Планета червей

Глава 18

Для Флэма это был чудовищно тяжёлый разговор. В нём боролись уже известные и привычные ему чувства гордости и своего превосходства над другими, которым мешало новое, более яркое желание стать искренним и бескорыстным, как Калиле и Дюгуть. Его рассказ о себе даже для него выглядел как что-то ужасное, словно он говорил о каком-то другом отвратительном человеке. Флэм то и дело прятал глаза, как будто он вытаскивал наружу что-то уродливое, отчего его самого чуть не выворачивало – с таким трудом давалось ему каждое признание.

Дюгуть слушал неприятную жизненную историю своего нового друга, низко опустив голову, а Калиле уткнулась щекой в плечо мужа, и смотрела своими большими глазами, словно не веря тому, что слышит. Только Саж оставалась невозмутимой, будто она уже когда-то это слышала, а теперь просто проверяет – всё ли сходится. Иногда даже какое-то сочувствие мелькало в её взгляде. Вместе с женой, также невозмутимо слушал и Асюри, сложив перед собой руки на столе, отодвинув пустую посуду после ужина. Правда иногда супруги с каким-то их внутренним пониманием переглядывались между собой, особенно в начале рассказа Флэма, но уже к середине его исповеди оба стали слушать более спокойно и сдержанно.

Наконец Флэм, утерев выступивший от напряжения пот со лба, тихо выдохнул:

– Это всё…

Саж, переглянулась с Асюри и совершенно спокойно сказала:

– Я очень рада, Флэм, что ты не утаил ничего важного о своей бурной молодости, – и увидев изумленный взгляд юноши, она продолжила с небольшой улыбкой, – Тебя удивляет, что я с такой уверенностью говорю о твоей жизни, словно я её знаю? Так вот, я не буду скрывать, что мы с мужем знакомы с Тотикой, тем «верзилой», которого ты своими наговорами изгнал из вашего селения. Добавлю лишь, что для нас было не меньшим удивлением узнать тебя совсем иным при первой встрече.

Даже смуглая кожа Флэма не смогла скрыть, как он сильно побледнел от услышанного, и тут заговорил Асюри:

– Ты будешь удивлён, парень, но как раз Тотика и обнаружил здесь залежи сланца более периода[1] назад. Сначала он скитался по Сальдару в поисках нового места для жизни, а потом приехал в наше малое поселение. Мы вместе с ним славно поработали на этой каменоломне, пока он не заболел сильно. Как оказалось, ему просто не хватало света Сао, и его кожа не смогла долго выдерживать наш суровый климат. Это ведь удел почти всех сальдарцев, кто решил когда-то перебраться в наши края. Потому то многие болеют и возвращаются в свои места. У Тотики эта «болезнь слабости» проявилась маха[2] через полтора после приезда, и он стал чахнуть на глазах. Мы с Саж собрали часть своей выручки и помогли отправиться ему назад. Тотика уехал в другие края Сальдара, ближе к туманной части стыка миров, подальше от твоего селения стеклодувов.

Флэм слушал, обхватив голову руками, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, словно его мучила невыносимая боль. Ему действительно было больно от того, что он сделал с Тотикой, и не только с ним. Впервые особенно больно ему было в душе, потому что теперь он очень остро осознал, как много он свершил непоправимого, и теперь не знал, как загладить свою вину перед теми, кому он когда-то так беспощадно навредил. Юноша боялся поднять глаза на Дюгутя и Калиле, которые, по его мнению, теперь точно могли его возненавидеть за все его подлости.

– Выслушав тебя, Флэм, – продолжила Саж, – замечу, что не рассказал ты, как вместе с мастером Элавом вы помогаете богатеть своему селению, хотя об этом тоже стоило бы упомянуть. Мы знаем, что многие ездоки отзывались об Элаве и о тебе, как об отличных знатоках своего дела. Да, ты сказал, как обманывал Элава, и это останется только на твоей совести, но, гораздо важнее то, кем ты стал именно сейчас. Видя, как ты искренне сожалеешь о своей прошлой жизни, поведав нам о ней с таким трудом и стыдом, даёт нам полное право считать тебя смелым человеком. Ведь на такое откровение не каждый смельчак решиться, а ты это сделал. Надеюсь, что теперь твой груз души не будет тебя терзать так отчаянно сильно. Практически уверена, что твоё признание будет оберегать тебя и не позволит повторять подобного никогда. Дюгуть, рассказывая нам о тебе ещё в первый раз, отзывался о тебе, как о честном человеке, не зная всех твоих прошлых поступков. Просто он верит тебе и твоей искренности. И сейчас свою честность ты показал со всей полнотой.

После этих слов Дюгуть встал и, подойдя к Флэму, крепко обнял его со словами:

– Да, я верю в тебя, парень! И хоть натворил ты немало, но если такого больше не повториться, то я всегда помогу, коль нужно будет.

Калиле встала рядом с мужем и тихо сказала, глядя на юношу:

– Всё что было, оставим в прошлом. Вряд ли человеку с гнилой душой смогли бы отозваться черви и спасти нас.

Флэм снова чуть не расплакался, как несколько дней назад. Он настолько сильно был благодарен этим людям за такое сердечное отношение к себе, что поклялся бесконечно дорожить им со всем трепетом своей души.

***

После этого тяжелейшего разговора юноша очень долго не мог заснуть, впервые в своей жизни сгорая от стыда. Его разрывало от боли, словно кто-то залил внутренности раскалённым тягучим стеклом. В один миг он даже собрался сбежать в лес, чтобы его там порвал на части рыкун. Терзаемый мучениями совести, Флэм всё же провалился в нервный сон, где ему привиделся Тотика, понуро уходящий с большой заплечной сумой, а Флэм бежал за ним и не мог догнать, чтобы попросить прощения.

Пробудившись, Флэм с трудом заставил себя выйти к утренней трапезе. К его небольшому облегчению за столом была только Саж. Юноша понуро присел за стол и молча взял чашу с дымящимся отваром. Но то, что прозвучало потом, заставило Флэма широко распахнуть от удивления свои красивые глаза.

– Не всё мы вчера тебе рассказали с Асюри, – тихо сказала Саж. – Сейчас ты, возможно, сильно удивишься, когда узнаешь, что Тотика перед своим отъездом даже был благодарен тебе.

Флэм растерянно смотрел на Саж, а она продолжила, улыбаясь:

– Благодарен он был потому, что именно здесь нашёл любовь всей своей жизни. И если бы твои наговоры не заставили его скитаться, то, может быть, он никогда бы и не встретил свою Гаю. Мы с ним до сих пор не теряемся и посылаем весточки и письма через наших внутренних ездоков.

От услышанного, Флэм зарыдал. Он был благодарен Саж за такую новость, и в его голове зародилась пылкое желание отыскать Тотику и добиться его прощения.

***

Мастер Элав в который раз приходил к Чёдэсу упросить его поехать на розыски Флэма, предлагая сначала двадцать, а потом и пятьдесят марблов за такую услугу. Ведь прошёл уже оговорённый мах, а парень так и не вернулся, и Элав не на шутку встревожился. Для Элава Флэм был как сын, которого он воспитывал с малых лет, когда его привезли в селение из туманной части, где погибли его родители. Мастер Элав никому и никогда не рассказывал ту ужасную историю, чтобы не порождать глупые слухи, и всегда старался уходить от таких разговоров.

Возвращаясь очередной раз от Чёдэса, так и не добившись от него согласия на поиски Флэма, мастер Элав даже начал подумывать самому отправиться в Полунгар в закрывающийся вот-вот проход. На его счастье, к ним в селение за стеклянным товаром заехал один ездок полунг, поведавший Элаву странную историю о том, как он не так давно видел суд над одним ездоком сальдарцем. По словам судивших его глав селений по добыче сланца, был он вором и покушался на жизнь какого-то стеклодува, сбросив его в потоке со своей тачки. Элав схватил за руку мужчину и потребовал рассказать всё в мельчайших подробностях.

Чёдэс при каждом визите мастера Элава хоть и старался непринуждённо улыбаться и держаться дружелюбно, как он умел, но сразу после ухода гостя всегда впадал в странную задумчивость, которая очень не нравилась Вахве. В такие моменты она видела во взгляде мужа пугающую темноту, что вызывала у неё страх.

Вот и в этот раз, поймав тёмный взгляд мужа, Вахва не сдержалась, несколько раз глубоко вздохнула, чтобы прогнать тревогу, и кокетливо покручивая бёдрами, подошла к Чёдэсу вплотную.

– Почему моему любимому мужу какой-то стеклодув портит настроение? – томно произнесла она. – Да так портит, что твой взгляд, Чёд, начинает меня пугать.

Мужчина натужно улыбнулся и приобнял жену за пышную талию со словами:

– Не переживай, моя сладость, это моё временное состояние раздумий.

– О чём ты раздумываешь так, что от твой взгляд становиться пугающим, словно ходы мрачной пещеры в каменоломне? – тут же надула губы Вахва. – Я же впечатлительная и мне не хочется видеть в тебе такую жуть. Или что-то опять не так с твоими нанятыми ездоками?

Чёдэс улыбнулся и его глаза привычно засияли радостью.

– Да ты у меня сообразительная! – усмехнулся он, и звонко поцеловал жену в пухлую щёку. – Угадала. Не вернулся тут один назад, хотя уж оговорённый мах прошёл.

– Эх, что-то совсем не везёт тебе с нанятыми, – успокоившись, продолжила Вахва и откинулась на подушки лежанки. – Уже несколько человек в тумане том канули. Благо хоть ты сумел тогда тачки свои вернуть и товар разыскать. Правда тот товар вроде не твой был, а на перепродажу, так ведь?

Чёдэс недовольно вздохнул и, отвернувшись от жены, стал наливать воду в один из изысканных стаканов, которых в их доме было великое множество, стараясь уйти от неприятного разговора. Вахва, подумав несколько мгновений, повернулась к мужу, и с растущим удивлением спросила:

– Подожди, подожди… Случайно это не тот сальный тип не вернулся, который на твоей старой тачке в Полунгар повёз Флэма? Это из-за него к тебе Элав постоянно ходит?

– Ну всё, разговорилась… – недовольно нахмурился Чёдэс. – Сейчас ещё навыдумываешь невесть что. Давай-ка, прекращай.

С этими словами мужчина подошёл к лежанке, присел рядом с женой и начал поглаживать её по бедру, зная, что от такой ласки Вахва всегда млела. Но в этот раз женщина резко привстала, отодвинув руку мужа и, глядя испуганными глазами, шёпотом спросила:

– Так это ты всех тех ездоков…?

Мрачный, как тоннели каменоломен, взгляд Чёдэса был ответом на слова жены.

[1] «Период» - промежуток времени, равный земному году в соотношении 1 к 1,00314.

[2] «Мах» - промежуток времени, равный 33 оборотам (Оборот - промежуток времени, равный земным суткам в соотношении 1 к 1,00314).