Нюре Подземный Доктор нравился. Сначала она его боялась, особенно страшных черных глаз; так и казалось, когда он смотрел на нее, будто опять ее ножиком тычут. Но потом ничего, привыкла. Подумаешь, смотрит не так! Зато вылечил ее. А ведь она сама не поверила, что жива, когда очнулась. Там, на реке, когда каратель стал в нее ножиком тыкать, тоже сперва не хотела верить, что мог страшила Глеб к ней в шалаш злодея пустить. Ведь даже не шелохнулся, трус мохнатый, так и стоял, смотрел, как храмовник у него из ножен нож вынимает! А потом всё равно пришлось поверить, потому что сразу стало так больно, что больше ни о чем не переживалось и не думалось. Ей даже непонятно было, от чего больнее: от ножика, что ее протыкал, или от того, что Глеб не стал ее защищать. А потом боль как-то очень быстро ушла, в глазах стало темнеть, и будто захотелось спать. Только она знала, что теперь никогда не проснется. И вот всё же проснулась! Потому что Доктор ее спас. Не лохматый страшила Глеб, а Подземный Доктор с черными глазами. И волосы у него тоже черные. Правда, он сказал, что теперь у нее просто дышать, как раньше, не получится и нужно будет подолгу жить под водой, как рыба. Она в это тоже не сразу поверила. Но дышать и в самом деле было тяжко, и Доктор заставил лечь в воду. И под водой она совсем не задохнулась, чего очень боялась, а и вправду задышала, и ей сразу сделалось легче.
А еще Нюре нравилось в Подземном Докторе, что он разговаривал с ней, как со взрослой. И обещал подарить ей шкуру Глеба. Он так это сказал, что она сразу поверила: подарит. Наверное, страшила и Доктору сделал что-то плохое, раз он тоже убить его хочет…
Только Нюра стала думать о Подземном Докторе, как тот и зашел в комнату, где она лежала на дне ванны. Девочка подняла из воды голову и села.
– Как дела? – спросил Доктор.
– Хорошо, – ответила Нюра. – Тока я лежать устала шибко. Тоскливо мне тутока. Тетка Дуся не говорит со мной вовсе.
– Я не умею общаться с детьми, – подошла ближе к ним Евдокия. – Я говорю ей, когда нужно вылезти из ванны, когда в нее лечь, когда принять лекарство, когда поесть. А что еще говорить? Сказок я не знаю.
– Ладно, – отмахнулся Доктор. – Как она себя чувствует? Кашель прошел? Ест с аппетитом? Что с температурой?
– После того как отменили капельницу, температура стабилизировалась. Только стала чуть меньше нормальной – тридцать шесть и две. Ест хорошо, даже очень. Небольшой кашель вечером был, ночью тоже немного кашляла, но под утро, когда я последний раз доставала ее из воды, дышала хорошо, чисто.
– Сегодня должен прилететь Степан, – сказал Подземный Доктор. – Думаю, можно отправить ее домой. – Он посмотрел на Нюру: – Хочешь домой, русалочка?
– Не знаю я… – насупилась та. – Нет у меня никого дома. И как я теперича в избе-то жить стану? Сам ведь сказывал, што мне-ка в воде надо быть поболе…
– Это да, – кивнул Доктор. – Тебе от воды далеко нельзя отходить. Но здесь я тебя тоже оставить не могу. Да и не будешь ведь ты всю жизнь в ванне лежать, сама говоришь, тоскливо. Так что домой тебя отправить все же придется. А то, что нет никого… Я попрошу Степана, чтобы он за тобой присматривал. И чтобы тем двоим, что тебя нашли, наказал смотреть за тобой и кормить.
– Што ишшо за Степан такой? И кто меня нашел-то?..
Ответить Подземный Доктор не успел: по разговорной трубе негромко постучали.
– Спроси, что там, – махнул Доктор Евдокии.
Медсестра подошла к трубе, вынула затычку и, поднеся к горловине губы, что-то спросила. Выслушав ответ, вернулась и доложила:
– Лёшка только что вернулся с рыбалки. Говорит, что видел кого-то странного. Возможно, Глеба.
– Пусть срочно идет сюда! – встрепенулся доктор, став похожим на хищную птицу при виде добычи.
У Нюры перехватило дыхание. Но не из-за больного легкого, а от того, что она сейчас услышала. Кто-то видел Глеба! Этот «кто-то» вот-вот придет сюда, расскажет все Подземному Доктору, и тот поймает страшилу. А потом убьет его и отдаст ей шкуру. Правда, нужна ли ей шкура Глеба, она еще не решила. Наверное, отдаст ее Доктору назад. Шкура – ладно; главное, что мохнатый трус будет наказан.
В дверь постучали. Подземный Доктор мотнул головой, и Евдокия впустила худого сутулого мужчину. Он показался Нюре очень старым. Девочка подумала, что именно поэтому Лёшка – вроде бы так назвала его Евдокия – не смог сам поймать страшилу.
– Где ты его видел? – не дав мужчине отдышаться, спросил Доктор.
– Так на причале храмовницком, – замахал руками Лёшка. – Я там, бывает, рыбачу неподалеку. Так-то нечасто туда хожу, боюсь, что увидят. Но ты же сказал, чтобы мы о храмовниках узнавали, вот я и пошел. Подумал: и рыбки наловлю, и вдруг чего увижу-услышу. Пришел туда, стало быть…
– Можно покороче? – перебил его Подземный Доктор. – Что Глеб делал на причале? С ним еще кто-нибудь был?
– Так ничего он не делал. В лодку сел и уплыл.
– Как уплыл? Куда?..
– То мне неведомо. В сторону Кузина отправились, а вот дальше…
– Отправились?.. Он был не один? Я же тебя спрашивал!
– Так не успел я еще про других сказать, – обиженно сказал рыбак. – С ним еще паренек был мелкий.
– Паренек?.. – удивленно свел брови Доктор.
– Ну, может, не паренек, может, девчонка. Они же все в штанах были, куртках, кепках; издали что парень, что девка – кто разглядит? А вот кто из троих Глеб – я сразу смекнул. Тут ты правду сказал, что как увидите его, так сразу и поймете, не ошибетесь. Такое страшилище я первый раз в жизни видел!..
– Погоди… Ты сказал «из троих». А кто третий?
– Вот тут и не знаю даже… – почесал в затылке Лёшка. – Не уверен я, только…
– Долго ты будешь ломаться? – взмахнул рукой, будто замахнувшись, Подземный Доктор. – Уверен, не уверен!.. Говори, кого видел?
– Так показалось мне, что Тимоха это. Полетаев.
– Полетаев?.. Этого не может быть. Как он там мог очутиться? И зачем ему куда-то плыть с Глебом? Ты наверняка обознался.
– Так я ведь и говорю, что не уверен. Далековато я от них был, да и сколько лет до этого Тимоху не видел! Но похож на него тот мужик. Я сразу, как на него глянул, так и подумал: Тимоха Полетаев.
Подземный Доктор сцепил за спиной руки и принялся расхаживать от стены к стене. Остальные молча провожали его взглядами, но в глаза старались не смотреть, очень уж хмурым выглядел Доктор. Наконец он остановился возле рыбака.
– Организуй возле причала дежурство, чтобы кто-то все время там был. Если вернется хотя бы один из той троицы, немедленно сообщить мне. Выполняй.
Лёшка угрем выскользнул за дверь. Подземный Доктор велел удалиться и медсестре, а сам подошел к Нюре и вперился в нее темным тяжелым взглядом.
– Я обещал тебе шкуру Глеба, – сказал он. – Но ты сама уже слышала, что Глеб куда-то уплыл. Поэтому мне будет нужна твоя помощь.
– Хочешь, штобы я нашла его?
– Хочу. Только сама ты его вряд ли найдешь, ты ведь не можешь долго находиться на воздухе. Но ты расскажешь о моей просьбе тем двум мутантам, что будут о тебе заботиться. И пусть они расскажут о ней всем «диким», которых я когда-то лечил. Впрочем, это удобней будет сделать Степану, когда он за тобой прилетит. Я сам с ним поговорю.
– Ты уже сказывал про Степана и тех двоих. Тока я не сразумела, кто они. А ишшо: как этот Степан за мной прилетит? – захихикала Нюра. – Он птица, што ль?
– Можно сказать, птица. Почти птица. Только очень большая. И зубастая, – усмехнулся Подземный Доктор, но улыбка продержалась на его лице не больше пары секунд. – Он похож на птеродактиля. Хотя, ты же не знаешь… В общем, он большой и страшный, но тебе его бояться не надо. Это он тебя сюда принес. А нашли тебя два «диких» мутанта, которые живут с ним рядом. Они и будут за тобой ухаживать. Когда-то я помог всем троим, так что они не откажут.
– Ты их вылечил?
– Да.
– Ты им тоже што-то приделал?
– Приделал, да. Одному руку, другому ногу.
– Пошто?
– Потому что их птеродактиль откусил.
– Ты же сказывал, што этот… пердяктель хороший!
– Он стал хорошим, когда я ему человеческий мозг пересадил. А до этого он был очень злым. Но мы отвлеклись. Я говорил тебе о Глебе. – Подземный Доктор вновь принялся расхаживать от стены к стене. – Ты хорошо поняла свою задачу?
– Чаво?..
– Поняла, что тебе нужно делать?
– Страшилу искать. И другим наказать, штоб искали.
– Правильно. А когда найдете, что нужно сразу же сделать?
– Убить! – хрипло выдохнула Нюра.
– Нет! – резко замер Доктор. – Ни в коем случае нельзя его убивать! Ты поняла это?! Нельзя! Я прикончу вас всех, если вы его тронете! – последние фразы он уже выкрикивал.
Девочка сжалась в комочек и собралась опуститься под воду, но Подземный Доктор опомнился и заговорил почти нормально, только голос его немного подрагивал:
– Когда вы найдете Глеба, попытайтесь его захватить. Но только в том случае, если будете уверены, что он при этом не пострадает. Затем пусть Степан доставит его ко мне. Если же захват вам покажется слишком рискованным, постарайтесь за ним проследить, а птеродактиль пусть докладывает мне о его передвижениях. Теперь понятно?
– Пошто кричал-то? – надула губы девочка. – Я спужалась шибко.
– Извини, – сказал Доктор и махнул рукой: – Да, в самом деле извини. Зачем я тебе всё это говорил? Прилетит Степан, ему и расскажу.
– Я тож всё сразумела, – обиженно произнесла Нюра. – Тока вот што не шибко дошло… – Она замолчала, с опаской поглядывая на Подземного Доктора.
– И что же? – спросил тот. – Говори уж, не стану больше ругаться.
– Пошто его убивать-то нельзя? Ты ить мне-ка шкуру обещал. А как ее с живого сымешь?
– Потому что убить его должен я. И шкуру тоже я сниму. Не переживай, я свое обещание помню. А сейчас погружайся в воду и лежи там. Когда прилетит Степан, я за тобой приду.
Подземный Доктор вышел из помещения, но почти сразу вернулся вместе с Евдокией. Он поманил Нюру согнутым пальцем, и девочка вновь подняла голову над водой.
– Степан уже прилетел, – сказал Доктор. – Но тебе нужно хотя бы час полежать в воде, чтобы перед дорогой отдохнуло легкое. Поэтому ложись, а я поговорю пока с птеродактилем.
– Он где, тутока?.. – с опаской посмотрела Нюра на дверь.
– Нет, Степан слишком большой для наших туннелей. Он ждет в пещере возле реки. А сейчас отдыхать! – Доктор хлопнул в ладоши и снова вышел.
Медсестра осталась, но Нюре было все равно, она опустилась под воду. Ее мысли порхали, словно разноцветные бабочки, перелетая с цветка на цветок, и ни одна надолго не задерживалась. А еще было боязно. Кто он такой, этот пердяктель? Небось, зубы большущие да вострые, коли он ими руки-ноги откусывает… За этими мыслями и страхами Нюра сама не заметила, как уснула.
Насчет зубов она была права, в этом Нюра скоро убедилась. А вот то, что Степан окажется настолько большим и страшным, ее воображения не хватило. Задрожав, как листок на ветру, она невольно прижалась к ногам Подземного Доктора, который привел ее к пещере возле реки.
– Привет, худыш-шка, – басовито зашипел-заухал «пердяктель». – Не кормили тебя тутока, ш-што ль? Не, я такую кос-стлявую ес-сть не с-стану.
– А м-меня и н-не надо есть, – пролепетала Нюра, боясь посмотреть на чудовище.
– Степан, не пугай ее, – строго сказал Доктор.
– Да я не пуж-жаю, я так, ш-шуткую.
– Шутить потом будешь. Пусть она сначала к тебе привыкнет.
Слегка ободренная услышанным, девочка всё же подняла голову.
– Станешь меня пужать – я так завизжу, што у тебя ухи отпадут. А мож и што другое ишшо.
– Ого! – попятился Степан. – Тады я полетел, пож-жалуй.
– Степан! – прикрикнул Подземный Доктор. – Сказал же: все шутки потом. Ты все понял, что должен делать?
– Понял. Мирону с-сс Игнатием наказать, ш-штоб за Нюркой с-смотрели, кормили-поили, на воздухе долго не держ-жали, а макали в воду. А ишшо вс-сем с-сказать, ш-штоб Глеба ис-скали, и с-самому ис-скать. Даж-же и днем, пус-сть кто меня и увидит… Так ведь?
– Пусть, пусть видят, – махнул рукой Доктор. – Шила в мешке не утаишь, да и дело важнее. Главное, низко над «дикими» не летай, под колья и вилы не подставляйся. А я тебя дальше слушаю.
– А дальш-ше, коли Глеба найдем – к тебе его нес-сть. Но тока еж-жели ему от того опас-снос-сти не будет. А коли мож-жет такая быть, то не трогать, а пус-сть за ним кто-то с-смотрит, а мне к тебе лететь и вс-сё рассказать. Так?
– Так. Теперь лети, и лети быстро – Нюра без воды долго не может. Даже так давай сделаем: половину пути пролетишь и сядешь на реку – так, чтобы девочка под водой оказалась. Ты ведь можешь на воде держаться?
– С-смогу, коли надо. А долго с-сидеть-то?
– Желательно час-два. Но это в идеале, сейчас так, понятно, не выйдет, да может быть и опасным, поэтому хотя бы полчаса. Но тогда еще раз потом сядешь.
– Понял? – сказала осмелевшая Нюра. – Я как рыба теперича водой дышать могу. А ты нет.
– Да куды уж-ж мне-ка! – печально вздохнул Степан. – Я и воздухом-то – через раз тока… Кхы-кхы-кхы… – притворно закашлялся он.
Девочка рассмеялась. Больше она «пердяктеля» не боялась.
– Тебя Степаном зовут? – спросила она. – Мне-ка тоже так тебя называть?
– Мож-жно и С-степаном. Тока Мироха с-сс Игнатием, паразюки, меня С-стёпиком кличут. Зови и ты так, чаво уж-ж… Не много я тебя и с-старш-ше-то.
– Всё-всё! – хлопнул в ладоши Подземный Доктор. – Знакомиться потом будете. Пора лететь, а то Нюру уже сейчас придется в воду опускать.
На воду, как и сказал Доктор, садились дважды. Стёпик выбирал места приводнений подальше от деревень, однако уверенности, что их никто не заметит, у него не было, поэтому, распластавшись на воде и подгребая крыльями и лапами, чтобы не сносило течением, он жутко нервничал и во все стороны вертел головой. Даже поговорить с девочкой он не мог, поскольку та, пристегнутая к основанию его шеи специальной упряжью, находилась под водой. К этому, кстати, «птер» так еще и не привык, а когда сели на реку первый раз, то и дело поднимал над водой холстину с Нюрой, проверял, жива ли девчонка. Жива-то она была жива, но после второго «купания», когда солнышко се́ло почти к самому лесу и уже почти не грело, девочка в сырой одежде, обернутая мокрым холстом упряжи, стала заметно подрагивать. «Птеродактиль» велел ей сильнее, всем телом прижаться к его теплой шее. Нюра поначалу стеснялась, но потом всё же послушалась и к концу полета почти согрелась.
В общем, дорога заняла у них немало времени, и к Слободке Стёпик с Нюрой подлетали, когда уже начинало смеркаться. Тем не менее, «пердяктель» сделал изрядный крюк, чтобы их не заметили сельчане, и подлетел к поляне с землянками над самым лесом, задевая лапами верхушки деревьев. А когда сел, негромко, чтобы не услышали в деревне, свистнул. Подождал, прислушиваясь и всматриваясь в полумрак, и свистнул снова.
– Пошто свистишь-то? – сипло спросила Нюра.
– Так этих… братцев с-своих ш-шитых зову. Куды и подевалис-сь, дрыхнут, ш-што ли?
– Стёпик… – натужно произнесла девочка. – Мне-ка в воду надо, дышать тяжко…
– Ох ты! – заволновался «птер». – Вот я ш-шальной-то! Надо было тебя на берегу ос-ставить, а с-самому к этим ос-столопам лететь. Ну да ладно, мы это чичас-с, мигом! Тока вот в деревне могут увидеть, ну и пущ-щай, леш-шак с-сс ними.
Стёпик разбежался, подпрыгнул и взмыл в темнеющее небо. Правда, высоко подниматься не стал и над самой деревней все же не полетел. А стоило ему приземлиться на берег и развязать когтями удерживающие Нюру ремни, как от ближайших кустов отделились две темные фигуры и быстро направились к ним. Одна, будучи на голову выше другой, заметно припадала на левую ногу.
– Ой! – пискнула девочка, шумно хватая ртом воздух, закашлялась и, дрожа всем телом, прижалась к Стёпику.
– Не боис-сь, – сказал тот. – Это наш-ши ос-столопы и ес-сть. Так ш-што давай, ныряй в реку и с-сиди там, с-скока тебе надо, а мы тут пока потрындим-покумекаем.
– Сам ты остолоп, – проворчал один из подошедших мужчин.
Только разглядеть ни его, ни второго «братца» Нюра не смогла – и без того уже было сумрачно, да у нее еще и в глазах темнеть начало. Девочка ринулась к воде, чтобы поскорей надышаться и не рухнуть в обморок на глазах у «пердяктеля» и незнакомцев. Ладно еще Стёпик, он уже почти свой, а перед этими двумя стыдобушка бы случилась. Потом, небось, так бы и потешались: мол, как впервой нас увидела, так и чувств от счастья лишилась. Нет, нельзя им такую радость дарить! Пущай шибко много о себе не думают.
Нагретая за день солнцем река была теплой, как парное молоко. Нюра с наслаждением опустилась под воду, обхватила попавшуюся под руки корягу, чтобы не сносило течением, и долго не могла отдышаться – слишком уж много времени провела на воздухе. Вскоре ей стало легче и сразу захотелось выйти на берег, ведь с «остолопами», которые, как сказал Подземный Доктор, спасли ее от верной смерти, она так и не успела познакомиться. И вообще невтерпеж было послушать, о чем они там со Стёпиком балакают. Небось, пока она тут сидит, все самое интересное и пропустит. Но ведь Доктор говорил, что под водой нужно сидеть долго, чтобы легкое хорошенько отдохнуло, а то перестанет совсем работать, и тогда придется ей всю жизнь в реке провести, ни с кем словечком не обмолвившись.
В конце концов девочка решила не вылезать пока на берег, а поднимать ненадолго из-под воды голову. Спросит что, послушает – и снова под воду. Подышит, вынырнет, чуток поговорит – опять нырнет. Может, Доктор бы за то и осерчал, но шибко уж с «братцами» хотелось свидеться. Может, теперь и она им сестрицей станет младшенькой? Ежели эти двое такие же добрые да веселые, как Стёпик, почему бы и не стать.
Так Нюра и сделала. Подняла над водой голову, хотела поздороваться, но, услышав, о чем говорят «братцы», перебивать их не стала. Те же в сгустившейся темноте девочку не заметили и продолжали судачить как раз о ней.
– Ну, сробим мы эту сараюху на берегу, а опосля-то што? – сказал один из мужчин, кто именно, Нюра не разглядела, слишком уж было темно. Она и самих-то говоривших видела лишь в виде силуэтов на фоне более светлого неба.
– Как это што? – откликнулся второй. – Тамока Нюрка и будет жить. Из Слободки не видно, никто туды не шлындает, в кусты-то. Живи себе без опаски. Захотела в воду – прям из сарая и ныряй. Никуды и бечь не нужно, дивья! Ну а еду мы ей приносить станем, не переломимся. Много ли ей надо?
– Игнатий о другом с-сейчас-с, – раздался знакомый бас Стёпика. – То, ш-што Нюра в с-сараюхе пож-живет пока – ладно. И от деревни в с-стороне, и кус-сты вокруг: ис-скать с-станеш-шь – не с-сразу найдеш-шь, вс-се так. Еду нос-сить будете, куды денетес-сь. Тока ишшо и прис-сматривать надо за ней, ос-собенно поперву, но это тож-ж ладно. Ну так это теперича. А опос-сля? Ишшо мес-сяц-другой – и заморозки начнутс-ся. А там, глядиш-шь, и ледок. И ш-што девчуш-шка делать с-станет, в прорубь нагиш-шом нырять?
– Пошто нагишом-то?.. – пробубнил второй «братец».
– Ну давай в тулуп ее вырядим, ш-штоб уж-ж с-сразу камнем на дно уш-шла и не мучилас-сь!
– Не шибко смешно, Стёпик.
Нюре тоже стало совсем не смешно. Только сейчас она с ужасом осознала, что ведь и впрямь зимой ей будет деться некуда. Река замерзнет, и даже если Мирон с Игнатием сделают прорубь, то долго она в ней не накупается – быстро простудится и умрет. И что же теперь, жить ей всего ничего, только до первых холодов осталось?
Девочка не сразу поняла, что плачет. Услышала лишь:
– Эй, эй! Ты пош-што ревеш-шь?
– Помру-у-ууу я ско-о-ооро-о-оо! – провыла она, уже не таясь.
– Ну и дурни ж-же мы, братцы, – с тоской промычал Стёпик, а потом, неумело бодрясь, сказал плачущей Нюре: – Не реви, воды в Лузе и без того много. А то, ш-што мы тут трындели, так оно от дурос-сти, мозг-то – один на троих, да и тот у меня. Делать-то нечего было, вот байки и травили. Тока не с-смеш-шно выш-шло, не умеем с-смеш-шно-то… – «Птер» вдруг опомнился: – А ты пош-што, девонька, из воды вылезла? Тебе ш-што Доктор велел? А ну, брыс-сь под воду и не выс-совывайс-ся, пока не позову! Иш-шь, подс-слуш-шивать вздумала! Мало ли о чем муж-жики трепатьс-ся могут. Не для девичьих уш-шек мужс-ской треп-то бывает… Ты ишшо тутока?! А вот я тебя!..
Темная туча решительно двинулась к Нюре, и девочка быстро нырнула. Стёпику она, конечно, ничуть не поверила. Какие там байки, когда и в самом деле зимой ей не выжить. Но плакать девочка всё же перестала. Вместо жалости к себе ее охватила злость. В конце концов, она и так уже должна быть мертвой. И всё из-за этого мохнатого урода, из-за Глеба! Ну, ничего, пусть и мало, но время, чтобы с ним рассчитаться, у нее еще есть. И от шкуры она отказываться не станет. Как река замерзнет, попросит «братцев», чтобы сделали прорубь прямо посередке, где глубже, завернется в ту шкуру и прыгнет. Шерсть сразу намокнет, и тяжесть шкуры всплыть ей не даст. Станет она помирать, лежа на дне подо льдом, и не страшно ей будет, а радостно, оттого что враг ее мертвый уже, а всё, что от него осталось, – эта вот мокрая тряпка.
Нюра полностью успокоилась и выбираться на воздух уже не спешила. Ее и в самом деле позвал Стёпик, проведя по воде широким кожистым крылом. Девочка не торопясь вышла на берег. После теплой воды ночной воздух показался ей холоднее, чем был на самом деле. Нюра поежилась, затем быстро сняла мокрую хламидку, выжала и натянула снова. Было уже совсем темно, силуэты мужчин и «пердяктеля» различались с трудом. Зато дыхание у всех троих было учащенным и, как показалось Нюре, радостным. Что тут же и подтвердилось, едва Стёпик заговорил.
– Вс-сё путем, – возбужденно выдал «птер». – Зимой ты будеш-шь ж-жить с-со мной!
– Ты станешь набирать в брюхо воду и меня проглатывать? – язвительно спросила девочка. – Шибко дородно! А выбираться как? Нет-нет, не говори, я сама смекну.
– Ну пош-што ты так-то? – обиженно сказал Стёпик. – Ты пос-слуш-шай с-сперва…
– Мы тебе бочку сробим, – подхватил кто-то из «братцев». – Большую! И две кадки, тоже большие, штоб Степан мог в них за один раз на ту бочку воды принесть. Греть воду станем камнями из каменки, у нас в землянках такие вместо печек сложены. Тока у нас с Мирохой тесно для бочки, а у Стёпика в самый раз. Так што не помрешь ты, девонька, и не надейся.
Все трое «братцев» захихикали, причем «пердяктель» – неожиданно тоненько, словно блеющий козлик.
– Ладно, коли так, – прервала их смех Нюра. – Пусть я не помру, а вот кто другой должон. – Она повернулась в сторону, откуда слышала голос Стёпика: – Ты про Глеба им ужо сказывал?
– Сказывал, – ответил за него один из мужчин. Голос его был серьезным, будто и не смеялся только что. – И страшилище это мы сегодня видели.
– Сегодня?.. Где?! – подпрыгнула девочка, которую вмиг согрело такое известие, стало даже жарко. – Вы его словили?..
– Не словили. Не знали мы ишшо тогда, што ловить его надобно. Да и как словишь, когда он в лодке с мотором плыл? И не один. Ишшо девка там была какая-то и храмовник с автоматом.
– И куды они плыли? – едва не расплакавшись от досады, спросила Нюра.
– Куды-то вверх по течению. Тамока много куды можно приплыть. Што в Ильинское, што в Палему, што в саму Лузу…
– Стёпик, – строго сказала девочка, – как рассветет, тоже туды лети. А мы тутока ждать станем. Недолго страшиле лохматому гулять осталося, ох, недолго!