Подводное течение

ГЛАВА 8

Мысль пустить себе пулю в лоб никогда не посещала меня, но именно она пришла мне в голову, когда я взял в руки тяжелый автоматический пистолет. Он настоящий, это я понял сразу же. Правда, я понятия не имел, заряжен он или нет.

Полагаю, если нажму на курок, то выясню это.

Ну, нет. Как и говорил, я не из таких. Правда, я по-прежнему ума не приложу, как он оказался у меня в столе. Пистолет на вид старый, но не какой-то там глок, как в фильмах про гангстеров; обычный военный пистолет.

Может дедушкин? На самом деле, в этом есть смысл. Его форма, медали, шлем — все это хранится где-то на чердаке. Так почему бы не хранить там и его пистолет 45 калибра?

Если он там и был, то я никогда раньше не видел его.

Как и шестьсот двадцать пять долларов: именно такая сумма получилась, когда я снял с денег резинку и пересчитал их.

Тем не менее, вся эта сумма находится у меня в комнате и ждет, что ее потратят. Банкноты, разложенные в кучки на моем столе, буквально умоляют меня сделать это. И кто, спрашивается, остановит меня?

Я услышал какой-то шум и быстро убрал пистолет и деньги обратно в коробку из-под обуви, где и обнаружил их. Сверху на коробку сложил тетради, закрыл ящик и прислушался. Звуков шагов не было слышно.

Мне стало интересно, чтобы сказала бы мама, если бы нашла эту мою небольшую заначку. Насколько я знаю, раньше она никогда не рылась в моих вещах. Я не давал ей такого повода.

Ну что ж, теперь он у нее есть.

Внимательно осматриваю комнату в поисках еще каких-нибудь подсказок. Кто живет здесь? Я убеждаюсь, что мои любимые книги исчезли с полок, и вместо них стоят какие-то дурацкие спортивные кубки.

Стоп, стоп, стоп… а где моя гитара? А усилитель? В комнате их нет, на их месте стоит корзина для белья.

Скейтборд, на котором я ездил в город в теплое время года, тоже пропал со своего обычного места на подоконнике.

Я снова посмотрел на футляр с трубой, лежащий на полке. Знаете, на самом деле мне жаль, что я не умею играть на ней, ведь если бы умел, то у нас с Уиллоу был бы общий урок по музыке.

На данном этапе, в этом году у нас с ней только два общих урока, что очень досадно.

Впрочем, полагаю, даже будь у нас совместный урок по музыке, вряд ли мы бы сидели вместе, потому что она играет на флейте в своей группе, ну и все остальные тоже сидят, разбившись на группки.

А с другой стороны, чего я ною? В прошлом году у нас был только один общий урок.

Биология. Именно там мы и подружились, после того, как нас поставили работать в паре.

Когда я вспоминаю все те случаи, когда мне выпадал шанс и я как бы невзначай заговаривал с ней, или прижимался лбом к ее лбу над окуляром микроскопа, мне кажется, что некая сила Вселенной наблюдала за мной. Или все это хаос и безграничная случайность, а мне просто чертовски сильно повезло.

Предмет был занятный. Преподавала его нам мистер Шредер — известная личность в школе Кристал-Фоллз. Обычно он преподавал физику, но вероятно, мог бы обучать любому предмету — ну разве что кроме физкультуры из-за своей хромоты.

Он напоминал чокнутого ученого, ходил туда-сюда по классу, рассказывал странные истории о тайнах науки.

У мистера Шредера был брат-близнец, о чем я узнал как-то раз, когда ездил с матерью за покупками.

— День добрый, мистер Шредер, — поздоровался я с человеком, который выглядел точь-в-точь как мой учитель биологии, даже судя по тому, как он был одет. Когда я подбежал к нему, он стоял, склонившись, и изучал этикетку на упаковке с апельсинового сока.

Мужчина удивленно на меня посмотрел.

— Мы знакомы? — раздраженно спросил он.

Я сразу же покраснел. Мой учитель не помнит меня? Вот так унижение.

— Я Кэллум Харрис. Из вашего класса биологии.

— А, — нахмурившись, отреагировал мужчина. — Вы спутали меня с моим братом. Это он у нас преподает в старших классах школы, а не я.

— Ох, простите.

Но мужчина уже закончил наш разговор и снова увлеченно читал этикетку на коробке с соком.

К счастью наш мистер Шредер гораздо дружелюбнее своего брата и может заставить весь класс смеяться над своими оригинальными шутками, порой прерывая урок не на одну минуту.

Поэтому для всех стало шоком, когда однажды пришел директор и объявил:

— Боюсь, мистер Шредер покинул нас на неопределенный срок. Сегодня урок проведет мисс Филдинг. А к понедельнику мы найдем вам замену.

Весь класс был в шоке.

— Но что случилось? — хотели знать мы. — Куда он ушел?

— Это вас не касается, — строго осадил нас директор. Но глядя на наши встревоженные лица, он несколько смягчился. — Ребята, с мистером Шредером все в порядке. Он взял отпуск по личным обстоятельствам. Надеемся, он вернется в свое время. Но не могу с уверенностью утверждать это.

Мистер Шредер так и не вернулся, а мы не узнали причину его ухода.

Ходили слухи, что он сошел с ума. Несколько учеников утверждали, что видели, как он часами стоял на мосту, перегнувшись через перила, и смотрел вниз на воду.

А потом однажды мы с Брайсом заметили его в «Электроника-Вероника», он копался в стопке старых электронных компонентов и что-то бормотал себе под нос.

По крайней мере, мы подумали, что это был он, предположив, что его близнец вряд ли бы заинтересовался чем-то подобным.

— Диоды, диоды, диоды, — без остановки повторял он. — Где же вы прячетесь, мои маленькие мерзкие друзья?

Один взгляд на его безумное выражение лица, и мы как можно быстрее сбежали из магазина, пока он не заметил нас.

Тем временем в школе, нам назначили нового преподавателя, и уроки снова стали до чертиков скучными.

Что означало, что я мог сосредоточить все свое внимание на Уиллоу, которая увлеченно изучала нарисованные чернилами рисунки на моей руке, пока нас не обругали.

Тогда мы стали обмениваться записочками и рисунками и сделали все, чтобы нас снова не засекли.

Я снова задумался о Уиллоу и о странном телефонном звонке. У меня сложилось впечатление, что она совсем не знает меня. Я решил проверить сообщения, которые она присылала мне по компьютеру почти каждый день после школы.

Однажды мы попытались устроить видеоконференцию, но компьютер, доставшийся мне от отца, был слишком старым и не потянул видеочат. Он годился только для домашней работы.

Отец обещал купить мне новый комп, но я не выполнил условия нашей с ним договоренности, так как мои отметки оставили желать лучшего.

Я нажал кнопку «включить» и откинулся на спинку стула, ожидая, пока машина натужно кряхтя и помигивая крошечными огоньками пробуждалась к жизни. Когда комп наконец-то запустился, я набрал пароль и нажал кнопку «войти».

Пароль не сработал.

Хммм. Посчитав, что я, вероятно, неправильно ввел его, я попробовал заново. Компьютер снова отклонил пароль. Я нажал Caps Lock. Безуспешно. Я попробовал старый пароль. А затем еще один. И еще один. Я испробовал все вариации паролей, которыми пользовался за всю жизнь и которые сумел вспомнить. Каждый раз компьютер не впускал меня.

Я разочаровано стукнул по краю монитора. И как, спрашивается, мне войти в эту тупую штуку?

Я решил забить на клавиатуре самое противное слово, которое смог придумать, слово, которым я называл Коула, когда был адски на него зол.

И это сработало, я вошел в систему.

Я в очередной раз почувствовал себя странно, когда наконец-то прогрузился рабочий стол. На нем красовалась очередная сексуальная девчонка. Эта девчонка развалилась на диване красного цвета, на ней было надето только бесчисленное количество ниток черного жемчуга, и больше ничего.

Эта все та же девчонка с постера на стене, полагаю, но сказать сложно, из-за толстого слоя макияжа и маски на лице.

Кажется, я даже узнал ее — она актриса, хотя я не видел ни одного фильма с ней. Какое-то дамское кино в основном, которое даже Уиллоу не стала бы смотреть.

Я решил покопаться в компьютере. Порядок наименований папок оказался таким, каким его обычно создавал я. Бросив взгляд на папку «Домашняя работа», я узнал несколько тем прошлого года.

Но прочитав их, я не сумел вспомнить, что работал над этими заданиями.

Большинство работ будто бы выполнены в спешке, что очень похоже на меня. Правда, я предпочитаю использовать более длинные слова, чтобы скрыть свою лень, а в этих работах их почти нет, да и орфографических ошибок много.

Создается впечатление, что на несколько последних исследований была потрачена уйма времени, но я слабо представляю, чтобы я сделал такое.

Я запустил веб-браузер. Большинства моих закладок не оказалось. Но что еще более странно, в журнале посещений присутствуют сайты, которые меня ни капли не интересуют. Куча ссылок связана со спортом, в частности с футболом — что, как и коллекция кубков, для меня ничего не означает. Я далек от спорта. Если ничего не путаю, я прекратил притворяться, что мне нравится футбол, когда Коула вышвырнули из команды и он прекратил играть.

Даже раньше, когда мы ходили на игры вместе с мамой и отцом, я толком не знал правил.

Зрители свистели, размахивали флагами, а я стонал или улюлюкал вместо со всеми. Признаюсь, что, когда Коула удаляли с поля, я просто таращился на девчонок из группы поддержки.

Так с чего бы мне посещать спортивные сайты, что согласно моей истории кто-то делает постоянно? Страшно признавать, но возможно, память полностью отказывает мне?

Я зашел в мессенджер, чтобы прочитать сообщения, к счастью, пароль вводить не потребовалось. Когда все они прогрузились, я поверить не мог, что их так много. В основном все они были от ребят из школы.

Большинство из них я почти не знаю, а некоторых вообще недолюбливаю. Но вот я вижу сообщения от них, в которых ко мне обращаются «бро» и «дружище», эти люди пишут на моей стене и забрасывают меня личными сообщениями.

Но самая странная штука это диалог с Айви. То, что она пишет мне сообщения почти так же таинственно непонятно, как и то, что она якобы встречается со мной.

Но какова бы ни была причина, она писала мне раз десять только за последние десять дней. Я быстро прочитываю все сообщения. Она беспокоится обо мне, потеряла сон, надеется, что я позвоню ей как можно скорее.

Удивив самого себя, нажимаю на кнопку «ответить» и печатаю:

И отправляю сообщение.

Большинство остальных репостов и сообщений до жути скучные. Парни шутят и пишут ругательства заглавными буквами. Ничто из прочитанного не кажется мне забавным и ни о чем мне не говорит.

На экране начинает мигать окошко чата — ответ от Айви. Она онлайн.

Захватывающее предложение. Я уже начинаю писать ответ, но останавливаю себя и удаляю все, что написал. Я не готов начинать играть в игры. Опасные игры. Я должен выяснить, что происходит.

Я решаю не отвечать.

Прочитав оставшиеся сообщения, я пытаюсь разобраться в ситуации. Внезапно одно сообщение обращает на себя мое внимание. Оно датировано днем ранее того дня, когда я упал в водопад.

Это сообщение от Нейла Парсона.

Я действительно вижу это? Я только недавно заверил шерифа, что у нас с этим парнем нет ничего общего, и вот нате вам, сообщение от него, а ведь он якобы пропал.

Я сам испугался, так быстро я удалил сообщение.

За дверью моей комнаты раздался цокот когтей Джесс, поднимающейся по лестнице. Из-за всех этих странностей я совершенно забыл о ней. Обычно она всегда сидит рядышком со мной за обеденным столом, надеясь, что я угощу ее чем-то, что мне пришлось не по вкусу. Может быть, она была на кухне вечером, а я ее не заметил.

Сейчас я могу воспользоваться ее любовью ко мне — утешение старого друга, который никогда не задает вопросов. Я открыл двери спальни, как раз, когда она пробегала мимо, наверняка направляясь в спальню матери.

— Эй, Джесс, — позвал я.

Но я в ужасе, когда собака начинает пятиться от меня, и прижимает уши.

— Джесс! — зло кричу я. — Ко мне!

Но она игнорирует мою команду. Поверить не могу. Я сам дрессировал эту собаку и обычно мог заставить ее замереть на месте одной командой.

Мне следовало бы шлепнуть ее по морде за непослушание. Потому что она должна беспрекословно слушаться меня, раз мы живем возле дороги, по которой носятся машины на скорости сто километров в час. Если она бросится наутек, испугавшись бурундучка, она может погибнуть. Но что-то в том, как она выглядит, останавливает меня. Она будто бы боится меня. И это как-то неправильно.

Я снова закрываю дверь. С меня достаточно. Выключив компьютер, я лег в кровать, даже не раздеваясь. Спасибо, хоть фланелевые простыни остались теми же.

На них нарисованы лоси и сосновые ветки. Такой глупый рисунок, но и такой забавный. А еще они очень удобные.

Я натянул покрывало до подбородка и вскоре заснул.

На следующее утро я просыпаюсь от стука в дверь. В комнату заглядывает мама.

— Как ты себя чувствуешь? Хочешь есть? — спрашивает она.

Я действительно голоден. Как будто стол лет не ел, а мой знаменитый нюх уже учуял запах бекона, доносящийся с кухни.

— Да, — отвечаю я, сглотнув слюну. — Спущусь через минуту.

Чувствуя себя вспотевшим и несвежим, я отбрасываю одеяло в сторону. Было ошибочно не раздеваться вчера вечером перед тем, как идти спать. Зато теперь не надо заморачиваться и одеваться.

Встав, я почувствовал себя несколько лучше, даже находясь в своей странно незнакомой комнате. Опять же, мозг удивительный орган. Помню на каком-то уроке слышал, что был проведен эксперимент, где людям надевали специальные очки, в которых тем все казалось перевернутым вверх тормашками. Они ходили совершенно дезориентированные. Затем, несколько дней спустя, их мозг просто подстроился, перевернув восприятие мира под нужным углом. Проблема заключалась в том, что, когда очки снова сняли, для них все снова перевернулось с ног на голову. Тогда мне это показалось забавным, сейчас же я осознаю, насколько напуганы они были. К счастью для них, этот эффект не продлился долго. В моем же случае я понятия не имею, что происходит.

Я иду в ванную. Там нахожу свою зубную щетку, она того же цвета, что и всегда и самая деформированная в доме, благодаря тому, как яростно я всегда чищу зубы. Я выдавливаю зубную пасту на щетку и пытаюсь избавится от жуткого привкуса во рту.

Пока чищу зубы, я замечаю, что в стакане стоят три зубные щетки, вместо двух, что странно.

Закончив умываться, спускаюсь вниз. У подножия лестницы, дорогу мне перебегает Джесс. Она останавливается и пятится, чтобы пропустить меня.

— Доброе утро, девочка, — бодро здороваюсь я. — Иди ко мне….

Но собака с места не двигается. Она снова прижимает уши к голове. Это странно. Мне хочется заставить ее подойти, может быть почесать ее за ушком. Но запах завтрака отвлекает меня.

Придя на кухню, меня ждет сюрприз. Отец по-прежнему дома. Он сидит за столом и читает газету. Как в старые добрые времена, только вот я такой картины не видел уже года два. И что еще более неожиданно — он в пижаме.

Должно быть, он ночевал у нас…

— Доброе утро, Кэл, — поприветствовал меня отец и опустил на стол кофейную кружку — коричневую громадину, которую я подарил ему на Рождество, когда был маленьким. С тех пор, он постоянно твердил, что это его любимая, и даже забрал ее с собой, когда ушел от нас. — Сегодня тебе получше?

Я уставился на него как на пришельца с другой планеты.

— Кэл? — позвал меня отец, выводя из ступора.

— А, да, конечно. Я отлично выспался.

— Рад слышать. Садись завтракать.

Сев, я залпом осушил стакан апельсинового сока. Затем положил на тарелку тосты, проложив между ними четыре полоски бекона. Затем окунул все это в соус и начал поглощать так, словно целую неделю голодным провел в лесу.

— Что ж, по крайней мере, аппетит к тебе точно вернулся, — обрадовалась мама. — Это хороший знак.

Ответить я не смог, рот у меня был забит едой. Отец предложил мне кофе, и я благодарно кивнул. Добавил в кружку молока и три полных чайных ложки сахара.

— По поводу твоего возвращения в школу, — начала мама. — Доктор считает, что спешить ни к чему. Он выпишет тебе больничный на любой срок.

Признаться, про школу-то я совсем забыл. Так, сегодня у нас, получается, среда? Думаю да. С учетом того сколько я пропустил, уверен, что отстал прилично. Зато в этот раз у меня есть достойное оправдание.

Тем не менее, мне не терпелось пойти в школу, хотя бы, чтобы увидеть, как все будут вести себя со мной. Судя по сообщениям, в школе я — Мистер Популярность или что-то типа того.

И все это только из-за того, что я упал в водопад и выжил? Если я прав, то не советую использовать этот метод, чтобы подняться по социальной лестнице.

— Не знаю. Я готов пойти в школу, — говорю я матери. И уточняю: — Хоть сегодня.

Родители выглядят удивленными.

— Уверен, что это хорошая идея? — спрашивает отец. — Мы думали, что ты еще недельку посидишь дома.

— Не знаю даже. Я готов пойти в школу, — отвечаю я, чувствуя себя гораздо лучше, после того, как нормально поел. — Не хотелось бы пропускать чересчур много занятий.

— Что ж, тогда сегодня еще побудешь дома, — решает отец. — А если завтра не передумаешь, то может и пойдешь завтра. Договорились?

— Договорились, — отвечаю я, сделав глоток кофе.

Несколько минут мы едим в тишине.

— Кэл, — в итоге мама нарушает тишину, — Мы с отцом тут подумали, может быть, ты помнишь еще что-нибудь о том, что с тобой приключилось?

— На самом деле не очень много. Все как в тумане, — объясняю я.

— Уверен? — уточняет отец. — Ничего не хочешь рассказать нам?

— Нет. А что?

— Ну, начнем с того, что недавно ты словно ушел в себя, — сказал отец. — Еще до падения. Словно пребывал в депрессии или тебя что-то тревожило.

— В депрессии? — я рассмеялся. — Нет, вовсе нет. Почему ты так решил?

— Да брось, Кэл, — подключилась к разговору мама. — Ты приходил домой все позже и позже, и сразу же молча поднимался в свою комнату. А когда мы все же виделись с тобой, то нам с трудом удавалось вытянуть из тебя пару слов.

Я снова засмеялся, но на этот раз, как-то нервно, потому что, насколько помню, я так себя никогда не вел. Если уж на то пошло, то такое поведение скорее присуще Коулу… ну или тому Коулу, которого я помню. — Что вы имеете в виду?

— Мы просто хотим знать, не в депрессии ли ты, Кэл, — пояснил отец. — Нет ли у тебя мыслей причинить себе вред. Потому что, если такие мысли есть, то знай, мы рядом. Нам важно помочь тебе.

Вот теперь я окончательно в шоке. И напуган.

— Что? нет! — обиженно ответил я. — Слушайте, то, что я упал в реку не означает, что я пытался убить себя. Господи!

— Успокойся. Это просто вопрос, никто тебя ни в чем не обвиняет, — попыталась успокоить меня мама.

— Но пытаться убить себя? Зачем мне это делать? — сердито требую я пояснений. — Поверьте, я рад жизни. Серьезно. Я вам не дядя Бад, знаете ли!

После этого моего восклицания мама побелела, как полотно. Она опустила голову и губы у нее задрожали.

— Кэл! — рявкнул отец.

— Забудь, Дон, — попросила мама, так и не подняв головы. — Просто забудь.

Зря я, конечно, помянул дядю Бада вот так вот; мама очень тяжело пережила все тогда.

— Прости, — извинился я. — Мне просто не понравилось то, что вы говорили. Слушайте, хоть я и не помню что случилось со мной, но уверен, что никакого отношения к суициду это не имеет. Понимаете?

Мама молча изучала столешницу глазами, блестящими от слез.

— Ладно, Кэл, — наконец-то заговорил отец.

Мама снова вернулась к завтраку и начала возить по тарелке остатки своего тоста. Отец же, тяжело вздохнув, снова уткнулся в газету.

За столом повисла неловкая тишина. Я попытался продолжить есть, но желудок словно свело.

Я все еще не могу прийти в себя от того, что отец сидит за столом. В пижаме!

Вспомнились четыре зубных щетки — он, что живет здесь или я чего-то недопонимаю? Нет, этого быть не может… мама бы ни за что такого не допустила. Или допустила?

Отец снова отхлебнул кофе из своей дурацкой кружки. Уверен, что видел ее на полке на кухне в его квартире. Он принес с собой кружку?

Я бросил взгляд на дверь, возле которой как раз стояла Джесс. Она смотрела на еду на столе, но в кухню не входила.

— Иди сюда, девочка, — позвал я собаку.

Джесс даже не пошевелилась. Тогда я протянул ей кусочек бекона. Ее голодный взгляд застыл на мне, и она едва заметно вздрогнула, но в кухню все равно не вошла. Я помахал беконом в воздухе.

Джесс наклонила голову, словно пытаясь понять в какую игру я с ней играю.

— Джесс, ко мне, — как можно спокойнее позвал я ее. — Ко мне.

Собака наконец-то зашла на кухню и обнюхала угощение. Она медленно потянулась к нему и приняла, напомнив мне дикую белку, которая резко выдергивает из рук человека хлебную корочку.

Она и правда меня теперь боится. И это так обидно. Потому что кроме двух легких тычков, которые скорее причинили боль мне, нежели ей, я всегда любил эту собаку с тех пор, как она появилась у нас, когда мне было десять.

А теперь она ведет себя так, словно я постоянно избивал ее палкой.

— Хорошая девочка, — хвалю ее я, пока она бежит к порогу кухни. Только там она начинает жевать, словно ей стыдно принимать подачки от меня.

И на этом я готов завершить завтрак. Желудок по-прежнему не отпустило, а от кофе меня словно качает. Наверное, мне стоит принять душ и пройтись по улице. Я спрашиваю родителей не против ли они.

— Конечно, — соглашается мама, но ее голос звучит глухо. — А с братом сначала немного не хочешь побыть? Уверена, что он скучал по тебе.

Я смотрю на нее. Скучал по мне? Да он, кажется, даже не видит меня. Это ужасно, я поверить в это не могу. Мне никак не удается связать между собой свистящий живой труп, лежащий наверху, и моего брата. Не получается и все тут.

— Эм, конечно, — чувствую себя обязанным ответить я, чтобы им стало легче. — Прямо сейчас к нему и загляну.

Я иду наверх, но уже по пути жалею о своем обещании. Потому что совершенно не желаю видеть снова этого парня. Не хочу сидеть там и смотреть на подергивающиеся глаза на застывшем лице.

Не могу я.

Поэтому останавливаюсь возле двери и прижимаюсь спиной к стене. Я прислушиваюсь к тому, как ритмично работает аппарат, с шипением закачивая и выкачивая кислород из легких.

Не может быть, чтобы это был мой брат. Не верю. Спортсмен-атлет с расстройством дефицита внимания, который не мог на одном месте усидеть пока ему не исполнилось пятнадцать и ему не прописали таблетки? Но если это не Коул, то кто?

Мне снова становится страшно. Грудь словно сдавила гигантская рука, не давая возможности дышать. Со мной что-то случилось. Может я сошел с ума, как мистер Шредер. Потому что я не знаю, что настоящее, а что вымышленное.

Заметив темные пятна, появившиеся на джинсах, я понимаю, что плачу. Стараюсь делать это как можно тише. Не хочу, чтобы родители услышали и пришли узнать, в чем дело. Разве я смогу объяснить им что-то?

Не знаю я, что с мной случилось. Все, что я знаю, что в отличие того эксперимента с очками, переворачивающими картинку верх ногами, мой мозг не восстановился, и все не вернулось на круги своя.

Что означает, что мне придется остаться здесь. По крайней мере, пока что.

Мне просто нужно все обдумать, понять, в чем же дело. Потому что я совершенно не горю желанием возвращаться в больницу. Слишком боюсь того, что может случиться с мной там.

Я как раз вытираю последние слезы рукавом, когда на лестнице раздаются шаги матери. У меня нет выбора: я вскакиваю и быстро проскальзываю в комнату для гостей.

И стою лицом к двери. Чувствую за спиной его присутствие и представляю, как он буравит взглядом мою спину. Но не оборачиваюсь. Как только мама оказывается в коридоре, я выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь.

— Он не спал? — спрашивает она.

Спал? Это можно как-то определить?

— Нет, — отвечаю я. — Но уже уснул, — добавляю тут же, надеясь, что мои слова звучат правдоподобно.

Мама с грустью смотрит на меня.

— Что ж, по крайней мере, он увидел тебя. Думаю, он гадал, куда ты пропал. Он понимает, что что-то случилось.

Не знаю, что на это ответить. Я неловко поеживаюсь.

— Пойду, пожалуй, приму душ, — наконец выдаю я.

— Конечно.

И мы расходимся по комнатам. Как только я оказываюсь в своей, я раздеваюсь и, взяв полотенце, висящее на внутренней стороне двери, обвязываю вокруг талии. Затем выбираю чистую одежду, которую собираюсь одеть после душа. Вот тут и обнаруживается еще одна странность.

Во-первых, мое нижнее белье. Я вижу только трусы-плавки. А я такие не ношу, я ношу только боксеры.

Я смотрю на джинсы, которые только что сбросил и с удивлением вижу в них плавки. Они слишком короткие — черные в пурпурную полоску. Что за чертовщина?

Я обыскиваю комод и нахожу пару трусов более-менее напоминающих боксеры, как те, которые на мне были в больнице и которые, насколько я помню, я всегда носил.

Затем выдвигаю следующий ящик, где у меня лежат футболки. И ни одна из них не кажется мне знакомой. Мне нравятся однотонные футболки, может у меня есть парочка с изображением любимых групп, но все футболки в ящике носят логотип известных спортивных компаний.

В следующем ящике, где я храню джинсы, нахожу только спортивные штаны и шорты. Помнится у меня была одна пара, да и то только для физкультуры. А теперь ими весь комод забит. Ах да, погодите, все правильно — я же предположительно что-то типа спортсмена теперь.

Мне приходится покопаться, прежде чем, я все же нахожу пару джинсов. Но даже их я вижу впервые и ни за что бы не одел — в них я буду похож на кретина.

Но выбора у меня нет. Кретин или нет, а демонстрировать свой зад всему Кристал-Фоллз я не намерен. В итоге к боксерам-плавкам присоединяются джинсы и одна из обычных футболок, которые мне удается найти, после чего наконец-то направляюсь в ванную.

Я принимаю долгий горячий душ. Мою волосы, забыв, что на задней части шеи у меня повязка. К черту — с меня хватит повязок. Я отдираю ее. Маленький кусочек пластыря в красных пятнах падает на дно и кружится в воронке слива, а затем раз и его нет — унесло Бог весть куда. Рану покалывает, когда на нее попадает вода, но все равно так здорово просто намылиться и смыть с себя все.

Я стою и позволяю воде бить мне в лицо какое-то время, что очень приятно, до тех пор пока я не делаю вдох и в нос мне не попадает вода, и тогда на долю секунды я снова оказываюсь там, в реке под водопадом.

Отпрыгнув в сторону, я поскальзываюсь и падаю в ванную. Больно, но к счастью, головой я не ударился.

— Кэл! — зовет меня мама, стуча в дверь. — Ты в порядке?

— В порядке! — отзываюсь я, перекрикивая шум воды. — Просто поскользнулся.

Я услышал, что мама крикнула что-то еще, но не сумел понять что. Снова крикнул, что я в порядке и встал. Бедро ощутимо побаливало.

Я снова ополоснулся водой, выключил кран и вылез из душа.

Тщательно вытершись полотенцем, насколько это было возможно в заполненной паром ванной, я оделся. Я осторожно промокнул голову еще несколько раз и вышел в комнату, чтобы взять носки и толстовку с капюшоном.

Одевшись окончательно, я спустился вниз.

Отец беседовал по телефону по работе, он был огорчен по поводу чего-то и обещал приехать в ближайшее время. Тем не менее, заметив меня, он мне улыбнулся. Я указал на входную дверь, и он одобрительно поднял большой палец вверх.

Я одел куртку, кроссовки и вышел в этот новый непонятный мне мир.