Первый Линзмен-3: Галактический патруль

Глава 16 КИННИСОН ВСТРЕЧАЕТ КОЛЕСОИДОВ

Покуда пират опрометью мчался к своей Главной Базе, Киннисон следовал за ним издали, тщательно сообразуя свой курс и скорость с курсом и скоростью преследуемого корабля.

Киннисону во что бы то ни стало хотелось подслушать разговор, который непременно должен состояться, как только капитан пиратского корабля установит связь со своими старшими начальниками и доложит им о случившемся. Особенно Киннисону хотелось, чтобы в разговоре Базы с капитаном принял участие Гельмут: это позволило бы ему, Киннисону, взять еще один пеленг на Главную Базу, положение которой пока не удалось засечь с достаточной точностью. Киннисон опасался (и, как вскоре выяснилось, не без оснований), что теперь ему не удастся ни подслушать важные переговоры пирата с Базой, ни взять пеленг на Главную Базу пиратов — для этого у него просто не хватит рук! Размышляя над создавшимся положением, Киннисон даже горько пожалел, что не может раздвоиться или, по крайней мере, что он не родился велантийцем. У тех есть глаза и руки, а отделы головного мозга функционируют независимо, что позволяет велантийцам заниматься одновременно полудюжиной вещей и каждое дело выполнять отлично. Киннисон твердо знал, что так действовать ему не дано, но все же не мог отказаться от попытки сделать все от него зависящее. Может быть, было ошибкой отправляться в одиночку и следовало взять с собой кого-нибудь из ребят? Нет, этого делать нельзя ни в коем случае, так как впоследствии нарушило бы все планы. Ладно! Будь что будет, но он, Киннисон, сделает все от него зависящее, чтобы добиться успеха.

Между тем капитан пиратского корабля установил связь со своей Главной Базой и приступил к докладу. Киннисон одной рукой пытался подстраивать лучеуловитель, а другой манипулировать пеленгатором. Ценой больших усилий ему удалось кое-как взять пеленг на Главную Базу пиратов и записать отрывки переговоров. Недоставало самого важного фрагмента — той части переговоров, когда командир Базы переключил незадачливого капитана на самого Гельмута. Киннисон был немало раздосадован: луч, который он было нащупал с таким трудом, исчез, а после того, как ему удалось снова настроить лучеискатель, он услышал только заключительные слова той головомойки, которую Гельмут устроил несчастному капитану:

— …вина не только ваша, поэтому на этот раз я накажу вас не очень строго. Доложите обо всем на нашу базу на Альдебаране I, ваш корабль отныне находится в подчинении командира базы. Вы будете беспрекословно выполнять все его приказания в течение тридцати местных суток.

Киннисон лихорадочно принялся шарить пеленгатором, пытаясь засечь, откуда говорит Гельмут, но верховный шеф всех пиратов замолчал до того, как Киннисон успел синхронизовать свой прибор с излучателем главы пиратов. Киннисон глубоко задумался.

Альдебаран! Практически рядом с его, Киннисона, родной солнечной системой, от которой он забрался так далеко. И как только пиратам удалось построить (или восстановить) свою секретную базу так близко от Солнца?! Ведь Галактический Патруль буквально прочесал все его окрестности, не оставив без внимания ни одной сколько-нибудь крупной планеты. Но, как бы там ни было, теперь по крайней мере известно, куда лететь, а это существенно упрощает задачу. Есть, правда, одно обстоятельство, которое он не учел, обдумывая план своей экспедиции: преследуя пиратский корабль, он, Киннисон, не сможет обходиться совсем без сна. Хотя бы изредка ему необходимо вздремнуть самую малость, а пока он будет спать, преследуемый вполне может скрыться. К счастью, теперь ему достоверно известно, куда он направляется. Путь на Альдебаран не близкий, и у него, Киннисона, хватит времени, чтобы построить дюжину необходимых приборов. Все нужные детали и инструменты на борту имеются. И пока спидстер стремительно мчался вслед за пиратским кораблем, Киннисон собрал своего «охотничьего пса», как он назвал прибор. В каждую из первых четырех или пяти «ночей» Киннисон терял преследуемый пиратский корабль, и найти его после пробуждения стоило немалых трудов. Но день ото дня усовершенствуй «пса», Киннисон довел свое детище до такой стадии, что тот стал превосходно справляться со своими «обязанностями», разве что не говорил. После доводки «охотничьего пса» Киннисон принялся обдумывать, что делать дальше.

Первая конкретная задача, которую предстояло решить, состояла в ответе на вопрос, как проникнуть на пиратскую базу. Поскольку разведчики Галактического Патруля не обнаружили базу, она должна быть очень искусно спрятана. А надежно укрыть на Альдебаране I от зорких глаз Галактического Патруля объект размером с космическую базу — достижение, которому нельзя не позавидовать. Ему, Киннисону, доводилось однажды бывать в той системе, но…

Находясь в полном одиночестве на борту своего спидстера, мчавшегося в открытом космосе, Киннисон мучительно покраснел при воспоминании о том, что приключилось с ним во время того достопамятного визита на Альдебаран. Он преследовал двух торговцев наркотиками, проследив их путь до Альдебарана II, и встретил там самую обаятельную, самую красивую, самую замечательную и самую загадочную девушку изо всех, кого ему приходилось видеть. Разумеется, он встречал красивых женщин (и немало) и прежде. Он видел красавиц-любительниц и профессионалок: ночных бабочек, танцовщиц, актрис, моделей и манекенщиц, нагих и одетых по последней моде, но даже не подозревал, что столь совершенное создание может существовать наяву, а не в видениях одурманенного тионитом наркомана. В облике невинной девушки она была неотразимо прекрасной, и Киннисон содрогнулся при мысли о том, что могло бы случиться, сыграй она свою роль чуточку лучше.

Но, зная слишком многих торговцев наркотиками и слишком немногих патрульных, девица составила совершенно неверное представление не только о чувствах кадета, кем в ту пору был Киннисон, но и его реакциях. Ибо даже когда она, искусно разыгрывая любовное томление, пришла к нему в объятия, Киннисон сразу понял, что тут дело нечисто. Женщины такого сорта не ведут игру просто так, из любви к искусству. Должно быть, эта красотка связана с теми двумя торговцами наркотиками, которых он преследует. Ему удалось вырваться из объятий красотки, отделавшись только несколькими царапинами, и как раз вовремя, ибо два ее сообщника пытались было улизнуть. С тех пор Киннисон боялся красивых женщин больше всего на свете. Впрочем, он был бы не прочь еще раз взглянуть — разумеется, только один раз! — на ту кошечку с Альдебарана. Тогда он был почти ребенок, а теперь…

Впрочем, эти праздные мысли ни к чему хорошему не приводят. Киннисон решительно тряхнул головой. Лучше подумать об Альдебаране I, куда он сейчас следует. Голая, безжизненная, необитаемая планета, лишенная атмосферы, безводная. Голая, как ладонь, покрытая возвышающимися над унылой равниной вулканами, испещренная кратерами, с острыми выступами скал и провалами. Размещение базы на такой планете потребовало бы чудовищных усилий, к тому же база была бы чрезвычайно труднодоступной для своих кораблей. Если бы база располагалась на поверхности, в чем он, Киннисон, очень сомневается, то ее бы непременно засекли. Во всяком случае все подходы к пиратской базе тщательно заэкранированы и оборудованы детекторами, способными «видеть» в ультрафиолетовой, инфракрасной и, разумеется, в видимой области спектра. От его аннигилятора здесь мало толку.

Ясно, что спидстер не смог бы незаметно даже приблизиться к базе. А он сам, в одиночку? Разумеется, придется надеть тяжелый скафандр со своим автономным запасом воздуха. Правда, скафандр излучает. Впрочем, не обязательно: он может совершить посадку вне радиуса действия детекторов базы и двигаться дальше пешком, не используя никаких источников энергии. Осталось справиться с экранами и видеодетекторами. Если пираты начеку, то из задуманного им ничего не выйдет, а они, несомненно, начеку.

Как же пройти сквозь, казалось бы, непреодолимые барьеры? По зрелом размышлении, проанализировав все известные ему факты, Киннисон нашел ответы на мучившие его вопросы и разработал ясный план, которого он вознамерился неукоснительно придерживаться. Пиратский корабль, который он, Киннисон, преследует, несомненно, будет пропущен на базу. Следовательно, ему необходимо проникнуть на базу внутри пиратского корабля. А коль скоро это решено, остается только разработать способ, который ко всему прочему должен быть до смешного простым.

Предположим, что все трудности позади: удалось проникнуть на базу. Что делать дальше? Точнее говоря, что можно было бы сделать дальше? Несколько дней Киннисон один за другим строил различные планы и сам же безжалостно их отбрасывал. От расположения базы, ее персонала, оборудования и режима работы зависело столь много, что Киннисон никак не мог выработать хотя бы грубое подобие рабочего плана. Он знал, что ему хотелось бы сделать, но не имел ни малейшего представления относительно того, как наилучшим образом осуществить свои намерения. Из тех возможностей, которые могут представиться, предстояло выбрать наиболее многообещающую и действовать с учетом обстоятельств.

Придя к такому решению, Киннисон направил обзорный луч своего детектора на планету, на которой ему предстояло незаметно совершить посадку, и принялся тщательно обшаривать ее. Ему представилось то самое зрелище, которое он ожидал увидеть, и, может быть, даже несколько худшее. Безжизненная, выжженная солнцем пустыня, планета Альдебаран I вообще не имела почвы, вся ее поверхность состояла из коренных горных пород, лавы и пемзы. Гигантские горные хребты пересекали поверхность Альдебарана I во всех направлениях. Вдоль каждого хребта тянулась вереница действующих вулканов и кратеров частично обрушившихся, потухших вулканов. Горные склоны и каменистые равнины, стенки кратеров и дно долин были испещрены и изъязвлены бесчисленными более мелкими кратерами и огромными зияющими углублениями, словно планета на протяжении геологических эпох служила мишенью для непрекращающейся космической бомбардировки.

Киннисон не только обследовал всю поверхность, но и, насколько позволяла мощность детектора, заглянул внутрь планеты, так ничего и не обнаружил. Насколько он мог судить по показаниям своих приборов (а Киннисон обследовал Альдебаран I гораздо более тщательно, чем любой из обычных кораблей с наблюдателями на борту до него), никакой базы ни на поверхности, ни в недрах планеты не было. Тем не менее, Киннисон твердо знал, что база была. Какой вывод из этого следует? База Гельмута могла находиться где-то внутри планеты, защищенная от детектирования многими милями железа или железной руды. Необходимость в еще одном пеленге на Главную Базу пиратов ощущалась с особой остротой. Между тем оба корабля — преследуемый и преследователь — быстро приближались к системе Альдебарана.

Киннисон пристегнул к поясу личное снаряжение, в которое входил и аннигилятор, осмотрел скафандр, проверил систему жизнеобеспечения и заправку и, только убедившись, что все в порядке, перебросил скафандр через руку. Бросив беглый взгляд на экран, Киннисон с удовлетворением отметил, что «охотничий пес» действует отменно. Теперь уже и преследуемый и преследователь находились в пределах солнечной системы Альдебарана, и поскольку пират снизил скорость, замедлил движение и спидстер. Наконец, ведущий (пиратский корабль) перешел в инерционный режим, готовясь войти в посадочную спираль. На этот раз ведомый не повторил его маневр, так как Киннисон более уже не следовал за пиратом. Прежде чем перейти в инерционный режим, он приблизился к запретной поверхности Альдебарана I на расстояние не более пятидесяти тысяч миль. Затем выключил свой компенсатор Бергенхольма, перевел спидстер на почти круговую орбиту на достаточном удалении от посадочной орбиты пирата, выключил все энергетические установки и лег в дрейф. Он оставался на борту спидстера, производя наблюдения и вычисления до тех пор, пока не рассчитал траекторию спуска, чтобы в любой момент воспользоваться ею. Затем Киннисон вошел в герметический тамбур, вышел в космос и, подождав, пока створки люка захлопнутся за ним, устремился к посадочной спирали пирата.

Поскольку теперь он двигался в инерционном режиме, продвижение в пространстве казалось ему почти неощутимым, но зато у него появилось много времени. Кстати сказать, его скорость была малой только по сравнению со скоростью спидстера в безынерционном режиме. В действительности же он мчался в пространстве со скоростью более двух тысяч миль в час, а его крохотный двигатель постоянно увеличивал скорость, создавая ускорение в два "g" (ускорение свободного падения).

Вскоре пиратский корабль оказался прямо под ним, и Киннисон, увеличив свое ускорение до пяти "g", устремился к кораблю в длинном нырке. Это была самая рискованная минута за все время пути, но Киннисон правильно рассчитал, что внимание офицеров на борту корабля будет сосредоточено на происходящем впереди и под ними, но отнюдь не на том, что происходит вверху и над ними. Так и случилось, и он, оставаясь незамеченным, приблизился вплотную к кораблю. И сближение с пиратским кораблем, и посадка на космический корабль, движущийся с чудовищной (по земным меркам) посадочной скоростью по спирали, для опытного астронавта были несложным делом. Работая одними лишь тормозными двигателями, он ухитрился даже избежать вспышки, которая могла бы причинить ему хлопоты и даже осветить его. Выравняв скорости, он осторожно, используя магнитные присоски, прокрался вдоль корпуса, подтянулся на руках и, открыв крышку аварийного люка, оказался внутри пиратского корабля.

С беззаботным видом он прошел в кормовой отсек и проник в безлюдные каюты экипажа. Там он с удобством расположился в подвесной койке, пристегнул предохранительные ремни и принялся обшаривать обзорным лучом своего детектора центральный пост. Там, на видеоэкране капитана, он увидел сложную, словно разорванную в клочья, топографию планеты, выступавшую все более отчетливо по мере того, как пилот миля за милей снижал корабль. Круто садится, отметил про себя Киннисон. Корабль действительно совершал крутой спуск, очень трудный для пилота, вместо того чтобы снижаться по более пологой траектории, заложив еще один виток посадочной спирали вокруг планеты, и затем перейти на работу двигателями, специально предназначенными для такого случая. Но, повинуясь воле пилота, корабль вошел в крутое пике, и теперь корпус сотрясался от толчков, рывков и вибрации, от сильных взрывов в дюзах тормозных двигателей. Корабль быстро снижался, и лишь после того, как он опустился ниже краев одного из кратеров, пилот выровнял корабль и придал ему нормальное положение для посадки. Все маневры выполняются излишне торопливо, подумал Киннисон, но пилот пиратского корабля знал, что делал. Пять миль падал корабль по вертикали в гигантской шахте, прежде чем достиг дна и остановился. Нижний пояс обшивки стен был прорезан множеством окон. Прямо перед кораблем маячили очертания наружных створок гигантского герметичного люка. Створки раздвинулись, корабль втянули внутрь, уложили на специальную подвижную опору, напоминавшую огромную колыбель, и массивные створки снова сомкнулись. Это и была пиратская база, и он, Киннисон, находился внутри нее!

— Внимание! — прозвучал по внутренней трансляции голос командира пиратов. — Воздух на этой планете смертельно ядовит, поэтому приказываю всем надеть скафандры и проверить, есть ли топливо в баках ваших индивидуальных двигателей. Для всех членов экипажа на базе приготовлены комфортабельные помещения с хорошим воздухом, но не вздумайте разгерметизировать ваши скафандры без моей команды. Всем собраться в центральном отсеке. Те, кто не будет здесь через пять минут, останутся на борту на свой собственный страх и риск.

Киннисон без секунды промедления решил присоединиться к экипажу, собирающемуся в центральном отсеке. На корабле ему делать нечего. К тому же можно не сомневаться, что корабль подвергнется досмотру. Воздуха у него достаточно, а все космические скафандры выглядят одинаково. К тому же Линза своевременно предупредит его, если у кого-нибудь появится в отношении него недружественное намерение или закрадется подозрение. Ему, безусловно, лучше идти со всеми. Вот если пираты вздумают провести перекличку, то тогда положение окажется не из завидных… Впрочем, что толку пугать себя? Неприятности лучше всего преодолевать постепенно, по мере того как они возникают.

Но ни капитану, ни старшему помощнику и в голову не пришло проводить перекличку. Судя по всему (а в действительности так оно и было), капитану пиратского корабля не было решительно никакого дела до членов своего экипажа. Они вольны были собраться в центральном отсеке или не собираться — капитану было все равно. Поскольку оставаться на борту означало неизбежную смерть, все пираты до единого были точны. По истечении пяти минут капитан покинул борт корабля. За ним гурьбой ринулся экипаж. Миновав двери, свернули налево. Там капитана встретило какое-то существо, которое Киннисону не удалось как следует рассмотреть. Последовала небольшая заминка, после чего пираты снова двинулись вперед. Поворот направо.

Киннисон решил на этот раз никуда не сворачивать. Лучше всего остаться поблизости от шахты, в которую произвел спуск космический корабль, чтобы в случае чего можно было прорваться к выходу, пока он не изучит пиратскую базу настолько, что сможет хотя бы в общих чертах набросать план кампании. Вскоре Киннисон обнаружил пустое помещение, которым, по-видимому, никто не пользовался, и убедился, что через массивное кристально чистое окно открывается великолепный вид на гигантскую цилиндрическую шахту — очевидно, жерло потухшего вулкана, которое пираты переоборудовали и приспособили для своих нужд.

С помощью лучевого детектора Киннисон наблюдал за тем, как пиратов эскортировали до отведенных им апартаментов. Вполне возможно, что это были номера гостиницы для приезжих, хотя, с точки зрения Киннисона, все сильно смахивало на негласное заключение под стражу, и он порадовался, что покинул своих невольных спутников. Осматривая с помощью обзорного луча все здание необычного космопорта, Киннисон наконец обнаружил то, что искал — Центр связи. Помещение, в котором располагался центр, было ярко освещено, и при виде открывшегося ему зрелища у Киннисона от удивления отвисла челюсть.

Он ожидал увидеть людей, так как Альдебаран II, единственная обитаемая планета в системе Альдебарана, была населена колонистами — выходцами с Земли, и эти поселенцы были самыми настоящими людьми, такими же, как жители Парижа или Чикаго. Но эти существа… Уж на что он был бывалым космическим путешественником и видывал виды, но ни о чем таком ему даже не приходилось слышать. Перед ним были живые… колеса! Если им нужно переместиться, они не шли, а катились. Вместо голов у них были, насколько мог разобраться Киннисон, выступы… Глаза, руки, десятки рук с внушительными сильными кистями…

— Вотенар! — пронеслось совершенно отчетливо от одного странного существа к другому и было уловлено Линзой Киннисона. — Кто-то… какой-то чужак… смотрит на меня. Прикрой меня, пока я не ослаблю воздействие этой невыносимой помехи.

— Должно быть, кто-нибудь из странных созданий с Земли. Мы скоро научим их. что подобное вмешательство совершенно недопустимо.

— Нет, кто-то другой. Контакт похож на контакт с теми землянами, но тон совершенно другой. Это не может быть кто-то из них, так как ни у кого из землян, прибывших на корабле, нет прибора, служащего неуклюжей заменой высшей способности, присущей разуму. Сейчас я настроюсь…

Киннисон мгновенно включил свой мыслезащитный экран, но было поздно: его мысль достигла центра связи и возмутила эфир. Между тем рассерженный наблюдатель продолжал:

— Я выясню, откуда он смотрит. Сейчас он исчез, но его передатчик не может находиться далеко, так как наши стены надежно бронированы и защищены экранами… Стоп! Я обнаружил пустое пространство, в которое не могу проникнуть, в седьмой комнате четвертого коридора. Вероятнее всего, это один из наших гостей, который прячется за мыслезашитным экраном.

И рассерженный связист, прервав дальнейшие размышления, отдал приказ страже:

— Взять его и поместить вместе с остальными!

Киннисон не слышал приказа, но был готов ко всему, поэтому прибывшая за ним стража обнаружила, что такого рода приказы легче отдавать, чем исполнять.

— Ни с места! — скомандовал Киннисон при виде стражи, и Линза внедрила его слова в сознание колесоидов. — Я не хочу причинять вам никакого вреда, но не приближайтесь ко мне!

— Вы? Причинить вред нам? — поступила извне холодная, ясная мысль, и странные существа исчезли. Но ненадолго. Через считанные мгновения они (или другие колесо-иды — различить было невозможно) вернулись, на этот раз вооруженные и в защитных скафандрах, готовые применить силу.

Как уже бывало и раньше, Киннисон обнаружил, что излучатели Де Ляметра совершенно бесполезны. Кожухи, покрывавшие излучатели его противников, были изготовлены из столь же прочного материала, как и кожух его собственного излучателя, и хотя воздух в помещении вскоре начал светиться нестерпимым блеском от силовых полей; а стены помещения начали растрескиваться и испаряться, ни сам Киннисон, ни нападавшие на него колесоиды не понесли сколько-нибудь заметного урона. И тогда Носитель Линзы вспомнил о своем средневековом оружии и, отбросив излучатель Де Ляметра, принялся сокрушать врагов секирой. Хотя Киннисону было далеко до ван Баскирка, все же он обладал недюжинной для землянина силой, сноровкой и быстротой реакции и тем, кто противостоял ему, казался настоящим Геркулесом.

Он наносил сокрушительные удары направо и налево, и вскоре помещение стало напоминать бойню: везде, куда ни глянь, громоздились изуродованные тела колесоидов, по полу текли потоки крови и слизи. Несколько последних колесоидов, не в силах противостоять разящей секире, укатились прочь, и Киннисон принялся лихорадочно размышлять над тем, что делать дальше.

До сих пор все шло как нельзя лучше. Оставаться здесь дальше не имеет смысла. Лучше всего попытаться улизнуть, покуда цел. Но как? Через дверь? Нет, слишком поздно. Его защитные экраны способны выдержать залпы небольших портативных излучателей, но теперь колесоиды знают это так же, как он. Они используют против него новое оружие, скорее всего полупортативный излучатель. Нет, выход через дверь исключается. Лучше всего попытаться выйти через стену. Им будет о чем поразмыслить, пока он проникнет сквозь стену.

Сказано — сделано. Не медля ни секунды, Киннисон бросился к стене. Установив минимальный диаметр выходного отверстия и максимальную мощность, Киннисон сформировал узкий луч, сокрушающий на своем пути все. Луч легко вошел в стену, пронзив ее насквозь. Киннисон принялся выжигать отверстие в стене: луч пошел вверх и, описав окружность, вернулся в исходную точку.

Но как ни быстро действовал Носитель Линзы, он все же опоздал. В комнату позади него въехала четырехколесная тележка, на которой был смонтирован сложный механизм, напоминавший по виду какое-то чудовище. Киннисон быстро обернулся. В это время с грохотом вывалился наружу вырезанный им кусок стены. Воздух из помещения со свистом устремился в образовавшееся отверстие и, подхватив Киннисона, выбросил его в шахту. В тот же момент с оглушительным стаккато заработал механизм на тележке. Киннисон отчетливо ощутил, как каждый звук проходит сквозь броню скафандра и впивается в живую плоть, причиняя мучительную боль, словно от разящих ударов секиры ван Баскирка.

Впервые за свою жизнь Киннисон был серьезно ранен, и ему стало плохо. Но, находясь почти в бессознательном состоянии от чудовищной боли, которой отзывался во всем теле каждый звук несмолкавшего стаккато, Киннисон все же ухитрился дотянуться правой рукой до кнопки своего нейтрализатора. Ведь он падал в инерционном режиме, и до дна, насколько ему помнилось, было метров десять — пятнадцать: если он не хотел «приземлиться» в инерционном режиме, нужно было поторапливаться. Он нажал кнопку, но нейтрализатор не заработал. По-видимому, в пылу сражения что-то в нем повреждено. Индивидуальный двигатель также безмолвствовал. Сбросив с руки пристегнутую к рукаву скафандра перчатку, Киннисон, превозмогая боль, попытался добраться до внутреннего выключателя, но не успел и с грохотом рухнул на груду обломков, упавших на дно шахты чуть раньше и даже не успевших достичь равновесного состояния. Сверху на него обрушился град мелких осколков, стучавших по наружной оболочке его скафандра.

То, что груда обломков еще не успела занять равновесное положение, было на руку: словно гигантская подушка, она смягчила удар при «приземлении». Однако падение в инерционном режиме с высоты в сорок футов, даже несколько смягченное, было весьма чувствительным. Киннисон с грохотом упал. У него было такое ощущение, будто на него одновременно обрушилась тысяча кофров. Волны невыносимо острой боли захлестывали все его существо, кости трещали, и плоть, казалось, отделялась от костей, и помутившимся разумом Киннисон ощутил, как на него нисходит спасительное забвение.

— Но в то же время где-то внутри, сначала расплывчато и туманно, но чем дальше, тем явственней и определенней пробуждалось какое-то не поддающееся определению, неизвестное и непознаваемое нечто, сделавшее его тем, что он есть. Кинписон ощутил вдруг, что он жив, а пока Носитель Линзы жив, он не теряет надежды. Нужно действовать, во что бы то ни стало действовать. Прежде всего нужно остановить утечку воздуха из скафандра. У него в кармане с инструментами есть скотч, и ему нужно заклеить многочисленные мелкие пробоины в скафандре и сделать это быстро. Левая рука как обнаружил Киннисон, совсем не двигалась. По-видимому ее основательно повредило при падении. Каждый вдох, даже совсем неглубокий, вызывал острую боль в груди. По-видимому, одно или несколько ребер сломаны. К счастью, вкуса крови во рту не было, значит, легкие были целы. Правой рукой он мог двигать, хотя она была словно чужой или деревянной. Киннисон мог заставить ее двигаться только колоссальным усилием воли. Собрав все свои силы, он высвободил из рукава правую руку, непослушную и словно налитую свинцом, с трудом заставил ее проскользнуть внутрь скафандра и нащупать среди залитых, кровью углублений и выпуклостей карман, где хранились различного рода мелочи. Прошла целая вечность, прерываемая вспышками ослепительной боли, прежде чем ему удалось открыть карман и извлечь оттуда скотч.

Стиснув зубы, он из последних сил заставил свое изломанное, раздавленное, искалеченное тело поворачиваться с боку на бок, наклоняться и откидываться, пока он одной рукой заклеивал дырки в скафандре, через которые со свистом выходил драгоценный воздух. Каждую дыру нужно было найти и быстро, а главное плотно, заклеить. Заделав последнее отверстие, Киннисон почувствовал, что силы его на исходе. Боль несколько утихла: испытываемые им муки были настолько невыносимы, что нервная система не выдержала непосильной нагрузки и заблокировала болевые сигналы.

Сделать предстояло еще очень многое, но для этого нужны были силы, а их у Киннисона больше не было. Нужен был отдых. Даже его железная воля не могла заставить пошевелиться выдержавшие чудовищную нагрузку мышцы до того, как они немного передохнут и оправятся.

«Интересно, много ли воздуха у меня осталось», — вяло подумал Киннисон, совершенно остраненно, как будто речь шла не о нем. Возможно, в баллонах воздуха совсем не осталось. Должно быть, заделка всех дыр в скафандре заняла не так уж много времени, как могло показаться, иначе воздух и в баллонах, и внутри скафандра давно бы кончился. Но сколько воздуха осталось, он не знал. Нужно было взглянуть на манометры.

Киннисон почувствовал, что не может не только пошевелиться, но даже повести глазами из стороны в сторону — такая слабость вдруг накатила на него. Откуда-то недалеко на него опускалась мягкая, все обволакивающая тьма, сулившая измученному телу покой и тишину. К чему страдать, казалось, призывала она, когда гораздо проще отдаться в ее ласковые объятья?