Подарить жизнь

Глава 10 Первое поручение

Ошидар фем Годрас

Отец в сопровождении свиты медленно ехал, не глядя по сторонам. Темное, словно вырубленное из твердого дерева, вечно угрюмое лицо ничего не выражало. Все равно Ошидар даже на расстоянии чувствовал его недовольство. И не удивительно. Такого количества людей и такого бардака ему видеть еще не приходилось.

Здесь, на границе двух провинций, формировалась армия, готовясь выступить в поход. Сорок тысяч человек, если считать слуг и возчиков, сгрудились на небольшом пятачке. Богатые пришли со своими отрядами, нередко с повозками, гружеными продовольствием и оружием, чтобы кони не устали раньше времени. Бедные притопали на своих ногах, в одиночку и группами.

Тысяча с лишним всадников и почти три тысячи пехоты, набранные в родовых владениях Годрасов, остались за холмом. Основная часть людей еще не собралась с дальних концов провинции. В военном смысле они могли бы и потягаться с фемом Костой, еще неизвестно, кто бы победил. Но не сейчас. В действительности это союз вынужденный, и друг другу они не слишком доверяли.

Лишь три десятка наиболее близких и именитых фемов следовали за сюзереном. Прекрасно вооруженные и имеющие в собственном подчинении сотни воинов, они с презрением посматривали на окружающее их людское море и отпускали шуточки.

Империя разделялась на коронные земли – на этих территориях налоги собирались императорскими чиновниками – и земли, отданные в ненаследуемое управление заслуженным людям. В этом случае размер надела зависел от знатности, заслуг и личной императорской благосклонности. В свою очередь в зависимости от размеров поместья определялось, какое количество воинов, обученных и вооруженных, должен выставить награжденный.

Тут еще существовали две степени каждого награждения. Звание и ранг. Если ранг говорил о степени знатности, то звание давало право на определенное вознаграждение, которое шло на поддержание отряда в нормальной форме. На эти деньги покупались амуниция, кони, вооружение.

В мирное время кормить своих людей по закону должен был хозяин. Люди с низким званием получали денежное содержание от императора, аристократа могли одарить разрешением оставлять у себя часть налогов. Естественно, все стремились получить такую льготу.

Начиналось все вынужденно. Городские ополчения и отряды наемников хороши, когда они сражаются за собственные интересы и вовремя получают свое золото. Расходы на содержание колоссальной, под стать имперским замашкам, регулярной, а тем более наемной армии, полностью существующей за счет налогов, оказалось непосильным грузом для казны.

Выход был найден в создании системы «службы за землю». После Войны Богов все земли тщательно переписали с целью определения их доходности и поделили на основании кадастра на приблизительно равные участки. Фем, получавший участок, обязан был в случае призыва явиться на службу.

Когда-то поместья давались во временную собственность, и наследник обязан был прибыть в Карунас для подтверждения прав владельца. Земля не дарилась, а вручалась на условии несения военной службы, которая становилась наследственной. Если потомки не выполняли обязанностей, хозяйство передавалось другому.

Те времена давно ушли в прошлое. Уже не первое поколение поместья автоматически переходили по наследству. Утверждения в столице не требовалось. Постепенно крупные землевладельцы подмяли под себя и обычных фемов. Теперь уже те служили не государству, а аристократии, и для большинства это было не так уж и плохо. Ведь государственные сборщики налогов не допускались на их земли.

В результате рачительный фем-сюзерен всегда брал меньше назначенных, и отправлял в казну суммы поскромнее. Проверить, сколько пошло лично в его карман, никто не мог. Конечно, встречались и обратные варианты, но после эпидемии чумы перебираться на новое место жительства стало достаточно выгодным. Всегда можно договориться с другим хозяином и подписать более приемлемый договор. Или даже, никуда не съезжая, принести присягу Годрасу вместо Косты. Одна проблема – интересы империи чем дальше, тем меньше волновали разбогатевших землевладельцев. Они думали в первую очередь о своих нуждах.

То же касалось и гражданской администрации. Обычной стала практика постоянного перемещения из одной провинции в другую. Не самое глупое начинание. Таким образом осуществлялся постоянный контроль и исключались слишком уж хорошо прижившиеся чиновники. Зато наличествовал серьезный минус в управлении. Чиновник совершенно не был заинтересован в развитии провинции. Зачем, если через пару лет его отправят в противоположный конец империи? Зато у каждого неизменно возникало желание извлечь лично для себя как можно больше пользы. Чинуши стремились выжать из провинции богатство в кратчайшие сроки, не задумываясь о последствиях.

Ничего ужасного Ошидар в происходящем не находил. Столичным жителям все равно вся остальная страна представляется глухой провинцией, пребывание в которой недостойно утонченного человека. Для высшего слоя фемства назначение даже на должность губернатора провинции представлялось наказанием. О происходящих в глубинке процессах вельможи столицы имели самое смутное представление. Знать давно пустила все на самотек, не пытаясь улучшить жизнь в стране. В отличие от местных владетельных фемов. Да, они не забывали и себя, но их деятельность во многом шла на пользу простому люду. Лучше живут твои вассалы – больше желающих уйти под твою руку.

Если бы не младший брат, он бы и сам не знал большинства подробностей – все началось не вчера и продолжалось достаточно давно, поэтому воспринималось как совершенно нормальное явление. Санджан никогда не проявлял желания стать воином. Напротив, с ранних лет он показал огромное стремление к знаниям. Отец несколько лет бился, пытаясь превратить сына в настоящего фема, а потом пожал плечами и разрешил тому заниматься чем угодно. Хочет, пусть читает книги, хочет, пусть изучает налогообложение и нужды крестьян. Все одно толку не будет, вот старший сын и наследник вполне соответствовал его ожиданиям, регулярно обучался воинскому делу и не забывал о чести и долге.

К удивлению отца, в результате Санджан не превратился в очередного бессмысленно вещающего философа. Отнюдь. Из него вышел прекрасный управляющий, хорошо осведомленный, что происходит в любом конце их огромного поместья, разбросанного по трем провинциям. Подчиненных фемов он крепко держал в кулаке, зная всю подноготную их доходов и семейных дел. Обмануть его еще никому не удалось.

Они с Ошидаром замечательно дополняли друг друга и не соперничали. Слишком разные интересы. Младший охотно делился знаниями со старшим, а тот в свою очередь являлся для него защитой. Железная перчатка воина и умение получать золото не разъединяли, а сплачивали. Каждому свое, и одно без другого не существует. Зависти между ними не было, слишком уж разные устремления, и братья нередко действовали совместно в различных начинаниях.

Чем ближе к центру лагеря, тем больше и красивее шатры и палатки. Запах десятков тысяч тел и животных, а также их испражнения, создавали крайне неприятное амбре, которое очень трудно было терпеть. Ошидар невольно вспомнил нудные наставления отца о необходимости гигиены и выкопанных выгребных ям.

В детстве эти нравоучения изрядно раздражали, война представлялась красивым действием и бесконечным героизмом. Потом он слегка повзрослел, но такого бардака и представить себе не мог. Все-таки его учили, и на совесть. Когда тебя самого в воспитательных целях посылают копать яму после тяжелого перехода, это не слишком приятно, но в обязательности процедуры он убедился на практике.

Вдоль шеренги новобранцев медленно шла группа офицеров. Те внимательно рассматривали оружие и снаряжение, рылись в сумках, поднимали их, прикидывали вес. Проверяющие выясняли важную вещь – достаточно ли у солдат сухарей. Контролировали, все ли, что обязаны, принесли. Воин без оружия и трехдневного пайка не просто изгонялся, его секли плетями, серьезные неприятности могли возникнуть и у его хозяина. А вот одежда никого не волновала, одевались кто во что горазд. Никакого намека на общую форму, многие явились даже без гербов своих господ на одежде. Потом в бою сложно будет разобраться, кто откуда.

Раз в году один месяц каждый фем проходил подготовку в составе своего отряда. В теории. На деле многие давненько не присутствовали на сборах. Хозяйство важнее, а война – это где-то в прошлом или очень далеко. Можно было с уверенностью заявить о недостаточной подготовке большинства присутствующих. Одна радость, что у противника массы обучены ничуть не лучше.

Они спешились у роскошного шатра под развевающимся на ветру флагом фема Косты с леопардом, стоящим на задних лапах. Как выяснилось, можно было и не торопиться. Перед шатром стояло не меньше десятка человек в разных званиях. Вызывали их одного за другим. Некоторые выходили быстро, другие оставались внутри довольно долго. Смотрелось это все равно неприятно, будто тебе указывали место. Слишком явно сквозило пренебрежение. Могли бы пригласить и вне очереди. Ранг фема Годраса допускал это без всяких сомнений.

Отец отдал несколько распоряжений и все с тем же неподвижным лицом проследовал внутрь.

– Скопище идиотов, – пробормотал дядька Акбар, обходя очередную кучу, наваленную прямо на дороге. – Ни порядка, ни дисциплины. Так мы скорее сдохнем от дизентерии, чем от вражеского налета.

Если и был у Ошидара авторитетный человек в воинском деле, так это его наставник и кровный родственник. Низенький, плотненький, любящий пошутить, внешним видом он не производил на посторонних особого впечатления. Тем не менее, пару раз ему приходилось видеть дядю в бою. Жуткое зрелище разрубленного от плеча до живота излишне говорливого фема не на шутку впечатлило племянника.

Задевать Акбара не стоило. Другое дело – что оскорбить его достаточно сложно. При желании он умело пропускал мимо ушей любые непочтительные речи. Это отнюдь не означало наличия плохой памяти.

Дядя обладал огромной силой, и в его теле не имелось ни капли жира. Сплошные мускулы и жилы. Никто еще не устоял перед ним в поединке. Он был старше Ошидара на двадцать с лишним лет и, тем не менее, вполне мог скрутить его голыми руками и выиграть бой с оружием.

«Нет моей заслуги в этом, – говорил Акбар среди своих с обычной кривой ухмылкой, – наш род не просто древний, он еще идет от Бога. Мы все сильны и редко болеем. Наши женщины рожают крепких детей. А вот умения фехтовать и думать стратегически кровь не дает. Пользуйся головой, в жизни пригодится!»

– И что ты думаешь обо всем этом? – спросил Ошидар, кивая на слоняющихся вокруг без дела воинов и простолюдинов.

– Уже двадцать лет не было ни одной большой войны, – морщась, ответил Акбар. – Набеги с юга не в счет. Сожгут деревню-другую, и прячутся в своих лесах. А вот теперь мы увидим сражения. Додумались тоже, – он плюнул на землю. – «Правоверные, пока они живы, будут питаться за счет аголинов, – с осуждением в голосе повторил слова Указа, – а когда мы умрем и они умрут, сыновья наши станут питаться за счет их сыновей, и так вечно, так что, они будут рабами последователей Солнца».

– Нам-то какое дело? Мы не аголины!

– Мы Годрасы! Нельзя идти против чести и эдикта о полном равноправии детей Солнца. Нельзя нарушать ряд с живущими на твоих землях.

Именно поэтому вспомнилось племяннику, что отец, непритворно уважая Акбара, никогда не допускал его к делам семьи. Как воин и командир отряда он замечательный, лучше не бывает. И исполнитель великолепный, но слишком думает про честь, не вспоминая об интересах рода. Не всегда глава семейства имеет право ставить честь выше задач выживания.

Благосостояние семьи Годрасов давно уже не имело отношения к героическим походам и завоеванию сокровищ. Их основной доход – оливковое масло. Второй по важности продукт в империи после пшеницы. Не только еда. Личное очищение, освещение, основа для лекарств, бальзамы, благовония и косметика. Каждый житель империи потреблял двадцать два килограмма оливкового масла в год.

Центр их владений лежал в районе предгорий Зенона. От моря и столицы достаточно далеко, чтобы просто так заехать в гости. Указания тоже редко поступали. Удобно во всех смыслах. Никто в твои дела не лезет, а при правильном управлении доходы ничуть не хуже, чем у самых родовитых семейств. На самом деле наверняка у Годрасов имелось денег намного больше. Древние корни – это не обязательно зажиточность.

Почти десятая часть всех олив провинции – миллион деревьев – принадлежала роду и давала четыре тысячи тонн масла в год. Средний возраст деревьев на плантации – двести лет, и многие из них могли помнить далеких предков нынешних владельцев земли, впервые получивших надел в этих местах за заслуги на воинском поприще. Молодые деревья дают урожай только через пять лет, и чем старше становятся, тем больше приносят плодов. Хотя для олив два столетия далеко не предел, они могут жить невероятно долго – три тысячи лет и даже больше, так что, вероятно, видели даже основателя рода.

Еще два миллиона деревьев находились в аренде (немалую часть арендаторов составляли трудолюбивые аголины) и в собственности родов, связанных семейными узами с Годрасами. Заключая ряд-договор, трудившиеся на их землях обязывались верно служить господину, а Годрасы в свою очередь обещали клиенту поддержку и покровительство. Нарушить ряд – означало оставить плантации без работников и самим лишиться трудовых рук.

В этом сила и слабость их семьи. Оливки стабильно приносят огромные деньги, но в случае любых военных действий они же первыми будут вырубаться и сжигаться врагом. Остаться мирно жить-поживать во время гражданской войны с явными религиозными мотивами не удастся. Пришло время выбирать. Даже если придется официально стать братом равновесникам. Чья власть, того и Бог. Для знати западных провинций признание пророка Аголия означало сохранение имущества и привилегий. Иногда экономические соображения важнее чести. А вот повоевать придется. Есть еще и восток, где прочно расположился Марван со своим семейством и подручными.

– Ага, – покосившись на неподвижно застывшую охрану у шатра и понизив голос, согласился Ошидар. – Фем Коста не позволит остаться в стороне. Он-то состоит в общине.

– Я бы на его месте тоже обиделся, – покачал головой дядя. – Одно дело требовать лишних денег, совсем иное – творить непотребство.

Тут возразить нечего. Визирь Марван, опубликовав указ о двойном налогообложении аголинов и прочих иноверцев, послал за их знатными и благородными людьми, обещая выслушать все доводы. Смотрелось это довольно странно, ведь интересоваться мнением терпящей стороны необходимо до оглашения указа, а не после, но, надеясь на смягчение постановления, большинство приглашенных явились. Собрав всех во дворце, Марван бросил на них собственную гвардию и перебил наиболее влиятельных столичных руководителей. Вспыхнувший мятеж без руководства был обречен на провал и подавлен жесточайшим образом.

Все бы ничего, но государство не состоит из одного Карунаса. Может так и считают в самом городе, но живет-то он за счет других. Когда известие о столь «славном» деянии визиря докатилось до провинций, речь уже не шла о деньгах. Повсеместно начались столкновения. Постепенно пожар восстаний расползался все шире. Фем Коста просто возглавил общее движение.

Самое занимательное состояло в официальном провозглашении всеми сторонами любви и почтения к правящему императору. Все старательно повторяли народные мудрости: «Нельзя земле без императора стоять», и «без императора – земля вдова». Реально же его никто и в стоимость медной монеты не оценивал. Победитель собирался править от его имени.

Ничего оригинального в данном желании не имелось. Уже тридцать с лишним лет у трона находилась группировка аристократов из восточных провинций Сесселя и Фериана. Предыдущий император всю жизнь был послушной куклой в руках своих фаворитов. В молодости статный и красивый человек, добрый и вежливый, он не обладал сильным характером. Праздная жизнь и постоянные наслаждения уничтожили последние признаки воли. К сорока годам он превратился в дряхлого инвалида, с трудом передвигавшегося по дворцу, пристрастившегося к опиуму и слабо представлявшего, что происходит вокруг.

После его смерти единственный сын Саркир продолжал послушно следовать указаниям своих министров и ненавидимого чуть ли не всеми визиря. Императора интересовали лишь пиры и охота. Даже мятеж в столице ничуть его не взволновал. Советники продолжали превозносить его мудрое правление и старательно развлекали государя, не допуская к правдивой информации. Ходили слухи о его беспробудном пьянстве и поощрении этого порока Марваном. В народе говорили, что император болезненный и слабый. Как же! Здоровый бык! Вот только и пил он, как бык. С утра начинал, вечером заканчивал, так что страной руководил не он, а вино.

Империя раскололась. Восточные провинции поддерживали визиря, срединные пошли за Костой, на западе армейские части старательно держали нейтралитет. Им было не до серьезной свары. Хватало собственных проблем: жители сельской глубинки жгли города, а общины выясняли, кто верит правильнее.

За южной границей варварские племена настороженно ждали ухода боеспособных отрядов и готовились к вторжению. Не требовалось большого ума, чтобы до этого додуматься. Какая-то из сторон непременно призовет на помощь поместные войска. Уж Легион точно не останется в стороне. Везде убивали друг друга много лет мирно жившие рядом соседи.

Рано или поздно соберутся армии и начнут решать, кому сидеть у трона и управлять. Тогда неминуемо вспомнят еще одну пословицу: «Близ императора – близ смерти».

– Все это плохо пахнет, – недовольно сообщил Акбар.

Он вовсе не имел в виду кучи мусора по соседству.

– Старые заслуженные командиры, от которых мог бы быть толк, давно сидят в свои поместьях и кряхтят, баюкая радикулит, если еще не умерли. А молодые надеются завоевать великую славу и новые земли. Опыта у них, естественно, никакого, а судя по обстановке, спрашивать у ветеранов они считают ниже своего достоинства. Будь у нас в войске хоть сплошные львы, когда их ведет в бой баран (наличие леопарда в гербе еще не делает хищником), результат выходит паршивым. Фем Коста славен разве что своими огромными владениями и семейными связями.

Ошидар невольно поморщился. Ему предстояло жениться на одной из девиц многочисленного семейства Косты. Мнения его никто не спрашивал, да он и сам прекрасно знал, что необходимо крепить связи с могучим соседом путем заключения династического брака, но не лежало его сердце к невестам этого семейства. Все девицы были излишне худыми, слабыми и истеричными. Да и на лицо не очень: получили в подарок от родителей фамильный слабый подбородок и крючковатый нос. В этом смысле война его даже радовала. Неизбежное вступление в супружеские права отодвигалось на неопределенный срок.

– Он не провел ни одного настоящего сражения, – продолжал изливать недовольство дядя, – ни разу не имел под началом более тысячи человек и еще не сталкивался с настоящей обученной армией, имеющей в своем распоряжении артиллерию, дисциплинированную пехоту и конницу. Большая битва ничуть не похожа на дуэль со свидетелями и всеми положенными красивыми клятвами. Мы еще нахлебаемся с ним. Война начинается с дисциплины и копания отхожих ям, а не с самого большого и красивого шатра.

Он помолчал и продолжил:

– В армии больше умирают от ран и болезней, чем погибают на поле боя. Поэтому офицеры должны не дурью маяться, а заниматься своими прямыми обязанностями. Медициной, включая обеспечение чистоты на стоянке. А начинается армия со снабжения. Если она не получает паек и зарплату регулярно, то это плохая армия. Она думает совсем не о победе, а о том, как бы набить брюхо и где взять новые стрелы и порох. С собой много не унесешь. Войну можно выиграть за счет эффективного обеспечения армии. Если бойцы не имеют еды, то красивые поединки перед строем ничем не помогут. Правда, нам наверняка придется воевать с ничуть не лучшими противниками, и это радует. С другой стороны, чем меньше у них мозгов, тем больше у нас шансов вырасти в звании, когда этих глупых аристократов прикончат, – неожиданно закончил он. – Главное, чтобы они нас не угробили заодно с собой.

Полог шатра откинулся, и телохранитель отца поманил их внутрь. Ошидар вошел с почтительным поклоном и с интересом огляделся, стараясь не шевелиться и держась по-военному прямо. В шатре стояла настоящая мебель из богато разукрашенного старого дерева. Большая ценность, но для дома, а ее потащили в поход. Сундуки, окованные железом, стол на изогнутых ножках, стулья с резными спинками, настоящая двуспальная кровать. На ней шелковые простыни и огромное теплое одеяло. Фем Коста явно любил комфорт. Мог бы и закрыть кровать ширмой, но не считал нужным.

У входа торчали два охранника и секретарь с пальцами, измазанными чернилами. Больше свидетелей разговора не имелось.

Командующий сидел в расстегнутой рубахе за столом и продолжал со смаком есть, загребая из тарелок прямо рукой, как будто на столе не лежали ложка с ножом. Каждый кусок в обязательном порядке запивал из огромной кружки. На вошедших он не обращал внимания. Сидевший с неизменно безучастным лицом отец лениво ковырялся в тарелке, не пытаясь привлечь внимание аристократа к посетителям. Сыну он еле заметно кивнул и отвел взгляд. Ничего удивительного. Являясь первым лицом в провинции и одним из крупнейших фемов в империи, Коста не часто утруждал себя вежливостью.

Ошидар терпеливо ждал, мысленно ругаясь и надеясь, что Акбар, стоящий за его спиной, не вздумает проявить свой норов и не брякнет чего-нибудь неприличного. К его удивлению, тот дисциплинированно молчал. Видимо не совсем безнадежен, и поперек старших по должности лезть не собирается. Дядька в его глазах заметно вырос. Все-таки умеет держать себя в узде. Он и раньше подозревал, что иные вспышки ярости и якобы сказанные в гневе слова вполне обдуманны. Как с тем покойным фемом. Мешал он чем-то Акбару. Жаль, что они мало общались раньше.

– Неплохо смотрится, – откидываясь на спинку стула и обращаясь к отцу, неожиданно заговорил Коста, после чего принялся ковырять в зубах, разглядывая Ошидара. Тот на всякий случай молчал, не очень понимая, чего от него хотят. Командующий нравился ему все меньше и меньше. Ошидар все-таки не нищий фем, не имеющий ничего, кроме меча, и готовый продать его любому. Определенное уважение при обращении должно присутствовать.

– Командиром нельзя назначать человека, намного превосходящего по физическим возможностям и выносливости других членов отряда, потому что он не сможет правильно оценивать и рассчитывать силы своих подчиненных, – наставительно сообщил отец, явно цитируя какой-то трактат.

Прозвучало обидно, хотя суть вроде бы и справедлива. Но все равно неправильно. Не одной силой руководит командир. Ему неплохо и мозги иметь. Или советника знающего. Но это уже не для публичного высказывания.

– Значит так, – задумчиво сказал Коста. – Мы тут посовещались и решили назначить тебя командиром отряда, который отправляется к побережью. Возьмешь тысячу всадников из своих. Дополнительно, – секретарь поспешно придвинулся, подсовывая ему бумагу с красной печатью, – ну да, – мельком глянув, подтвердил Коста, – вот этих. Он с заметным усилием проверил итоговую цифру и поднял голову, дохнув на слушающего парня. От него даже на расстоянии страшно разило вином. – Еще две тысячи всадников. Пехоту и обслугу не брать. Скорость важнее. Мне нужен Другват!

«Замечательно! – мысленно восхитился Ошидар. – Почему заодно не требуется захватить и все побережье? Переход в шестьсот с лишним лиг с тремя тысячами конницы для взятия крупнейшего порта, где помимо мощных стен и военных кораблей с командами еще и гарнизон той же численности! Все легко и просто. Героический подвиг обязателен. Песни о взятии города будут исполняться веками. Или о гибели дурня, напавшего при таком соотношении сил».

Он, не поворачивая головы, скосил глаза на отца и увидел, как тот утвердительно кивнул. Подсказки не дождаться. Придется соображать на ходу.

– Слушаю и повинуюсь! – почтительно возвестил Ошидар, машинально ударив себя кулаком в грудь. Воинское приветствие вполне к месту.

– Здесь нет глухих, – поморщился Коста на его громкий возглас. – Мы в своем кругу, хе-хе. Справишься, останешься на должности. Хорошие командиры мне нужны. И помни, – закончил резко, – я за тобой прослежу. Не упусти шанс отличиться. Ступай!

– Акбар! – в первый раз за все время подал голос отец.

– Слушаю, мой господин.

– Ты поможешь советом моему сыну!

Дядя молча поклонился и последовал за племянником на улицу.

– За кого он меня принимает? – недовольно спросил Акбар уже у лошадей. – Мне не требуются напоминания. Я свой долг всегда помню, и пока еще никто не отстранил от звания твоего наставника.

– И как мы умудримся захватить Другват, о мой мудрый советник?

– Золото, мечи и недовольные, – садясь в седло, ответил дядя. – Золото у тебя есть, Годрасы не самые бедные люди в провинции, – он хохотнул. – Люди… хм… готовые открыть ворота, непременно обнаружатся. Гарантируй безопасность и свободу вероисповедания, если жители города подчинятся. Сочувствующие нашему делу найдутся и среди зажиточных, и среди бедных. Адмирал Ипаос Анклесар мой старый знакомый.

– «А отец этого не мог не знать», – подумал Ошидар.

– Он давно в немилости, происходит из рода Анклесаров. Объяснять требуется?

Ошидар отрицательно помотал головой. Три года назад по вздорному обвинению часть земель и без того не слишком богатого рода Анклесаров конфисковали. Речь не шла об измене, иначе бы всех казнили, говорили о давних имущественных спорах. Победив благодаря своему посту, визирь разогнал опальное семейство по дальним провинциям. Вряд ли Ипаос пылал любовью к Марвану.

– Мечи… Кто там у тебя перечислен в приказе?

– Торас из Беров. Он вроде незаконнорожденный.

– Других-то у его родителя нет. Пришлось оформить бумаги официально. Все в детстве перемерли, вот и признал. Жесток сверх меры и неприятен, – сразу выдал Акбар. – Держи с ним ухо востро. Сразу надо поставить на место. У него три сотни тяжелой конницы, еще пара-тройка сотен легкой и наемники в подчинении.

– Датир из Камаюмов.

– Пустой и глупый. При этом опасный. Ты видел, как он двигается?

– Не приходилось сталкиваться.

– Там пахнет очень хорошими учителями фехтования и дуэлями. У него почти восемьсот человек, но сброд. В составе отрядов не работали. За редким исключением одиночки. Нормального командира нет.

– Сибатир, сын Ноира.

– А, этот, – с пренебрежением заметил Акбар. – Прославился регулярными пирами и богатством.

– То есть не воевал? – не оборачиваясь, спросил Ошидар. Ему вдолбили в детстве достаточно сведений, чтобы помнить, кто кому кем приходится, но умение Акбара выдать характеристику на каждого известного человека и его воинский отряд поражало. – А почему хромает?

– С коня в пьяном виде свалился. Потомок кочевников… Они бы такого сына еще в детстве удавили за излишества и пренебрежение к воинскому искусству. Суровые были люди, не то что потомки… Вот у него советник из ветеранов… Если что решать, то лучше тихо через голову его хозяина. Отряд серьезный, и дисциплина на хорошем уровне. Не меньше семи сотен.

– Так вместе потянет за две обещанные тысячи!

– Может больше, может меньше. Мало ли, сколько обязаны привести по договоренности. Тут не угадаешь. Посмотрим, пересчитаем, если число не сойдется, обязательно возмутишься и сообщишь начальству. В обратном случае тоже. Командир обязан быть строгим и справедливым. Еще неизвестно, сколько воинов доберется до цели. Гнать придется всерьез. Мы должны успеть к Другвату раньше слухов о нашем выступлении. Иначе запрут ворота, и все станет намного сложнее. Не бери в голову, – ухмыляясь, сказал дядя, – все когда-нибудь случается в первый раз. Ты, конечно, – тут он явно проглотил слово «сопляк», – новичок, но вместе разберемся. Вот назначили бы тебя таким занимательным образом в наш гарнизон, – он сделал многозначительную паузу, – тогда бы тебя, безусловно, скушали. На вертеле, под собственным соусом. Мне отец рассказывал, что наказания бывают двух видов, – задумчиво произнес Акбар после паузы.

Ошидар навострил уши. Таким тоном дядя обычно излагал вещи поучительные и не раз в жизни пригодившиеся.

– …да я потом и сам убедился, что это правда. Унижающие и возвышающие. Заставить тебя драться с парочкой огромных дуболомов – очень даже почетное наказание, если справишься. Особенно в глазах тех, кто победить их не способен. В собственных глазах возвышает, а про восхищенных подчиненных можно и не говорить. После этого будут в рот смотреть и слушаться с первого слова. А вот послать тебя рыть канаву – очень даже унижающее наказание. Воины такими вещами заниматься не должны – не их это дело. Но это для десятника. А тебе подсунули очень интересную и сложную задачу. И это не только тебе вызов. Мне тоже. Докажем всем – Годрасы лучшие!