Подарить жизнь

Глава 11 Неожиданное завершение плаванья

Лекарь

«Стремительный», скрипя мачтами, вантами и всеми прочими своими неизвестными мне частями (ничего не поделаешь, не люблю море и никогда не интересовался кораблями, не моя стихия вода, хуже только огонь), совершенно не стремительно продолжал плыть на восток.

Когда-то он числился быстроходным и использовался в качестве посыльного судна, да давно прошли те времена. И сам корабль, и его команда находились не в лучшем состоянии. Высокое Адмиралтейство в далеком Карунасе мало волновали нужды флота, даже меньше, чем армейских волновали нужды вверенных им войск, и поэтому морякам вечно задерживали выплаты. Заботясь о своем кармане и интересах, чиновники забыли давнее правило: власть над морем – это власть над его берегами.

Своевременный ремонт не проводился, и команды кораблей нередко набирались по принципу «лишь бы кто-то согласился плавать». На флот часто отправляли и каторжников, и должников, и совершено случайных людей. На галерах сидели гребцами рабы и преступники. Результат имели соответственный. Законы о запрете драк, азартных игр и выпивки во время плаванья родились не на пустом месте. И вешали, и пороли нарушителей в целях профилактики, чтобы другим неповадно было, а не помогало.

Впрочем, мне-то торопиться некуда. Радости в ожидании больших и приятных перемен я не испытывал. Для этого не требуется тащиться в дальние края. Вручили бы указ о награждении званием, должностью или империалами, и не дергался бы я в ожидании будущего. Нет. Непременно требуется посетить Карунас. Все плохо, и впереди пряников не ожидается.

Зато появилось вечно отсутствующее время. Моряки все больше люди замечательно здоровые. Мелкие неприятности вроде порезов и ушибов не в счет. Морской болезнью я не страдаю, так что провожу освободившееся время с пользой. Давно необходимо было взяться за дело, но все откладывал. Нельзя дать пропасть важнейшим идеям. При первой возможности отправлю рукопись в типографию. Не думаю, что Храм воспротивится. Это достаточно любопытно для всех. Опыт – дело интересное. Лекари обязаны получать новые знания.

Присматриваясь к результатам лечения, я увидел, что переломы ключицы (один из наиболее частых видов травмы) срастались медленно и неправильно. Я долго думал, как это улучшить, и пытался экспериментировать. Вот и придумал новый вид гипсовой повязки. Она оказалась легче обычных и фиксировала плечо в нужном положении. Вскоре выявилось, что результаты лечения улучшились. Теперь я все это старательно излагал на бумаге, рисуя и объясняя подробности.

Потом опишу свой удачный опыт с приживлением пальцев. Методика, подробности, как разрабатывать пальцы – тут все важно. На закуску моя гордость – уникальная операция по спасению кости. Когда я обнаружил вместо кости мешок надкостницы, заполненный гноем, просто обязан был отрезать ногу. Но я же лекарь, а не мясник, да и жаль было мальчонку. Какая жизнь будет у несчастного безногого калеки?

Я знал, что сосуды надкостницы участвуют в образовании новых костных клеток, и интуитивно чувствовал: если сохранить надкостницу, она может дать рост новой плотной кости. Сама она не подверглась гниению, а значит, шансы, пусть минимальные, имелись. Это была единственная надежда. Отрезать ногу всегда успеется.

Сделал небольшой разрез надкостницы и отсосал гной большим шприцем. Потом несколько раз тщательно промыл под напором пустой мешок надкостницы обеззараживающим раствором. Важно было зафиксировать ногу без кости в правильном положении. Ввел по две тонких стальных спицы в концы бывшей кости, а концы спиц оставил торчать над кожей. Зашив разрез, держал ногу в правильном положении. Бенила под мою диктовку наложила большую гипсовую повязку. В нее мы вмонтировали торчащие концы стальных спиц – получилась довольно прочная фиксация ноги.

Дальше надо было ждать чуда. И оно произошло. На месте сгнившей из оставленной надкостницы стала формироваться новая кость. Лечение оказалось долгим и тяжелым, но ребенок встал и пошел. Лучшая награда за мои труды. По правде сказать, я бы и от соответствующего вознаграждения не отказался, но требовать у Цура золота было глупо. У него все равно личного нет. Исключительно храмовое. Да и ребенка нет, одна видимость. Святой человек, не нарушающий обеты.

Тогда мне казалось, что гораздо приятнее благодарность и доброе отношение. В результате ни того, ни другого я не дождался и не сильно удивился. Мог бы и предупредить о Высматривающем, а не строить очередные интриги. Зато опыт уникальный, и репутация моя среди людей с серьезными доходами взлетела на недосягаемую высоту. Хотя, как оказалось, лучше бы я сидел тихо.

«Маяк», – сообщила Бенила. Великое дело – юность. Все ее удивляет и восхищает.

Я даже смотреть не стал, продолжил писать. Штурманы империи не первое столетие бороздят Длинное море. Даже на галерах, никогда далеко не отходящих от берегов, обязаны разбираться в приметах и знать акваторию. Уж про парусные корабли и говорить нечего. Крайне странно было бы, если бы мы заплыли в незнакомые места. Ладно еще, когда шторм уносит корабль в неизвестном направлении. Такое случается, хоть и не часто. Море свирепо и обманчиво. У него нередко меняется настроение, и тогда ничего хорошего моряков не ждет.

В обычном плаванье они прекрасно находят путь и угадывают погоду. Цвет Луны и ее форма, восход и закат Солнца, величина и форма облаков, характер волнения на море, температура и влажность воздуха, поведение птиц и морских животных – все это знакомо им не хуже, чем мне – причины изменения цвета мочи у больного.

И совсем не смешно. Жидкая она или густая, цвет (двадцать один вид: от совершенно прозрачного до желтого, коричневатожелтого, красного, темнокоричневого и далее до черного), запах (очень важно), обильно идет или скудно. Ничего лишнего нет. Будь внимателен, и диагноз поставишь правильный. Так и с навигацией. Ночью светят звезды, днем ведут карты. А для облегчения жизни в разных концах империи ставят маяки. Этот стоит не иначе перед входом в Другват.

Надо же, вроде недавно приступил, а пятьдесят страниц заполнил. Правда, считая рисунки. Они во избежание ошибок должны быть ясными и подробными. Хорошо, что рука набита. В прославленные художники мне не попасть, но копиист с годами вышел неплохой.

Поставил точку. Потянулся, разминаясь, и поднялся на ноги. Другват, тут не ошибешься, уж очень характерный вид башни. На самом деле все сооружение – достаточно удачная копия точно такого же маяка в Карунасе. Только там еще наверху высотки присутствует огромный диск, изображающий Солнце. И не золотой он, всего лишь позолоченый. А пропорции и архитектура практически не отличаются.

Чем ближе мы подплывали, тем величественнее выглядело сооружение. Маяк поставили на скале у входа в бухту, и по старым записям он имел в высоту сто двадцать локтей, считая от уровня моря. Сейчас наверняка ниже. Самой скалы давно не видно, и волны плещутся прямо у фундамента. Любопытный феномен, подтверждающий старые наблюдения. Высота моря периодически растет, и почти наверняка это связано с таяньем льдов на севере. Прибрежные районы медленно заливает, это и в Серкане заметно. Там пришлось не так давно надстраивать дамбу.

Первый ярус башни был сложен из шлифованного известняка, длина стороны квадратного основания составляла три десятка метров. На этом этаже постоянно находилась охрана и размещались запасы продовольствия и цистерны с питьевой водой – на случай осады. Винтовая внутренняя лестница вела в восьмигранный второй ярус, посвященный ветрам, дующим с восьми сторон света. Ярус был облицован мрамором, а на его углах стояли скульптуры.

Про посвящение ветрам старательно забыли, а скульптуры посшибали во время Войны Богов. Рисунки статуй сохранились, но не в империи. Красивые были. Мраморные и бронзовые. Металл хоть переплавили, а мрамор просто скинули в воду. Теперь рассказывают легенды про появляющихся из-под волн огромных бесов, норовящих прихлопнуть глухой ночью неосторожных поклонников Солнца.

Ерунда, местные рыбаки, выходя в море, никогда не забывают поблагодарить за хороший улов своих личных бесов местного разлива, и конкретно Хозяина моря, а если кого-то из охраны утопят эти самые мраморные статуи, никто и не заметит. Их здесь много, и место отнюдь не из тех, куда рвутся. Скучно. Даже пивные находятся на материке, а сменяются стражники раз в три месяца. Вечно бегают в самоволку и не менее часто тонут по глупости.

На третьем ярусе, окруженном гранитными колоннами, находится фонарь-купол со сложной системой зеркал, обеспечивающей видимость сигнала на сорок километров.

– Не нравится мне это, – известил меня Талмат, появляясь рядом.

Всю дорогу он отсиживался в каюте, не раздражая ни своим видом, ни речами, и вот – на тебе. При виде приближающегося порта объявился.

– Что именно?

– Флажки на маяке.

– Вы умеете читать морские сигналы?

– Их вообще не должно быть! Подумаешь, еще одно судно. А в море пустота. Не нравится мне это, – повторил Высматривающий с нескрываемым подозрением и уставился на две галеры, выползающие из-за мыса.

Мне тоже не слишком приглянулись столпившиеся на палубах люди. Все вооруженные и явно нацелились перекрыть обратную дорогу, если наш капитан решит разворачиваться. У пушек суетятся весьма недвусмысленно. Очень неудачно мы зашли пополнить запасы еды и воды. Хотя… может для меня как раз замечательно. Любые сложности и проблемы увеличивают шансы потеряться в неразберихе. Ну не тянет меня путешествовать под надзором Высматривающего и императорского мага. Никак не доходит, что у них может быть общего. А где непонятно – там опасно.

– Может это по вашу душу? – невинно спросил Талмата, – Император поссорился с… Кто там у вас начальник? Ловят всех соучастников очередного заговора. Вон, на мачте белый флаг с красным Солнцем. Явно не пираты – военный флот.

– Не надейтесь, – пробурчал Высматривающий, – нас непременно будут хватать вместе.

– Раскройте хоть тайну, за что!

– Император наш юн и имеет смутное представление о происходящем в стране. Ко всему прочему он еще отказывается учиться чему-нибудь полезному, предпочитая охоту, женщин и пиры.

Он то ли задумался и брякнул сгоряча, то ли желал продемонстрировать независимость, но дальнейшее прозвучало без особого пыла.

– Да и я не ему служу. Умерь любопытство, лекарь. Меньше знаешь, больше шансов выйти из застенка.

Капитан начал отдавать команды, и тут же с надстройки замахал флажками моряк. Как-то я не удосужился раньше выучить эту грамоту. Все одно бесполезно. У военных одна, у торговцев другая, контрабандисты используют собственные сигналы. Знать все могут исключительно образованные в данном деле мореплаватели. Да и не требуется. Наверняка он задал многомудрый вопрос: «В чем дело? Мы свои!». И в ответ получит приказ двигаться дальше.

На галере в ответ на какой-то мачте (грот, лисель, фок, блинд, марсель – выбирай по вкусу название, я не в курсе) подняли хорошо знакомый полосатый вымпел. Этот знак даже мне известен. Стандартное указание для подозрительных судов: «Следуйте в порт». Подразумевается: «А не то мы вам кэк вмажем!»

Эти могут. У нас всего четыре легких пушки, попарно стоят на бортах, и сорок человек экипажа. А на галерах вроде этих стандарт – одна тяжелая пушка, установленная на носу посередине корпуса, и две более легкие по бокам от нее. Еще с десяток мелких на бортах и куча народа, пригодного для абордажа, не считая стрелков.

В море мы легко оставили бы их сзади, но, войдя в бухту, оказались совсем в другой ситуации. Обратный путь закрыт, а маневрировать ни малейшего смысла. Наверняка подтянется еще парочка судов, и нам наступит полный и окончательный конец. Естественно, в случае сопротивления. Вот ума не приложу, с чего нам брыкаться. Не желтопузые в океане подловили. Даже не пираты. Военные суда, сразу видно.

Капитан посмотрел на мага, дожидаясь указаний. Тот со своим вечно безучастным видом пялился на окружающий мир. Самое время впасть в поэтическое состояние. Погода хорошая, волны не сильные, ветерок приятно обдувает. Замечательная прогулка. Избранного не волнуют окружающие его странности.

Не дождавшись подсказки, капитан пожал плечами, причем проделал это настолько демонстративно, что явно играл на публику, и направил «Стремительного» в указанном галерами направлении.

Мы прошли вдоль перегораживающей бухту дамбы и красиво проскочили в специальный проход, на глаз шириной метров в тридцать. Прямо за ним начинались причалы. Под сотню всевозможных парусников, от огромных до совсем небольших, стояли у пристани. Здесь же находилось еще пять галер и, судя по полному отсутствию жизни на остальных судах, команды их высадили на берег. Зато на многих в виде не слишком приятного украшения были повешены люди. Кое-кто уже пострадал от птиц, но висели казненные недолго. День-два максимум, уж это я умею определять легко.

Чем дальше, тем страньше. Судя по наличию галер и отсутствию следов разгрома и пожаров, город был сдан без серьезного сражения. Никакие чужаки не могли захватить его без штурма.

Насколько помню, Другват окружен стенами высотой пятнадцать и толщиной десять метров. В мощных четырехэтажных башнях, удаленных одна от другой на расстояние полета стрелы, сооружены подвалы, уходящие под землю на десятиметровую глубину. Там в старые времена находились огромные запасы, рассчитанные не только на месяцы осады, но и на вооружение ополчения.

Давно ничего серьезного не происходило, часть провианта наверняка сгнила, часть разворовали, и все одно при наличии нескольких тысяч человек гарнизона и флота взять город – непростая задача. Он всегда был опорной точкой империи и центром торговли. Впрочем, как и любой другой военный и торговый порт на побережье. Цепочка подобных городов с давних времен тянулась по всему материку. В провинции могли жить покоренные народы, право селиться в подобных городах давалось с большим разбором, и за свои привилегии жители непременно цеплялись бы даже зубами. Да неоткуда здесь появиться захватчикам!

И осады наверняка не было. Взять измором Другват – при наличии флота непосильная задача. Питьевая вода в город поступает по акведуку длиной в сто тридцать две лиги. На случай его разрушения вырыты огромные подземные цистерны. Кроме того, существует подземный источник, и вода подается по трубам наверх.

Талмат рядом издал странный булькающий звук и ткнул пальцем в сторону здания таможни.

– Фем Коста!

На крыше по соседству с красным солнцем развевалось еще одно знамя: леопард, стоящий на задних лапах. Не настолько я знаю геральдику, чтобы с ходу определить, кому оно принадлежит, но основной посыл ясен. Имя достаточно известное. Почему до сих пор не удавили столь перспективного малого с необъятными амбициями и огромным денежным сундуком, объяснить сложно. Наверняка кому-то в императорском дворце хорошо заплатил. Вот и дождались – мятежом пахнет. Нормально. События предсказуемо развиваются в худшую сторону. Или для меня – в лучшую?

На пристани нас уже ждали. Два десятка конников под очередным знаменем, изображающим молот на красном поле, с соответствующими эмблемами на одежде. Я обернулся к Талмату, чтобы выяснить, чьи это войска, и не очень удивился, обнаружив его отсутствие. Без всякой магии растворяется в воздухе в считанные мгновенья. И недаром. Если здесь аголины подсуетились, ему уготована веревка. Не любят Высматривающих в империи, и пуще всего равновесники.

За всадниками стояло десятка три воинов из местного гарнизона при полном вооружении. Это хорошо заметно по драной форме и нашивкам с башней на плече. В библиотеке у меня остался полный список армейских частей, но перепутать тут сложно. Башня для всех портовых гарнизонов – стандарт. Предыдущие императоры развитой фантазией не блистали, и кроме номера, подразделения ничем не отличаются. Иногда еще название города пишут.

Роскошно одетый толстяк, восседающий на могучем жеребце (другой конь просто рухнул бы под его тяжестью), потребовал, чтобы мы спустили сходни.

– Я императорский маг, – с непередаваемым высокомерием заявил наш Избранный, – путешествую по делу императора и по его приказу. Никто не смеет задерживать корабль, осматривать его, чего-то требовать. Ваше дело служить и повиноваться!

– Я Сибатир, сын Ноира из рода Конбеев, – пропитым басом сообщил толстяк, – почитаю императора и желаю ему вечной жизни, тепла и дождя под ноги. Вот только всем известно, как он страдает, обманутый подлым визирем и его людьми. А, судя по поведению, ты что-то скрываешь. И мне не видно, кто ты. Красный плащ нацепить каждый дурак может.

Дурак – это он, почувствовал я, когда ярость мага захлестнула за край. Наверняка это ощутили все. И команда, в полном составе собравшаяся на палубе, и стоящие на камнях пристани фемы, и солдаты. Прорвало Избранного, и вряд ли наглые слова разжиревшего недоумка из Конбеев были тому причиной. Давно хотел оторваться, а здесь нашлась замечательная причина.

Маг вытянул руку, и с нее сорвалась струя пламени. Фема просто не стало, от него остались только обугленные кости, которые упали на землю вместе с останками коня. Звук, однако, присутствовал лишь в моем воображении. Услышать его было невозможно. Спятивший маг не успокоился и принялся уничтожать всех на пристани. Горящие люди дико вопили, кто-то пытался прыгнуть в море, надеясь погасить огонь. Бесполезно.

Кто попал под стихийный пламень, долго не проживет. Дыры получаются жуткие. Это не просто обжигающее пламя вроде употребляемых при осаде смесей. Они тоже не подарок, но жар мага совсем из другой категории. Скорее он похож на солнечный луч, проходящий через увеличительное стекло. Совсем небольшое количество концентрированной, специально направленной энергии проходит сквозь тело и даже пробивает доспехи. А этот – Мастер. Ненормальный, зато великий Мастер. Давно такого представления не видел. Полсотни человек истребить за доли секунды, это непременно попадет в летописи.

Из общей кучи того, что осталось от людей, жутко воняющей обгорелым мясом, выскочил чей-то конь с пылающим хвостом и с жалобным ржаньем понесся вдоль пристани. Больше там живых не осталось. Из склада напротив поднимался дым. Маг и склад умудрился попутно поджечь. Сейчас за корабли возьмется, понял я, глядя, как он медленно поворачивается и смотрит на галеру. Рука опять пошла вверх и вперед.

– Ложись! – заорал, сшибая с ног Бенилу и перекатываясь под защиту высокого борта.

Хоть какая, да защита. Не знаю, на сколько мага хватит, он точно решил идти до конца, но хроники не дураки писали. И давно известно, почему могучим магам в войнах всегда предпочитали обычных лучников и даже неуклюжую артиллерию. Официально зафиксированный рекорд числится за неким Остаром, жрецом Воина, жившим не меньше тысячи лет назад. Дальность «стрельбы» – тридцать семь локтей. Длительность – три минуты. Специально замеряли.

В последний момент перед столкновением двух отрядов проявился. Не дурак. Предупреждать о своих намерениях заранее не стал. Вражескую фалангу развалил, а потом его элементарно нашпиговали стрелами. Битву для своих товарищей выиграл, но заплатил жизнью. Очень героически и абсолютно бессмысленно.

Не дело жрецов встревать в военные действия. У каждого свои обязанности, и определенную черту переходить не рекомендуется. А то ведь потом при случае Храм непременно сожгут, и других священнослужителей поубивают. Были примеры. Во всяком случае, так раньше получалось. Сейчас по любому мага не из Храма Солнца после таких выходок живым не оставят.

Остальные умельцы кидаться стихийным огнем рекордсмену в подметки не годились. И по расстоянию, и по возможностям. Спалить одного-двух – в этом нет ничего особенного, тем паче, если жертва на алтаре или приговорена. Подходишь и при почтительно внимающих зрителях показательно казнишь. Костры с чернокнижниками сейчас именно по такому образцу и запаливают. А вот воевать с отрядом воинов у большинства – кишка тонка. Не первый, так десятый зарубит. А пушки на галере локтей на двести гарантированно бьют. Сейчас начнется.

Я тоже великий полководец и умею предугадывать действия противника. Мысленно похвалил себя, когда картечь с визгом ударила по палубе. С такого расстояния мудрено промахнуться самому паршивому пушкарю. Большинство наших моряков не обратили внимания на мой крик или просто растерялись. Слишком быстро все произошло, а уж воевать со своими команда не собиралась. Теперь разноголосый вой и стон висел уже над «Стремительным». Вся палуба была завалена убитыми и умирающими. Оставляя за собой кровавый след, неизвестно куда полз матрос с практически оторванной ногой. Еще один бился в агонии буквально рядом.

Если маг и успел метнуть стихийный огонь, это прошло мимо меня и положительного результата не имело. А вот сам маг свалился мгновенно. Даже на расстоянии были заметны невидящие глаза. У трупа нет зрения. Именно это отсутствие взгляда и есть смерть. Тому, кто встречался с подобным часто, нет необходимости щупать пульс. Ему не требуется видеть дыру в груди и лужу крови под телом.

Корпус «Стремительного» содрогнулся от толчка, и на палубу с подошедшей галеры посыпались абордажники. Они очень деловито разбежались в разные стороны. Наверняка задачи распределены заранее: кому брать каюту капитана, кому проверить трюм. Несколько матросов принялись осматривать раненых и добивать тяжелых. Один посмотрел, как мы с Бенилой пытаемся остановить кровь матросу, недовольно хмыкнул и спросил:

– Руку сохранишь, лекарь?

– Нет, – ответил честно.

– Тогда отойди, – и ударил своим толстым искривленным клинком, разрубая раненому грудь.

Если бедняк болен и больше не может работать, его не следует оставлять умирать от голода. «Если воин не может сражаться, его не надо заставлять просить милостыню», – учил когда-то Воин. Лучше даровать ему легкую смерть. Погибший в бою в новом рождении снова станет воином. Умерший в кровати и униженно цепляющийся за жизнь возродится в низшем статусе. Эти верят в другого Бога – Солнце всемогущее – а истины прежние. И не убийство это с их точки зрения, а добросердечная помощь. Милосердие.

Смерть не страшна, если ты не клятвопреступник или не слишком грешил. Человек переступает порог бытия, там его деяния взвешивает Высший Господин и определяет, стереть навечно или вложить эту душу в ребенка для нового круга жизни. Каждому по делам его. Праведник останется сидеть у трона Высшего Господина, но, честно сказать, там большой толпы наблюдаться не будет. Люди боятся мучений и страданий, а легкая смерть приносит радость.

Легкораненых на «Стремительном» набралось всего пятеро, и мы с Бенилой в придачу. Как раз в отличие от общей массы народа служивые лекарей нешуточно уважают и без веской причины стараются не обижать. Вера верой, а никому раньше времени не охота знакомиться с Солнцем и ждать проверки своих грехов на весах справедливости.

За людьми, профессионально пользующимися оружием, обычно много чего числится. Далеко не все деяния свершаются по прямому приказу, и свалить вину на начальство на высшем суде не удастся. Кто его знает, что там, на небесах, решат, и в чьем теле предстоит родиться. Торопиться не стоит, так что хороший лекарь всегда в почете. А вины нашей в случившемся при всем желании найти не удастся. Маг никому не подотчетен, и меньше всего лекарю из сословия ремесленников.

А вот Талмата не было видно. И среди убитых я его не обнаружил. Скользкий тип и на удивление шустрый. Успел сбежать или спрятаться. Корабль непременно обыщут. Получается, выпрыгнул Высматривающий за борт во время обстрела. Очень надеюсь, что больше не увидимся, хотя предпочел бы найти его труп.

На пристань прибыл еще один отряд кавалеристов. Для разнообразия под знаменем с изображением оливы и изогнутого меча. Вот этот герб мне хорошо знаком – Годрасы. Не чаял встретиться с этим семейством в такой обстановке. Глава клана меня знает, а всем прочим вряд ли будет дело до мелкого человечишки. Лучше без особой причины о знакомстве не сообщать. Тем более что сразу возникнет масса недоуменных вопросов.

С небогато украшенного, стоящего огромные деньги жеребца аскрийской породы, ценящейся за неприхотливость и резвость по всей империи, легко спрыгнул невысокий бородатый мужик в потертой одежде. Из-за лысой головы он производил бы комичное впечатление, если бы не татуировка на лбу. Да уж, эту награду не отнимешь. Немногие могли похвастаться изображением Луны и меча. Только общий совет полка разрешал нанести подобный знак за особые заслуги. Знака без даты и номера подразделения не бывало. Шутникам же, позволившим себе без соответствующего права носить такую татуировку, снимали голову.

«Второй отдельный», – прищурившись, прочитал надпись. Граничары. Реально такого подразделения в природе не существует, и вся экспедиция была откровенной самодеятельностью. Номер полка утвержден императором задним числом – по результатам деятельности. Победитель каннибалов и грабитель двух государств на Великой реке Черного континента. Основатель городов у Великих озер и на побережье – Акбар Годрас собственной персоной.

Разжалованный, дослужившийся до губернатора покоренной провинции и снова снятый приказом визиря. По легенде, награбивший несметные богатства за время правления. Реально-то ему на проезд домой после увольнения едва хватило. Зато славы досталось немеренно, и вся настоящая – не дутая.

Взятки-то он лупил, как и все прочие, но не держались у Акбара в руках деньги. Употреблял их на улучшение быта военнослужащих. Дома, питание, пенсии отставникам – да вообще отец родной для солдат. Вот не помню точно, за что второй раз его погнали, что-то там случилось по обоюдному согласию с женой или сестрой гражданского губернатора. Баб он любит, а вот жениться упорно не желает. Даже увещевания отца (сбежал от них в армию) и старшего брата не помогли.

Хотя в деле с отставкой Акбара Годраса, скорее всего, нужно искать Марвана. Уж очень тот любит хапать отовсюду. Вот и последствия – появление военачальника на стороне мятежников.

– Этих к присяге, – приказал Акбар, показывая на матросов, – кто откажется – повесить.

Матросы дружным хором заревели о своей любви к представителям власти и готовности выполнять приказы. Болтаться на рее из-за никому не нужных принципов желающих не обнаружилось. Странно было бы, произойди все иначе.

– Ты хороший лекарь? – спросил меня Годрас, изучив с головы до ног.

Не нравится мне этот пристальный взгляд. Не может он меня помнить. А что тогда?

– Лекари бывают хорошие и очень хорошие, – послушно ответил ему. – Остальные экзаменов в Храме не сдают. Я – очень.

– А она?

– Бенила пока ученица, но бывают и молодые воины, затыкающие за пояс ветеранов. Вполне способна даже завтра получить лицензию и работать самостоятельно.

Девушка искоса посмотрела на меня подозрительным взглядом. Не вру, милая. Большинство лекарей, выходящих на практику после обучения в Храме, ты уже легко обставишь. Они числятся учениками четыре года, и многие так и остаются вечными недоучками, зазубрившими учебники. Если лекарь знает, как называется недомогание, это еще не значит, что он понимает, что это такое, и как это лечить. Без реального опыта и дальнейшей повседневной учебы по сравнению с тобой, окончившей восьмилетние курсы у меня на подхвате – те лекари дети. Другое дело, что никто не поверит в твой опыт, глядя на босоногую молоденькую девчонку.

– И сколько у тебя зарезанных насмерть пациентов за спиной?

– Много. – Усмехнулся я. – Наверное, не меньше, чем убитых у опытного воина. Зато другие поднялись с ложа благодаря полученным мной знаниям. На тренировках с боевым оружием тоже, случается, гибнут воины, но и представить солдата без учебы нельзя.

– По законам токсабов лекарь, у которого умер больной, немедленно выдается родственникам умершего, «чтобы они имели возможность сделать с ним, что хотят».

– Неудивительно, что токсабы вымерли. Какой лекарь, находясь в своем уме, согласится помогать таким идиотам?

Кто-то из кавалеристов рассмеялся. Старая династия популярностью не пользовалась, а оседлые с кочевниками никогда мирно не сосуществовали.

– Не всегда во власти человека спасти того, на ком остановился взгляд Солнца, – твердо сказал я. – Все мы смертны.

– И что для тебя лучше: помереть, когда наступит срок, или молить о продлении жизни?

– Если с годами у тебя сохраняются телесные силы и разум, тогда можно просить о продолжении трудов. Но если этих сил нет, а есть только года, тогда ты и далее станешь стареть и, наконец, обессилишь настолько, что будешь лежать и вонять. Такого продления жизни я не пожелал бы никому. Хуже всего отсутствие разума, а это случается и с молодыми.

Так, вот это явно лишнее. Ему эти слова не понравились. Перестарался я с намеками.

– Так я сейчас совершу благое дело! Бери меч и отправляйся на небеса в самом расцвете сил. Да еще и в будущем рождении воином станешь.

– Всегда хотел посмотреть на Ангела Смерти, – не двигаясь, ответил ему. – Единственный на свете носитель справедливости. Богач ли, бедняк ли, царь или нищий – никого не отличает и никому не дает даже малого мига сверх отведенного срока жизни. Но, может, я лучше возьму в руку золотой? Тогда наверняка стану жрецом. Не зря в народе говорят: «Что жрецу в руки попало, то навеки пропало».

Всадники, уже не сдерживаясь, заржали. Шуточек о жадности священников в мире ходит больше, чем о крестьянах, которых непременно считают тупыми и наивными.

– Зачем меч? – выкрикнул один из воинов. – Лучше на мазях!

– На клизмах!

– Пусть лекарь воспользуется молотком! Тюк по башке – и вышибет мозги! У него огромный опыт приведения в бессознательное состояние раненых и больных. Наверняка рука твердая!

Акбар непринужденно рассмеялся. Что бы у него ни было на уме, выставлять себя в дурацком свете военачальник не собирался. Обижаться на острое слово в среде воинов не принято. Хорошо подвешенный язык не менее важен, чем умение драться. Подвиги желательно воспевать, а фигурировать в песнях в роли недалекого и кровожадного типа, беспричинно зарезавшего бедного несчастного лекаря, никому не хочется.

– Кто сказал, что золотой поможет ему стать жрецом? – спросил он громко. – Всем известно: чем ниже шансы больного выжить, тем дороже лечебная процедура. Вместо креста на рубахе лекаря должны бренчать монеты.

Соратники поддержали его дружным хохотом.

– Лекарь – это человек, на которого мы возлагаем все надежды, когда болеем, – вполне серьезно ответил ему, – и обнаруживаем в нем массу недостатков, когда здоровы. А деньги – так, мелочь. Ему тоже хочется кушать.

– Ты победил! Язык твой вполне способен заменить хирургическую пилу и может соперничать с заточкой моего меча. Надеюсь, ты столь же хорош в своем ремесле и не станешь искать оправданий. Впереди очень много практики, моим людям нужен наилучший уход.

Похоже, меня в очередной раз взяли на службу, позабыв поинтересоваться моим собственным мнением. Все лучше, чем погибнуть под клинком неизвестно за что…