Пищевая цепочка

Глава 14

Слепой с Камышом просидели допоздна, так что поспать удалось меньше шести часов. Распорядок в долговских подразделениях строгий, подъём — по расписанию. Слепого никто не тревожил, но шум «долговцы» подняли с рассветом такой, что спать всё равно стало невозможно. Камыш гремел оружием, щёлкал ремнями снаряжения, за тонкой стеной кунга перекликались бойцы… Жизнь в Зоне приучает спать чутко, малейший шум — и всё, не уснёшь.

Слепой проклял в душе гостеприимство командира блокпоста и дал себе слово, что отоспится при первой же возможности. Ушёл в Зону, чтобы отлёживаться, — и на тебе! Никакого покоя плюс головная боль. Когда гость выглянул из кунга, Камыш уже расхаживал снаружи и раздавал распоряжения.

— А,Слепой! Ну как, голова не болит?

— Чему там болеть, там же кость, как сказал сталкер Петров… Хотя вообще-то есть немного, — признался сталкер.

— «Пёрышки» к вискам приложить хорошо после этого дела, ухмыльнулся один из «долговцев». — Я сам пробовал, помогает.

— А я слышал. что нужно прилечь на спину, а «пёрышки» на грудь положить, — подхватил другой.

— Или бабу, — первый «долговец» ухмыльнулся ещё шире, — чтобы кровь от головы отливала, тогда всё как рукой снимет.

— Разговорчики в строю! — с деланной строгостью прикрикнул Камыш. — Шли бы вы с вашими советами…

— А чего?

— А того, что сейчас прикажу тебе «пёрышки» разыскать, а тебе, Чугун, бабу предоставить. А то советовать все мастера.

— «Пёрышко» у меня есть, — сказал «долговец» по кличке Чугун. — Держи, командир.

Камыш подержал артефакт у виска, буркнул что-то одобрительное и передал лечебное средство Слепому. Тот тоже попробовал — в самом деле стало лучше. Головная боль не унялась, но словно сделалась не такой заметной, отступила в глубину.

— Надо запатентовать, — заметил он. — Это же можно озолотиться на похмельных! Национальный бизнес!

— «Предмет запрещён к выносу из Зоны», — деревянным голосом процитировал Камыш, — так что лечись здесь, а я начальству сообщение пока набью. Ночью стрельба была, помнишь? Я доложу, потом пойду проверять.

— Вот как у вас строго… — протянул Слепой. — Где-то постреляли, а тебе идти проверять.

— Ствола четыре или даже пять. Это серьёзно.

— Угу. Вот я и говорю: серьёзно у вас всё.

Камыш склонился над ПДА. Слепой подождал немного, потом вернул «долговцу» «пёрышко» и ушёл в кунг за рюкзаком. Наскоро распрощался с Камышовым и покинул блокпост. «Долговцы» тоже готовились к рейду — проверить, что за стрельбу слышали ночью, — так что расстались без особых церемоний.

Слепой зашагал к «Сундуку» по короткой дороге, через владения «Долга». Дела были окончены, теперь и правда можно отдохнуть, отоспаться. Побездельничать в ожидании позволения возвратиться за Периметр. Солнышко пригревало, дорога была пустынна, и с каждым шагом настроение становилось всё лучше. Слепой с удовольствием задумался о том, как вернётся, как встретится с невестой, как она будет притворно сердиться на него, как он станет — так же притворно — оправдываться, рассказывать про сталкера Петрова, который зарекался ходить по Зоне и решил завязать, но его не выпустили наружу, за Периметр, миротворцы, как Ларик наконец смилостивится и скажет, что прощает в последний раз, потому что он, Слепой, такой дурак, что на него толком сердиться невозможно… А он, Слепой, на это ответит, что последних разов не бывает, последняя только у сталкера Петрова рубаха — потому что он её никогда не меняет… и Ларик будет смеяться. Потом сталкер поймал себя на том, что от таких мыслей глупо улыбается, и это тоже было так здорово, что его улыбка сделалась ещё шире…

Камыш поглядел вслед Слепому, тяжело вздохнул и подумал, что завидовать, конечно, нехорошо… но иногда очень уместно.

— Ладно, — сказал он, — Хижняк, со мной. Чугун пока за старшего.

Двое «долговцев» отправились в глубину ничейной территории. По дороге оба строили догадки, что могло оказаться причиной стрельбы. Вообще-то здешняя округа считалась довольно тихим местом. В нескольких километрах к северу располагалась зона повышенной аномальной активности, то есть там чаще встречались зловредные образования и, следовательно, выше была вероятность разжиться артефактами. Понятное дело, что сталкеры тянулись туда, и «Свобода» норовила подмять земли к северу под себя, там и стычки между группировками случались. А здесь — тишина можно сказать, курорт.

— Говорят, тут неподалёку собачья стая обосновалась, — разглагольствовал молодой сталкер по фамилии Хижняк, — и сюда забредают. А вожак у них — чернобылец, здоровенный, седой совсем, матёрый.

— Я слышал, даже пару раз издалека на него глядел, — кивнул Камышов. Оба давно знали о стае с чернобыльским псом, просто молча идти скучно, вот и повторяли в который уж раз одни и те же нехитрые местные байки. — Близко он не подпускает, хитрая бестия. Но если стая насядет на мужиков, то стрельба не такая получается. Псы сразу не нападают, сперва кружат, пугают, дразнят… То есть как бы постепенно всё. А тут с ходу несколько стволов…

— Ага, несколько, — с готовностью подхватил Хижняк. — И стихло быстро.

— А как стихло? Мне из кунга было почти не слыхать. Как оно, разом, дружно огонь прекратили или как?

— Ну… не совсем так. Перестрелка вроде как с минуту продолжалась, потом ещё одиночные вроде. Но уже издалека, тише. А потом и вовсе смолкло.

— Чернобылец не отступился бы, если уж вывел стаю на охоту. Хотя… кто его знает, мутантскую морду? Так они прошли пару километров по редколесью, вокруг было спокойно — ни движения, ни громкого звука. Вдруг Хижняк замер и вскинул автомат.

— Что? — Камышов тоже взял оружие на изготовку и повёл стволом вокруг, осматривая редкий лес, пронизанный солнечными лучами, бьющими наискосок сквозь прорехи в кронах молодых деревьев. Из-за такого освещения казалось, что лес состоит из светлых и тёмных пятен. Словно мозаика.

— Собака вроде.

Камыш проследил, куда глядит автомат напарника. Сперва не увидел ничего подозрительного. Потом за кустами мелькнула тёмно-рыжая спина. Пёс брёл, опустив морду, и будто не замечал сталкеров. Не похоже на обычную манеру слепых собак. Чутьё у них острейшее, мутант не мог не ощутить присутствия людей.

— Подойдём ближе, — решил командир.

«Долговцы» осторожно двинулись наперерез медленно бредущему мутанту. Тот остановился, поднял безглазую морду, повернулся и немного быстрее потрусил прочь, удаляясь от сталкеров. Передвигался пёс по-прежнему медленно, будто нехотя. Он убегал, но словно не выказывал страха. Обычно слепые собаки действуют шустро — и когда нападают, и когда спасаются бегством. «Долговцы», разумеется, не могли знать, что пёс из стаи чернобыльца настолько оглушён ужасом, что до сих пор не может прийти в себя. Все эмоции, на которые способен мутант, у этой собаки были притуплены, реакции заторможены.

— Странный он какой-то, — заметил Хижняк. — Может, больной?

— Зона его знает. Как по-твоему, мы не слишком далеко прошли?

— Вроде не слишком. — Парень задумался. — Отсюда, если пальнуть, ещё будет у нас слышно… Хотя…

— Ладно. — Камыш остановился и сделал пометку на ПДА. Отсюда свернём, продвинемся на север с километр, там снова развернёмся, пройдём ближе к блок-посту. Прочешем местность, и если до обеда ничего не найдём, значит, ничего и нет. Обед пропускать неохота.

Сталкеры повернули в северном направлении. Намеченный километр им пройти не удалось.

Сперва Хижняк разглядел в зарослях что-то тёмное, мохнатое. Находку почти полностью скрывал невысокий, но очень густой кустарник, так что пришлось подойти вплотную и нагнуться, чтобы рассмотреть.

— Что там? — спросил Камышов.

— Ещё собака, дохлая, — младший боец пнул тушу. — Вроде свежая совсем.

— Застрелена?

— Нет, крови не вижу.

Камыш хотел приказать парню отойти на открытое пространство — не то чтобы он что-то разглядел, но интуиция советовала быть внимательнее и соблюдать осторожность. Позвать напарника он не успел. Раздалось хриплое рычание, кусты рядом с «долговцем» будто встали на дыбы — зелёная стена поднялась, пошла волнами, как изображение в телевизоре, если сигнал приходит с помехами. Воздух поплыл вокруг Хижняка, в нём проступили контуры почти человеческой фигуры, налились объёмом и цветом. Парень успел заметить движение, однако кровосос был быстрее — длинная когтистая лапа смахнула молодого сталкера в кусты, Камышов вдавил спусковой крючок. Кровосос оказался вполоборота к нему, очередь легла поперёк широкого корпуса мутанта от поясницы до плеча, монстр отлетел, сбитый пулями с ног. Камыш шагнул следом, поливая огнём заросли, в которые канул кровосос. Шорох листьев и треск стали удаляться. Мутант получил хорошую порцию свинца — достаточную, чтобы убедить его, что он связался не с тем противником, но слишком малую для того, чтобы лишить подвижности.

Камыш вломился в кусты, отшвыривая автоматом гибкие ветви, пролетел сквозь зелёный хаос и вывалился по другую сторону колючей преграды. За деревьями — уже далеко — мелькнул прозрачный силуэт, по которому из пулевых отверстий ползли коричневые потёки. Мутант удалялся широкими скачками, раскачиваясь и размахивая лапами на бегу. Гнаться за ним было уже бессмысленно, если кровосос решил убраться — значит, на этом бой окончен. Некоторое время он будет неопасен, забьётся в какую-нибудь нору и пересидит, пока затянутся раны. У кровососов это занимает не больше суток, завтра он снова выйдет на охоту.

— Хижняк, ты живой? — позвал Камышов.

— Я в порядке, — кусты зашевелились, боец на четвереньках выполз из-под нагромождения веток. — Просто не успел сообразить. Чего это он на нас напал? Я думал, мы здесь их уже научили держаться подальше, когда по двое идём.

— Я тоже так думал.

— Может, молодой? — Хижняк медленно поднялся.

— Или не хотел нас к добыче пускать, — предположил Камыш. — Из-за одной собаки он бы не стал так злиться. Ну-ка пойдём глянем. Давай за мной и по сторонам посматривай.

— Сам знаю…

— Знал бы, тогда б кровососа не подпустил.

Теперь сталкеры шли медленнее и держались подальше от подозрительных зарослей, где могла бы затаиться опасность. Камыш резонно полагал, что те, кто стрелял нынешней ночью, вряд ли оставили бы следы в густом кустарнике. Так что «долговцы» брели от поляны к поляне, разглядывая мозаику тёмных и светлых пятен, в которую превратило лес утреннее солнце. На одной из полян нашли погасший костёр. Хотя прогоревшие угли уже успели остыть, ясно было, что стоянку бросили совсем недавно. Возле кострища валялись консервные банки, промасленная бумага — всё свежее. Обнаружилось несколько гильз. Камыш поднял одну, понюхал.

— Ещё не выветрился запах. Здесь ночью стреляли, точно.

— А куда ж народ делся? Ни тел, ни снаряги.

— Угу и костёр бросили. Идём поглядим за кустами. Если была перестрелка, отыщем место, где нападавшие стояли.

Сталкеры осмотрели кусты у края поляны, потом прошли ещё дальше, ещё — они раз за разом обходили брошенную стоянку, постепенно увеличивая радиус. Хижняк разглядел пригоршню гильз — как раз там, где и следовало ожидать. Стрелок прятался за толстым клёном от тех, кто расположился у костра.

— Ага, — оживился Камыш, — кое-что ясно. Отсюда стреляли по тем, кто на поляне, они палили сюда. Вон, в дерево пуля попала, гляди. Можно пройти дальше, поглядеть, что ещё сыщется.

Хижняк пожал плечами: сидеть в лагере без дела скучно, а тут вроде развлечение — разобраться, что стряслось ночью. Сталкеры вышли из леса, причём Камыш отметил сломанные кусты у опушки — здесь кто-то торопливо проламывался, и совсем недавно, покалеченные ветки ещё не засохли. Значит, верно идут по следу, не сбились. «Долговцы» двинулись по открытому пространству и вскоре наткнулись на труп. Пожилой мужчина, застрелен. Ни оружия, ни рюкзака с поклажей при покойном не было, но на его драный ватник убийца не польстился — совсем никудышная одёжка. Однако карманы вывернуты — не погнушался, значит, тот, кто старика прикончил. Ватник был распахнут, рубаха на груди разорвана в клочья. На шее и торсе рядом с пулевыми отверстиями отчётливо выделялись ярко-красные пятна, а мертвец выглядел слишком уж измождённым, высохшим, будто мумия.

— Понятно, что кровосос сбежал. Он сытый был, деда оприходовал с утра, — пояснил Камышов. — Вот пятна, тут он щупальцами своими присосался. Понимаешь? Не хотел нас сюда кровосос пускать, чтобы не отняли добычу, но и драться особо не рвался, потому что сытый.

— Ага, понятно. Пойдём дальше? Вряд ли этим дедом дело кончилось.

— Сейчас, только сообщение отобью нашим. Нужно посмотреть, конечно.

Пока Камышов набирал короткий доклад на базу, Хижняк расхаживал вокруг. Парень был несколько сконфужен из-за происшествия с кровососом, теперь он держался настороже и внимательно приглядывался ко всякой подозрительной тени ловил малейшее яркое пятно в траве. Не упустил он и россыпь гильз, оставшихся на том месте, откуда Мистер выпустил очередь, срезавшую пожилого сталкера. Прикинули направление от костра к мёртвому телу — место, где нашлись гильзы, находилось как раз на продолжении этой линии.

— Идём дальше, — решил Камыш. — Сюда наши придут, тело похоронят.

— Ты старика знал?

— Вроде знакомое лицо… но после того как кровосос поработает, не узнать человека.

— Идём, Камыш, — кивнул Хижняк. Ему не хотелось задерживаться у обезображенных останков. — Наши приедут, разберутся.

Это было верно — «Долг» добровольно взвалил на себя многие обязанности, в том числе и эту. Покойного похоронят, но сперва сфотографируют, исследуют, насколько это возможно в полевых условиях, затем постараются установить личность, для этой цели у группировки создана картотека. Возможно, в долговской базе данных отыщутся сведения о погибшем.

«Долговцы» отправились в прежнем направлении — по воображаемой линии, проведённой от заброшенного костра через луг с мёртвым стариком… Несколько минут неторопливой ходьбы, и они снова углубились в лес. Вскоре сталкеры наткнулись на поляну, где лежали три трупа. Сюда ещё не успели добраться мутанты, так что тела не пострадали.

Сперва внимание привлёк крупный мужчина — он лежал навзничь, раскинув руки и ноги. Пуля вошла в лоб, и черты покрытого засохшей кровью лица различить было трудно. «Долговцы» переглянулись — обоим здоровяк был не знаком. Хижняк осторожно пошевелил носком ботинка ладонь покойного. На пальцах синела татуировка «Геша».

— Не знаешь этого Гешу? — на всякий случай уточнил Камышов. — Я тоже не помню. На бандюка похож, а? Ладно, посмотрим на тех двоих… Два тела лежали рядом, земля вокруг была истоптана, взрыта каблуками и обильно залита кровью.

— Этого в упор пристрелили, — констатировал Хижняк, — он ранен был, вот и вот. А потом раненого прикончили. Ничего не понимаю. Что ж выходит? Сидели сталкеры у костра, потом пошли сюда, напали на бандюков? Или здесь тоже мужики сидели? А костра нет, не видно, чтоб стоянку устроили. Или они все у костра кантовались, а потом сюда пришли друг в друга стрелять? Ерунда какая-то получается.

— Сам не пойму…

Другой мертвец лежал на боку. Камыш наклонился и медленно перевернул тело.

— Вот это да-а… — протянул он. — Об этом придётся и Слепому рассказать. Не судьба ему со старым корешем повстречаться.

Именно в эту минуту ещё двое сталкеров вспоминали Слепого. Судьба любит подобные шутки. Курбан и Эфиоп брели несколько часов подряд, спешили убраться подальше от стаи. Они ещё расслышали взрыв собачьих воплей, когда умирающий чернобылец послал стае сигнал гибели и страха, но к этому моменту были уже достаточно далеко. Вой донёсся издали и заставил усталых беглецов снова подняться. Сталкеры не могли бежать, они с трудом переставляли гудящие ноги. Прыти, которую придал страх, хватило ненадолго, вскоре Курбан с Эфиопом снова еле плелись по ночному лесу. Собак теперь не было слышно.

— Куда мы идём? — выдохнул Эфиоп. Курбан только головой покачал — не было сил ответить, а сталкер и сам не знал, куда уводит напарника. Честно говоря, бежал прочь от костра — лишь бы подальше, пока стая отвлеклась. И сейчас хотел уйти куда угодно, чтобы псы не гнались. Выследить сталкеров слепым собакам ничего не стоит, след свежий, и мутанты с их развитым чутьём не собьются. Важно было покинуть их охотничьи угодья, а на чужую территорию стая вряд ли сунется. И сталкеры брели, удерживая первоначально выбранное направление. Через час Эфиоп повторил:

— Куда мы идём? Может, встанем снова лагерем?

— Опасно, — вполголоса отозвался Курбан. Ему не хотелось признаваться, что он не знает этих мест и плохо представляет себе, что делать. Неохота показывать «отмычке» собственную растерянность, он же ветеран. — Пройдём ещё. Там дальше на карте обозначены какие-то строения, может, в них обоснуемся, передохнём. Если найти подходящее убежище, тогда и стая не так страшна — отобьёмся.

Под ногами захлюпало. Это было не болото, просто низина, где после недавних дождей собралось достаточно влаги, чтобы почва раскисла, превратилась в вязкую кашу. В стороне булькало и поблёскивало зелёным, будто окно в топком грунте открывалось, — довольно редкая аномалия, «тёткин кисель». Почти безвредная штучка, но высвободиться из её объятий тяжело. Пока не придёт срок разряжаться, держит крепко, а разряжается, только если определённую массу к себе притянет. Здесь аномалия была небольшая, и вполне хватало воды, перемешанной с грунтом, чтобы разряжаться с периодичностью в несколько минут.

Курбан пошлёпал по краю грязевой лужи, а Эфиоп задержался на минутку — поглядеть, как «тёткин кисель» медленно всасывает мутную жижу, потом разряжается, выстреливая фонтан капель, подсвеченный снизу зелёным. Довольно красиво, если любоваться издалека.

— Идём, не стой! — окликнул Курбан, и парень поплёлся за ним, с чавканьем выдрав из вязкой почвы ботинки. Преодолевать топкий участок ночью представлялось затруднительным, но Курбан из упрямства не хотел отказываться от принятого решения. Эфиоп терпеливо топал за старшим партнёром, тот упорно шагал по краю топкой низины, но чем дальше, тем шире тянулась грязь. Ещё пару раз попадались аномалии, сталкеры устало плелись вокруг опасных мест, однажды их с ног до головы забрызгало грязью — какая-то особенно мощная штучка разрядилась. Хотя обходили стороной, грязь расшвыряло так далеко, что достало на большом расстоянии. Наконец, когда небо стало наливаться предрассветной серой мутью, низина осталась позади, но дорогу преградила цепочка аномалий, датчики затрезвонили наперебой, так что даже невозможно было определить, на что именно они реагируют, — как назло, выбранный Курбаном маршрут оказался неудачным по всем статьям. Снова пришлось закладывать крюк, огибая опасное место. В сером мареве обрисовались контуры заваленного на бок грузовика. Тент, которым когда-то был обтянут кузов давно сгнил, ржавый каркас напоминал рёбра доисторического чудовища, кабина была смята и сплющена «гравиконцентратом», который объявился среди ржавых обломков. Возможно, грузовик перевозил радиоактивный груз и теперь превратился в центр аномальной активности. Зловредные образования Зоны возникли среди останков техники и повсюду вокруг. К рассвету сталкеры вышли наконец к руинам — тем самым зданиям, что были обозначены на карте бледными прямоугольниками.

— Да-а, — протянул Курбан, — я думал, хоть что-то сохранилось…

— Стены-то стоят, — сказал Эфиоп. Смысла в этом замечании было немного: от стен мало что осталось, а крыши и вовсе провалились.

— Ну ладно, идём внутрь. Хоть какая-то защита от собак, если догонят, — решил Курбан. — Спать охота… Ты как, ещё продержишься?

Сталкеры вошли в разрушенный дом, Эфиоп сказал, что готов постеречь пару часов, пока Курбан поспит. Потом тот постережет, и парень тоже передохнёт. Добродушный Эфиоп вытерпел целых четыре часа и лишь потом растолкал напарника. Блондин не мог сдержать зевоту, ему уже отчаянно хотелось лечь и забыться. Он показал Курбану консервную банку:

— Я тут походил вокруг. Смотри, свежая. Здесь недавно люди были.

— Ну-ка, ну-ка… — Курбан неожиданно резко вскочил и выхватил жестянку из рук «отмычки». — Ты баночку узнаёшь? Слепой такие же в «Сундуке» купил! Точно!

— Ну? — Блондин зевнул. Ему хотелось спать, и он не понимал причины радости напарника.

— Эти самые! — Курбан ухмыльнулся. — Сюда он шёл, к этим руинам! Здесь у него схрон, у голубчика! Точно говорю, здесь! Ладно, сейчас от тебя толку мало, ложись-ка отдыхай. Спешить некуда, задержимся у этих руин, будем искать. Наконец-то повезло!

Тварь не двигалась с места. Остаток ночи, утро, следующий день массивное тело чернобыльской собаки и приникший к нему слепой пёс оставались неподвижными. Титаническая работа шла внутри, под серебристым мехом, Тварь, состоящая из одних лишь нервных волокон, овладевала новым телом и постепенно оставляла прежнего носителя. Когда она закончит работу, вожак встанет и с хрустом оторвёт от своей шеи безвольно болтающийся труп, покрытый облезлой рыжей шерстью. К этому времени чутьё и слух чернобыльца сделаются такими же острыми, как у слепого пса а мозг обзаведётся странным выростом — содержимое черепа крысы переместится в голову обновлённой Твари. Крысиный разум, хотя и не обладал телепатическими способностями, был острым и смышлёным, а также впечатлительным, Тварь не решилась от него отказаться. Мозг молодого грызуна отличался большей гибкостью и способностью к обучению. К тому же это был первый мозг, захваченный Тварью, он хранил многое. Твари он будет нужен долго, очень долго… возможно, будет нужен всегда.