Планета червей

Глава 24

Дорога, в странной с виду телеге, едущей мягче обычного, убаюкивала слабеющего Флэма, и он в который раз проваливался в полудрёму, вспоминая слова Вайзы: «Не держи зла на Дюгутя, что он про твоё прошлое сказал Хладе. Может позже эта правда была бы принята ею ещё хуже, а так время поможет ей понять и себя, и тебя с твоим прошлым».

Как только колкий смысл этих слов пронзал сознание Флэма, он, не желая того, стонал от бессилия что-либо изменить, и вновь ненадолго пробуждался.

Лэви, что рулил двумя крупными увальнями, запряжёнными в свою необычную телегу, то и дело оборачиваясь на стон Флэма. Видя, что юноша еле открывает глаза, Лэви подгонял животных длинной верёвкой, думая при этом, что надо бы получше соорудить «погоняло», чтобы оно и в руках держалось крепче. А вот то, что увальней приучили к упряжкам, было ещё одной гордостью ездока-первопроходца.

Лэви, в свои почти сорок периодов[1], постоянно что-то изобретал и усердно занимался совершенствованием тачек ездоков, созданных вместе с со своим лучшим другом и покойным отцом Хлады, Киркасом. Невзирая на свой возраст, Лэви достаточно ловко мог взобраться на дерево, когда ходил по ближайшим лесам, чтобы раздобыть нужную отпавшую ветку. Ловкость и гибкость достались ему от рождения, а постоянные увлечения чем-то новым и необычным, не давали ему спокойно спать, пока какая-то задумка не воплощалась, принося облегчение в жизни, или работе. Жители были бесконечно благодарны Лэви за его изобретения. Ведь он придумал и воплотил очень много полезного, от механизмов для полива огородов, до применения слюды в окнах жилищ, не говоря уже о навесе, который давно усовершенствовал Лэви вместе с Киркасом. Неугомонные изобретатели как-то предложили натягивать не одно прочное полотно ткани между деревьями и жилищами, как раньше, а наложить его в несколько слоёв. Верхние слои навеса, Лэви вместе с Киркасом, обильно пропитали смолой деревьев, чтобы дожди и снег не могли его промочить. Затем они крепко соединили все слои с крышами жилищ и стволами деревьев, и сделали один общий многослойный входной полог, тем самым позволив заметнее сохранять тепло в большом внутреннем пространстве. Этот же метод пропитки смолой, позже уже один Лэви воплотил и для парусов баркасов. Живой ум, постоянные разъезды в Сальдар и новые изобретения, куда Лэви полностью погружался с головой, долго оставляли его холостым. Только гибель своего близкого друга, заставила образумиться ездока-изобретателя, и он даже хотел жениться на вдове Киркаса, Эле, готовой вот-вот родить, чтобы поддержать её. Но после смерти той в родах, Лэви долго помогал наставницам ухаживать за младенцем Хладой и питал к ней отцовские чувства до сих пор. Все те печальные события серьёзно повлияли на Лэви и изменили его отношение, как к своему существованию, так и к себе самому. Он осознал, что семья не просто главное в жизни. Семья и есть сама жизнь, ради которой стоит и изобретать, и творить в этом мире. Но, как оказалось, найти свою любовь Лэви было не так просто. Встретил он её в одном дальнем селении, развозя по Полунгару сальдарские товары. Стройная сероглазая Тийе заставила замереть Лэви от восторга, когда он увидел её в венке из цветов, на празднике урожая. Вскоре у них родилась первая дочка, а спустя пару периодов, и вторая. А недавно Тийе сообщила мужу, что ждёт третьего ребёнка, от чего знатный ездок был без ума от счастья.

Правда, Лэви теперь редко «седлал потоки» и занимался больше домашними делами, да продолжал изобретать всякие полезные механизмы для хозяйства, что он делал в старой кузне Мёркиша, деда покойного Киркаса.

Сейчас, двигаясь на телеге в упряжке с увальнями, мужчина вспоминал, как приручил этих диких животных. Ведь произошло это только благодаря случаю.

Как-то возвращаясь из леса, нагруженный несколькими полукруглыми ветвями под новые колёса, Лэви увидел недалеко от своего жилища раненного увальня. Тот стоял с разодранным плечом за перекрещенными пиками общей ограды селения и тоскливо мычал. Все знали, что увальни, хоть и обладали большими рогами, но были в большей степени безобидны, питаясь травой, мхом да лягушками. Но, чтобы они вот так приходили близко к жилищам - такого не было. А этот раненый увалень всё же отчаянно решился прийти поближе к людям и своим мычанием просить о помощи. Он даже подпустил Лэви к себе и дал промыть свою рану, которую явно оставил рыкун.

Лэви провозился с этим увальнем довольно долго. Он промыл рану, приложил к ней липкий мох, что содрал с кустов, и долго держал его, пока мох не ссохся с разорванной плотью. Только после этого мужчина аккуратно похлопал увальня по тёплому боку, давай понять, чтобы тот уходил.

На удивление Лэви, этот увалень снова пришёл на это же место через оборот, и так же тихо стал мычать. Лэви, выйдя за ограду, из любопытства подождал немного, призывая к себе рукой увальня, и ещё больше удивился, когда тот, спустя немного, подошёл ближе и даже лизнул руку мужчины своим шершавым языком. Лэви рассмеялся от неожиданной ласки и снова обработал уже затягивающуюся рану липким мхом. В этот раз Лэви обратил внимание на четыре вытянутых набухших сосца животного на его большом брюхе. Мужчина тронул один сосок, откуда тут же брызнуло молоко, отчего стало понятно, что перед ним кормящая самка увальня, которая, вероятно, чтобы не погибнуть от раны, решилась на такой отчаянный шаг, попросив о помощи людей.

Целую нáдель[2] Лэви ухаживал за этой самкой увальня, и даже дал ей кличку «Муфа», почти повторяющую её мычание «му-у-ф-ф».

Вскоре рана на плече Муфы обросла коркой и Лэви уже про себя прощался с нею, делая очередную «перевязку» липким мхом. Но через оборот он увидел среди густых кустов ещё двух животных. Крупный увалень с толстыми рогами, огибающими по бокам половину его немалой головы, стоял, загораживая собой детёныша.

Зная, что увальни хоть и безобидны с виду, но из-за немалого веса могу просто затоптать человека своими толстыми, как стволы деревьев, ногами, если разозлятся, Лэви решил действовать осторожно. Он закончил обрабатывать рану Муфе, и, взяв остатки липкого мха, осторожно пошёл в сторону густых кустов. Поманив за собой Муфу, Лэви достаточно близко подошёл вместе с ней к другим увальням и только тогда протянул ей немного мха. Муфа с радостью слизала угощение с рук и даже дала себя погладить по большому уху, отчего Лэви негромко рассмеялся. Крупный увалень тут же грозно заурчал, и, сделав шаг на Лэви, направил на него свои рога.

Лэви, понимая предупреждение, отступил и стал рассматривать животное. Сосцов у того не было, но было то, что точно определяло его как самца. Лэви и увалень смотрели друг на друга с любопытством, если так можно сказать об увальне, и мужчина осторожно протянул ему на ладони оставшийся мох. Самец немного постоял в нерешительности, сильно втягивая широкими ноздрями незнакомый для него запах человека, но потом всё же осторожно слизнул угощение. Лэви ещё постоял недолго с протянутой рукой пока увалень продолжал её нюхать, но потом осторожно убрал её и стал отступать. Всё семейство немного потопталось на месте и, развернувшись, скрылось в кустах.

Теперь каждое утро Лэви набирал самый сочный мох с высоких кустов, куда было сложно дотягиваться увальням, и ждал прихода семейства Муфы.

Через пару оборотов самец, которому Лэви дал кличку «Моф» также по его манере мычать, допустил покормить и погладить их с Муфой детёныша. Малыш был забавным и любил бодаться своей крупной головой, отчего Лэви пару раз даже чуть не упал.

Это ухаживание за увальнями не осталось без внимания жителей селения. Лэви стали расспрашивать, как ему удалось приручить диких животных? На что он отвечал, что только лаской можно приманить дикое существо, но вот говорить о приручении пока рано. Вот как только он запряжёт этих увальней в свою телегу, тогда и можно будет сказать, что их приручили.

Через надель Лэви сделал высокий забор перед со своим жилищем, расположив его по квадрату, и утыкал его с обратной стороны сланцами с острыми краями, чтобы никакое хищное зверьё не могло перелезть через такую преграду. За этот забор мужчина приманил семейство Мофа и Муфы, соблазнив их большими кучами собранного заранее мха, и двумя бадьями, полными лягушек.

Животные в первые несколько оборотов осторожно заходили внутрь, но потом обязательно возвращались на волю. Но настало время, когда увальни, наевшись в очередной раз угощениями, расслабленно улеглись отдыхать в загоне. Лэви решил запереть ворота, чему животные даже не сопротивлялись. Хоть теперь забот прибавилось по собиранию мха и ловле лягушек, в этом Лэви бойко помогали его пара малолетних дочек и жена Тийе, которая как раз позже и научила всех селян доить самок увальней, добывая вкусное молоко.

Произошло это событие более полутора периодов назад. И с тех пор много жителей Зова Песко стали пробовать приручать этих покладистых животных, потому что уж больно понравилось всем их молоко, которое у самок увальней почти не пропадало никогда, и из которого чуть позже даже научились взбивать масло.

Но труд приручения давался непросто. Кому-то удавалось приманить увальней едой, как это сделал Лэви, а кто-то бросал это кропотливое дело и просто стал выменивать молоко за раковины или марблы[3] у тех, кто смог приручить самок увальней. Не обошлось и без проблем, когда самого ленивого жителя селения, Пипсéна, один увалень даже немного покалечил, отдавив тому ногу. После чего Пипсен часто жаловался на свою раздавленную ступню и постоянно увиливал от работы.

Прошло ещё несколько периодов и Лэви, как и обещал когда-то, действительно запряг в телегу Мофа и его повзрослевшего детёныша, получившего кличку Шалун.

Правда и этот процесс занял у Лэви много времени. Потому что сначала нужно было переоборудовать телегу, где уже не требовалось педалей. Колёса телеги он соединил с самим корпусом через необычные перекрещенные балки, что делало езду заметно мягче. Но самым сложным оказалось научить увальней делать то, что хотелось Лэви – а именно, поворачивать куда нужно, останавливаться или идти быстрее. Мужчина долго соображал над конструкцией управления, пока не увидел, как одна из женщин просеивает муку из толчёных раковин и водорослей, дергая за два ремня, привязанных к баку с ситом, постоянно поворачивая бак в разные стороны. Так у Лэви появились поводья, которые позволяли давать направления, если дёргать одно из них с нужной стороны. Уже через пару наделей тренировок увальней, упряжка с ними впервые проехала по селению.

Теперь Лэви вёз Флэма на своей необычной телеге в упряжке увальней к месту, где вскоре должен открыться поток.

Стоит отдать должное Калиле и Дюгутю, которые смогли выменять всё оставшееся стекло Флэма на немалое количество красных водорослей. И это не смотря на разительную перемену во Флэме, после того как он всё же узнал истинную причину своего резкого отторжения Хладой и просто перестал разговаривать с этой семейной парой, делая вид, что или спит, или очень устал. Что, по сути, и было правдой. Теперь тюки с красными водорослями так же служили Флэму хорошим лежаком в телеге, но юноша этого не замечал из-за своей неимоверной слабости и полного отсутствия даже искры радости в сердце.

Спустя пол оборота Лэви, прибыв в нужное место к семейству собирателей. У них хранилась его ездовая тачка, которую он так же доработал, сделав дополнительные боковые паруса, помогающие регулировать повороты. Он укомплектовал тачку необходимыми запасами и перегрузил весь товар Флэма, поручив собирателям ухаживать за увальнями. Теперь осталось дождаться потока. Приготовления были короткими и Лэви быстро справился с ними один, благодаря своему опыту, но вот разговорить хоть немного Флэма ему так и не удалось. Юноша не проронил ни слова, демонстративно отворачиваясь или закрывая глаза.

Давящая темнота сменилась на тёмно-серую хмарь, что всегда предвещало начало потоков. Вскоре Лэви почувствовал порывы ветра и проворно перенёс полу-спящего Флэма в тачку, обложил его тюками с водорослями, крепко привязав верёвками к бортам его руки и ноги. На что Флэм вяло улыбнулся и впервые произнёс:

– Не старайтесь так, дядька Лэви. Выбросит меня в потоке – так и ладно. Мне уже всё равно…

После этих слов юноша закрыл глаза и Лэви понял, что теперь парень точно провалился в своё забытьё истратив последние силы. Не теряя время на разговоры, ездок надел на Флэма маску с капюшоном, проворно забрался в тачку, быстро привязал себя, и, налегая на педали, стал набирать скорость. Поднимающиеся в порывах ветра опавшая листва и сухие травы дали понять, что путешественники в потоке. После чего Лэви раскрыл один за другим все четыре паруса.

[1] «Период» - промежуток времени, равный земному году в соотношении 1 к 1,00314.

[2] «Нáдель» - промежуток времени, равный земной неделе.

[3] «Марбл» - стеклянный, идеально прозрачный шарик, принятый на планете Поса как единица обмена.