Подобно Войне за Веру

Глава 18

Неся вещмешок и сумку, Тристин прошел через шлюз орбитальной станции Перльи к пристыкованному «Рузвельту».

— Лейтенант Десолл явился для транспортировки. Разрешите взойти на борт? — спросил он, окунувшись в слабый запах озона и нагретого пластика.

— Проходите, сэр, — сказала дежурная с шокером на поясе. — Ваш приказ?

Тристин вручил ей приказ и личную карточку Службы, затем положил ладонь на сканнер. Полыхнул зеленый свет.

— Вы будете делить каюту четыре с лейтенантом Юраки, — она кивнула и вернула ему документы. — Он офицер-снабженец. Вторая и четвертая — налево в направлении на корму. Первая — капитанская. В пятой офицерская столовая. Мы отбываем менее чем через час.

— Спасибо, — Тристин двинулся по узкому коридору, чувствуя, как в имплантате отдается гудение корабельной сети. Он подался ближе к стене, встретившись с женщиной-офицером. Майором, судя по голограмме тройных нашивок. Над этими тремя полосами и именем Лорентиан красовались древние крылышки.

— Простите, сэр, — сказал он.

— Не беда, лейтенант. Вы наш пассажир, тот, что летит посмотреть, сможет ли он стать пилотом?

— Да, сэр.

Майор Лорентиан кивнула.

— Предстоит короткий прыжок. Хлопот не предвидится. После того, как устроитесь, приходите к нам. Можете поглядеть, во что собираетесь сунуться.

— Спасибо.

— Позже будете благодарить, — и она двинулась в сторону носа.

«Рузвельт» был крупней большинства кораблей перехода, и все-таки совсем невелик по сравнению с ревячьими тройдами. Но так обстояло почти со всеми судами перехода, имелись ограничения в размерах. В научно-популярной литературе Тристин встречал только расплывчатые намеки, в чем тут причина, но полагал, что этому еще научится. Коридор протянулся не более чем на тридцать метров, последние двадцать приходились на кормовую часть, входной шлюз и крохотные шканцы. Тристин понятия не имел, почему этот зальчик называется шканцами, знал только, что название идет из глубины времен. Каюта № 4 находилась как раз перед открытым третьим кормовым люком безопасности. Из учтивости он постучал в дверь, но ответа не последовало. Он постучал снова, подождал, а затем отодвинул скользящую дверь из тонкого пластика. С целью уменьшить вес и из практических соображений «Рузвельт», как и любой другой небоевой корабль перехода, состоял из герметических отсеков, но без сколько-нибудь прочных барьеров в подотсеках. Внутренние двери и стены были тонкими.

Тристин вошел в каюту и остановился. Крохотное рабочее место, выстроенное у герметичной третьей кормовой переборки, состояло из компактной консоли и колонки для хранения данных, набитой двухсантиметровыми дисками. У консоли сидел увесистый малый со светло-русыми волосами и кремово-смуглой кожей. Тристин почти чувствовал электронные сигналы, бегущие с консоли. Но он всегда был чувствительней к сетям, чем большинство людей. Именно поэтому разряды гроз на Маре он переносил тяжелей, чем остальные бойцы.

Десолл внес свои пожитки в каюту и поставил на пластиковую палубу, после чего задвинул за собой дверь. Несколько мгновение спустя офицер за консолью закончил стучать по клавишам и встал. У него имелась единственная золотая нашивка младшего лейтенанта, но тонкие черточки, разбегавшиеся из уголков глаз, указывали, что он заметно старше Тристина.

— Простите. Вы, должно быть, лейтенант Десолл.

— Тристин.

— Я Элджин Юраки. Тот, кому поручено складывать, распределять и доставлять груз, не говоря уже о запасах пищи, восстановлении воздуха и прочих бытовых и навигационных мелочах в жизни могучего «Рузвельта». Добро пожаловать на наше скромное суденышко, пусть у нас и тесновато.

— Спасибо, я не собирался…

— Все в порядке. Нам следовало бы извиниться. Мы везем двух весьма пожилых командиров. Они заняли две хорошие каюты. Экологический баланс и протокол не позволяют кого-то к ним подселять.

— Простите. Судя по всему, у вас полная загрузка. Сколько человек на борту? — спросил Тристин.

— Не особенно много. Капитан, лейтенант Хизерс, я и три техника. Плюс вы, командиры и еще пять техников. Судно рассчитано на то, чтобы перевозить груз, а не пассажиров. Баржа, вроде «Удали», может запросто взять тридцать командиров с суперкарго, шестьдесят в один присест. — Юраки помедлил и указал на консоль. — Простите, но…

— У вас сейчас, небось, работы выше головы. Скажите мне только, куда убрать вещи, и я не стану вам мешать, — Тристин одарил его улыбкой.

— Нижние рундуки пусты. И койка внизу ваша.

— Прекрасно. Я могу посидеть в кают-компании, чтобы вам не мешать?

— Как раз там я и находился бы, если бы не все это, — Юраки скорчил рожу. — Но вы сами решайте.

Тристин просунул свои пожитки в нижний рундук, куда они едва втиснулись. Ко времени, когда он выпрямился, Юраки опять сидел за консолью.

Кают-компания была лишь чуть ближе к корме, чем третья кормовая переборка справа. Она пустовала. Шесть легких серых пластиковых стульев окружали длинный узкий стол, еще три были задвинуты в пол. Смешанный запах крепкого чая и псевдоцитруса Подкрепунчика наполняли помещение. Оглядевшись, Тристин нашел чистую чашку и повернул ручку самовара. Чай оказался сравнительно свежим, но чересчур горячим, и Тристин обжег рот, поспешив сделать первый глоток. Он плюхнулся на стул в углу. Связанный пока с орбитальной станцией и с энергоресурсами станции, «Рузвельт» сохранял полную перлийскую гравитацию. Кто-то заглянул в столовую.

— Лейтенант?

Тристин обернулся и тут же встал, не только распознав форму командира, но и заметив наплечные зеленые шнуры, признак службы в Штабе.

— Да, сэр.

— Не могли бы вы налить чашечку чая для меня. Я была бы признательна. — Короткие темные волосы этой женщины в форме были заметно тронуты сединой. — Я в шестом номере.

— Я попробую, сэр. — Тристин еще не успел закончить фразу, как она исчезла. Глубоко и медленно вздохнув, Тристин прошел к стенному шкафчику и снял с сушилки новую пластиковую чашку, затем наполнил ее. Выйдя из столовой, он повернул направо и подошел к шестому номеру, где постучал в дверь.

— Ваш чай, командир.

— Войдите.

Тристин отворил дверь и вступил в каютку не больше той, которую ему предстояло делить с Юраки. Глаза командира слегка остекленели, она сидела, сосредоточившись, за самой большой переносной консолью, какую когда-либо видел Тристин. Дисплей, кажется, содержал трехмерную звездную карту, и Тристин не смог удержаться от того, чтобы не попытаться настроить свой имплантат на прием сигналов.

— Не стоит. Стандартный имплантат не рассчитан на такого рода потоки данных. — Она взяла чай. — Спасибо. — Ее глаза вновь остекленели, и она повернулась на стуле к консоли, установленной на откидном столике. Тристин стоял столбом, пока не сообразил, что ему разрешили удалиться. Он закрыл дверь и вернулся в столовую, где присел и основательно глотнул из своей чашки. Для этого командира его словно не существовало, она его воспринимала разве что как деталь оборудования. Он встал и налил себе еще одну чашку из самовара. Пока он сидел, медленно потягивая чай, никто в столовую не явился. Никто даже не прошел мимо открытой двери.

— Приготовиться к герметизации, — прозвучал из рупоров голос майора Лорентиан, — приготовиться к герметизации.

Услышав объявление, Тристин вымыл пустую чашку, вернул ее в сушилку и медленно прошел вперед по пустым теперь шканцам мимо герметичного люка, через который вступил на борт «Рузвельта». Когда Десолл приблизился к открытому люку кокпита, голос майора снова прогремел через рупоры:

— Приготовиться к смене энергоисточника.

Тристин потянулся и протиснулся в неширокий люк. Сержант у экранов в нише слева улыбнулся. Затем огоньки замигали. На миг перестали гудеть вентиляторы, гравитация упала до стандартных корабельных ноль пяти. Как всегда при такой перемене, в желудке у Тристина ухнуло. Он облизал губы, подался вперед и вгляделся в кокпит. Консоли перед капитаном и первым помощником ярко сияли. Тристин открыл на прием свой имплантат и малость пошатнулся: даже небольшая доля полной загрузки данных, казалось, захлестнула его. Пришлось отключиться. На глаза его набежали слезы, в голове стучало. Всем пилотам приходится принимать и обозревать такое обилие данных, или он подключился не к тем каналам? Возможно и то и другое, а спрашивать он не собирался.

— …Пеликан два… готов к мягкой расстыковке…

— …Пеликан два расстыковывается…

Видовой экран, который Тристин легко узнал, показывал, как «Рузвельт» отделяется от Орбитальной. Десолл наблюдал за сигналами, водопадом низвергавшимися на панели, и за мельканием данных на дисплеях, когда новые сменялись новейшими. Ни майор, ни пилот на втором сиденье не пользовались руками, ладони их непринужденно покоились на системе ручного управления. Тристин видел, что оба офицера не отрывают взглядов от чисто визуальных экранов, как будто не вполне доверяя прямой связи с сетью «Рузвельта» и своим имплантатам.

— Лейтенант? — Первый помощник оглянулся на Тристина.

— Да, сэр. — Хизерс, скорее всего, такой же лейтенант, как Десолл, но он был вторым после командира человеком на корабле, и Тристин ответил, как положено.

— Мы не приступим к переходу еще три относительных часа, и, похоже, они будут довольно занудными. Пойдите и попейте чаю или займитесь чем-то еще.

— Я могу что-то для вас сделать?

— Нет, спасибо. Возможно, вам придется поскучать, но мы пока заняты.

Тристин понял, что его вежливо выпихнули, и направился обратно в столовую, где застал Элджина Юраки с чашкой чая.

— Все в порядке? — спросил Тристин.

— Превосходно. В последнюю минуту навалилось. — Юраки бросил взгляд в сторону двери и понизил голос. — Командир Милсини, та, из шестой, обрушила на нас едва ли не пять тонн защитного оборудования. Жуткая морока возиться с таким перед самым стартом. Щиты, вес, баланс, перерасчет всей массы для перехода. — Хозяйственник прочистил горло. — Я боялся, что мы превысим предел для перехода, но у нас еще в запасе добрые две тонны.

Тристин учтиво кивнул. Две тонны на большой корабль не кажутся таким уж отступлением от границы безопасности.

— Видите ли, общая масса не столько важна, сколько точность расчетов массы. Чем ближе рассчитанная масса к оценке энергии перехода, тем меньше погрешность при переходе. При прочих равных условиях, хотя они и редко равные. Вообще-то, вы когда-нибудь будете все это знать лучше меня. Я только и знаю, что капитан устраивает мне взбучку, если расчет массы не так хорош, на какой я способен. — Юраки основательно глотнул горячего чаю и даже не поморщился. — А когда какой-нибудь командир приволакивает барахло, масса которого мне почти неизвестна… Ну как объяснишь командиру, в чем тут проблема? Начальство всегда твердит одно и то же: я обязан справиться с проблемой.

— Верно.

Оба младших офицера вздрогнули и подняли глаза. Второй командир, крепко сбитый смуглый коротышка с голографическими крыльями над именем Чан, стоял у самовара.

— Пока вы младший офицер, обязаны справляться с проблемами. Когда дослужитесь до командира, станете их создавать. А когда дорастете до высших чинов, вашей задачей будет указывать командирам, какие проблемы создать. — Он фыркнул. — Блаженствуйте, решая проблемы, пока можете. Это куда проще. — С этими словами командир Чан вынес из столовой свою чашку.

— Кто они? — спросил Тристин. — Вы знаете?

— Командир Милсини работает на плановый отдел главного штаба. Командир Чан… Этого я не знаю. Разве что заметил, все пилоты переходят на шепот, едва услышат, что он появился. У него только три чемодана барахла, и на каждом был наклеен расчет массы.

— Предусмотрительный малый, — заметил Тристин.

— Он был пилотом. Или и теперь пилот. Будь все пилоты такие, как он, никогда не забывали бы о важности расчетов массы, — Юраки встал и налил еще чашку чая, затем добавил в дымящееся питье вдоволь порошка Подкрепунчика.

Тристина передернуло:

— Как вы можете такое пить?

— И вы привыкнете, — Юраки глубоко вздохнул. — Вдобавок, у меня еще немало дел. Увидимся позднее. — Он забрал чашку из столовой. Тристин налил себе полчашки без Подкрепунчика и стал медленно потягивать. Не иначе, как он вздремнул и сам этого не заметил. Вздрогнув, он выпрямился и проверил по имплантату время. Так и есть. Прошло свыше двух часов с тех пор, как он покинул кокпит. Наверное, он устал больше, чем думал. Новая чашка чая с небольшим добавлением Подкрепунчика помогла ему стряхнуть дремоту, и он зашагал в сторону кокпита мимо техника в корабельной форме, по-прежнему наблюдавшего за состоянием ремонтных систем корабля с помощью шести-экранной панели.

— С чувством времени недурно, — заметил Хизерс с правого сиденья. — Еще пятнадцать или около того, — его глаза остекленели. Майор Лорентиан так и не удостоила Тристина взгляда. Прыганье огоньков по панели, кажется, замедлилось, каждую секунду гасли по два-три и уже не загорались. Может быть, системы снижают энергопотребление в канун перехода? Тристин не знал. Он впервые наблюдал за переходом с кокпита, и время скользило мимо.

— Приготовиться к переходу. Приготовиться к переходу, — прозвучали из рупоров слова Хизерса. — Тридцать секунд до перехода.

Корабль затих. Остановились вентиляторы. Погасли экраны. Исчезла гравитация, и Тристин выставил вперед ноги и неловко обхватил себя руками, коря себя за забывчивость.

В миг перехода весь корабль словно вывернулся наизнанку, черное стало белым, а тьма светом. Всего на долю секунды, но она казалась бесконечной, разумеется, исключительно субъективно. Не существовало часов, способных измерить продолжительность перехода. Затем с толчком, вызывающим спазмы желудка, корабль вернулся в нормальный космос.

Экраны перед пилотами замерцали медленно, а затем быстрее, датчики стали передавать сведения. Возобновилось шипение вентиляторов, судовая гравитация протащила Тристина сантиметров на десять по жесткой палубе. Ни один из пилотов не двинулся, хотя Тристин почти ощутил быстро возрастающий поток информации, бегущий через кокпит. Видовые экраны полыхнули и перенастроились. Они показали, что «Рузвельт» входит в систему и движется к Шевел Бета. Первый помощник потянулся и щелкнул клавишей близ консоли.

— Переход завершен. Мы идем внутрь системы. Идем внутрь системы.

Где-нибудь на финальном отрезке пути к Шевел Бета «Рузвельт» через свои приемники уловит импульсные и непрерывные сигналы, посылаемые с астероидов, находящихся в противоположных концах системы на синхронизированных орбитах. Сигналы содержат закодированные алгоритмы, при дешифровке которых, сверяясь с рассчитанным параллаксом, на идущем к пристани корабле Коалиции определят истинное время и тем самым погрешность при переходе.

— Так оно и бывает, лейтенант, увидимся позже, — и Хизерс бегло улыбнулся Тристину. Тристин понял, что ему, опять издевательски вежливо, предлагают уйти.

— Спасибо, сэр. — Он выбрался в узкий коридор за тесным кокпитом. Из ниши с приборами близ люка на Тристина поднял глаза сержант в корабельной форме.

— Удачи, лейтенант.

Тристин подумал, а ведь, пожалуй, судя по тому, что он видел, удача ему не повредит. А если вспомнить слова отца, то нужно нечто куда большее, чем простая удача.