Погружение

Глава 13

Я поступила. Мама очень гордится. Для меня экзамены прошли формально. Сочинение написала, творчество предоставила. Преподаватели кивали и ставили четверки, для проходного балла хватит. Зато я — студент ВУЗа. Настоящий, а то в училище как-то не очень, там же учащиеся. Высшее образование престижно любое, лишь бы институт. Закончим, а там разберемся. «Но вот финал трагический — попал в педагогический». Студенческая песня точно отражает перипетии поступления. Из нашего класса, кто закончил десятый, пробовали поступать все. Но это не просто, если ты со стороны. А если есть блат, то достаточно документы подать. И этими связями гордятся. «Все схвачено». Им завидуют. Это показывает возможности и положение в обществе. Хорошо идут спортсмены. Если КМС, особенно по профилю студенческой команды, то идешь в первую очередь. Если мастер спорта, то практически гарантия. В медицинском, куда меня толкали, говорят, борцы классики держат руль. Ректор — мастер спорта, заведующие кафедр хирургии тоже мастера. Но это мед. После него сложно пойти куда-то еще, кроме медицины.

Зато после педагогического можно хоть куда. Если исторический факультет закончил, то и в милицию могут взять. Про политех говорят, это деревообрабатывающий институт: «принимают дубов, а выпускают липу». Зато там есть военная кафедра, и парней в армию не берут. Они тоже после обязательной отработки потом встречаются во всех сферах жизни.

Никаких мук совести я не испытываю, что получила поддержку на экзаменах. Наоборот, радуюсь. Других проблем хватает, чтобы головушку занять.

Все попытки вызвать голос крови провалились. Угадываю, какие гены во мне намешаны, но не более того. Сегодня семейное торжество. Пригласила всех отмечать поступление. Торт делаю сама целиком. По рецепту Веры Абрамовны. Проблема достать сливочное масло, на маргарине не хочется. Есть в магазине бутербродный, но это не то. В «Центральном» гастрономе купила случайно. На улице отстояла очередь за помидорами на салат. Огурцы купила на рынке. Картошка молодая со сливочным маслом и зеленью. Пикшу запекла тоже в масле и в сухарных крошках. Помощников нет. Мама с Глебом на руках. Он спокойный, говорит «папа, мама». Все успела ко времени. Бегаю, встречаю, рассаживаю, накладываю.

Еду все нахваливают. А когда стали пить чай, даже Вера Абрамовна признала, что торт очень удачный. Дед покряхтел и выдал:

— Тома, ребенку отвлечься надо. Все-таки диплом защитила и в институт поступила. Я чего предлагаю, у меня знакомые хорошие в Белоруссии, скоро поеду. Хочу Машу с собой взять.

— Так это далеко, — сразу протестует мама.

— Я уже большая, доеду.

— Денег надо.

— Мам, у меня есть.

— А куда там?

— Знакомых много. К одним заскочим, потом к другим.

— Ну, не знаю, — мнется мама.

— Да пусть развеется, — поддержал меня доцент, — тем более, не одна.

— Вот и славно, а то мне одному не сподручно, — кивает дед, — старею.

Договорилась о встрече с Художником на следующий день. Но он к себе не позвал, решили собраться у наставницы дома. Деда нет, куда то уже уехал.

— Ничего у меня не получается, — заявляю с порога, — не слышу ничего. Ни крови, ни рода.

— Музыку народную слушала? — Спрашивает Наставница.

— Что доступно. У Михаила Владимировича есть проигрыватель. Он, по моей просьбе, у знакомых взял коллекцию музыки народов СССР. Никакого отклика. Только мама ругается на однообразное треньканье.

Меня усадили за стол. С жары зеленый чай хорошо идет, особенно, вприкуску с печенькой.

— Есть хочешь? — спрашивает Наставница.

— Не хочу.

— Я окрошку буду делать, потом захочешь, — показывает она на запотевший бидончик кваса.

— Понимаешь, Маша, — продолжает Лев Михайлович, — с тобой все не просто. Егор Тимофеевич говорит, нетипичная ситуация. Помочь тебе разобраться и задействовать эти силы мы не можем. В Белоруссии есть у него знакомая, которая должна помочь. Может, и память вернется.

— Отлично, теперь есть личная причина поехать. А что со мной не просто?

— С нами со всеми нетипичная ситуация, у каждого своя, — уходит от ответа Художник.

— Он имеет в виду некоторый профиль личности, — поясняет Вера Абрамовна и говорит Художнику, — Лев Михайлович, тебе проще объяснить. Она не отстанет.

— Хорошо, наверное, со стороны виднее, — он сложил ладони у груди и упер подбородок в пальцы, — только дамы не обижайтесь. В чем твоя нетипичность? Давайте возьмем среднюю женщину или девушку, обобщенный, так сказать портрет. И посмотрим мужским взглядом, но без эмоций и воздействий энергии. Модуль, как математики говорят, без всякой окраски. Отрешенный портрет без половых ролей. Или еще лучше, представим, что мужчина не расценивает это существо, как женщину. А как другого мужчину.

— Абстрагируемся от женской сути, — подсказывает Вера Абрамовна.

— Точно, а говоришь, объяснять мне проще. Так. И что увидит мужчина? Чего переглядываетесь? Я вам скажу, чего будет, раз напросились. Будет весьма слабое физически существо, не пригодное к драке. Реакции никакие. На внезапные опасности вместо того, чтобы собраться и моментально реагировать, впадает в прострацию, визжит или производит неадекватные действия. Эмоции сдерживать не может. На любую тестовую ситуацию готова впасть в эмоциональную кому.

— Что за тестовая ситуация? — спрашиваю я.

— Это когда в мужском коллективе или подначивают или на слабо проверяют, когда начальник орет на совещании матом, когда надо ответить правильно и не обидеться. Много всяких. Так вот, это существо никаких таких проверок не переносит. Дальше идем. Тело к пиковым нагрузкам плохо приспособлено, а раз в месяц на несколько дней совсем показатели снижаются.

— Биологию никуда не денешь, — соглашается Наставница.

— Физическая ущербность досадна, но с ней можно справиться при желании. Теперь о желаниях, — продолжает он, — это существо совсем не интересуется миром и познанием в мужском понимании. При примерно равных способностях, а по некоторым направлениям и превосходящих, никакого смысла не видит в изучении механизмов, приборов, радио, физики, математики. Не особо интересуется, что там — за горизонтом, в пещерах, в горах, «как глубока кроличья нора».

— Но есть другие интересы? — уточняет Вера Абрамовна.

— Конечно, есть! — Обрадовался Лев Михайлович, — и эти интересы — исключительно она сама. Вопиющий эгоизм и самолюбование в разных формах, вот и все интересы. И государство скрытно в этом им помогает. Сколько вы знаете журналов для мужчин? Я — ни одного. А женских, только центральные — «Работница», «Крестьянка», «Советская женщина», не считая местных.

— На Западе еще хуже, но это тема будущего, — поправляет Вера Абрамовна.

— Да, отвлекся. Так вот, теперь уберем скобки модуля и поставим знак. На фоне таких параметров есть и оружие приспособления — способность использовать врожденную тягу мужчин в своих интересах. Все поведение, вся одежда, манеры направлены на создание к себе такой тяги. Как африканские растения, которые мух ловят на запах. В награду — дырка. Прошу прощение за прозу.

— Картина неприглядная, — резюмирую я.

— Ага. Только ты в эту картину не укладываешься.

— Почему?

— Вот и нам интересно. По возрасту и прожитому опыту никак не можешь это превзойти. И научный интерес есть.

— Никаких предположений?

— Кратко расскажу, — берет слово Вера Абрамовна, — души воплощаются для разных целей. Душа усредненной женщины, которую так красочно описал Лев Михайлович, как раз и пришла для борьбы с эгоизмом. И еще кое-зачем. Но эту тему мы обсудим позже, потому что касается тебя напрямую. Но не все женщины такие, согласись. Одни уже проснулись после получения жизненного опыта или дошли интуитивно до целей прихода, другие изначально понимают свою суть и предназначение. И обстоятельства их не сломили. Уровень развития у всех душ разный. В тебе весьма зрелая душа. А такие обычно приходят с определенной миссией. Выяснить с какой — главная твоя задача.

Мы еще разговариваем, смеемся. Потом делаем окрошку. После всех разговоров, действительно, захотелось есть. Вместо колбасы — отварной минтай. Зелень, огурцы, молодой картофель и яйца с рынка. Даже майонез в маленькой баночке для заправки.

Хлебаем и обсуждаем рецепты холодного литовского борща, который обязательно приготовим, когда свекла подрастет.

Рядом с Максимом Ивановичем сидел человек в очках с колким взглядом. Очки не увеличивали, заметил Анатолий Иванович — маскировка.

— Знакомься, Толя. Это Рон. Будешь в его обеспечении.

— Здравствуйте, — протянул Анатолий Иванович руку.

Макс руку пожал после паузы.

— Добрый день, — сильный акцент выдавал носителя английского языка.

— Давайте обсудим детали, — предложил Максим Иванович, — я полагаю, Рон сам уточнит задачи.

— Мои задачи простые. Нужно найти артефакт и передать вам. Сами установите в нужном месте согласно плану. Будет возможность сравнить с вашим изделием.

— Но у вас своя команда. Мы, конечно, присмотрим, но активно участвовать не сможем, — замечает Анатолий Иванович.

— На заключительном этапе вы убираете ту команду. Лучше это сделать здесь, чем в Штатах. Все равно придется.

— Вы вышли на след похитителей?

— Вышел. Девушка с весьма интересным биополем и странное животное. Третий следов не оставил. Сейчас круг поисков сузился. Нужно немного времени, чтобы отработать квадраты. Артефакт тоже засекли, но он не на поверхности. Есть трудности в установлении точного места.

— Позвольте вопрос, — Анатолий Иванович глянул на Максима Ивановича, тот кивнул, — я видел одного Мастера Ока. Он не пользовался никакими приборами, но работал весьма успешно. Он занят?

— Да. И очень сильно. Ульрих в бегах. Возможно, выйдет на кого-то знакомого по прежним операциям. Будьте бдительны.

— Могу я узнать причину?

— К сожалению, при определенном уровне развития способностей происходят изменения личности, которые не позволяют далее эффективно работать в наших организациях. При использовании аппаратуры такого не происходит.

— Но приборы хуже? Личное мастерство не заменят.

— Пока. Вспомните кремниевые ружья. Они победили великих лучников и мечников. Для обучения стрельбе из ружья в строю нужно два месяца. Для виртуозного владения луком — десять лет. Берут крестьян и делают солдат. Никаких воинских каст, все унифицировано. И здесь сможем научить любого. Наука развивается. Придет время, когда вы не будете меня вызывать, а сами увидите нужный объект на мониторе компьютера.

— Известно ли что-то конкретное по объектам?

— Девушка от восемнадцати до двадцати лет, остальное закрыто. Она непростая. Думаю, будет представлять для вас интерес после поимки. Животное видом с крупную собаку, тоже не простое. Потому что просчитать даже по остаткам шерсти невозможно.

— Может, дело в приборах?

— У меня есть опыт. Я говорю, опираясь на него.

Дед перехватил меня около дома.

— Пошли ужинать, — тащу его за руку.

— Не могу, внученька. Уезжаю. Зашел сказать, что тебе надо не позднее чем через два дня уехать отсюда.

— Ты же говорил, вместе поедем?

— Вместе и поедем, только не отсюда. Из Гомеля. Там тебя ждать буду. Железяку эту я забрал, повезу ее. Вместе рисково.

— Очень хорошо. А я как поеду? — Начинает пробиваться возмущение.

— Хотела летних приключений? Вот тебе задание — уехать так, будто от слежки отрываешься.

— Я не чувствую впрямую ничего, только косвенно и слабо.

— Зато я чувствую. Рик с тобой будет, он опасность хорошо чует.

— Так и не расскажешь про него?

— Сама скоро все увидишь.

— И где я в этом Гомеле обитать буду?

— Выезжаешь на окраину по западному направлению и ищешь жилье в частном секторе. Я тебя там найду. Держи, — дед протягивает круглую колобашку, — это деньги. Не артачься. Не потратишь, отдашь.

Я не упрямлюсь. В трудной дороге и жук — мясо. К тому же собакена кормить надо. Мы обнялись на прощание. Я чмокнула его в бородатую щеку. Мысли уже о том, как за два дня собраться и придумать незаметный выезд из города.

Дома объясняю Рику:

— Если дед говорит — тренировка, значит, не хочет расстраивать. Будем все делать серьезно. Сейчас тебе суп с фрикадельками сварю, и начнем.

Собак внимательно слушает.

— Вот смотри: времени у нас мало. С работой надо разобраться. И желательно так, чтобы без подозрений. Завтра пойду. Потом, как из города выехать? Представь, нас в скрытый розыск объявили. Менты на вокзалах срисуют. Можно на попутках, но у нас мужику хорошо ездить, а мне может боком выйти. Да еще с тобой — не каждый посадит. Речной транспорт? До Рыбинска доберемся, а дальше?

Я ем макароны с килькой. Рик хлебает суп.

Посмотрела расписание поездов в газете. Паспорт там не спрашивают. Можно на пригородных до Подмосковья, но пересадок много и все равно в Москве на поезд до Гомеля надо. Самое слабое место. Москву надо обойти. Тогда рабочий вариант: до Углича, там до Калинина, который бывшая Тверь, а дальше как получится. Денег дед дал, экономить не буду, в сумку положу только самое необходимое.

На следующий день занялась делами. Сначала договорилась на работе. Отпустили на две недели. Потом съездила к маме. Уговорила не провожать и пообещала позвонить, как доберусь. У нее Глеб приболел и капризил, поэтому в подробности она не вдавалась.

Вечером красуюсь перед собакеном, примеряю вещи в дорогу. Он лежит, как сфинкс, чуть дремлет. Обновок не много, но кое-что прикупила. Решила остановиться на практичном стиле. Серые летние брюки, кроссовки, белая майка, серая ветровка. В спортивную сумку положила черную спортивную форму, смену белья, носки, следки. Сформировала походную аптечку. Пара банок консервов, ложка, ножик, соль. В боковое отделение сунула альбом с хорошей бумагой, карандаши, три кисти и маленькую коробочку с акварелью. Остальное завтра.

— А завтра мы пойдем гулять, — сообщаю Рику, — со всеми попрощаемся. Заедем на вокзал, спросим, как на счет тебя. Что-то не получается у меня придумать оригинальный способ. Не будем выделываться, поедем на поезде.

Рик не возражает. Только иногда поднимает морду к верху и чуть тянет воздух, словно пытается распознать далекий аромат.

Утром решила заниматься дома. Но сначала выведу Рика. Собак выскочил и сел, нюхая воздух. Отбежал до куста, сделал дела и снова поднял морду у подъезда в сторону улицы.

— Ну что там?

В ответ он издал утробный звук, отражающий беспокойство и опасность. Я бы не обратила сразу внимание, но у самой на потенциальные неприятности стал возникать горький запах в носу. Я его называю «запах дьявола». Это мне, наверное, как особо непонятливой послано. И с утра я ощутила именно его. Так что собачьи маневры добавили уверенности.

Я аккуратно выглянула за угол дома. На перекрестке. Метрах в ста пятидесяти стоял человек. С другой стороны, на другом пересечении улиц еще один. Равильевич рассказывал немного про наружное наблюдение. Так держат квартал. Никакого желания проверять свое предчувствие у меня нет.

Мы вернулись домой. Я быстро переоделась и взяла сумку. Теперь не погуляем, не помоюсь, да и не известно, когда поедим. Квартиру на ключ. Мы проходим двором в следующий. И еще один.

Тропинка к Волге идет через гаражи. Там маленький грязный пляж и настил на больших баках для речного трамвая. Другого направления нет. Можно потом уйти по воде в сторону за город. Охранник будет орать, но куда деваться?

На песке загорали несколько компаний. Еще с десяток одетых: женщины, дети, старики. Значит, ждут кораблик. И осталось недолго.

Через пять минут подвалил трамвайчик. Мы зашли последними. На Рика никто не посмотрел. На середине реки я поняла, что плыву в сторону Костромы, на восток. И ладно. Стала присматриваться к пассажирам. Тут с нижней палубы поднялись двое военных в летних рубашках с лейтенантскими погонами. Один высокий, светлый повернул голову ко мне. Влад! Мы на Варегове пересекались в качалке. Он узнал меня, разулыбался и двинулся к нам.

— Привет, Маша! Сколько лет, сколько зим. Вот уж не ожидал тебя увидеть.

— Привет, Влад. А я тут случайно. Смотрю, ты закончил военное. И кто теперь?

— Считай, инженер. Служба связана с авиацией. А больше сказать не могу. Твоя собака?

— Моя. Из школы видел кого?

— Никого, сейчас все разъехались. К родителям отпустили на побывку и все. Я в командировке здесь. А ты отучилась?

— Одно закончила, в другое поступила.

— А на кого?

— Так художник. Сейчас в наш театральный на декоратора, продолжаю образование.

— Художник?! Маш, а ты сейчас чего делаешь?

— Так то я в Белоруссию собралась, но, как видишь, не совсем прямым путем, — я вижу, как его мысли лихорадочно бегают, — ты говори, чего надо.

— Погоди, я сейчас.

Влад вернулся к ждущему товарищу. Они оживленно что-то обсудили. Причем, унылый коллега просветлел. И уже оба двинули ко мне.

— Мария знакомься, это Костя.

— Очень приятно, — протянула я руку, к которой офицер приложился губами.

— Маша, такое дело. Нельзя распространяться, но мы тут по делу. Готовим к проверке воинскую часть. И комиссия уже завтра. А у нас там караул. Нужен художник-оформитель. Раньше у них был, уволился в запас. Другие не дают, самим надо. Краски, кисти там есть. Выручай!

— Что я смогу сделать за неполный день?

— Хоть что-нибудь. Или ничего не будет. Нас прислали, мы не справились. С таким напутствием назад и отправят.

— А мы тебя с собой в Белоруссию заберем, — вставил Костя.

— Да, мы там на базе под Бобруйском. Лучше, чем на поезде трястись. На транспорте пара часов и там. А?

— Вы очень убедительны, господа офицеры, — внутренне я ликую и готова работать и ночь, — но со мной собака, которую надо кормить.

— Про это не беспокойся, — разом заговорили они, — на кухне договоримся. И тебя будут кормит и его, койкой обеспечим и спецовку найдем.

— Договорились. А сами откуда плывете?

— Да думали, покатаемся, все равно завтра драть будут. А выясняется, что не зря.

— А меня к вам пустят?

— Я начальник подготовительной команды, по приказу, — важно заявил Костя, — командир приказал привлекать любые силы, но сделать. Вопрос решим.

Через час кораблик причалил к нужной пристани. Мы сошли. Километра два шли пешком. Ребята рассказывали про курсантские годы. Влад расспрашивал про общих знакомых, про мою учебу, планы, личную жизнь. Услыхав, что я рассталась с парнем, оба приосанились.

У КПП возле часового пришлось сидеть часа полтора, пока решат вопросы. Два раза прибегал Костя проверить, не сбежала ли, и ободрить, что вот-вот они всех построят.

Появился Влад с усатым прапорщиком. «Где она ночевать будет? Сами охраняйте».

— Товарищ прапорщик беспокоится, что солдатики из взвода охранения приставать будут, — пояснил Влад.

Меня провели через КПП. Представили толстому майору, тот тоже повеселел. И повели на склад. Усатый прапорщик выдал мне новенькую афганку и зеленую майку под нее. Я переоделась. Волосы спрятала под кепи. Кроссовки оставила свои. Но прапорщик все равно подобрал мне офицерские берцы. На всякий случай.

Койку мне поставили третьей к ребятам в какой-то дежурке. Сумку оставила, Рик тоже разлегся в тени. А я пошла получать инструмент. Красок оказалось много, и в пачках и в банках. Кисти старые, засохшие. Две бутылки олифы. Я сразу налила ее в банку и замочила кисти.

Фронт работ оказался велик. Вся наружная наглядная агитация побита временем и погодой. Начнем с ворот, далее путь следования, плац, потом остальное. Пара солдатиков притащили лестницу.

И началось. С воротами справилась быстро. Даже пририсовала пару веточек под звездой. Позвали на обед. Ребята накрыли в той же дежурке. Рис с мясом, гороховый суп, компот. Рику дали солдатской перловой каши с кусками вареного сала, зато много.

Работала я быстро, часть за мной преображалась. Майор уже три раза бегал смотреть. Провели развод на плацу.

На ужин пюре картофельное с куском минтая. Чай с тремя кусками сахара, две середки белого хлеба с кружочком масла. Солдатская пайка, как я поняла. Рику опять досталась перловка. Уже темнеет, а впереди еще работы треть. Попросила свет. Вытащили какой-то прожектор. Рисую при нем.

Всходит солнце. Значит, уже три, четвертый. Заканчивала уже ближе к подъему.

Майор, как хомячок, обежал каждый уголок. Все везде блестит, все ярко и красиво. «От лица командира части объявляю вам благодарность». Спасибо большое. Мне теперь спать. Ребята тоже все посмотрели. Довольные, но уставшие. Им спать не придется. А я пью чай и заваливаюсь.

Просыпаюсь от взгляда. Откидываю с головы одеяло. Стоит Влад.

— Сколько время?

— Шестнадцать ноль пять.

— Как проверка?

— Уехала только что. Наш борт в семнадцать ноль ноль. Мы договорились, чтоб тебя взяли.

— Все, встаю. Собаку кормили?

— Кормят, не беспокойся.

Влад деликатно вышел. Я вскочила, умылась в туалете, оделась в афганку. На улице уже переминаются ребята. По пути к КПП зашли в штаб доложиться. Майор вышел из гомона и звона посуды поддавший, с красным лицом и запахом тушенки. Мне сказал отдельное спасибо, пригласил заезжать и ушел. А мы бегом бросились к УАЗику.

До Туношны недалеко. Добрались во время. Нам уже машут издалека, чтобы быстро загружались. Мы разместились на жестких скамейках. Двигатели взревели. Корпус дрогнул. Рик прижался к моим ногам.