15. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Лекок слышал за дверью веселый разговор товарищей, иногда доносился слабый голос Алеши. После возвращения «Гермеса» прошло несколько дней. Все вошло в свою колею, но отношения Лекока с «меркурианами» оставались натянутыми.

А как ему хотелось, чтобы все было по-прежнему! Сегодня станция празднует спасение Донцова, и сегодня же будет сообщено на Марс это счастливое известие. До чего же хочется принять участие в общей радости, пошутить с Трояни, потребовать из его «владений» бутылку шампанского…

Нет, что-то мешает ему выйти вот сейчас к друзьям с улыбкой и с ясной душой. Как же назвать это «что-то»?

Уязвленное самолюбие?. Нет, самолюбие не так уж сильно пострадало. Так что же другое?

Престиж ученого?… Тоже нет. Авторитет его, как ученого, не затронут.

И неожиданная мысль заставила его покраснеть и закрыть лицо ладонями: а не проявил ли он трусость?

Формально он прав. Начальник не имеет права посылать подчиненных почти на верную гибель, тем более, что Земля запретила все космические полеты на неопределенный срок, но… не скрывается ли за этим боязнь ответственности?

Он, Жан Лекок, упорный, сильный, смелый человек оказался слабее мягкосердечного, стеснительного Гюнтера. Да и не только его. Слабее грубовато-мужественного Джексона, восторженного Орлянкина, весельчака Трояни, медлительного, молчаливого Тимонена. Все они готовы были взять ответственность на свои плечи, рискнуть не только своей жизнью, но и жизнями друзей.

Так казнил себя Жан Лекок.

…Как только Алеша пришел в себя, Орлянкин заверил товарищей, что мальчик без вреда для здоровья может рассказать о гибели «Зари».

— Как ты думаешь, почему просьба о помощи шла к нам двадцать дней? — спросил Гюнтер. — Ты видел, как радировал Петерсен?

Алеша задумался:

— Видел. Это было в день катастрофы. Каждую радиограмму он передавал дважды. Когда я остался один… мне порой казалось, что штурман продолжает говорить в микрофон. Это я бредил, конечно.

— Ты, Алеша, конечно, подружился со штурманом? — продолжал спрашивать Гюнтер. — Как же это случилось, что он на долгий срок оставил тебя одного? Он там и погиб, бедный старый космонавт.

— Он мне сказал, что будет перезаряжать автоматы.

— Это вздор, — пробурчал Джексон, — он не мог своими силами перезарядить автоматы. Это… отговорка. А главная причина… черт меня возьми, если я знаю настоящую причину!

— Товарищи! — вступил в беседу Трояни. — Пора, как говорят, поставить точки над «и». Знаешь ли, Алеша, почему тебя оставил Петерсен?

— Он не совсем оставил меня. Он даже говорил со мной. Давал советы.

Трояни покачал головой.

— Штурман умер в тот самый день, когда попрощался с тобой. Он знал, что умирает, и, наверно, решил избавить тебя от тяжелого зрелища.

— Но я же говорил с ним! — закричал Алеша. — Я слышал его!

— Это говорило автоматическое устройство. Петерсен записал свои советы на магнитофон. Вот они, ленты. Я нашел их в кабинке автоматики. И просьбу о помощи слал к нам уже не штурман, а тоже автомат.

Алеша вспомнил свою обиду, свою досаду, когда штурман заперся в кабинке, и, покраснев, опустил голову.

Молчавший во время этой беседы Орлянкин дождался, когда Алеша вышел, и знаком подозвал друзей:

— Я не хотел говорить при Алеше. Мне пришло в голову — а что если Петерсен не просто умер, а… покончил с собой?

— Не может быть! — возразил Гюнтер. — Это был человек-борец, один из самых смелых космонавтов нашего времени. На него это не похоже!

— Понимаете ли… если бы они остались вдвоем, они бы умерли с голоду. Продуктов было очень мало. Своею смертью Петерсен спас мальчика. Он был способен на такое, добрый старый Руал!


Загрузка...