Подземный доктор

Глава 20 Неожиданное решение

Глеб даже забыл на какое-то время, что находится в плену, – так ему стало любопытно. Он не верил в совпадения. И в чудеса тоже не верил. А тут выходило и то, и другое. Чудо – что его хочет заполучить загадочный Подземный Доктор, о котором Глеб до последнего времени и слыхом не слыхивал. Причем судя по всему, заполучить хочет очень сильно. Но зачем – совершенно непонятно. Хотя, если Доктор обещал девочке его шкуру, то вывод напрашивался очевидный: затем, чтобы убить. Но это плохой ответ. Плохой не только для самого Глеба – по очевидной причине, – но еще и оттого, что вызывает тот же самый вопрос: зачем?

Теперь насчет совпадений. Этот юноша, которого принес «птеродактиль». Тоже весьма странный юноша, кстати. Сам по себе странный, хотя бы уже тем, что не мутант. То есть, сомнительно, что он родился у «диких». Нет, всё бывает, конечно, но вероятность очень мала. И эта недоразвитость парня – тоже, в общем-то, странная, даже если все-таки предположить, что он из «диких» и родители держали его взаперти. Нюру, вон, тоже родители всю ее жизнь от людей прятали, но она же не выглядит недоразвитой. Да, словарный запас маловат, но в остальном девчонка как девчонка. Если не считать ее безумного желания прикончить его, Глеба. Но это, к сожалению, можно объяснить, а вот странности юноши пока объяснить сложно. И самая главная его странность – это похожесть на Подземного Доктора. Причем похожесть настолько сильная, что Нюра вообще приняла его поначалу за Доктора. Да и эти двое – разнорукий и разноногий – тоже весьма впечатлились.

Ну и что мы имеем? Первое: невесть откуда появляется странный мальчишка. То есть, появляется он буквально с неба, поскольку принес его «птер», но вот по словам этого самого «птера» до этого парня нес на себе волк. Откуда нес? Куда? Зачем?.. Чтобы съесть? Не проще ли было сделать это сразу, чем так напрягаться? Парень-то всё же немаленький, лет четырнадцать – пятнадцать наверняка есть, и весу кило под пятьдесят, наверное. Второе: парень почти не умеет говорить и ведет себя так, будто увидел мир впервые. Третье: мальчишка очень похож на Подземного Доктора. А кто обычно сильно похож на кого-то? Близкий родственник: брат, отец, сын… Ну, отца отбрасываем сразу. Брат? Вроде бы кто-то говорил, что Подземному Доктору лет пятьдесят. А парню – пятнадцать. Слишком велика разница, чтобы быть братьями. Остается единственный вариант – сын. Кстати, насчет сына ляпнул и этот прихвостень Святой. Вот ведь тоже подарочек!.. Если правда, что он хотел убить Лика, то это мамочкина затея, не иначе. Своевольничать до такой степени Тим бы не стал. А так становилось понятным согласие Святой на возвращение Денисова – она просто знала, что тот всё равно не вернется.

Глеб сделал мысленную пометку – поговорить с Тимом насчет Пистолетца и выведать побольше о сыне Подземного Доктора, – а потом стал размышлять дальше. Получается… по крайней мере, это с большой вероятностью можно допустить, что мальчишка – это сын Доктора, которого тот держал взаперти, никому не показывая. Почему? Разнорукий заикнулся, что тот мог стыдиться слабоумного ребенка, потому и прятал. Что ж, объяснение вполне разумное, хоть и не без изъянов. Например, о ребенке должна была знать еще, как минимум, мать. Или ее Доктор тоже держал взаперти?.. И потом, как сразу после рождения можно определить умственные отклонения? Возможно, специалисты с необходимым оборудованием как-то и могут, но где в подземельях то оборудование и те специалисты?.. Тогда получается, что Подземный Доктор изначально собирался прятать ребенка. И вполне вероятно, что парень вовсе не слабоумный, а просто неразвитый в силу того, что ни с кем не общался… Хотя, как же ни с кем? А мать? Ну, если ее все-таки не было – умерла, например, при родах, – то сам Доктор. Или он что – специально не развивал сына? Чушь какая-то! Тогда сам этот Доктор и есть сумасшедший.

Кстати, Подземный Доктор и есть самая главная тайна во всём этом путаном клубке загадок. Если верить нелепым слухам, он умеет не только руки-ноги людям пришивать, но чуть ли не мозги пересаживать! Вот только насколько много в этих слухах истины?..

И тут Глеба словно пыльным мешком по башке шарахнуло. Неужели на него так подействовали «недоутопление» и последующий захват, что он удивляется неразговорчивому парню, но вполне спокойно воспринимает говорящего «птеродактиля»? И ожившая Нюра – не чудо ли? А ведь их связь с Подземным Доктором очевидна! Они ведь только о нем и говорят! И разнорукий с разноногим – тоже.

– Нюра, – обратился он к девочке, – скажи, пожалуйста, тебя Подземный Доктор вылечил?

– С уродами не разговариваю, – отвернулась Нюра.

– Я понимаю, ты злишься на меня за то, что я тебя не спас. Но как я мог? Ты же видела, сколько здесь было карателей. И все с автоматами. Нас бы всех убили!

– А так только меня, да? – резко повернула голову девочка и прожгла мутанта полным ненависти взглядом. – Пошто ты меня взял к себе? Коли взял, так защищай. А ты струсил, дал меня зарезать. Знаешь, как мне было больно?.. И теперь я хочу, – понизив голос, змеей зашипела Нюра, – штоб и тебе стало так больно, как мне. Даже ишшо пуще. Пусть Доктор с тебя живого шкуру сдерет! Он обещал мне дать твою шкуру-то. Так што не долго тебе в ней ходить осталось.

Девочка сорвалась с места, помчалась к реке и нырнула. Вокруг повисло молчание. Все, даже сын Подземного Доктора, смотрели сейчас на Глеба, и он, пожалуй, впервые был рад, что его лицо заросло шерстью, поскольку явственно ощущал, как оно сейчас пылает.

Чтобы хоть как-то нарушить эту тягостную тишину, мутант пробурчал:

– Почему Нюра всё время в реке сидит? Такое ощущение, что она вообще под водой дышит. Прям русалка какая-то…

– А она и есть русалка, – с прищуром глядя на него, сказал разноногий Игнатий. – Подземный Доктор ей жабры пришил.

– Да ну, чушь какая-то! – мотнул головой Глеб.

– А я тож-же чуш-шь? – спросил «птеродактиль».

– Ты не чушь. Тебя вообще не бывает. Разве что в сказках.

Глеб сказал это, и его осенило, почему он не удивился говорящему «птеру». Всё очень просто: такого не бывает, а потому сознание отказалось принимать откровенно невозможное за реальность. А может, он бредит? Или спит? Во сне даже башмаки разговаривают. Было бы о чем. Только что-то уж чересчур затянулся этот кошмарный сон. И связанные руки очень реально затекли. Отлежал?..

– В сказках, говоришь? – снова прищурился Игнатий. – А хошь одну сказочку послушать? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Жили-были два муда… В обчем, два не шибко умных парня.

– Кто не шибко умный-то? – подал голос Мирон. – Ты за себя говори!

– За себя и говорю. Ну, будь по-твоему. Жили два парня – один не шибко умный, а второй и вовсе дурак.

– Да я тебя щас!.. – взъерепенился разнорукий.

– А ну никшни! – рявкнул Игнатий. – Кто так сказки слушает – точно дурень!

– В сказках обычно третий – дурак, – решил снять напряжение Глеб.

– Будет и третий дурак, будет, обожди, паря.

– Но-но-но! – протестующе вытянул лебединую шею «птеродактиль».

– Коли будете мешать, дале сказывать не стану, – надулся разноногий рассказчик.

Глеб уже понял, что героями сказки были эти трое, да и сказка обещала оказаться для него поучительной, поэтому он попросил:

– Давайте, кому неинтересно, пусть отойдет и не слушает. И вообще, самый главный на свете дурак – это я, так что насчет этого можете не заморачиваться, никто всё равно не обгонит. Игнатий, продолжайте, пожалуйста.

Игнатий продолжил, и больше его в самом деле никто не перебил.

– Жили те дур… парни в лесу, а им шибко в город хотелося. И то, думают, чаво бы нам в город-то не сунуться – нас же, красавцев таких, там заждались ужо! А с думалками-то у парней, как сказано было, пронблема имелася… Такая охрененная пронблема, что они и третьего дурака с собой потащили. Тот-то ладно, молод ишшо, девятнадцать годков тока стукнуло – откуда уму взяться? А енти два, как тот проситься стал, перечить и не подумали. А нечем потому шта думать-то. Вот и пошли они втроем в город. Идут себе, идут, шишки грызут, песни поют. И дошли ужо было до города, как тут, откуда ни возьмись, Змей Горыныч летит. Не о трех головах, врать не стану, но парням и одной хватило. Одному Горыныч ногу – хрясь, другому руку – хрусь, а третьего, молодого-то, всего когтями-зубами порвал. Так бы и стали не шибко умные парни шибко мертвыми, да тока набрел на них волк говорящий. Нашел, и к хозяину свому, колдуну, побег докладывать: так мол и так, Горыныч бесчинствует, добрых молодцев кушает. Колдун тот не злой, не добрый был, но страстями кровавыми интересовался – пошел посмотреть. А тамока было на што глянуть: один молодец без ноги лежит, другой – без руки, а у третьего и вовсе всё по отдельности, а чего-то до кумплекту и не хватает ужо – Горыныч слопал. Колдун Змея уснуть заставил, штоб не объелся, а сам молодцев собирать из частей начал. И как ни крутил, а для всех троих никак частей не хватает, хоть брюхо Горынычу режь да оттуда нехватку изымай. Што делать? А вот што колдун удумал. Одноногому из третьей кучки, што от молодого осталась, ногу достал и приделал – коротковата вышла, да всяко лучше, чем ничего. Однорукому прилепил новую руку – тож не совсем в масть, ну да ладно. А опосля колдун на третью кучку глянул, а тамока тока ливер да мозги осталися. Всё, отбегался паря… Тока вдруг слышит колдун – храпит кто-то! Оборачивается, а то Горыныч дрыхнет. Едва про него колдун не забыл. Ну и што, думает, с этим чудищем делать? Убить – так живое ить шусчество, жалко зверя губить. Отпустить? Так он ишшо кого слопает; коли сладенькой человечинки отведал – теперя ужо не откажется, ума-то нету… Стоп! Как нет ума?! А енто што? Посмотрел колдун на кучку-то малую, черепушку спящему Горынычу вскрыл, мозги звериные вытряхнул, а туда натолкал то, что из кучки наскреб. Проснулся Горыныч, а он уже не Горыныч, а Стёпик. То-то радости у парня было. И те двое тож шибко порадовались. Ну, дурни, что с них возьмешь. Тут и сказке конец.

Все долго молчали. Потом Глеб тихо спросил:

– Это правда? Он умеет вот так: руки-ноги и… мозги?..

– А ты што, глазам своим не веришь? – нахмурился Мирон. – Или хошь, штоб я по второму кругу енту сказку рассказал? Ты, видать, и впрямь дурак знатный, не соврал.

– Тим, это правда? – повернул голову Глеб.

– Что ты дурак? – оскалился Тим.

– Про Доктора – правда? Ты сказал, что этот парень – его сын. Это тоже правда?

– Пошел ты знаешь куда со своими расспросами!..

– Мирон, – позвал Глеб разнорукого, – почему вы его до сих пор не расстреляете? Это же не просто храмовник, это прихвостень самой Святой, моей матери.

– Расстреляем, не переживай. А ишшо лучше – утопим, пулю жалко. Тока надо Нюрку увести, не при девчонке же…

– Вот и правильно. А я, когда меня доставят к Подземному Доктору, и ему расскажу, и всем, кто рядом будет, что он про Святую говорил. И попрошу, чтобы ей это передали, мамочке понравится.

– Что я говорил про Святую?! – задергался в веревочных путах Тим.

– Что она старая стала, страшная, седая вся. Что тебе рядом с ней противно находиться, тошнит просто.

– Замолчи!!! – завопил храмовник. – Святая – самая красивая, самая лучшая женщина на свете!

– Ну, она-то услышит совсем другие слова, – улыбнулся Глеб.

– Нет! Ты не скажешь этого! Это же твоя мать, ты не сможешь так о ней сказать! Не скажешь?! Скажи, что не скажешь!

– Видишь, какой ты, оказывается, говорливый. А то всё молчком, молчком… Значит, так: или рассказываешь всё, что знаешь о Подземном Докторе и его сыне, или – клянусь! – скажу о тебе и о матери то, что ты слышал.

И Тим рассказал. Из-за того, что с его памятью поработала Святая, он не помнил, что сам жил в монастырских подземельях, но то, что смогли узнать о Докторе храмовники, он знал тоже. И каким-то образом – вероятно потому, что как раз об этом он говорил Святой перед своей «обработкой», – он помнил о сыне «архангельского демона» и о Тамаре, матери юноши, превращенной Доктором в волчицу.

Глеб был поражен услышанным. Пазл начал складываться, не хватало лишь нескольких кусочков. Но ему нужно было узнать у Тима кое-что еще. Сейчас, пока тот был в запале, можно было попробовать спросить и об этом.

– Святая приказала тебе убить Денисова?

– Да, приказала! – с ядовитой злорадной улыбкой выкрикнул Тим. – Жаль, что не вышло, но этому предателю всё равно не жить! Плохо лишь, что она решила убрать из города тебя. Сначала я не мог понять, а теперь стало ясно: Святая узнала, что Подземный Доктор начал на тебя охоту, и решила тебя спасти. А как было бы славно, если бы он разобрал тебя на запчасти, и тогда Святая любила бы только меня одного!.. Ну ничего, скоро ты и так окажешься у Доктора, и он пересадит твой мозг вонючей крысе, а шкуру отдаст девчонке, и она набьет из него чучело… А я… я умру с именем любимой на устах!..

Храмовник разошелся – сказалось, видимо, долгое речевое воздержание, – но Глеб его уже не слушал. В его голове щелкнуло – и пазл наконец сложился.

Старый Прокопий оказался прав: мать хотела его спасти. Они с Подземным Доктором определенно знали друг друга, возможно, еще до Катастрофы. Неясно, как и когда, но между ними пробежала черная кошка. Скорее всего, Святая сделала Доктору какую-то пакость, и он решил ей отомстить. К тому же, он придумал, как убить сразу двух зайцев. У Доктора родился слабоумный ребенок, которого он скрывал от всех, сделав даже мать сына бессловесным зверем. Но ему также стало известно – совсем недавно, ведь и его, Глеба, существование держалось в секрете, – что у Святой тоже имеется сын. Урод, но с нормально работающим мозгом (правда, сам Глеб после недавних событий стал уже в этом сомневаться). И Подземный Доктор задумал похитить сына Святой и пересадить его мозг собственному сыну. Таким образом, его мальчик получал рассудок, а Святая лишалась ребенка совсем. На взгляд Глеба, было бы совсем здорово пересадить недоразвитый мозг в его тело и отправить такой «подарок» Святой, но, возможно, Доктор пожалел свое чадо. Подумал, что уж лучше пусть больное сознание того уснет навсегда, чем мучается в теле урода, которого, к тому же, Святая после этого наверняка уничтожит, причинив по возможности максимум страданий и боли.

Таким, по суждениям Глеба, был план Подземного Доктора. Но дальше всё пошло наперекосяк. Святая почуяла опасность и отправила сына неизвестно куда. Доктор велел своим бывшим пациентам найти и доставить к нему мутанта. Но беда не приходит одна – каким-то образом удалось сбежать сыну Доктора. Впрочем, Глеб теперь понимал, как случилось и это. Сына выкрала родная мать – волчица Тамара. Именно у нее и забрал мальчика «птеродактиль» Стёпик.

Что ж, теперь оба они были вместе, осталось только доставить их к Подземному Доктору, чтобы тот провел задуманную операцию. И это непременно произойдет, если, конечно, Лик не решит его спасти. А ведь решит наверняка. Только вот… хочется ли спасаться ему самому?..

Поначалу Глеб слегка обалдел от подобной мысли. Конечно же ему хочется спастись!.. Или… Шерсть на лбу внезапно намокла от пота. Вот именно – шерсть. Эта ненавистная, гадкая шерсть! Звериная внешность, жуткая рожа – всё то, что делает его не человеком, а уродом, страшилищем. А так бы он стал нормальным! Это ли не самая большая, но до сего дня казавшаяся несбыточной его мечта?.. И ведь у него такая красивая жена. Каково ей жить с австралопитеком?.. Сашка, конечно, не подает виду и никогда не скажет ему ничего подобного, но ведь любому понятно и так, какого мужчину хочет видеть рядом с собой нормальная женщина. Вот именно, опять же – нормального! И это теперь реально. Это – доступно! Для этого даже не нужно ничего делать – всего лишь не рыпаться. А потом, когда он станет нормальным, он придумает, как сбежать от Подземного Доктора. Похоже, тот просчитался именно в этом: не подумал, что Глеб уже давно не ребенок, а самостоятельный человек и насильно играть роль чужого сыночка не станет.

Правда, не обойдется без жертв – ведь разум мальчика, пусть и недоразвитый, погибнет. Впрочем, возможно, для него это станет лишь благом. А еще – Сашке придется делить ложе практически с ребенком… Ну, ничего, она и сама-то выглядит девчонкой. А он станет делать упражнения, увеличивающие мышечную массу, и через полгода-год, а уж через пару лет – наверняка, станет выглядеть настоящим мужчиной. И вообще, молодость с годами проходит, в отличие от уродства.

Значит, что, решено? Тогда стоит поторопиться – как бы и впрямь со спасательной миссией не нагрянул Денисов.

Стоило ему подумать об этом, как из реки показалась голова Нюры.

– Вы пошто не шевелитесь?! – сердито закричала девочка. – Пошто урод ишшо тутока? Мне нужна его шкура!

– Нюра, выйди! – крикнул в ответ Глеб. – Мне нужно с тобой поговорить.

Разумеется, он не собирался просвещать ни девчонку, ни остальных об истинном положении вещей. Для них он придумал другую, весьма, на его взгляд, правдоподобную версию, при которой не нужно было убивать Тима. Все-таки лишних смертей Глеб не хотел, тем более, как он недавно убедился, мужчина определенно действовал не по своей воле, а подпав под злобные чары Святой. Пусть с ним Подземный Доктор разбирается. А может, Тим и сбежать как-то сумеет – всё равно шансов остаться живым при таком раскладе больше.

– Не хочу с тобой говорить! – отозвалась Нюра. – Станешь ить просить, штоб пожалели.

– Не стану. Плыви сюда!

Девочка нехотя подплыла к берегу и вышла.

– Ну?..

– Я что подумал, – взглянув на «птера», сказал Глеб. – Я ведь и правда очень тяжелый, Стёпику тяжело придется…

– Для кого С-стёпик, а для кого и С-степан, – буркнул явно заинтересовавшийся его словами «птеродактиль».

– Степану будет тяжело, – поправился мутант. – К тому же Подземный Доктор будет рад, если вы ему и храмовника этого отдадите.

– Чаво вдруг? – насупился Мирон. Игнатий тоже недовольно помотал головой.

– Ну как же? Ведь ему наверняка нужны «запчасти», чтобы лечить людей. А тут вон всё здоровое и целое, в полном комплекте. Доктор точно вам спасибо скажет.

– А ить дело говоришь, – прищурился Игнатий. – Тока не пойму я што-то: сперва ты Степана жалеешь, а теперича ишшо ему груз увеличить хошь.

– Степан не нужен. Есть же лодка.

– Тьфу ты, и впрямь! – шлепнул себя по лбу Игнатий. – Тока хитер ты, как я погляжу. Мы вас в лодке отправим, а вы к Святой поплывете. Это удумал?

– Можете с нами ехать, – пожал Глеб плечами. – Сдадите Доктору – вернетесь назад.

– Я поеду, – кивнул Мирон. – С «калашом». Никуды не денутся.

– Я тоже, – сказала Нюра. – Шкуру заберу.

– Ехать долго, – нахмурился Игнатий, – а тебе без воды никак. Останавливаться – долго шибко.

– Я веревкой обвяжусь, – сказала девочка, – а другой конец – к лодке. Надо станет – прыгну в воду и потащусь следом.

– Под винт угодишь!

– Не-а, я юркая.

– Ну, гляди… – покачал головой Игнатий и сказал Мирону: – Посматривай за ней. И возьми мешковину – растирать Нюрку станешь, как из воды в лодку вылезет.

– Пошто меня растирать?! – вспыхнула Нюра. – Не дам!

– А не дашь – тады заболеешь и помрешь! До Устюгу не близко, замерзнешь тащиться за лодкой-то.

– Не замерзну.

– А станешь спорить – ваапче никуды не пущу! – Игнатий сказал это столь уверенно и строго, что девочка поняла: лучше и правда не спорить.

Так впятером и отправились. Руки Глебу и Тиму оставили связанными; правда, перед этим в очередной раз ненадолго развязали, чтобы восстановить кровообращение.

Не отъехали, наверное, и километра, как все увидели бегущего по берегу волка. Тот, заметив лодку, остановился, а потом жалобно завыл и, развернувшись, побежал за ними.

Мальчишка протянул вдруг в сторону волка руки:

– Та-ма! Та-ма!..

– Тама, тама, – кивнул Мирон. – Волк тама, да? У-уу, бяка!.. Тот самый, небось, что тебя схарчить хотел. Не боись, паря, теперича он тебя не тронет.

Глеб прекрасно понял, что мальчик ничуть не испугался волка. А точнее – волчицы. Потому что это была его мать. И говоря «та-ма» он вовсе не имел в виду направление. Просто не мог выговорить трудное имя Тамара.

А Нюра, хоть и была куда меньше юноши, прижала его к себе, словно защищая от опасности. И, удивительное дело, парень откликнулся на ласку: обнял девочку и положил голову ей на плечо.