Подарить жизнь

Глава 18 Планы на будущее

Акбар фем Годрас

Уже на рассвете Акбар Годрас пришел в деревню. Его тянуло лечь и отдохнуть, но времени не было. Все еще не закончилось, впереди масса дел. Часа четыре поспал – вполне достаточно. Кофе выпил, и нормально. Ему много времени для отдыха обычно не требовалось. При необходимости мог двое суток нормально на ногах держаться. Потом, правда, часиков восемь требовалось поспать, и чтобы не тревожили.

А в целом пока все в лучшем виде. Решив основные проблемы, вспомнил: на медицинском пункте отряда он обязан побывать. В его распоряжениях там абсолютно никто не нуждается, зато могут иметься просьбы, да и раненым неплохо показать, что они нужны не только в строю. На самом деле это он себя так обманывал, держа в голове другую идею.

Он шел и здоровался со всеми, приветствующими его, стараясь не тревожить лежащих неподвижно. Пусть отдыхают. Здесь хватало всяких раненых. И с заострившимися лицами, по которым сразу видно: не жильцы. И вполне бодрых, взвинченно делящихся впечатлениями.

– И тут она его пластать принялась, – говорил возбужденный голос. – Ну, натурально, как поросенка. Он только завизжал, да куда там, привязали болезного к столу крепкими ремнями.

– Ты не трожь лекаршу, – погудел еще один лежачий. – Мне говорят, рука работать не будет, отнять надо. Это как же я без руки на бабьей шее? А она пообещала – все будет нормально. Во, – он показал загипсованную руку с какими-то торчащими толстыми проволочками. – Только на нее и надежда!

Целитель обнаружился практически сразу. Он сидел прямо на земле, привалившись к деревянной стене дома спиной и вытянув ноги.

– Отстоял, – правильно поняв взгляд Акбара, сказал, делая приглашающий жест: садись! – с обеда и всю ночь без перерыва. Отдохнуть требуется.

Акбар не успел шевельнуться, как молодой хайдут за его спиной произнес «сейчас» и с топотом умчался. Не прошло и минуты, как он прибыл с неизвестно где найденной подушкой и положил ее на землю. Генерал всю жизнь был абсолютно равнодушен к лести и подхалимажу. Неумех и трусов он при себе не держал, однако умелая деловитость пришлась ему по душе. Мысленно сделал зарубку на память присмотреться к пареньку. Пока он достаточно ясно пожелал, чтобы его охранники отвалили в сторонку. Иные беседы не предназначены даже для близких ушей. Савами, совершено не стесняясь посторонних, может сказануть лишнее.

– Сто пять раненых на четверых без перерыва, – пожаловался целитель и вздохнул. – Это еще те, кто сумел добрести или кого привезли. Тяжелые там, – показал в сторону поля. – Кровью истекли. Сколько на каждого человека времени? То-то и оно. Не разгибаясь, работаем. Попробуй удалить пулю или всякие осколки и обрывки из раны без света. Почему до сих пор нет ничего, чтобы внутрь человеку заглянуть и проверить, все ли извлек, правильно ли зафиксирована поломанная кость?

– Хм.

– Да не могу я все время магически смотреть, – с досадой бросил Савами. – Два-три раза в день, не больше. Потом все, – безнадежным тоном объяснил нелицензионный маг и целитель, способный совсем не в шутку заявить: «Я тебя насквозь вижу».

Талант этот у него появился в детстве и всерьез напугал мать. Зато, выяснив, что при желании он умеет еще и кровь затворять, старший Найзак быстренько отвел мальчишку к целителю, навсегда перекрыв дорогу в обычные воины. А что? Такие способности встречаются редко, и разбрасываться людьми, умеющими делать настолько нетривиальные вещи, все равно, что золото в нужник с хохотом выкидывать. Иногда судьба человека определена еще до рождения.

Среди своих из этого особой тайны не делали, а жрецы Солнца в дальних провинциях по соседству с чужими лесами если и встречались, на иные действия граничар не обращали внимания. Себе дороже. Бывают вещи крайне полезные на войне и в обычной жизни, пусть и полулегальные. Кто же лишит себя хорошего целителя или способного учуять набег воина еще до его начала? Пусть там, в цивилизованных местах, ходят по струнке и боятся магических талантов. На границе такому не бывать!

Уж Акбар пользу от подобных людей на собственной шкуре изведал. Как привезли его из того похода с дыркой в плече и жаром, когда уже бредить начинал, только Савами его и вытащил с того света. Одной ногой уже в могиле находился. Оказывается, плохо прочистили раневой канал. Не хватило времени, драпать требовалось. Вот и крепился, пока не упал без сознания. Там остались какие-то мелкие щепочки, кусочек земли, ткань от рубахи. Да и крошки от раздробленного колечка кольчуги.

Он тогда очень хорошо усвоил, насколько важен рядом умелец. Без целителя и его противнейших червячков, подсунутых к ране, он бы наверняка давно уже находился в землях счастья. Или, вновь рожденный, бродил бы по земле, если бы таково было решение Богов. Горсть червей могла принести больше пользы, чем любой армейский костоправ: черви поедали пораженные ткани, и рана затягивалась быстрее.

Он же не Совершенный, чтобы безвылазно находиться у трона Владыки. Но в любом случае это был бы не он, а его душа. А так Савами вскрыл рану, рассек ткани, и черви скушали мертвое мясо. Встал через несколько дней слабый, но здоровый, и накрепко запомнил урок.

В его отрядах, а затем в полках, всегда на жалованье находился целитель. Брали врачевателя на службу не абы как, а с проверкой и испытательным сроком. Зато и жалованье, а также доля в добыче, у того была офицерская. А в качестве помощников всегда приставляли несколько человек. Не его дело носить раненых, кормить или убирать за ними. Рубить дрова или постоянно ухаживать за лошадьми тоже кто-то должен. Найдется, кому.

У целителя и без всякой ерунды занятий хватает. При всей своей прижимистости (не по скупости, а с целью улучшить маневренность войск полководец специально избавлялся от лишних людей) Акбар в каждом полку включил в штат целителя пятнадцать обозников с жалованьем. Вернувшийся в строй здоровый ветеран стоит намного дороже. Вовремя отсортировать, принести и обиходить раненого – важнейшее дело.

– И какое впечатление? – поинтересовался, не называя имени. Целитель и так в курсе. Сам же просил его внимательно присмотреться.

Сейчас Акбара очень даже волновало мнение Савами. Тот в людях разбирался, да и общался с Бенилой немалый срок. Не хотелось бы ошибиться в столь важном деле.

– Держи девочку обеими руками. Можешь ей даже заплатить в два раза больше стандартной таксы. Не прогадаешь.

– Настолько хороша? – недоверчиво переспросил Акбар.

– Тридцать человек, четырнадцать ампутаций. Больше любого из нас работала. Должно было быть семнадцать ампутаций, однако она уверяет, что при правильно наложенном гипсе, зафиксировавшем ранение, есть шансы спасти конечности. Сама наложила и проверила. Ну и остальное – шила разорванные сосуды, засовывала обратно в живот выпущенные наружу кишки. Я смотрел и удивлялся. Движения четкие и быстрые. Здесь так – чем скорее закончится операция, тем выше шансы не получить осложнения, да и кровотечение меньше. Опыта еще не хватает, зато кое-что умеет, не известное в нашей среде. Года через три интенсивной практики легко меня обставит именно в полевой хирургии. Про болезни она и так много больше моего знает. Учитель у нее был не просто хороший. Замечательный. Я бы у него поучился с удовольствием.

– Даже так?

– Мне очень многое неизвестно по части искусства лекарей, – с грустью сообщил Савами. – Я всю жизнь имею дело с ранами и частенько теряюсь, когда солдат валится с ног не от обычного поноса (сожрал нечто немытое и зеленое) и не от стандартного тифа. Меня этому не учили.

– Но ты же читал эти книги… Как там… «Канон целителя»!

– А вот про применение кокаина для местной анестезии в первый раз сегодня услышал. Нет, я знаю и растение, и результат жевания листьев, но что существует работа на сто сорок страниц с кучей таблиц и описанием опытов, с отслеживанием зависимости глубины анестезии и возможных осложнений – в первый раз слышу! Я бы этих храмовских жрецов-лекарей на деревьях перевешал, – сказал с откровенной злобой. – Зачем от специалистов такие важные вещи прячут?

– Но это же на Абалаке, у нас листьев коки не достать.

– Ты не понимаешь. Не обязательно больному и раненому терпеть, пока ты ковыряешься в ране. И не нужно бить по башке или накачивать спиртным, чтобы не мешал. Если повреждение не слишком велико, можно обколоть вокруг – и боли не будет!

– А! – осознал Акбар. – Так бы и сказал. А то – «местная анестезия!» Что такое анестезия, пойми – онемение языка, что ли.

– Ты пробовал, – утвердительно сказал целитель.

– Достану я тебе кокаин, подумаешь, великое дело! Надо просто не проявлять к этому заметного интереса. И так дорого, а если выяснится, насколько это важно, еще и цена вырастет. Одно дело побаловаться, другое – массовое применение.

– Листьев мало. Как я экстракт добуду без того трактата?

– Вот у нее и спросишь.

– Бенила могла читать, а изготовить намного сложнее. Без практики иные знания ничто. Да и с опытом не все ясно, – добавил он после паузы. – Сколько ни трудись, а рано или поздно появится нечто неизвестное, и с этим лучше смириться. Не всех можно вытащить. Такого и Врач не мог. И все же чем больше знаешь, тем выше шансы спасти чужую жизнь. Это – главное. А она многое усвоила от своего учителя. Очень многое. Мне завидно. Что ты, собственно, цепляешься к лекарю?

Акбар смущенно хмыкнул:.

– Надеюсь, ты не станешь отрицать, что я в людях разбираюсь?

– Еще скажи, что ты к людям с клизмой в руке непредвзято относишься!

– Не стану врать, не люблю вас. Не тебя, – поправился генерал, – вообще все это племя с хирургическими ножами и подозрительными травами, определяющее, жить больному или умереть.

– Ага, тебе людей сотнями на тот свет отправлять можно, а другому – не спас больного, так зазорно. Подлец и негодяй. Как посмел!

– Сам знаю, что не вполне нормально к вам отношусь, но ничего с собой поделать не могу.

– Ты, – показал пальцем Савами, – давно в душе носишь этот гной. Надо освободиться от неправильных мыслей. Недолго достукаться и до душевной болезни, обвиняя в грехах другого. Без исповеди будет хуже.

– Перед смертью обязательно. Я ведь не Взыскующий истины, чтобы исповедоваться регулярно. Нам, ортодоксам, два раза в жизни предписано это делать. При вхождении в возраст мужчины и перед смертью. По мне, более чем достаточно.

– Облегчение наступает после честного рассказа о проблемах. Да и выговориться частенько не лишнее. Сам знаешь, «сказанное на исповеди умрет во мне».

– А может мне не слишком приятно знать, что человек будет носить в себе мою боль? Да и нет у меня гарантии в вашей честности. Не в твоей, – предупредительно заявил полководец, – вообще жреческой. Знать, куда надавить и где больное место у неприятного тебе человека, всегда важно. Чем выше сидит исповедующийся, тем интереснее иметь на него нечто неприятное, знать, куда уколоть. Уж в Храмах этого точно не стесняются.

– Я не служу в Храме, – загремел в ответ целитель.

Его вера утверждала, что молиться можно где угодно, хоть в подсобных помещениях, или прямо в поле. Между человеком и Богом нет и не может быть посредников, которым надо за это платить. Есть люди более продвинувшиеся на пути Совершенства и готовые разрешить сомнения и возникшие вопросы. А служба должна быть проста и не отягощена условностями. Жрецы представляют собой преграду для постижения Божественного.

Хайдуты перестали болтать и уставились на них с недоумением. Гневающийся Взыскующий истины был явлением достаточно странным. Это что же требуется услышать для подобной яростной реакции?

– Зато ты мой старый друг, – положив руку на плечо Савами, торопливо сказал Акбар, – и тебе я свое тело доверяю без опаски. А этот… у меня от него каждый раз мурашки по коже. Потом проходит, но я чую. Даже с магами это не так явно. Сталкивался – знаю. Что-то в нем есть, – он, не находя слов, покрутил в воздухе ладонью, – не скажу, что неприятное, но не вполне нормальное. Вроде человек открытый и веселый, а иногда поймаешь взгляд – и в дрожь бросает.

– Тебя?

– Вот именно, – зло сказал Акбар, – меня. Я никого никогда не боялся. В бою об этом не размышляешь, в обычной жизни такого не ощущал. Опасался иных, – он подумал, – не умеющих себя держать в руках или наоборот, ласково улыбающихся и готовых ужалить в любую секунду. Остерегался подозрительных – это да. А вот ощущать себя ребенком рядом со взрослым, способным погладить по головке или мимоходом свернуть ее, просто чтобы не мешал – это нечто новое и крайне неприятное. Знаешь, как выводит из себя? А ничего с собой поделать не могу. Нехорошие у него глаза. Жуткие. Будто смотришь в оценивающую тебя Смерть. Он только кажется нормальным, – заверил генерал с глубокой убежденностью, – а сам холодный и страшный. У него лед и мороз в зрачках.

– Как часто ты определяешь такие вещи?

– Не постоянно, – буркнул недовольно Акбар.

Он об этом вообще мало с кем говорил. Воспитатель и отец. Джад может догадываться, но не обязательно. Все. И сейчас не хотел говорить – прорвало. Умеет Савами вызвать на откровенность. Не понять, как, но вдруг это его способность? А, чего уж теперь…

– Иногда я точно знаю, – объяснил тихо, – от этого будут одни неприятности. А этот может стать мне если не другом, то соратником, и не предаст. Естественно, нет вечных гарантий. Обстоятельства могут измениться, и не надо об этом забывать. Но если интуиции звенит: «Он несет несчастье!» – лучше сразу зарезать, потом поздно станет. Кстати, – с усмешкой сказал Акбар, – про тебя никогда ничего не чувствовал. Ни в том, ни в ином смысле. Может это еще хуже? Хотя таких много. Я далеко не каждого определяю. И не обязательно сразу. А вот его – моментально. Нешуточная угроза, не проявляемая внешне.

– Слышал я о таком, – поразмыслив, согласился целитель. – В тебе ведь есть кровь Воина.

– А! – без особого удивления кивнул Акбар. – Занятно слышать от тебя такие намеки. Ты знаешь эту легенду. Наследство от Бога. Многие верят: мои победы одержаны не просто так. Не хотят замечать, что я не сразу стал генералом, а шел к этому достаточно долго, набираясь опыта. В юности я был очень самонадеянным.

Он сухо рассмеялся, вспоминая прошлое и себя, наивного и молодого.

– Пока не нарвался на серьезного врага и за полчаса не потерял половину своих хайдутов. Я с ними с детства был. Моих друзей убили из-за моего гонора и нежелания выслушать совет подчиненного. Вот тогда я перестал верить в избранность и принялся пользоваться тем, что в черепе. Но ты прав. На самом деле я потомок двух Богов, и это не сказка. Еще и Врача. Легко назову имена, кто от кого происходил по обеим линиям. Нельзя быть Годрасом и не выучить все поколения предков. Было время, специально следили за сохранением в семье кровного наследства. Женились на родственницах. По слухам, Врач и запретил. В перспективе возможны наследственные болезни. А так… Неизвестно, приносит ли это что-то, а престиж точно немалый. Мы по двум линиям потомки Богов. И что с того?

– В древних родах, имеющих истинное отношение к древним… хозяевам, – избегая слов «Бог» и «демон», ответил целитель, – иногда встречаются очень странные умения.

– Говори прямо, магические, – фыркнул Акбар.

– Нет, это не то, что ты подразумеваешь. Иначе бы можно было назвать магом каждого десятого человека. Кто-то больше, кто-то меньше – многие что-то могут. Просто это редко проявляется без обучения, а мелочью даже Храм не интересуется. В ваших родах это умение постоянное и передается по наследству. Кстати, и дети реже болеют.

– Вот это уже совсем из ряда вон выходит, – прищурившись, демонстративно удивился Акбар. – Откуда такие сведения? А, – «догадался» он, – наличие аскетизма не подразумевает идиотизма, и Взыскующие истины присматриваются к известным семьям? После этого ты всерьез ждешь моей откровенной исповеди?

– Ох, Акбар, мы с тобой знакомы больше двадцати лет, и наблюдал я тебя во всяких видах. И без штанов, и с мечом в руке, и на суде, и когда ты… хм… воровал у нашего дорого императора.

– Не без твоего совета!

– Какая разница? Просто в тебе для меня секретов давно нет. Не в смысле, что ты там держишь в кармане, а в побуждениях и характере. Ничем ты лично меня не удивишь, уж извини. Исповедь нужна не мне – тебе, для облегчения души и освобождения от лишней грязи. Это изрядное облегчение, поговорить о своих душевных проблемах с другим человеком. Назови обычным дружеским разговором, что изменится?

– То есть, мы уже приступили? Так я пока ортодокс и в иную веру не просился.

– А я не записываю тебя в свою паству. Я просто друг. Разговоры с глазу на глаз дальше меня не пойдут. Или в этом есть сомнения?

– В тебе нет, иначе не разговаривали бы. А вот в твоих Просветленных – имеются. Не может существовать вера без политики. Иначе она умрет. Приходится иметь дело и с властью, и с законами – для улучшения жизни своих. А где политика, там отсутствует честь. Всегда: ты мне – я тебе. Всегда все за счет кого-то.

– К себе ты это тоже относишь?

– А чем я лучше? Для себя, для своего рода, для своих друзей я ищу выгоды. Разве не так? А насчет отсутствия удивления по поводу моих действий ты категорически неправ. Думаю, ты все-таки меня недостаточно знаешь, – он широко улыбнулся и поднял руку.

Давно замеченная им Бенила, шедшая вдоль ряда лежащих раненых и что-то у них спрашивавшая, остановилась, заметив подзывающий жест, и показала на последнего. Акбар кивнул, признавая ее правоту. Он может подождать. Пять минут роли не играют. Даже десять.

– Лечить людей с пробитой головой, – пробормотал рядом целитель. – Ну я всегда знал про выживших. Осколки костей убрать, а дальше воля Верховного Судьи. Мелкие кусочки лучше не трогать, они со временем обрастают соединительной тканью и особого беспокойства не доставляют. Но отсасывать кровь специальным шприцом, – он пожал плечами. – А ткнуть пальцем в очередного недобитого и мимоходом порадоваться, что не пострадали лобные доли, а то поведение серьезно нарушится, он будет видеть, слышать, говорить и исполнять привычные действия, но ему не стоит поручать нечто сложное и новое. Не сумеет и даже забудет, о чем вообще шла речь. И пальчиком в лоб: «А здесь участок, отвечающий за зрение. Тут – за обоняние». Без нюха будет существовать, ничего ужасного. Я спрашиваю: «Откуда подробности?» Она говорит: «На собаках проверено». Ты представляешь, вырезать псу половину мозга, и чтобы бегал живой, а ты смотрел на реакции?

– Вообще-то это скотство. За что собаку так?

– На людях лучше? Уверен, тебе бы не понравилось проверять на себе новый метод. Помнишь того парня с пробитой башкой и головными болями? Она говорит, возможно, осколки костей давят внутри черепа на мозг. Надо убрать.

– На живом?

– Говорит, возьмется, обещать, ничего не увидев, нельзя, но попробует. Ей самой интересно. Учитель у нее на глазах делал нечто подобное, и человек вполне здоров. Не жалуется. Даже если после такого выживет один из двух – это того стоит!

Он помолчал и медленно произнес:

– Из таких и вырастают великие люди. Из любопытных. Не важно, в какой области. Стремящихся не стоять на месте, даже если место это денежное.

– А сегодняшний с дыркой в черепе?

– А? – переспросил целитель, – О! Обещала металлическую пластину к голове приделать на место дырки. В Храмах этого не умеют, я тебе точно говорю! Железная девка, – сказал с одобрением, глядя на Бенилу. – Хватает здоровья проверить своих больных, а заодно и моих глянула. Я уже старенький, оказывается. Совсем никуда.

Девушка в очередной раз присела у раненого. Этот был в забытьи. Если честно, она не рассчитывала его спасти, а парень оказался стойким. Глядишь и вылезет. Жуть какие раны делают эти тяжелые пули. Кости буквально дробятся, и восстановить их ни малейшей возможности. Ампутация без вариантов, иначе гангрена начнется.

Приставленный для присмотра за состоянием раненых помощник заверил, что проследит за ними и в дальнейшем. Моментально позовет при необходимости. Вроде мужику верить можно. Этот из добросовестных и не отлынивает. Люди после ампутации сами не способны даже за водой сходить, нужен человек рядом.

На всякий случай она понюхала культю и внимательно осмотрела повязку. Еще рано, однако, для уверенности надо проследить за повязками, как и у всех прочих. Запах гнили или появление гноя пропустить нельзя. Это прямое указание на осложнения. Очень многое зависит от питания и состояния пострадавшего до ранения. Слабые редко выживают, но эти все здоровые молодые ребята – шансы высоки.

Она с трудом поднялась. На секунду замерла, пытаясь вспомнить, сколько же парней сегодня было на ее столе. Так и не смогла. Их заносили непрерывно. Не успеешь закончить с одним, волокут другого. И останавливаться нельзя. Пока она возилась с этими, по соседству умирали другие. Она все работала, ноги наливались тяжестью, а колени под конец начали ощутимо дрожать.

То, что раньше девушка считала форменным издевательством со стороны учителя – заставлять ее поднимать тяжести, делать множество работы стоя и не позволять присесть – сейчас в очередной раз оказалось глубокой мудростью. Никогда раньше ей не приходилось столько работать без остановки. Будь она менее закаленной, наверное, свалилась бы.

Можно собой гордиться. Без стимулирующих средств справилась. Насчет этого учитель ее тоже предупреждал – не злоупотреблять. Правда, он еще постоянно твердил, что нельзя оперировать через силу – это опасно для пациента. Будто у нее имелся выбор. Убьет или нет – это один к двум. Не поможешь – смерть придет без промедления.

Единственное, что оставило приятное впечатление – на всех хватило и перевязочного материала, и лекарств. Это дело здесь хорошо поставлено, и она недаром подсказала, какие средства понадобятся дополнительно. Все нужное купили, и при этом ничего лишнего. Даже помощники оказались очень к месту. С иным здоровым лбом, воющим от боли и не соображающим, что происходит, она бы нипочем не справилась. Не бить же их всерьез по голове, когда и так еле живые. И при всем при том, откуда только у раненых силы брались сопротивляться?

Распрямилась и, держа спину ровно, зашагала к своему непосредственному начальству. Пусть только Акбар фем Годрас посмеет ее в чем-то упрекнуть! Уж она найдет, что ему высказать. Целителей должно быть больше – это раз. Лекарств на завтра не хватит – это два. Раненых с поля боя из чужой армии могли бы и к другим целителям отослать. Все-таки она не обязана лечить всех подряд. Нет такого в договоре. Свой полк, ну ладно, и другие из их отряда, но не всю же армию вешать на ее шею – это три.

Акбар поднялся при ее приближении, не дожидаясь соответствующих слов, и, прокашлявшись, заявил:

– Я много лет искал девушку, похожую на мать, и сам не понимал этого, – он как-то странно замялся и бухнул, – я прошу тебя стать моей женой.

Бенила в изумлении открыла рот и не нашлась с ответом. Мало того, что ей впервые в жизни делали предложение, так еще и кто! Она даже забыла об усталости и молчала, не пытаясь прервать странный разговор.

– Я знаю, – почесав лоб, продолжил мямлить мужчина, – положено присылать родственников, договариваться заранее и вообще….

Он задумался, что именно сам подразумевает под «вообще», и сбился с мысли. Бенила осознала, что Акбар отнюдь не издевается. Даже речь заранее не приготовил. Смотреть на смущенного генерала, которого воины боялись через одного, а уважали все, включая врагов, было забавно. Не менее смешно, что она выше его. Как они рядом будут смотреться?

Тут у нее в голове очень закономерно прозвучал голос учителя. Она настолько привыкла к его авторитету и к тому, что он практически не ошибается (ну было по мелочи, кто без греха!), что всегда спрашивала себя в серьезных ситуациях, а как бы он поступил?

«Думай, девочка, хорошо думай. Это тебе не очередной сержант с роскошными усами, норовящий похлопать по заднице и затащить подальше. Конечно, о схожести с матерью – это ерунда. Он ее помнить не может. Зато не раз говорили про ее самостоятельность. Она шла за мужем и была ему опорой, но не являлась бесплатным приложением к дому. Ты же не хочешь сидеть на женской половине всю оставшуюся жизнь?

Акбар человек очень непростой. Рост, возраст – это все чушь. Вспомни, как выходят замуж в большинстве случаев. В пятнадцать лет и частенько за вдвое старшего, да еще и вдовца с детьми. И никто не спрашивает мнения невесты. А он человек порядочный. Но фем. Придется ведь стать хозяйкой в очень богатом доме. Стоп!..»

– Я не хочу переходить из-под власти опекуна под власть мужа, – произнесла она вслух, лихорадочно соображая.

– Мне нужна подруга в жизни, а не вещь, – ничуть не удивившись, согласился Акбар.

Официально брак считался завершенным не в результате обряда, свершенного жрецом. Этого недостаточно. Жених заранее в присутствии пяти свидетелей передавал монету отцу невесты и объявлял девушку своей собственностью. Это был, скорее, символический акт, потому что у той обычно имелось собственное имущество, полученное от родителей.

Впрямую как раз невеста приносила в дом некие ценности, а не жених отдаривался. Тем не менее, хозяином женщины, как и всего добра в семье, юридически являлся муж. В принципе он мог даже убить жену, хотя таких случаев встречалось немного. В основном просто били, и это считалось абсолютно нормальным. Никаких претензий или судов. Муж в своем праве.

Конечно, жена не рабыня и могла пожаловаться хотя бы родственникам, но все это имело множество разнообразных вариантов. Фактически хозяином в семье был мужчина, и решал все он. Развод если и возможен, то крайне затруднен, а дети при этом оставались у отца. Но имелся и другой вариант, особенно при неравных браках.

Отдавая свою дочь замуж, отец мог пожелать сохранить некий контроль за ее будущим и в любом случае обеспечить безбедное существование. В данном варианте он по-прежнему отвечал за своего ребенка и сохранял все юридические права над имуществом и жизнью дочери.

Естественно, обычно это было скорее проформой и позволяло женщиней сохранять определенную самостоятельность в действиях и отдельные заработки. Все дело в том, что многие считали это отступлением от старинных правил и традиций. Храмы очень боролись с подобными тенденциями, но остановить процесс далеко не всегда удавалось. Зато жрецы детей от таких браков в имущественных спорах сознательно отодвигали на второе место, если муж женился повторно по древнему обряду. Тут огромное поле для адвокатов и судов, поэтому иные процессы тянулись много лет. Когда имеется, что делить, всегда найдутся дыры в законах.

Для Бенилы было намного предпочтительнее находиться во власти опекуна. Уж от учителя гадости ждать глупо, а если он еще и находится неизвестно где, так ее собственные мнение и волю и вовсе некому опровергнуть. Она сама себе хозяйка и владычица, как и личным деньгам. Впрочем, она не собиралась просто так это дело оставлять. Имея под рукой Акбара и клан Годрасов, можно и слегка попользоваться представившимися перспективами. Уж безопасность муж ей и ее учителю обеспечит. Неважно, в Карунасе или даже на Великой реке. Главное, больше не потребуется бегать и прятаться.

– Я не собираюсь мешать твоим лекарским занятиям, – сказал между тем Акбар очень серьезно. Его тянуло подмигнуть с намеком, но он боялся, что девушка неправильно его поймет. – В моих владениях для жены всегда будет масса работы.

Про себя подумал, что нисколько не лукавит. Хочется ей помогать людям, чем плохо? Он с удовольствием обеспечит всю эту деятельность. Здоровье окружающих вещь немаловажная, а заботливая госпожа всем придется по сердцу. Из Бенилы хозяйка получится – это он точно знал. И жена, и мать, и лекарь.

Чего хотел добиться ее опекун, неизвестно, а чувство долга в девушке воспитал правильно. Будет верная помощница и друг, не уступающая ему. В другом отношении… так ему и не нужна воительница. Себя хватит. Ему важны надежный тыл и верность. А детей давно пора завести. Должны получиться замечательные. Крепкая девушка, и белобрысая, как ему всегда нравилось.

Что еще нужно для нормальной семейной жизни? Любовь? Это все сказки. Он давно вырос. Введет ее в новую жизнь, познакомит с обязанностями, ей еще неизвестными. Не может не сработать. Пусть она уже сформировалась, имеет свой характер и устремления, все равно рано или поздно он заменит учителя. Не все же ей слушать чужака, когда есть внимательный и заботливый человек рядом.

– Я мечтаю не просто лечить, – сказала Бенила на удивление застенчиво, – нужно… очень важно создать свою медицинскую школу вне стен Храма. Чтобы был не один ученик, много. Своя аптека, нормальная операционная, стационарное лечебное учреждение с практикой и специальными лабораториями по созданию вакцин от инфекционных болезней.

А вот это условие, понял Акбар. Нельзя будет потом отмахнуться.

– Ты получишь желаемое, но при определенных условиях.

Бенила насторожилась.

– Восемь часов в день для работы, кроме действительно экстренных случаев. И все, – сказал он с нажимом. – Не одним лечением придется заниматься. В приемном доме обязаны находиться сменные лекари. Помощь больные должны принимать от кого угодно. И не обязательно доводить ученика до уровня лекаря. Есть и другие ступеньки. Целители, знахари, аптекари столь же нужны людям. При условии наличия знаний. Так что экзамен они сдавать будут, но через определенное количество лет. Нельзя вечно держать людей в положении учеников и помощников. Это справедливо?

– Выбираю, кого принимать и лечить, я!

– Нельзя брать все на себя. Если хочешь привлечь людей к доброму делу, не стой у них над душой. Высшая инстанция – да. Мелочная опека – нет. Поверь старому вояке. Всегда часть дел приходится доверить заместителям. Иначе не хватит сил ни у кого. Влезать в каждую мелочь – себе дороже.

– Я приму любого, готового учиться и помогать больным, невзирая на сословие и прошлое. Даже убийцу, если он хочет помоготь другим бескорыстно.

– Достойное Братство да пребудет вовеки, – неожиданно влез в их беседу Савами, – ибо почвой, на которой оно произрастет, являются страдания мира сего. Они не кончаются никогда, ибо нет без страдания счастья. Я верю – будет на то воля Божья, всегда найдутся люди, работающие над тем, чтобы уменьшить страдания и облегчить их бремя своим ближним.

– Конечно, – почтительно согласился Акбар, – я сделаю все возможное.

Бенила не позволила себе во второй раз изумленно открыть рот. Она давно заметила нечто не вполне нормальное в уважении, с которым обращались к бывшему рабу даже командиры полков. К остальным целителям такой предупредительности никто не проявлял. У них явно имелись какие-то свои ступеньки в рангах. Целитель был повыше солдата и сержанта, на одном уровне с сотником и намного ниже капитана.

Но к Савами ска Найзаку относились иначе. Приходили советоваться наедине о каких-то делах. Надо же, Взыскующий Истины высокого ранга все время находился рядом с ней и шлепал пешком. Некоторые разговоры и вопросы сразу начинали видеться под другим углом. Медицина ладно, а вот беседы про жизнь и учителя… Недаром он предупреждал лишний раз язык не распускать даже со знакомыми. Вот, пожалуйста. Кто бы мог подумать?

– В военное время такие люди будут всем полезны, – заявил между тем Акбар.

Ну, раз так, решила, наглея, Бенила, раз ее прилюдно одобряют, надо проверить границы новых возможностей.

– Конечно, я с радостью приму помощь Совершенных, – заявила она, глядя целителю в глаза и подчеркивая интонацией слово «помощь», – но я не собираюсь уходить из мира и думать исключительно о духовном. И других призывать к этому не буду.

Краем глаза заметила, как Акбар непроизвольно кивнул. Ему уж точно ни к чему такая жена. Мужик и есть мужик, но ведь не сказать, что ей все равно. Сама не прочь проверить, на что похожа такая семейная жизнь.

– Обеты мы приносить не станем, ну, кроме основных, касающихся заботы о больных и раненых, опеки над сиротами, распространения медицинских знаний и отсутствия алчности.

– Нельзя требовать от обычных людей большего, чем они готовы дать сами, – спокойно ответил Савами. – Насильственная помощь приведет к обратным результатам. Кто желает, может отдать больным свободное время. В любом случае для души это благо.

– Устав нужен, – посоветовал Акбар. – Подробный, с четкими правилами. А я уж постараюсь сделать все официально. Пожертвования в пользу общества, не облагающиеся налогами, право владения имуществом…

Бенила осознала, что прямо сейчас он принялся играть свою игру и, судя по понимающему взгляду третьего собеседника, тот, в отличие от нее, все прекрасно сообразил. Очередная возможность пронести мимо казначейства золото. Якобы на благотворительность.

Почему, когда стремишься сделать полезное для всех, обязательно найдутся стаи шакалов, у которых монеты прилипают к жадным рукам? Хотя, на самом деле, не все ли ей равно, откуда придут деньги? Пусть даже десятину отдадут не Храму и пятину не императору, а Акбару и ее врачебнице. Денег потребуется много. Начинать придется с пустого места.

– Для того чтобы творить добро, – будто читая ее мысли, продолжал Взыскующий истины, – надо чем-то обладать. Без монетки в кармане голодного не накормишь, лекарства не приобретешь, не имея крыши над головой, от дождя не укроешь.

– Лечить и обучать всех, вне зависимости от веры, – последовало два согласных кивка, – и почему Братство? – спросила сварливо, уже не зная, к чему придраться дополнительно. – Я вот не брат и надеюсь на появление других женщин в обществе!

– «Дети милосердия», – сказал Савами, – Подойдет? Вот и хорошо. А устав необходим, и он должен быть разработан, прежде чем я вас официально поженю. Ну не может же Акбар идти к императору без четкого плана! А то и прямо на свадьбу его величество пригласим.

– Вы так уверены в благословлении со стороны монарха? – с недоумением спросила Бенила. – Мы еще не победили, это даже мне ясно.

– Если проиграем, так и говорить не о чем, – твердо заявил Акбар.

– И когда назначим? – повернулся к нему Савами.

– Через две недели, – протягивая девушке тонкий серебряный браслет, сказал Акбар. – Отдохни, – не приказал, а попросил он, обращаясь к Бениле. – Неизвестно, что еще завтра будет.

– Да, – согласилась она, принимая браслет и застегивая его на маленький замочек. Согласие дано. Теперь они вполне официально могли считаться обрученными при свидетеле-жреце. – Уже сегодня. Ночь закончилась. Как скажешь.

– Послушная, – хмыкнул Савами, когда Бенила ушла в дом. – Смотри, не обольщайся. Девочка умная и цепкая. Ишь, чего удумала. Не ученик, а целая школа вкупе с приемной больницей. Только где для всех, времени всегда даже на одного не хватает. Я-то знаю. Моя жена давно забыла, как я выгляжу.

– Это уж мы сами как-нибудь решим, а?

– А с братом проблем не опасаешься? А то и я могу слово сказать. Ему же лучше при таком повороте. Твои дети не станут соперниками Ошидару.

– Вот именно, – пробурчал Акбар. – Кроме всего прочего. Я против Джада не пойду, и он это всегда знал, но кто может поручиться за потомков? Это не в моей власти. А теперь все будут очень довольны. Младшая ветвь Годрасов не станет лезть на трон ни при каких условиях. Разбавленная кровь, – он откровенно плюнул на землю, – из ремесленников, не воинов, пусть и бедных, да еще и жена не под властью мужа. Нет, если бы она не потребовала, я бы и сам предложил такой вариант. Почему я должен стеснять собственной жены? У каждого должны, кроме общих интересов, существовать еще и свои отдельные.

– Посмотрим, что запоешь через годик. Равноправие хорошо на словах, а не на деле.

– Посмотрим!