Тетка Клава, мутантка с двумя «лишними» ссохшимися ручками на спине, которые Саша вечером приняла за горб, оказалась вполне милой женщиной. Поставив в центр стола большую тарелку с горячими лепешками и кринку с козьим молоком, она усадила девушку и Пистолетца завтракать, а сама притулилась с краю скамьи.
– Так вы тоже с нами покушайте, – предложила Саша.
– Накушалась уже, пока пекла, – отмахнулась тетка Клава. – Вы сами ешьте, вам ить сила-то нужна, вдруг драться придется. Мне Лёшка-то сказывал, куды вы собрались.
– Уж всяко придется, – проглотив кусок лепешки, кивнул Пистолетец. – Так не отдадут.
– Кто знает, – сказала женщина. – Всегда нужно сперва словом попробовать, а кулаком – лишь когда словом не выйдет.
– Словом мы с ними уже пробовали, – мотнула головой Саша. – Не понимают.
– Вас-то отпустили. Значит, что-то да понимают.
– Ну-уу… – протянул Денисов, но так и не нашел слов, чтобы возразить.
– Поговорите, поговорите сперва, – закивала тетка Клава. – Это ить не чужаки, свои люди-то.
– Чего же эти «свои» моего мужа схватили? – прищурилась Саша. – Он ведь тоже мутант.
Девушка сказала это и вспомнила, что крикнул Глеб при расставании: «Обо мне не думайте – это же мутанты, а я тоже мутант. Мы договоримся, всё будет хорошо!»
Тетка Клава будто подслушала ее мысли.
– Так коли мутант, мож, они уже всё и порешали? Никакой драки не надо будет.
– Глеб-то мутант, – тихо произнесла девушка, – а вот другой…
– Другой им был и не нужен, – сказал Пистолетец. – Вполне вероятно, что они его уже в расход пустили.
– А твой муж им зачем, сказали? – посмотрела на Сашу женщина.
– Не сказали, но, видите ли… дело в том, что мой муж… – Девушка взглядом спросила у Денисова: «Говорить? Нет?», но тот лишь дернул плечом: «Дело твое», и она всё же закончила: – Он сын Святой.
– Эвона как! – вздрогнула тетка Клава. – А разве может у… такой сын мутантом быть?
– Смог вот, – сказала Саша. – Но вы не думайте, он хороший и добрый. И он за «диких». Он вообще всех жалеет…
– Не дурачок, часом? – поджав губы, спросила женщина.
– Чего вдруг?
– Обычно дурачки всех жалеют. А их всё равно все колотят, кому не лень. Жалеть-то ить тож с умом надо, не всех подряд.
– Я вижу, что вы уже настроились против Глеба, – нахмурилась Саша. – И я вас понимаю; Святая для вас – самый ненавистный человек, наверное, после всего… Только я ваши же слова немного переиначу: ненавидеть тоже не всех подряд стоит. Хорошие люди и среди чужих встречаются. Как и плохие среди своих.
– Да знаю я… – опустила глаза тетка Клава. – Тока ты правду сказала: Святая у меня дочку отняла, вот я и… Прости, коли сможешь. А я ничо плохого про твоего мужа говорить не стану, пока сама его не увижу да не узнаю. – Тут женщина подняла взгляд и сказала уже другим тоном: – Коли расклад такой, что Глеб твой не простой «мутант», то и поймали его по той причине. И разговорами тех поимщиков и впрямь навряд ли ублажишь. Но и сидеть они, вас дожидаясь, не станут. Его уже или спрятали куды подальше, если умные, или сразу с ним, если дурни, к Святой торговаться направились.
– Вот глядя на вас и не скажешь, что вы… э-ээ… – восторженно начал, но в итоге запнулся Денисов.
– Что я «дикая»? – усмехнулась тетка Клава. – А по-твоему, что, все «дикие» – дурни безмозглые? Так нет, скажу я тебе, мозги у нас те же, что и у всех. Только вот развить эти мозги нам не дают… За то и моя доченька головушку сложила…
Женщина промокнула глаза платком, а Саша зашептала Пистолетцу:
– Тетка Клава грамотная, ты что, забыл? Это же она Олюшку читать научила…
– Научила, на погибель ее, – услышала всё тетка Клава. – Лучше б и правда она дурочкой росла – живой бы зато осталась.
– Не надо так говорить! – вскочила Саша, на глазах у которой заблестели слезы. – Оля погибла не зря. Я вчера уже сказала Борису, а сейчас и вам скажу… Я всё сделаю, что в моих силах, чтобы этот ужасный закон отменили! Чтобы вы имели право быть грамотными! Святая ко мне хорошо относится, я смогу ее убедить!..
– Даже если и сможешь, – вздохнула женщина, – Олюшку уже не вернуть. Да и что с того, что нам дозволят читать и писать? Кто нас будет этому учить? Может, Святая вместо карателей учителей по деревням рассылать станет?.. Но даже если и научится кто – какой теперь с этого прок? На старости книжки читать, которых тоже нету? Зачем старикам грамота? Недолго уже осталось до того, когда не станет на свете «диких» мутантов. Так что самый-то страшный закон не тот, что читать не велит, а тот, что запрещает нам деток иметь. А уж его Святая ни за что никогда не отменит, хоть ты на коленях перед ней ползай, хоть пятки целуй.
– Почему?.. – промямлила Саша, понимая уже, что тетка Клава стопроцентно права. – Я попробую…
– Ты лучше попробуй сама ее место занять, – улыбнулась женщина. – Вот тогда, может, толк будет.
В дверь постучали, а потом она приоткрылась и в избу просунулась Лёшкина голова:
– Идемте, мы готовы!
Уговорить пойти «на бой» Борису с Лёшкой удалось только одного кособокого и безгубого, похожего на лягушку мужичка, назвавшегося Павлом. Он то и дело вздыхал и оглядывался, подумывая, вероятно, не слинять ли домой.
– Мы ж говорили, – развел руками Борис, – што у нас тока двое ишшо, кто с руками-ногами. Но второй, Петро, идти отказался. У него мать больная совсем, да братья-сестры, што сами ничо не могут…
– Ладно, – сказала Саша. – Спасибо вам. Только, наверное, и вам идти не надо.
Все, кроме Денисова, уставились на нее с удивлением, а Павел растянул до ушей безгубый рот и радостно квакнул:
– Тады я домой?
– Погодь, – остановил его Борис и спросил у девушки: – Што за хрень? То звала, то не надо?
Саша смущенно шмыгнула носом. Вместо нее ответил Пистолетец:
– Тетка Клава тут сказала кое-что дельное… В общем, скорее всего, мы напрасно пойдем. Никто нас там не дожидается. Глеба или спрятали, где нам не найти, или в город увезли. Нам бы и самим можно было об этом подумать, но… Так что и впрямь, вы уж того, простите нас и прощайте – мы одни пойдем. Посмотреть всё равно надо: а вдруг?..
– Ну так на «вдруг» и мы, глядишь, пригодимся, – сказал Борис и махнул Лёшке с Павлом: – Берем колья – и за ними.
Едва покинули село, Саша юркнула в кусты и переоделась в храмовницкую форму. Одежду погибшей Олюшки она завязала в узелок и отдала Лёшке. Затем, обогнав мужчин, первой выбежала из леса на берег и застала там впечатлившую ее изысканной бредовостью картину: на речном песке, расчерченном прутиком в клеточку, разноногий плешивый мутант и здоровенный чешуйчатый «птеродактиль» играли камешками в шашки.
– Ой! – сказал сидящий к ней «лицом» «птеродактиль».
Разноногий обернулся. Из леса как раз вышли и направились к девушке Пистолетец и трое «диких».
– Ого, какую ты армию собрала! – зацокал языком Игнатий. – Ваша взяла, мы сдаемся. Тока погодь, партейку доиграем, лады? – и, не дожидаясь ответа, повернулся к Стёпику: – Мой ход!.. – Затем он трижды шлепнул черным камешком между белыми, смел их с «доски» и объявил: – Я выиграл.
– Так нечес-стно! – взвыл «птеродактиль». – Так нельзя ес-сть! Так не по правилам!
– А нас с тобой по правилам ели? Вот то-то же. Каждый ест, как умеет. Было бы што. Но то в жизни. А в шашки я тебя честно обыграл, это ты правил не знаешь. И вообче, хорош спорить, нас, вон, люди ждут.
Саша, забыв о цели визита, недоуменно моргала, глядя на говорящего «птера». Наконец всё же очухалась:
– Почему он… разговаривает?.. И вы не боитесь, что он вас тоже… съест?..
– А ш-што мне, молчать, ш-што ли, кады он ж-жульничает?! – возмутился «птеродактиль». – А ес-сть вс-сяких ж-жуликов мне и вовс-се противно.
– Сам ты жулик! – завопил Игнатий. – Не умеет играть, а садится!.. – затем подмигнул Саше и сказал: – Вы его не бойтесь, он человечины брезгует.
Девушка сглотнула и решила в это поверить. В конце концов, не убегать же с воплями отсюда. Хотя, признаться, этого очень хотелось.
– Вы правда сказали, что сдаетесь? – стараясь не смотреть на «птера», спросила она у разноногого.
– Конечно правда. Куды мы двоем-то супротив этакой силищи? Хватайте нас, вяжите и тащите, куда следует. Тока Стёпик щекотки боится, так што поаккуратнее.
– Ничего я не боюс-сь, – обиделся «птер». – И никуда с-себя тащ-щить не дам. И вязать тож-же. Залезай лучш-ше ко мне в упряж-жь, да полетим отс-седова.
– Как же мы полетим, ежели к нам люди драться пришли? Это невежливо. Да я и сдался им ужо…
– Ты с-сдалс-ся, тебя пус-сть и вяж-жут. А я полетел.
– А ну, хватит паясничать! – не выдержал Денисов. – Где остальные?
– Где Глеб? – подхватила Саша.
– Вам направление указать, али точное место? – поинтересовался Игнатий.
– Отвечай, когда спрашивают! – вмешался, тряхнув колом, Борис.
– Так я ж не против ответить-то… Тока вот где они чичас, точно и сам не знаю. А поплыли туды, – ткнул он в направлении Устюга.
– Поплыли? – нахмурилась девушка. – Все?
– Ну да, все. Нас вот тока со Стёпиком не взяли. Маловата, говорят, лодчонка.
– А куда они поплыли?
– Дык ясно куды – в Устюг. К Подземному Доктору.
– Зачем?.. – ахнула Саша.
– Спросишь опосля у мужа, коли стренетесь, – ухмыльнулся Игнатий. – Потому как он сам к нему захотел.
– Этого не может быть!
– Стёпик?.. – обернулся к «птеру» разноногий. Тот уверенно кивнул и добавил:
– Хорош-ший он муж-жик, Глеб твой. Меня пож-жалел. Эти-то ироды хотели, ш-штоб я их с-сс мальчонкой отнес-с, а Глеб говорит: нет, тяж-жко С-степану будет, в лодке поедем. Ну и поехали.
– С каким еще мальчонкой? – насторожился Пистолетец.
– Да наш-шел я тут одного… – вопросительно глянув на Игнатия, начал Стёпик.
– Ладно, и впрямь хорош дурака валять, – поднялся тот на ноги и отряхнул со штанов песок. – Теперь-то уж што? Не драться ить впрямь…
И он рассказал про найденного сына Подземного Доктора; про решение Глеба плыть с ним к Доктору в лодке; про то, что уговорил не убивать Тима; про вызвавшихся их сопровождать Мирона и Нюру.
– Почему вы решили вдруг нам всё рассказать? – спросила Саша, когда Игнатий замолчал. – Только не надо опять нести байду про армию, силищу и прочую муть.
– Так а чего не рассказать-то? Уплыли ж они. Вам их всё равно не догнать, да и не на чем. А што мы вас тогда схватили – извиняйте уж… Тока я ить вас отпустил, не тронул.
– А Глеба почему не отпустили?! – топнула Саша.
– Так ить ради него всё и делалось. Должон я был его взять, тут уж как ни крути. И не хотел, может, а должон. Долг – он ить платежом красен.
– Кому вы были должны? И почему именно Глеб стал вашим платежом?
– Должон Доктору. А пошто Глеб – то мне неведомо. У Доктора и спрашивай. Он велел – я сделал.
– А если бы он велел вам убить Глеба?!.
– Убивать не люблю. Тока ить должок такой, што… За жизнь ить чем тока и не уплатишь.
– При чем тут ваша жизнь? – снова топнула Саша. – Это вот Глеб…
– Как это при чем? – перебил ее «птеродактиль». – Нам ж-жизни Подземный Доктор с-спас-с. Мне, Игнатию, Мирону тож-же. И ш-што мы, по-твоему, ему долж-жны были с-сказать, когда он велел нам Глеба найти? Не убить ж-же, а найти и к нему дос-ставить. С-сказать: не, ищ-щи с-сам, коли надо, а нам теперь и без тебя хорош-шо, ж-живым-то! Так, ш-што ли?
– Не знаю как, но даже за жизнь платить чужими жизнями – это…
– Не жизнью ить, – буркнул Игнатий. – Мож, Доктор с ним в шашки захотел поиграть. Меня-то он и научил.
– Очень смешно! – вспыхнула Саша. – Не жизнью они заплатили! Всего лишь человеком, его об этом не спрося. И понятия не имея, что с ним этот ваш Доктор делать собрался. Всяко ведь не лечить!
– Говорят же тебе, он сам захотел, Глеб твой! Да, поначалу мы это думали сделать, но потом-то он сам.
– Зачем ему это? Зачем?! Не верю я вам.
– Дык не верь. Пошто мне врать-то?
– Всё равно это подло и гадко с вашей стороны. Вы ведь уже своих сдаете, мутантов! Скоро и впрямь есть друг друга начнете.
– Ну даже коли мы в чем и виноваты, чичас-то уже што сделаешь? – развел руками Игнатий. – Давай прощенья у тебя попрошу, извинюсь…
– Не надо мне ваших извинений, – отвернулась Саша, и взгляд ее наткнулся на висящую под шеей у Стёпика упряжь. Девушка, ужаснувшись посетившей ее голову мысли, вновь посмотрела на Игнатия. – Это что у него там?.. Это в нее он вам предлагал забраться и улететь?..
– Ну да. Это упряжь такая, штоб людей возить. Ну, зверей тоже, если не шибко больших.
– А двух человек выдержит?
– Смотря каких людей… А тебе на што?
– Пусть отвезет нас с Пистолетцем к Глебу! – всё же сказала Саша то, что так боялась произнести.
– Может, я лучше берегом? – сглотнул побледневший Пистолетец. – Дойду до плота, дальше на нем… Да и ты тоже… Давай на плоту лучше!
– На плоту мы сколько будем тащиться? А там в это время Глеба «лечить» станут. А на этом мы его быстро догоним.
– Эй, эй! – замотал длинной шеей «птеродактиль». – А меня уж-же и с-спраш-шивать не надо, с-соглас-сен ли я вас-с куда-то везти?.. Ес-сли на мне упряж-жь, значит, я лош-шадь? Да?
– Ты не лошадь, ты негодяй, – отрезала Саша. – Как и дружок твой. Если вы можете так вот запросто чужими жизнями распоряжаться, то почему я не могу всего лишь полетать на тебе?
– Игнатий, ш-што делать-то? – с тоской посмотрел на товарища «птер».
– Да слетай, чаво уж, – махнул тот рукой. – Тока, ежели лодку догоните, не вздумай их в нее ссаживать – перевернется. Неси до Устюга, пусть сами там своего Глеба встречают.
– Которого охраняет Мирон с автоматом, – тихо добавил Денисов.
– Ну, тут уж вы сами разбирайтесь, – проворчал разноногий мутант. – И так уже всё для вас…
– Всё для нас – это когда ты сам бы нас до Устюга на закорках нес, – прищурилась Саша. – А на чужом-то горбу легко в рай въезжать.
– Типун тебе на язык! – сплюнул Игнатий. – Летите давай!
Пистолетец и Саша пожали руки Борису и Лёшке, поблагодарили их. Но когда Денисов протянул шестипалую ладонь Павлу, тот отдернул руку:
– А платить кто будет?
– Не понял… – нахмурился Пистолетец.
– Мне сказали, што за помощь дадут автомат. И где он?
– А где твоя помощь? – вспыхнула Саша. – Пришел, постоял – и за это награда?
– Долг платежом красен, – не унимался Павел.
– О! – повернулась девушка к Игнатию. – Смотри, какого мы тебе друга нашли! Прям твоими словами чирикает. Споетесь!
И, сверкнув гневным взглядом на корыстолюбивого Павла, полезла в Стёпикову упряжь. За ней с явной неохотой последовал и Денисов. Его дернул за рукав Борис:
– На Павла не серчайте. Он завсегда такой… прижимистый. Но пошел ведь все-таки, не испужался.
– Да ничего… Это вы нас простите, что с места сдернули, от дел оторвали.
– Хорошим людям всегда помогать нужно. Иначе как жить? Как энти вон – долг платежом…
Обернувшись, Борис вдруг странно хрюкнул. Захихикал и стоявший рядом Лёшка. Уже почти залезший в упряжь Пистолетец посмотрел туда же, куда смотрели они, и также начал смеяться. Выглянула из упряжи и Саша…
На песке сидели Игнатий и Павел. Сначала девушке показалось, что мужчины просто беседуют, но потом она заметила в пальцах у Игнатия камешек, а прислушавшись, разобрала, что именно тот говорит:
– Первыми ходят белые, понял?.. Как-как! Вот так – наискось. А вот так едят… Да не кого-кого, а шашку твою!.. Не Сашку, штоб она была здорова, а шаш-ку! Вот это и есть шашка. Понял?.. Не, у тебя мозгов ишшо меньше, чем у Стёпика…
«Птер» обиженно фыркнул. Потом убедился, что оба пассажира на месте, разбежался, засыпав песком «доску», и взмыл в небо. Саша посмотрела вниз. Вслед им трясли кулаками Игнатий и Павел.
– Я же сказала: споются, – хихикнула девушка.