ДАФАН проснулся, не увидев никаких сновидений. Отвернувшись от загадочного взгляда мертвых глаз Гициллы, он посмотрел на кроваво-алый рассвет.
Диск поднимавшегося солнца был багровым. Чтобы достигнуть поверхности планеты, его лучи должны были пройти сквозь пелену ожившего варп-шторма, а потом — завесу дыма и пепла, поднятого имперскими бомбами. Эти два полупрозрачных барьера перемешивались и сливались друг с другом, и их игры со светом, несомненно, являли собой чудесное зрелище. Все небо было разноцветным — красным и оранжевым, розовым и фиолетовым, испещренным яркими радугами и бушующими вихрями — но Дафан смотрел на все это бесстрастно, не испытывая никаких чувств.
Когда Дафан увидел, что сделал с местной растительностью варп-шторм, сотворенный Сатораэлем, в его разуме на мгновение возник вопрос, не было бы более интересно проснуться немного раньше, но Дафан не мог ощущать сожаление, что не сделал этого — как и какое-либо другое чувство. И вопрос был оставлен без ответа и без внимания, как и любой другой каприз воображения.