Глава 12

Слепой прикинул, что не успеет до наступления темноты к лагерю на кладбище техники, значит, придётся поискать другой ночлег. Сейчас он находился неподалёку от форпоста «Долга», там можно провести ночь. Ещё несколько месяцев назад ему бы и в голову не пришло связываться с этой группировкой. На то были две причины. Во-первых, Слепой испытывал некоторое предубеждение против строгих долговских порядков — он привык считать себя вольным человеком, то есть довольно безалаберным и не любителем дисциплины. Во-вторых, «долговцы» за право прохода по их территории взимали плату — это Слепому очень не нравилось. Однако недавние события изменили его отношение к группировке, он познакомился с несколькими «долговцами», оказалось, что они нормальные парни… Что же касается платы, то денег у Слепого пока что оставалось достаточно, чтобы не мелочиться. Пусть Гоша Карый финансирует группировку «Долг»! Приняв решение, сталкер направился к блок-посту. Пока добрался, уже порядком стемнело, и в сумерках издалека были видны фонари на шлемах. Чёрные бронированные комбинезоны «долговцев» оставались почти неразличимы на тёмном фоне; казалось, что яркие огоньки плывут над бруствером из бетонных блоков сами по себе, подвешенные в сыром густом воздухе. Здесь следовало передвигаться очень аккуратно, и Слепой замедлил шаг. Он выбрался на грунтовую дорогу, которая вела к проёму в бруствере долговского блок-поста, и не спеша побрёл навстречу лучам света — «долговцы» уставились на одинокого путника, фонарики развернулись к пришельцу. Сталкер шёл, держа руки на виду, таков порядок. Его разглядывали, а сам он не мог видеть лиц часовых — свет фонариков мешал.

— Хромой, ты, что ли? — окликнул знакомый голос. Хромым сталкеру пришлось назваться, когда он скрывался от агентов «Монолита», под этой кличкой его и знали в «Долге».

— Я! Камыш?

— Точно! Вали к нам.

Слепой прикрыл глаза ладонью, чтобы не слепило, и теперь тоже разглядел Фёдора Камышова, с которым познакомился, когда распутывал историю с нападением «монолитовцев» на блок-пост «Долга».

— Какими судьбами? — спросил Камыш, обменявшись с гостем рукопожатием. — Я слыхал, ты в завязке. Врали, значит, люди?

— Я очень популярная персона, все знают, где я и чем занимаюсь, — ухмыльнулся Слепой. — Скоро обо мне будут анекдоты рассказывать. Только я теперь не Хромой, а Слепой. Ногу вылечил, так что… А завязать — да, было дело, собирался завязать, но ты же знаешь, как это бывает: ну ещё разок, ну последний… ну на посошок… ну ещё капельку — вот я снова здесь. Принимаете гостей?

— А как же! — Камыш был настроен радушно. — Мужики, это свой, «Долга». Слепой, значит? Ты, Слепой, можешь не платить за вход на нашу территорию.

Кто-то из бойцов «Долга» буркнул несколько слов. Смысла Слепой не разобрал, но в голосе парня сквозило недовольство.

— Нет, Камыш, — величественно заявил Слепой, — я нынче как принц благороден и щедр. И богат тоже как принц! Давай лучше сделаем по правилам, я заплачу, как все. Переночевать у себя позволите?

— О чём речь! Примем как принца! Блок-пост был оборудован, как обычно у «Долга» — бетон, мешки с песком. Всё, что требуется для круговой обороны. Внутри ограды — два жилых вагончика. Камыш повёл гостя в кунг и, не слушая возражений, усадил за стол. Сам полез в оружейный ящик под нарами, стал подавать Слепому стаканы, тушёнку, завёрнутый в газету батон; появилась на свет и бутылка. Когда выпили за удачу, Слепой решил разузнать, как недавний переполох выглядел со стороны «Долга».

— Камыш, а как вы заваруху пережили? Военные во время облавы «Долг» не трогали?

— Пришлось посты снять, всех отозвали на базу. Туда миротворцы не совались, у нас с ними это… как бы… ну, нейтралитет, в общем. Они делают вид, что нас не замечают, и в этот раз тоже. А ты как?

— Я в подвале пересидел. Камыш, а что у вас говорят, из-за чего шухер-то был?

«Долговец» снова наполнил стаканы.

— Это, брат, сверху указание пришло… Ну, давай за чистое небо, что ли?

— Ну… — Слепой выпил, придвинул банку тушёнки. — А что за верх, откуда такой шум поднимают? Всю Зону перебаламутили.

— Не, не всю. От Кордона развернули цепь, вертолёты у Свалки десант высадили, из Тёмной долины третья колонна подошла. Вот этот район и отутюжили. Верх… Большой верх, большой. Штаб международного контингента. Ну а там кто? Петрищев, Шмидт, Вильямс. Скорее всего, Петрищев приказ отдавал.

— Генерал-лейтенант Петрищев, я слыхал о таком! А ему-то чего вдруг понадобилось?

— Конечно, ты слыхал, а как же! Большой человек… и к тому же, говорят, большая задница. Таким всегда что-то да понадобится. Была какая-то заваруха к западу от Кордона, прорыв Периметра.

— Кто-то в Зону пробивался?

— Непонятное дело. Вроде, говорят, мутанты из Зоны наружу проломились через минные поля, но там была стрельба, какую-то машину взорвали, то ли бандиты, то ли военные погибли. Да я сам толком ничего не знаю. Сейчас всё перемешалось, не поймёшь, кто где. — Камыш задумчиво потянулся к бутылке. Потом вспомнил: — Постой-ка, если ты Слепой, то, наверное, из «звёздного десанта»? Я с одним из ваших здесь познакомился. Бузяк, знаешь такого?

— А как же! И где он? Что с ним?

— У нас на базе теперь хабар обменивает. Я так понял, что он, как на вечную прописку перешёл, потыкался там и здесь… ну и к нам. У нас надёжно! Вот и сегодня утром через наш блок-пост прошёл. Он обычно денька три-четыре бродит, потом с хабаром назад. Если задержишься у нас, встретитесь.

— Хорошо бы, конечно… — Слепой задумался. На самом деле встречаться с Бузяком было не с руки — мало ли, какие вопросы тот задаст. Рассказывать, по какой причине он, Слепой, снова в Зоне, по понятным причинам не следовало. Особенно в свете того, что Камыш поведал об армейской операции.

В общем-то Слепой не узнал ничего нового. Генерал Петрищев отдал приказ искать того, кто, возможно, прошёл сквозь брешь в Периметре, — это вполне очевидно. Из-за этого развернули войсковую операцию, перебили нескольких бродяг, которых угораздило оказаться не в то время и не в том месте… Обычно миротворцы не бывали настолько настойчивы, но в этот раз начальство потребовало конкретного результата. Разумеется, подчинённые, которым с верхушки пищевой цепочки миротворческого контингента был спущен глупый приказ, не стали слишком усердствовать и поленились разыскивать именно его, Слепого. Группы военных прошли со стрельбой по югу Зоны и свернули операцию, едва удалось заполучить несколько трупов. Покойников доставили на большую землю, а Петрищеву доложили, что их взяли неподалёку от места прорыва Периметра. Своей вины Слепой не ощущал, Зона — не место для рефлексии. И хотя беднягам он сочувствовал, но полагал, что если кто и виноват, так скорее Карый и Петрищев.

Так всегда бывает: когда хищники делят охотничьи угодья, это заканчивается потерями в нижних звеньях пищевой цепочки. Однако что с Петрищевым? Ему показали тела — хватит этого генералу, чтобы успокоиться? Кто знает… Хотя особо надеяться не следует. Человек, способный поднять армейские подразделения с бронетехникой и вертолётами, перетряхнуть изрядный кусок Зоны, перебить немало людей и мутантов, может не остановиться на достигнутом. Ему, Слепому, следует быть поосторожнее. Размышления сталкера прервал Камышов. «Долговец» разлил по стаканам остатки водки и сказал:

— Давай за дружбу, что ли? Бузяк твой в «Звезду» не вернётся. Я так понимаю, он у нас надолго осел. И ты бы, Хромой… то есть Слепой, и ты бы подумал, а? Мы правильным мужикам всегда рады.

— Да я…

— Не, я всё понимаю, — продолжал, не слушая ответов, Камыш, — я ж тебя не зову в «Долг» вступать. Ты, как Доза, как Бузяк, хабар к нам неси, наши перекупщики не обманут! Ну а ежели вдруг чего не так, обращайся ко мне или к Рожнову, мы ж всегда поможем!

— Спасибо, конечно, но дело в другом. Женюсь я, — улыбнулся Слепой. — Сейчас прощальные гастроли.

— Ах, вот как! Это я понимаю! — Камышов вскочил. — Нет, ты сиди, сиди. Слепой, который начал было вставать, опустился на стул. А «долговец» снова полез под нары и вытащил вторую бутылку.

— За дружбу выпили, но коли такое дело, то и за любовь тоже нужно! Редко, признаться, такой хороший повод выпадает. Честно сказать, больше за упокой приходится…

Когда Слепой по просьбе «долговца» продемонстрировал фотокарточку Ларика, Камыш покачал головой и сказал, что теперь ему кажется, одного тоста за любовь недостаточно. Да что там кажется! Он совершенно уверен, что недостаточно! После второго тоста за любовь Камыш пустился в воспоминания, стал допытываться, с какой стати Слепой поменял кличку. Тот отшучивался… В общем, посидели, конечно, неплохо, потом в кунг заглянул боец и сказал, что слышна отдалённая стрельба, но на помощь никто не зовёт, тревожных мейлов не пришло. Камыш со Слепым на всякий случай проверили свои почтовые ящики — туда тоже не свалилось ничего существенного. Камыш махнул рукой — мол, если в самом деле что-то происходит, утром разберёмся, что там и кто стрелял, а ночью всё равно никуда не пойдёшь…

Слепой распрощался с гостеприимным Камышовым и пошёл на базу «Долга». Раз уж всё равно оплатил проход по территории группировки, неплохо заглянуть и туда. Может, какие-то новости удастся разузнать.

Часть Зоны, окружённая блок-постами «Долга», считалась вотчиной группировки, но на деле здесь было не намного безопаснее, чем на территории, которая формально никому не принадлежала. Здесь разве что можно было меньше опасаться встречи с мародёрами — те предпочитали держаться подальше от «долговцев», которые не давали бандюкам спуска. Ну а мутанты сюда проникали точно так же, как и в любой другой квадрат Зоны.

* * *

Пальбу, которая насторожила «долговцев», могли бы услышать и Курбан с Эфиопом — псы обложили их не так далеко от блок-поста. Но эти двое были слишком обеспокоены собственным положением, чтобы прислушиваться к отголоскам перестрелки. Они стояли рядом у костра, рыжеватые сполохи бродили по кустам, тени удлинялись и укорачивались, от этого на тёмной листве вдруг проступали странные силуэты. Снова на границе света и тени возник серебристый пёс, Эфиоп вскинул оружие, Курбан рявкнул: «Нет!» — и верзила не стал стрелять. Призрак — точь-в-точь как прежде — развернулся и прыгнул в кусты… растаял в темноте, не потревожив ни листочка.

— Что делать-то, а? Что делать?.. — растерянно пробормотал Эфиоп.

— Не тратить попусту патронов, понял? — Курбан шагнул в сторону и повёл стволом АКМ, будто ощупывал темноту. — Стреляй, только если будешь уверен, что зверь настоящий.

И тут же грохнул дробовик, потом ещё раз. Курбан обернулся, он был готов отругать «отмычку», у которого не выдержали нервы. Но тут к звёздам взлетел громкий вой раненого пса, мохнатое тело забилось и завертелось в траве. Чернобылец был так занят иллюзиями, что ослабил контроль над стаей, и крупный самец вырвался из-под власти вожака. Эта тупая тварь видела добычу и без колебаний бросилась в бой. Эфиоп торопливо перезарядил обрез. Его дробь разворотила псу лапы, мутант не мог встать, но и не умирал. Он бился, истекал кровью, и запах добычи заставлял стаю беситься. Серебристый силуэт снова показался на миг и тут же пропал, потом объявился в нескольких шагах и опять исчез. Кусты заколыхались, тени замелькали быстрее. Курбан, не спуская взгляда с зарослей, подтолкнул сапогом груду хвороста. Костёр вспыхнул ярче — и пламя отразилось в больших круглых глазах, силуэт крупного зверя проступил во мраке. Этот был настоящий. Но Курбан не успел прицелиться — чернобылец отпрянул и растаял в ночи, зато в кустах показались острые морды. Клыки в свете костра казались алыми, будто уже окрасились кровью. Псы мелькали в листве, подбирались всё ближе. Вожак едва сдерживал стаю, готовую напасть на чужаков. Курбан шумно выдохнул, дал короткую очередь, кусты отозвались воем, тени замелькали живее. Ствол «калаша» ходил из стороны в сторону.

Сталкеры понимали, что, если псы нападут, отбиться будет очень трудно. Двустволку Эфиоп перезарядить не успеет. Два заряда дроби, а потом надежда на один автомат… Рычание сделалось громче, тень за кустами сгустилась — псы вот-вот должны были броситься в атаку. Где-то в отдалении прозвучал одинокий вой: «О-хо-хо…» Голос был высокий, тонкий, так воют щенки. На зов отозвался другой, третий… Потом кусты задрожали, тени под ними сделались тоньше и прозрачнее псы отступили. Курбан покосился на Эфиопа.

— Что это они? — спросил тот, тяжело переводя дух. Курбан сам не понимал, почему свора отступила.

— Что-то случилось, щенки подали голос… Не знаю, что там, но нужно бежать. Хватай рюкзак, потом прикроешь меня.

Сперва Эфиоп забросил за плечи поклажу, потом встал перед зарослями с оружием наготове, пока Курбан хватал свои пожитки.

— Костёр? — коротко спросил блондин.

— Пусть горит, вчера был дождь, всё мокрое. Лес не загорится… Ну давай, давай!

Последние слова Курбан бросил уже на бегу.

Эфиоп задержался, чтобы отшвырнуть сапогом груду хвороста от костра, и припустил следом. Стая ушла в южном направлении, оттуда доносились завывания, иногда низкий рык и, кажется, звуки грызни. Курбан уводил спутника на север, подальше от псов. Убежать они бы не смогли, пустись стая в погоню, но слепым собакам почему-то стало не до них.

— Кто-то, — выдохнул на бегу Эфиоп, — напал… сзади… а?

— Ага… — выдавил из себя Курбан. Хотя рюкзак, который тащил «отмычка», был тяжелее раза в полтора, старший сталкер выдохся намного раньше. Однако продолжал отчаянный бег из последних сил.

Ночью лес выглядит совсем иначе, даже этот молодой лесок, по которому бежали Курбан с Эфиопом, казался зловещим, игра теней под деревьями и переливы серебристого лунного света на полянах странно изменяли ландшафт. Когда ветер шевелил кроны невысоких дубов и клёнов, темнота перемещалась, редколесье наполнялось шорохом и скрипом… Лес не молчал, но завывания мутантов остались позади. Слепые псы охали и скулили совсем далеко, эти звуки медленно гасли, стихали… Иногда подавали голос ПДА, и сталкеры замедляли бег, выискивая невидимые в темноте аномалии… Наконец Курбан почувствовал, что больше не может и бежать.

— Кажется… оторвались… — выдохнул он и опустился в серебристую под лунным светом траву.

***

Неизвестный зверь, вожак стаи, заставил Тварь насторожиться. Она ощутила его волю, его прикосновение к собственному сознанию. Это было опасно. Поэтому Тварь решила воспользоваться моментом. Стая охотилась, Тварь подкралась с тыла. Как обычно, пока взрослые бойцы кружили около добычи, самки с детёнышами держались в стороне. На них и напала Тварь. Вожак, конечно, должен был позаботиться о безопасности щенков, однако чернобыльский пёс не слишком обеспокоился присутствием одинокого чужака и сосредоточился на опасной охоте. Будь на месте Твари обычный зверь, даже очень сильный и ловкий, самки сумели бы дать ему отпор. Но этого противника им было не одолеть. Тварь атаковала молниеносно. Жертва её атаки ещё валилась в траву с разорванным горлом, а Тварь уже зависала в прыжке, направленном на новую цель. Слепые суки скулили, метались, но не поспевали за быстрыми движениями Твари. Потом пришла очередь щенков, с этими Тварь расправлялась ещё быстрее. Вой умирающих щенков заставил чернобыльца увести стаю от костра — спасение самок и молодняка было важнее охоты.

Тварь ждала посреди поляны. Ночью кровь кажется серебристой, пока не свернётся, — и чернобылец увидел чужака, застывшего среди серебристых луж и пушистых холмиков-мёртвых щенков. Следом за вожаком на поляну выступили слепые псы, они поднимали острые морды, тревожно втягивая запах крови и смерти. Чернобыльцу стало тяжело удерживать стаю в повиновении — мутанты бесились от желания убивать и от голода. Эти твари всегда голодны, а поляна была завалена пищей. Мёртвые соплеменники были для слепых псов такой же едой, как и любая добыча. Тварь собак не слишком пугала — в её запахе им чудились знакомые оттенки, хотя и мешались с неизвестными, но этот зверь был один против стаи, и стая была готова напасть. Вожак оценивал противника совсем иначе, потому что был зрячим и отлично видел в темноте. Он не только ощущал непривычный запах, но и различал приземистого, плотно сбитого зверя, плавно переступающего мускулистыми лапами. Тварь припадала к земле и кралась к центру полукруга, образованного стаей. Она не боялась, и вожак решил включить этого пса в свору. Чернобылец был опытным старым зверем, он отлично умел контролировать слепых псов и не сомневался, что сумеет справиться ещё с одним. Куда труднее оказалось сдержать стаю, готовую броситься на чужака. Поэтому сперва чернобылец сосредоточился на слепых псах. Те, пусть и неохотно, подчинились. Полукруг распался, псы, подвывая и изредка рыча, попятились — им страшно не хотелось отказываться от драки, тем более что они не сомневались в исходе, их-то много против одного пришельца! Но воля вожака была сильнее; подчиняясь его приказу, псы отступали, поджимали куцые хвосты и скалили клыки.

Тем временем Тварь, стелясь по серебристой траве, приблизилась к чернобыльцу. Она оглядела вожака снизу вверх, и её взгляд сфокусировался на горле. Она не спускала крысиных глаз с точки на мощной шее чернобыльца — той самой точке, куда нужно вонзить клыки. Ноздри собачьего носа Твари шевелились, втягивая запахи, исходящие от вожака. Не делая резких движений, она приближалась на расстояние прыжка — того самого, последнего прыжка. По мере того как расстояние между ними сокращалось, чернобылец опускал голову. Он был куда крупнее и тоже знал, как следует провести этот бой. Вот Тварь подобралась совсем близко и прижалась к земле — так, чтобы заветную точку на горле противника не прикрывала поросшая серебристым мехом челюсть. И тут вожак нанёс удар. Разом, всей мощью — он выпустил сознания слепых псов и сосредоточил свою волю, весь заряд психической энергии на чужаке. Он спешил, чтобы завладеть Тварью прежде, чем растерявшиеся псы придут в себя. Чернобылец ощерил клыки и зарычал, отвлекая Тварь от настоящей, невидимой атаки, мысленно потянулся к ней, ощупал бесплотными лапами мозг, облизал призрачным языком и установил связь. Эта связь имела чёткую организацию. В одну сторону по незримому каналу будут струиться приказы, в другую — сигналы о замеченной добыче либо опасности. Ну вот и всё, как обычно прошло легко. Очень легко. Чернобылец не успел сообразить, что собачий мозг, которым он овладел, не располагает телом, — он спешил восстановить управление слепыми псами. Те уже начали осознавать себя свободными от контроля, и вожаку нужно было поторопиться.

Тварь перекрыла нервные каналы, связывающие собачий мозг с её телом. Немыслимое дело для любого иного существа — но не для Твари. Теперь она снова была крысой. Тугие, будто стальные пружины, мышцы задних лап распрямились, Тварь совершила молниеносный, точно выверенный прыжок — и собачьи клыки, управляемые мозгом крысёнка, вонзились в горло чернобыльца, в ту самую заветную точку, с которой Тварь не спускала глаз. Слепые собаки так не сражаются, это была атака крысы. Мощные челюсти, на которых Тварь нарастила дополнительные мышцы, легко прокусили шкуру на горле мутанта, хлынула кровь… Слепые псы, связь с которыми чернобылец едва успел восстановить, получили последний — очень чёткий и ослепительно яркий — сигнал: боль, и ужас, и страх неминуемой гибели. Агония умирающего вожака ретранслировалась по невидимым каналам всей своре. Слепые дружно завыли, попятились, потом побежали прочь. Их гнал невыносимый страх — скорей, скорей, подальше отсюда, от муки, от боли, от тоски и смерти… Куда угодно! Два перепуганных пса угодили в «воронью карусель», взвыли — их вой ударил по убегающим собакам, будто кнут… Слепые помчались бы ещё быстрее, если бы это было возможно, но их страх достиг предела, превзойти который невозможно. Тварь сунула морду в прокушенное горло вожака. Горячая кровь хлестала струями, заливала глаза, но теперь Тварь уж точно не нуждалась в зрении. Её язык продвинулся глубоко внутрь чужой — пока ещё чужой — плоти, и из него поползли тоненькие чувствительные ниточки нервных волокон. Тварь должна была завладеть мозгом чернобыльца прежде, чем он умрёт окончательно.

Загрузка...