты одна, то проще всего в учебный корпус. Хорошо, что ты в черном. Незаметно. Я только деда сразу разглядел.
Мы договариваемся с Егором Тимофеевичем о времени. Я ныряю в темноту. Мы бежим вдоль забора. Обегаем половину части. На бетонной стенке видны грязные следы — постоянная дорожка.
— Сейчас перепрыгнем и сразу дальше, за клуб. Тебе помочь?
— Не надо. Я девушка спортивная.
В темноте нас не видно. За клубом полоса препятствий. От клуба за стендами вдоль плаца подбежали к трехэтажному зданию. За ним еще один забор. Теперь мы с тыла. Рома подходит к окну, закрытому решеткой в виде лучей, и толкнул раму.
— Это туалет. Окно не закрываю на запор. А дежурный не проверяет. Между первой и второй арматуриной я пролезаю. Ты точно пройдешь. Туда — ногами вперед. Обратно — головой. И только так. Иначе застрянешь.
Он вытаскивает военный билет и записную книжку, кладет на подоконник, чтоб не мешалась. Подтянулся на решетке и просунул ноги. Затем прошла грудная клетка и голова. Следом за ним я точно также. Но мне легче, я меньше. Он аккуратно прикрыл раму.
— Все, можно расслабиться, — говорит он в голос, — уходить будешь по другому. Если прямо, то через сто метров забор. Там жилая зона. Офицерский городок. За ним пустырь за магазином. Через него пробежишь, там еще один забор. За ним гражданка. Там тропка есть. Можно и короче. Влево через антенное поле, но там забор хоть и один, но высокий. Не допрыгнешь.
— А тем же путем, что пришли?
— Может дежурный пройтись. Если светло, засекут. Я побегу и увидят, одно дело. А ты — другое.
Мы поднимаемся на второй этаж. Рома открывает один из классов.
— Ты в чем то сомневаешься? — спрашиваю его.
— Тебе нужна помощь и я помогаю. Просто задумался. Была тут подстава. Я одного земляка, тоже с Иваново, пристроил писарем к начальнику штаба. А он у меня ключ от каптерки в штабе выпросил. Работать там, мол, удобнее. У меня еще в клубе есть, ну и дал. А выяснилось, что его друганы магазин потрошили в городке а краденое туда и складывали. Менты их накрыли. Обыск был.
— Хреново получилось, — сочувствую ему.
— Хреново. Но это не про тебя. Я чувствую, что ты легко уйдешь.
— А Андрей, он твой друг?
— Ты что? Он же ганс.
— Кто?
— Ганс. Немец. Так офицеров и прапорщиков называют. В других полках — шакалы. Этот из нормальных.
— Я слышала от знакомых офицеров такое выражение «куда солдата не целуй, везде жопа». И подумала, что эти солдаты вчера вместе учились, а после службы будут вместе работать или жить. Почему такое разграничение?
— Маша, долго объяснять. Если бы ты в тюрьме сидела, то поняла бы.
— Ну уж попробуй. Пойму.
— Как в тюрьме есть надсмотрщики, вертухаи. И есть зэки. И те и другие в тюрьме. Только одни добровольно, за зарплату, и можно домой уходить, как с работы. А другие по принуждению, с плохой едой, и свободы нет. Никуда не уйдешь. Так и здесь. Как думаешь, можно вертухаю дружить с заключенным и наоборот?
— Нельзя. Запрещено. Одним по закону, другим по понятиям. Но использовать не возбраняется.
— Вот тебе и ответ. Мы бесправные рабы. Нас можно зачморить по уставу и без него. Лишить сна, еды, отдыха, дергать днем и ночью. За сопротивление — дисбат или тюрьма. И многие гансы это делают для собственного удовольствия. Я видел их на гражданке — приличные люди, хорошие супруги и отцы. Но здесь меняются разительно. Я это назвал «эффект замполита». Когда человек себя разгоняет до праведного гнева на ровном месте и унижает другого за расстегнутый крючок, или что честь отдали не так быстро. Получит долю энергии и успокоился. Я вижу темно-бурые лучи, которыми они питаются.
— Моя знакомая говорила, что это политика.
— Точно. Дедовщина тоже политика. Я имею возможность изучать явление со стороны. Объявил всем, что художники вне системы. Подивились и приняли, как должное. Когда-нибудь напишу про это.
— Обязательно напишешь.
— Мне пора. Ночевать надо в казарме. Искать не будут. Но я ваших дел не знаю. При серьезном кипише мне лучше быть на виду. Может, потом когда-нибудь свидимся.
— Загадывать не будем. Спасибо тебе.
Он ушел. Я подремала несколько часов. Пол четвертого еще сумерки. Это у нас в три солнце всходит. Пора выбираться. Спускаюсь вниз. Отодвигаю раму. Голова вперед, ступни ног на подоконнике. Пролезла и рюкзак протащила. Никого не видно. Бегом к белому забору. Видна тропка. Значит, народ в магазин бегает. Животом на бетон, головой вниз. Прыжок на ноги. Пустырь, ящики со двора. Теперь стометровка до второго забора. Мимо задворок офицерского клуба. Забор. Прыжок.
В районе казарм суета, вдалеке прожектор мечется. Двери хлопают. Неужели меня заметили? Не чувствую ничего. Теперь надо обратно вдоль забора до леса добежать. Метров триста. Уже не скрываюсь. Мимо КПП бегу, слышу голоса: «Разведку подняли. Чего-то в районе зоны БСП заметили. Худойбердыев, слышишь? Не спать, а то проверять придут». «Не спаль совсемь. Никто не ходиль».
Вбегаю в сосны. Теперь вокруг части до лесной дороги.
Они засветилось. Хорошо, хватило ума тихо свалить. Рон вывел на воинскую часть. Объект внутри. Но не очень верится. Подставой пахнет. Мы зайдем неизвестно куда и зачем, а потом? Но он настаивал. При такой охране зайти незаметно — труда не составило. Только часть оказалась большая. Сунулись к забору с колючкой. Часовой прожектором дрогнул — приснилось что-нибудь, наверное. И одного увидел. Вызвали подмогу, ребятам пришлось уходить.
Сейчас Рон колдует. Анатолия, наверняка, хватились, и будут действовать по простому. Не надо ждать хитрых решений. Организуют прочесывание леса. Для группы все равно итог плачевный. Что делать? Принцип старый: «Если кому-то умирать, то лучше ты, чем я».
— Рон, после захвата артефакта и объектов, что будем делать?
— По плану. Объект оставить, изделие выносим. Вы уходите с ним. Я выхожу отдельно.
— Чекисты не придут. От наружки мы оторвались, а Анатолий не успел сообщить ничего. Единственный, кто может быстро вывести на группу — ты.
Сакс шевельнул рукой. В затылок Рона уперся короткий ствол. «Парни, уходим по третьему варианту». Через границу с Польшей со стороны Белоруссии сложно. Надо пробираться на Украину. Там, в Мукачево есть старый контакт. Не поможет, сами уйдем. Через Карпаты проще, хоть в Словакию, хоть в Польшу, хоть в Румынию.
— Я не могу все рассказать, — Рон не оборачивался, — если меня уберешь, отсюда уйдете, но потом найдут. Все силы бросят, но найдут. Предлагаю компромисс. Вы работайте, как договаривались. Только цели меняются. Артефакт нужен русским. Мне нужен портал.
Рон верил в игры богов. Если у кого то победа, то это не его заслуга, а благоволение определенного бога. Личная приязнь или ответ на жертву, все равно. Если суждено умереть, то с ним бы не разговаривали. И Сакс, если убрал Анатолия, — победитель, избранник. Боги переменчивы. Нужно пользоваться их милостью, пока она есть.
— Какой еще портал? — Сакс убрал пистолет.
— Такой, в который очень надо зайти. Хотя бы узнать, где он. Девчонка — только возможность выйти на странника. А его даже след не смогли обнаружить. Об этом не знает и КГБ. Иначе мы все сидели бы сейчас в камерах и пускали слюни под препаратами. А странник сможет провести в дыру. Раньше Не раз туда проходили. И оттуда получали помощь и знания. Сейчас возможность утеряна. И я здесь, чтобы ее восстановить.
— Не мудри. Что мы с этого будем иметь?
— Я даю слово, что останетесь живы после операции. Гонорар увеличу вдвое. У меня есть такие полномочия.
— Принимается. Парни, при любой подставе валите его сразу, кто будет в живых.
— Я не болтаю попусту. С вами договаривался твой шеф. Теперь говорю я и от лица людей, про которых вам лучше не знать. В случае успеха работать тоже будете на меня. И на тех людей. Совсем за другие деньги.
— Тогда что мы делаем сейчас?
— Ждем и идем по следу. Потом берем всех живыми.