По прозвищу Чумной

Вновь Чумной - 2

Чумной снова видел бесконечную серую степь, в которой оказался после своей смерти. Только в этот раз она не задержалась перед глазами, стоило ему сфокусировать зрение, как видение исчезло, сменившись кромешной тьмой. Впрочем, он быстро понял, что просто-напросто не может открыть глаза, веки будто склеились. А фон вокруг насыщенней, чем на базе Горгулий, и очень, очень знакомый. Как и звучащий рядом голос, хотя Алексей готов поклясться, что никогда в своей сознательной жизни его не слышал.

– Возвращайся, мой хороший. У нас и без того слишком много времени упущено…

– Ты ведь понимаешь, что он тебя не слышит? – а вот это полное смирение с судьбой… он точно знает, кому принадлежит голос.

Воронов. А второй голос? Неужели мать? С какого вообще возраста человек может хоть что-то помнить? Вряд ли же с младенчества, правда? Но на этот зов ему действительно хочется откликнуться, только вот тело ощущается балластом, мёртвым грузом. Кажется, он даже вдохнуть глубже не может, чтобы это заметили. Просто не способен подать сигнал, что он здесь, заперт в собственном теле, всё ещё привязан к тому миру, пока не выполнит данное обещание.

– Понимаю, но…

– Марин, он ведь и сам говорил, что пока не разгребётся там – сюда его не отпустят. Пусть он и был всегда удачливым засранцем, уходящим даже от смерти, я сильно сомневаюсь, что даже он способен из таких размеров задницы вылезти без проблем.

“Как ты рядом с ней слова-то подбираешь”, подумалось некроманту, “меня бы уже матом крыл”. Очень хотелось начать подначивать друга чем-то в духе “влюблённый волк – уже не хищник”, но для этого нужно было хотя бы открыть рот. У Алексея такой возможности сейчас не было, на счастье товарища. Да и в целом восприятие мира начинало размываться, вот и ощущение пограничья вернулось. А через мгновение голоса стихли, и он всё же смог открыть глаза.

На планете-базе.

Чумной с трудом привстал на локтях. Магии в нём было много, прямо-таки на зависть, но от неё, как от сытного обеда, клонило в сон. Призрак так и сидел с ним рядом, скрестив ноги. Сам Ликс лежал головой на призраке, ставшем за эти несколько часов удивительно материальным. Басманов-старший трепал потомка по волосам словно пригревшегося кота, но едва тот вернулся в сознание, рука замерла.

– Давно я так?

– Я переложил тебя спустя четверть часа. А прошло… часов шесть, наверное. Не вскакивай, – он всё-таки вернулся к своему занятию. – Мы вроде как никуда не спешим.

– Как всё прошло?

– Ты молодец, ребёнок, я тобой горжусь.

Чумной закаменел, до хруста стискивая кулаки. Афанасий на похвалу был скуп, от него можно было иногда получить довольный кивок, но не пару слов, даже простого “молодец” некромант не помнил. Слова поддержки от друзей и приятелей – совершенно не то. Они тешат самолюбие, да, но до души не доходят. Как и женские восторги.

– Повтори, – голос неожиданно сел, звуки приходилось тащить сквозь сжатое спазмами горло, – пожлст…

– Ты большой молодец и я тобой горжусь. Не каждый сможет принять весь кровавый камень, не отторгнув его. Я очень рад, что ты мой потомок. И мне очень жаль, что ни один из моих сыновей не был похож на тебя.

Маг не выдержал. До этого дня даже не подозревая, что ему настолько нужно услышать эти слова, он пытался не дышать, не моргать, вообще не подавать признаков жизни, не зная, что именно станет последней каплей. Кажется, он в сознательном возрасте ревел только один раз, когда ему впервые заклинанием сращивали открытый перелом, лет в семь, наверное. И уж точно никогда – от простых слов. Горло сдавливало так, будто на нём сжимал пальцы Глейд, а глаза позорно намокли. Ликс попытался рывком сесть, так, чтобы призрак не заметил, но всё-таки вырвавшийся вздох выдал его с головой.

– Мальчишка… рано выкинутый во взрослый мир ребёнок.

Мог ли он подумать, что укладывающий целые отряды голыми руками колдун может так мягко, так успокаивающе гладить кого-то по голове? Некрос привык считать, что слёзы – не просто слабость, а нечто недопустимое, практически позорное. В инквизитории многие так считали и не стеснялись говорить об этом вслух. А теперь колдун, которым на ночь пугали, его утешает…

– Не сдерживайся. Если хочется покричать – кричи. Ничего нельзя держать в себе. Ни радость, ни злость, ни жажду чужой крови. Ни, тем более, обиду и боль. Иначе всё это превратится в кислоту, медленно тебя разъедающую.

И Ликс закричал.

Закричал так, что даже оставленное в прошлом мире тело дёрнулось, пугая сидящих рядом с ним людей. От наполненного магией и накопленной обидой вопля шевельнулись тени брошенного Зиланда, всё ещё ждущего своих хозяев. Даже на Зиланделиксе задумчиво сидящий у окна правитель нервно потёр висок, ощущая эхо от всколыхнувшейся где-то далеко магии.

Закричал, цепляясь за призрака, грозя то ли развеять его, то ли воплотить в этот мир. В какой-то момент связки дали сбой, кажется, он сорвал-таки голос. И теперь просто трясся в крепкой хватке колдуна, утирающего с его лица пошедшую от напряжения кровь.

*

– Видок у тебя, – протянул Кодэх, подбирая сравнение, но только махнул рукой, вновь переключаясь на проверку брони.

– В гроб краше кладут, знаю, – Ликс безбожно сипел, связки только начали восстанавливаться, а кровавые подтёки под глазами, вместе со следами от ушей переходящие в засохшую багровую корку под носом и такие же ржавые разводы на щеках и подбородке, красоты не добавляли. – Я пойду…

– А ну стоять! – Горгулья всё-таки присмотрелся к колдуну внимательнее. – Ты с чем там таким экспериментировал? От тебя, извини за прямоту, прямо воняет магией сейчас.

– Что привезли, над тем опыты и ставил, – некросу хотелось просто залезть в очиститель и после срочно рухнуть лицом в постель. – Я могу идти?

Держался прямо он не столько на чувстве гордости, сколько за счёт крепкой хватки призрака, сейчас прячущегося в его ауре от находящегося слишком близко инквизитора. С другой стороны, теперь Кодэх не ощущался таким обжигающе ярким, вполне возможно, что по голому резерву некрос теперь его превосходил. Но вот тонкости, контроля ему, конечно, ещё не доставало. Но это дело поправимое. Нарабатываемое. Ликс дождался кивка, спиной ощущая, как пристально ему смотрят вслед. Забьёт тревогу? Или нет? Всё-таки он ему жизнью обязан, если бы некромант тогда не отрегировал вовремя, Кодэх уже бы благополучно сгнил. Можно понадеяться на чужое благородство хоть раз в жизни.

– Я бы, конечно, не стал полагаться на высокие идеалы инквизиторов. Сейчас ты у них штатный колдун, а завтра – мишень для натаскивания молодняка. Ещё и качественная такая, неубиваемая.

– Ты в курсе, что ты параноик? – младший некрос на мгновение привалился к стене, давая себе передышку, но почти сразу же двинулся дальше.

– Зато прожил практически двести лет. Наверное, у меня есть какой-никакой жизненный опыт, которым я могу тыкать окружающих в лицо.

– С этим не поспоришь. Мой ты плюшевый!

Последняя фраза предназначалась радостно встречающему хозяина Косту. Пёс повизгивал, успев ощутить в какой-то момент, что его двуногий ушёл из этого мира. Тоскливый вой, наполнивший комнату, здорово напугал Элиз, сегодня находящуюся на дежурстве. Впрочем, залитое кровью лицо колдуна впечатляло не меньше. Но отвлекать некроса от приведения себя в порядок девушка не стала. Неподходящий для этого момент, чуть позже она его обо всём спросит.

Колдун уткнулся лбом в стенку кабинки, ощущая, как с него слезает застывшая кровавая корка. Шевелиться не хотелось совсем, он бы и заснул прямо тут, если бы не нежелание потом рухнуть на пол. Состояние было странным: вроде бы он полон энергии, разум удивительно ясен, но при этом тело будто ногами пинали, так что наличие хоть какой-то координации движений – уже удивительно само по себе. Возможно, он держится на чистом упрямстве.

– Это вообще нормально, что меня теперь валит с ног?

– Да. Меня в целом поражает твоя бодрость, обычно маги в твоём детском возрасте и от меньших нагрузок спят неделями, всё-таки усталость от использования сил в разы превосходит усталость от физических упражнений, и уходит она медленнее. А ты будто задался целью перешагнуть все мыслимые и немыслимые лимиты, ну, либо заморить себя. Вот то, что у тебя кости без вскрытия можно пересчитать – это ненормально. Даже для некроманта.

– Мне нельзя останавливаться. У меня есть цель – и я к ней иду. Я не хочу здесь надолго задерживаться, – Чумной вывалился из кабинки, по стене двигаясь в сторону кровати, стараясь не путаться в ногах и со стороны наверняка напоминая собаку, которой в первый раз нацепили ботинки.

– Это похвально. Но это точно не повод себя истощать. Так что отсыпайся. Я посторожу, – призрак присел на край кровати.

Конечно, для него в этом особого смысла не было, но вот его вполне себе материальному и практически живому потомку вряд ли было бы уютно спать, когда кто-то стоит над душой. Сам Александр живым был очень и очень давно, но всё-таки старался наблюдать за потомками не только в мёртвых садах, но и в их мире, чтобы не потерять это ощущение жизни, не забыть её вкус, не превратиться в умертвие по типу местных некромантов. От представленной перспективы колдуна буквально передёрнуло. Он бы сам себя уважать перестал, если бы опустился до такого, стал бы подобной мерзостью. Нет уж, местных собратьев по искусству нужно от души проредить, и не обязательно своими руками. В конце концов, у них целый орден инквизиторов под боком, пусть действительно неадекватных магов режут, чем к ним лезут.

Алексей почти сразу провалился в сон, призрак выждал ещё несколько минут и принялся мерить шагами комнату. Ему слишком не нравилось, как на его подопечного смотрел этот, как же его называли… Кодэх. Конечно, Ликс спас его жизнь, с этим спорить не приходится, но люди – существа неблагодарные, в этом он убедился достаточно давно. А от этого ещё и тянет горелым, как от костра. У Басманова-то на родине такой массовой охоты на магов не было, как у соседей, не будем показывать пальцами, но в своих путешествиях он успел застать парочку процессов. Запах палёной плоти совершенно точно не входит в число его любимых. Так что надо потомка из этого общества вытаскивать, и чем раньше, тем лучше, чтобы потом лишних проблем не было. Но сначала – Зиланд. Нечего какому-то недоколдуну мир коптить.

– Ничего… мы соберём здесь всё, что возможно, и домой вернёмся с трофеями. Всё будет хорошо…

– У? – подошедший ближе пёс с интересом наклонил голову, рассматривая мага.

– Да, Кост? Алексей, конечно, разошёлся, назвать пса в честь нынешнего императора. Хотя… могу понять. Тот ведь и сам маг, а такое давление на магов развернул. Ну, ничего, с теми, кто вредит моей семье всегда может случиться несчастный случай, правда? В конце концов, это Лёшка давал присягу, а не я, моя слетела после смерти. Да и к потенциальным мужьям Великих Княгинь не так много требований, как к супругам будущих императриц…

– Р-р-р!

– Ладно, ладно, обещаю планировать переворот только в самом крайнем случае. Какой ты… твёрдый во взглядах зверь!

– Ну, должна же у кого-то из нас троих всё-таки быть совесть? – Ликс перевернулся на спину.

– Чего не спишь? – призрак потрепал такого же восприимчивого к его прикосновениям костяного пса, возвращаясь на прежнее место.

– С вами заснёшь, – он потянулся. – Такое чувство, будто я влил в себя пару литров кофе и решил после этого лечь. Мерзотное состояние, конечно… А ещё меня раздражает, что я сижу тут и ничего не делаю. Мне тупого сидения на жопе ровно хватило ещё в изоляторе.

Колдун сел, пытаясь продышаться и привести себя в порядок. Избыток магии в организме не давал замереть на одном месте, даже сон не шёл, все попытки “лечь и заснуть” разбивались о бушующее внутри море. Ликс внезапно напомнил себе самого себя лет в тринадцать-пятнадцать, когда его раздражало буквально всё. Особенно – наставления других инквизиторов. Тогда тоже идущая в разнос магия влияла на характер самым отвратительным образом, он буквально дурел от смеси магии и гормонов, бьющих по мозгам. Кажется, сейчас у него был второй пубертатный период.

– У тебя пульс почти к нормальному человеческому сейчас пришёл.

– Я и чувствую себя удивительно живым. Почти норма? То есть мне кажется сейчас, что со мной что-то не то?

Призрак кивнул, давая младшему некросу время переварить и проанализировать собственные ощущения. Ликс подтянул колени к груди, сворачиваясь в клубок, о том, чтобы жестом приглушить свет в комнате он даже не подумал. Зато Элиз, снова заглянувшая к колдуну через камеры, воспользовалась своим контролем над системами и обеспечила ему приятный полумрак. Но некромант на это только приподнял голову:

– Кто сегодня дежурит? Чья сейчас смена-то?

– Моя. Я подумала, что слишком яркий свет сейчас может быть для тебя дополнительным раздражителем. У меня от высоких нагрузок со стороны техники такое случается, когда в голову поступает избыток информации.

– Спасибо. Слушай, а какие у тебя планы на вечер? Когда заканчивается дежурство?

– Через шесть часов. Скорее всего, отсыпаться я буду прямо здесь, в блоке, но потом у меня три свободных дня. А что? Есть какое-то предложение? – неловкость в голосе, скрываемая самоуверенностью, была слышна даже не слишком понимающему в тонкостях взаимоотношений Ликсу.

А уж Александр уловил её ещё раньше, чем Элиз дошла до середины фразы. Немёртвый некрос успел прогуляться по базе и местную зазнобу потомка оценил в полной мере. Даже с тоской вспомнил собственную жену, давно ушедшую на следующий круг, в новую жизнь. Вот уж кто всю семью держал железной рукой. Колдун и не заметил, как расплылся в улыбке, вспоминая как на него рухнуло небо, он не мог иначе описать давление ауры Натальи, когда та держала у горла совсем ещё зелёного мага нож. “Или ты женишься, или я этим ножом тебе голову отпилю”. М-да, сильные женщины, видимо, это семейная история.

– Хорошо. Тогда найду тебя через сутки, – он каким-то чутьём уловил, что внимание технопатки переключилось куда-то ещё, и перевёл взгляд на предка. – Ты такой довольный, что хочется предложить тебе луковицу.

– Вспомнилось хорошее.

– Не поделишься?

– Да так… Элиз твоя на мою Наталью чем-то похожа.

– Она не моя…

– А, то есть ты собрался девку поматросить и бросить? – призрак недовольно дёрнул головой, наполняя небольшое помещение бряцаньем железа. – Тогда может оставишь её в покое? Самого ничего не смущает?

– Так я ей, по-моему, ещё в вечной любви не клялся и никаких обещаний не давал! – вскинулся Ликс.

– Алексей? – призрак изогнул бровь, стараясь заглянуть потомку в глаза.

– Да понял я, понял, ничего такого не будет. И лапшу ей на уши я вешать не собирался. Не начинай мне мозги полоскать, а? И без тебя голова гудит.

– Голова гудит, говоришь? Избыток дурных мыслей прекрасно компенсируется физической нагрузкой. Давай, поднимай задницу и принимайся за работу. И не вздумай халтурить, а то пару пинков получишь.

Чумной с тяжёлым вздохом встал с кровати, принимаясь разминаться. Александр бывал порой невыносим, а приказной наставнический тон ясно дал понять, что душевность закончилась, жалость тоже и теперь он снова будет пахать как не в себя. Ну да ладно, в чём-то Басманов может и прав. Когда тело занято делом, на дурные мысли остаётся не так уж много сил. Да и сам некрос жаловался, что зиланделиксийская тушка слишком неразвитая, а руки до работы над ней всё не доходили. Такие задатки нужно использовать, а не надеяться на милость природы.