— А все-таки это замечательно! — воскликнул «самый молодой человек на планете», так называли товарищи двадцатипятилетнего Петю Орлянкина.
Лекок наморщил лоб:
— Замечательно?
— Конечно, замечательно! Впервые за всю историю Земли! Вы понимаете? Впервые! Человек предсказал вспышку на Солнце! Ай да мы! Я горжусь нашей станцией!
— А не рано ли? — ответил Лекок. — Наш прогноз может быть неточен. Еще хуже, если мы опоздали с предупреждением. Может, вот сейчас, сию минуту Солнце — бах!
Орлянкин замолчал, но не надолго.
— Представляю, как после нашего предупреждения опустеет космос. Рейсы на Луну, на Марс, на Венеру отменят до особого распоряжения. Сколько это вызовет непредвиденных разлук!..
— Не задержали бы наш грузовой, — встревожился Трояни, мясо на исходе. Не хочется переходить на пасты в тубах.
— Кстати, пора завтракать, — напомнил Джексон. — Надеюсь, сегодня не макароны?
— Нет, о свирепый австралиец, тебе будет «стэйк» с луком, — и Трояни стал хозяйничать…
Завтрак подходил к концу, и все удивлялись, что Тимонен опаздывает.
— Неужели он все еще передает предупреждение? — спросил Лекок. — Ты его звал, Джакомо?
— Звал. И в ответ услышал… как это?… Перкеле! Финским я не владею, но это слово, как только узнал Тима, мне знакомо.
Все засмеялись.
— Наш радиомаэстро что-то ловит в космосе, — продолжал Трояни, — и у него сейчас такое лицо! Наверняка познакомился с прекрасной девушкой мира Альфа Центавра…
— Сигнал бедствия! — прервал его Тимонен и положил перед Лекоком раскрытый вахтенный журнал.
— «Говорит планетолет «Заря»! Второе сообщение. 16 часов по земному (московскому) времени. Открыли иллюминатор, — сперва тихо, потом все громче читал Лекок, — находимся в голове кометы, в огромном рое ледяных и каменных глыб. Первое сообщение о катастрофе вернулось, отраженное непроницаемым для радиоволн слоем. Повторяю, сохранилась только носовая часть корабля…» — Лекок дошел до конца и поднял глаза на Тимонена: — Ты ответил?
— Да. Но он не отвечает. Может… погиб?
— Какой ужас!
— Несчастные!
— Надо запросить Землю!
— Я знал Петерсена. Бедный старик! — перебивая друг друга, заговорили ученые. К их удивлению, Лекок был невозмутим.
— Успокойтесь, товарищи! Это мистификация. Шутка глупого радиста, обалдевшего от долгой вахты в космосе. Вы не обратили внимания на дату. Двадцатое июля! Если ей верить, то радиограмма шла к нам двадцать дней! Откуда же она послана? С Трансплутона? С соседней галактики?…
— Подождите, Жан, — заговорил Гюнтер, — дату можно переврать при приеме. Тим, хорошая ли была слышимость?
— Очень плохая, Ганс. Много помех, искажений. Но дату я слышал хорошо, — твердо сказал Тимонен.
— Радиоволны не мясо, не овощи, — уже раздраженно кричал Лекок, — их нельзя законсервировать на двадцать дней! Через три часа — очередной разговор с Землей. Ручаюсь, мы узнаем, что «Заря» благополучно прибыла на Марс.
— Но нельзя ждать три часа! — закричал Орлянкин.
— Это особый случай! Надо срочно вызвать Землю! — подхватили все.
Лекок обвел глазами ученых:
— Вы так считаете?… Хорошо. Запросим. Пошли, Тим! — и он скрылся с радистом в комнате связи.
— А я пойду в обсерваторию, — встал Гюнтер.
По винтовой лестнице он забрался под купол. Там была его рабочая комната.
— Координаты, где у меня ее координаты? — бормотал астроном, роясь в ящиках стола.
Спустя несколько минут труба телескопа с низким гудением плавно поднялась к центру купола. Купол с легким звоном раскрылся и снова сомкнулся, пропустив трубу в верхнюю часть обсерватории, предназначенную только для наблюдений.
А Гюнтер сидел за столом, изредка нажимая кнопки. Там, наверху, автомат-наблюдатель искал недавно открытую комету, получившую наименование «Комета Гюнтера 2065».
Число означало год открытия.