Я не видел почти ничего кроме своих ботинок и фута пространства перед ними, все остальное заполнял туман, облака или какое-то другое вещество.
– Веселая получается ситуация, – пробормотал я. – Я шляюсь там, где мне совершенно нечего делать в сопровождении человека цвета мороси с голубыми ногтями, который поет, чтобы показать нам дорогу, – я минутку помолчал, проникаясь фразой. Если я надеялся найти в ней больше смысла, произнеся ее вслух, я ошибся.
– Аиды, у меня должно быть песчаная болезнь.
Словно вняв моим мольбам, облака поднялись наверх и мы завершили сползание с кручи, добравшись наконец до дна.
Я остановился так резко, что жеребец налетел на меня и ткнулся носом мне в плечо, но я не обратил на него внимания, я даже не покачнулся – только повернул голову, дожидаясь, пока Дел догонит меня и встанет рядом.
– Что это за место? – спросил я.
– Дом Кантеада.
Она повернулась, чтобы полюбоваться моим изумлением. Дел пыталась скрыть улыбку, но я заметил, как довольна она моей реакцией.
Ну, реакция была искренней. Теперь, когда облака поднялись, я смог разглядеть каньон, и то, что я увидел, изумляло.
Скалы поднимались ровно вверх. Серый камень покрывали черные и белые вкрапления и чем выше уходили стены, тем ярче становились цвета. Стены пересекали ряды массивных полок, как часто бывает в каньонах. Обычно такие полки зарастают мхом и травой, но здесь по ним рассыпались цветы, с них свисали спутанные виноградные лозы, и он этого скалы становились красными, голубыми, пурпурными с желтыми, медными и белыми вкраплениями.
Я посмотрел на небо. Облака (или туман) все еще закрывали солнце, но они поднимались все выше и выше над каньоном, хотя я еще не видел край, с которого чуть не упал в небытие мира.
– Хорошее местечко для жизни, – отметил я. – Неудивительно, что никто не верит в их существование, если они прячутся здесь.
– У них на то есть причина, – сказала Дел. – Если бы они не скрывались, люди попытались бы украсть их магию или заставляли бы Кантеада использовать магию в корыстных целях.
Весь каньон был ненамного больше чем ловушка, в которую мы попали, с такими же щелями в стенах.
Я снова посмотрел наверх, разыскивая тропинку, по которой мы спускались, и порадовался, что не увидел ее, покрытую туманом и облаками. У самого дна я заметил крутой спуск, ширины которого едва хватало для лошади.
Песня следования растаяла. Мастер песни, или кем бы он там ни был, исчез, но в воздухе по-прежнему висел тихий напев, нить ненавязчивой, но все же очевидной мелодии, как гудение пчелы летним днем, хотя напев был гораздо мелодичнее.
– Что это за звук? – спросил я.
– Песня стражи, – объяснила Дел. – Она не подпускает гончих.
Кто-то прокричал мое имя. Нахмурившись, я повернулся и увидел Киприану, выскочившую из дыры в стене каньона как пробка из бутылки. Следом дыра извергла Массоу, Адару и в конце концов Гаррода.
Киприана неслась со всех ног, не скрывая своего намерения повиснуть на мне. Я отчасти избавился от этого удовольствия, притворившись, что жеребец занервничал и ненавязчиво придержав девочку.
Дел смотрела на нас улыбаясь. Она уже примирилась с чувствами Киприаны, а сама сцена ее повеселила. Дел не сделала и шага чтобы помочь мне и ограничилась ролью наблюдателя.
К счастью, жеребец выбрал именно этот момент чтобы показать свой вздорный характер и мое заставь-ее-поверить обернулось чистой правдой. Мне пришлось заняться гнедым всерьез, чтобы он опять не натворил беды.
Массоу пробормотал что-то грубое, потирая плечо, за которое его укусил жеребец.
– Лучше не подходи, – рявкнул я. Меня злил гнедой и раздражало вечно плохое настроение мальчика. – По-моему, всем уже ясно, что ты ему не нравишься. Пора бы тебе тоже принять этот факт и оставить жеребца в покое. Не стоит его подстрекать.
Гаррод стоял за левым плечом Адары и напряженно рассматривал нас с жеребцом. Только тут я вспомнил, что он потерял всех лошадей. В глубине души Гаррод был обижен за то, что я оставил на растерзание его пятерку и спас гнедого. Винить за это Северянина я не мог.
Жеребец оскалил зубы, угрожающе поднял правую переднюю ногу и заложил уши. Выкатив карие глаза, он смотрел на Адару.
Я вздохнул и отпихнул губы гнедого от моего уха.
– Слушайте, давайте я разберусь с лошадью, а потом мы поговорим. Нужно решить, что делать дальше.
– Мы пойдем на Север, – с готовностью ответила Киприана. – Ты ведь доведешь нас до Кисири?
Я кинул быстрый взгляд на Дел. При словах девочки она сделала равнодушное лицо, но я заметил, как сжались ее губы, и подумал, что еще одна отсрочка совсем не к месту.
– Я уже сказал, мне нужно заняться лошадью. Где здесь держат лошадей?
Массоу пожал плечами.
– У Кантеада нет лошадей.
– Тогда я его хотя бы привяжу, а травой здесь все заросло, – я побоялся просить Массоу поискать подходящее место. Жеребец разнервничался и мог снова укусить мальчика.
– Давай я его устрою, – предложил Гаррод. – Он расстроен, а ты добавляешь ему проблемы.
– Я? Я думал, что знаю собственную лошадь.
– Иногда да, иногда нет, – Гаррод протянул руку.
Я задумался. Мог ли Гаррод принадлежать к тому типу людей, которые потеряв свое хотят лишить этого и остальных. Он был в банде Аджани и мог оказаться мстительным человеком.
– Ну вот что, – решился я, – пойдем вместе.
Дел показала на глубокую трещину в скале.
– Мы будем там.
Я кивнул и повел жеребца по каньону. Гаррод пошел за мной, не отрывая от гнедого подозрительно заинтересованного взгляда. Я услышал как он прищелкнул языком, заметив следы когтей и зубов на крупе и боках, кровь на плечах и животе.
– Туго ему пришлось, – пробормотал Северянин.
– У меня не было выбора, – спокойно ответил я. – Если бы я остановился, они бы его прикончили.
– Как прикончили моих лошадей, – резко добавил Гаррод. – Всех, кроме той, которую убила она.
Я остановился, вытащил колышек и веревку, наклонившись, воткнул колышек в землю и наступил на него, вдавливая поглубже.
– Она сделала это, пытаясь спасти наши жизни, – ровно заметил я, не сводя глаз с измученной лошади, – и это их остановило. Может быть ровно настолько, чтобы Дел успела подняться наверх… Но я думаю, ты бы предпочел, чтобы она умерла.
– Она обвинила меня в убийстве, – с горечью сообщил Гаррод. – В убийстве многих людей.
– Ты был в банде Аджани.
– Я продавал ему лошадей! Кто скажет, что это преступление? Я живу этим.
– Так и Дел, – сказал я, – живет тем, что осталось от ее жизни.
В напряженной тишине Гаррод смотрел, как я наклонился, поднял переднюю ногу гнедого и осторожно выковырял грязь, набившуюся между краем подковы и копытом. Бусинки в растрепавшихся косах Северянина зазвенели.
– Она говорит, что Аджани убил всю ее родню.
– Так оно и было. Он и его люди.
– Меня там не было.
– Но ты знаком с Аджани, – я опустил ногу и занялся другой передней.
– Я продавал ему лошадей и иногда покупал. Я не убиваю людей.
– Ты снабжаешь лошадьми тех, кто этим занимается, – я вытащил камень из подковы, – и покупаешь у Аджани животных, которых он забирает у тех, кого убил.
Гаррод не нашел, что ответить.
Я опустил ногу, выпрямился и посмотрел на него поверх спины жеребца.
– Я думаю, у нее есть законное право не доверять тебе и не любить тебя. Если бы не ты и такие как ты, Аджани не смог бы заниматься своим делом.
– А ты? – обвиняющим тоном заговорил Гаррод. – Разве кто-то из вас лучше? Продаете свои мечи любому, у кого хватит денег, чтобы нанять вас? – он сплюнул. – Сколько человек ты убил в круге? Сколько людей отдали тебе свои жизни в ритуале танца? Разве в круге смерть красивее? Разве такая смерть справедлива? Ты от этого чувствуешь себя могущественнее? – бледные глаза стали яростными, жесткими и холодными как лед. – Несколько раз мне приходилось убивать людей. Людей, которые пытались обмануть меня, украсть у меня что-то или принуждали к драке. Я не Аджани, я не убиваю и не обкрадываю мирные семьи. Но я и не ты: я не вхожу в круг и не ставлю себя выше других людей только потому что в моих руках яватма.
Я давно не задумывался о своей жизни, я просто жил и занимался своим делом. Я – танцор меча, которого можно нанять. Размышления о том, что ты делаешь или зачем это делаешь, до добра не доводят. Постепенно тебя начинают одолевать мысли, а стоит ли вообще стараться выжить, что для человека моей профессии просто смертельно.
Я покачал головой.
– Мне очень жаль твоих лошадей, но провоцируя меня, ты их не вернешь.
Гаррод не сводил с меня глаз.
– Я – Говорящий с лошадьми, и мне тяжело пережить такую потерю, но все, что я говорю сейчас, я говорю не из-за погибших животных. Меня обвинили в совершении того, чем я никогда не занимался и заниматься не желаю. Я не убийца.
– У Дел есть причина, – настаивал я.
– С ее точки зрения, несомненно. Ее можно понять. Но как мне кажется, она многое искажает. Изнутри она искорежена, изувечена, изуродована, а все потому что жажда мести пожирает ее душу как язва.
– Только из-за того, что вы не сошлись…
Он помотал головой так яростно, что косы застучали по груди.
– Я о другом. Я – Говорящий с лошадьми, я чувствую суть эмоций. А человеческие переживания не слишком отличаются от переживаний животных когда человек подчиняет себя потребностям вроде той, что ведет ее, – он помолчал, перевел дыхание, протянул руку и коснулся жеребца. – Я с первого взгляда понял, что за человек Аджани. Он безжалостный, холоднокровный подонок. Но Дел бы следовало взглянуть на собственные поступки. Большая ли между ними разница?
Во мне вспыхнул гнев.
– Если бы ты выжил в тех аидах, где побывала она… если бы ты прошел через тоже, что она…
– …без сомнения, я был бы так же изувечен, как она, – кивнул Гаррод. – Но она выжила. Она пережила издевательства Аджани. Почему он должен теперь торжествовать, превратив ее в женщину, не знающую ни жалости, ни пощады? В клинок без имени?
Я нахмурился.
– Во что?
– Клинок без имени, – повторил Гаррод. – Так говорят в Стаал-Уста, – его губы едва заметно изогнулись. – Спроси ее, можно ли ее назвать клинком без имени. Спроси ее, есть ли конец у ее песни.
Я покачал головой.
– Ты несешь какую-то бессмыслицу.
– Разве? Спроси ее. Задай ей мои вопросы. И скажи ей… – он помолчал. – Скажи ей, что даже Говорящий с лошадьми с Высокогорий слышал о Стаал-Уста и почитает законы чести вока.
Я вздохнул.
– Гаррод…
Он прервал меня, мотнув головой.
– Хватит об этом, танцор меча. Иди к своей женщине, а мне позволь заняться твоей лошадью. С этим я справлюсь.
В конце концов я позволил и пошел к своей женщине.
Нет, не к своей. Я пошел к Делиле.