Неизвестно
Невозможно было сказать, где заканчивались листья, и начиналась буря. В кроне дерева смешались огонь и молнии, отблески их противостояния отражались в толстых цепях, которые обвивали огромный ствол, золотые лозы впивались в гребни коры размером с долину.
Киилер чувствовала себя бессильной, её обдувало ураганными порывами битвы в небесах. Она жаждала вонзиться копьём в клубившуюся черноту облака Хаоса, стать яркой молнией гнева Императора.
Воспоминание о сожжении полурождённых вернуло ей пьянящее чувство силы, которое овладело ею, когда она стала сосудом Императора. Она задрожала от воспоминаний, затрепетав при мысли о том, что дух Императора снова пройдёт через неё. Как бы она ни старалась направить эту силу, та оставалась такой же неуловимой, как молнии, которые дождём сыпались на верхние ветви божественного дерева.
Кружа так близко, как только могла, порой не видя ничего из–за яростной небесной войны, Киилер попыталась ухватиться за веру Несущих Свет, стоявших вокруг её смертного тела. Она слышала проповедь Оливье, а за его словами — далёкое, медленное биение душ десяти тысяч свидетелей.
Это было всё равно, что пытаться схватить туман. Вера бурлила и текла сквозь её духовные пальцы, отказываясь воспламеняться её страстью и отворачиваясь от прикосновения, словно магнит с противоположным полюсом, всегда оставаясь вне досягаемости.
Мгла в её мыслях проявилась вокруг изогнутых корней дерева, выступавших из трещин в засушливой земле. Киилер раньше не замечала, каким безжизненным стал ландшафт. Цветущая глушь исчезла, сама земля лишилась жизненной силы.
Там, где туман касался дерева, он оставлял цветные пятна ярко разросшихся грибов. Они быстро созревали и наполняли воздух спорами, споры превращались в мух, которые жужжали над трещинами в стволе и стремились отложить яйца в сок божественного дерева.
Крики вырвали Киилер из задумчивости. Её мысли вернулись в реальный мир, и чувства столкнулись с паническими воплями, рёвом плазменных струй и гулом многоствольных пушек.
На западе над высокой аркой, обозначавшей конец прецессионного пути, парил золотой орудийный катер, крылатые пушки плевались трассирующими снарядами в плотную колонну паломников. Киилер вырвало, когда она увидела расстрелянную шеренгу Несущих Свет, их тела превратились в лохмотья под градом пуль.
С востока появился чёрный десантно-штурмовой корабль Безмолвного Сестринства, небо вокруг него вспенилось странной энергией, мерцая чёрным и фиолетовым. При взгляде на него Киилер почувствовала тошноту, голова закружилась, когда она попыталась разглядеть приближавшийся корабль.
— Кустодии! — выдохнул Зиндерманн, стоявший за плечом и крепко сжавший её руку в попытке увести. Она отказалась, оставшись на месте.
— Стойте! — крикнула она Оливье, когда он повернулся бежать. Единственное слово остановило его, и он обернулся. — Это испытание веры.
Он сделал ещё полшага, не зная, что предпринять. Киилер протянула руку.
— Доверяйте мне, — сказала она. — Доверяйте Императору.
Оливье оглянулся на фигуры в золотых доспехах, наступавшие на толпу с разных сторон. Киилер могла угадать его мысли — что это именно телохранители Императора направили на них оружие.
— Поделитесь со мной своей верой, — сказала она ему, снова протягивая руку. — Покажите последователям путь праведности.
Он схватил её за руку и почти болезненно крепко сжал. Прикосновение было похоже на пронзивший её предплечье электрический разряд.
Зиндерманн вложил свою ладонь в её вторую руку, и она почувствовала новый прилив силы. Когда другие на платформе присоединились к ней, Киилер ощутила, как пульс их веры устремился вовне.
Часть метавшейся между паникой и гневом толпы увидела единство лидеров и последовала их примеру, взявшись за руки. Хотя их разделяло несколько сотен метров, казалось, что они находятся рядом с Киилер, добавляя свои молитвы. У неё закружилась голова, как будто земля ушла из–под ног.
Чем дальше она протягивала свою веру, тем больше силы возвращалось к ней. Её спокойствие росло, распространяясь по толпе рябью благоговейного молчания, когда прихожанин за прихожанином отворачивались от атак и направлялись к месту опоры своей веры.
Именно в этот момент Киилер увидела свет Императора, исходивший от паствы и распространявшийся от человека к человеку, словно рассвет. Когда он протянулся дальше по процессии, она увидела, как от его блеска заискрились болты, как будто включили силовое поле. Священная атмосфера продвигалась дальше, заставив десантно-штурмовой корабль набрать высоту, выпущенные им ракеты преждевременно взрывались в разреженном воздухе.
— Сохраняйте веру, братья и сёстры! — призвала она, её голос прозвучал подобно грому.
Они стали единым целым; она была деревом, а её вера — корнями. Как вода и солнце питали дерево, так молитвы и души верующих придавали ей сил.
Киилер почувствовала лёгкий укол холода в сознании и, обернувшись, увидела золотого воина, который поднимался по ступенькам на платформу. Он шёл целеустремлённо, но без излишней спешки, держа копье хранителя в одной руке, а не для боя в обеих. Хотя он был в шлеме, она знала, что это Амон.
Амон прошёл сквозь окруживший платформу рой мух, словно сквозь чёрный занавес. Они ползли по доспехам и визору, почти скрыв из виду несколько фигур за ними. Брошенный на процессию взгляд подтвердил, что облако, окутавшее собравшихся, продолжало сгущаться. Его пронизывали пятна тьмы, которая, казалось, принимала гуманоидную форму, прежде чем снова рассыпаться. Он слышал доклады кустодиев, их оружие по-прежнему не могло проникнуть сквозь окутавшие Несущих Свет миазмы, в то время как сама процессия была подобна болоту, обездвиживая любого воина, который пытался ступить на неё. Даже Сёстры Тишины не могли проникнуть сквозь пелену тумана, предупреждая, что он не был полностью психическим по своей природе, с чем они раньше никогда не сталкивались.
— Киллер! — крикнул он. Со странной полуулыбкой она повернулась к нему, продолжая держаться за руки с Оливье и Зиндерманном. — Вы должны прекратить это безумие.
— Безумие? Я вижу только верующих, которые защищают себя.
Амон знал, что спорить бессмысленно. Демоническое присутствие и раньше облачалось в одеяние праведности. То, что видели Киилер и Несущие Свет, не было той реальностью, которую видел он. Как он ни обещал себе казнить Киилер, если окажется, что она является источником вторжения, теперь, столкнувшись с ней лицом к лицу, он понял, что должен найти другой выход. Энергия потрескивала по платформе, мухи покрывали всё мохнатыми чёрными телами, жужжащий гул грозил свести с ума. Он не был уверен, высвободит ли её убийство всю силу Нерождённых или положит им конец, или даже сможет ли он вообще нанести смертельный удар в миазмах, которые защищали «верующих».
— Почему вы обратились против своих, кустодий? — потребовала ответа Киилер, улыбка исчезла и сменилась хмурым взглядом. Чёрная молния ползла по её коже, но она, казалось, не замечала этого. — Почему вы убиваете верующих?
— Это ложь, — сказал он ей. — Ваша вера извращена. Жизнь внутри Смерти не — Император. Дыхание на твоих Губах — не Император. Надежда в твоём сердце — не Император.
— Что вы можете знать об этом?
— Послушайте меня. Я всю жизнь провёл рядом с Императором. Я участвовал в Его войнах и несколько раз чуть не погиб, служа Ему. Вы попали под влияние порчи, как солдаты в госпитале.
— Мы — праведники!
Амон взглянул на миазмы внизу. Тень внутри двигалась, словно акула в воде, скользя между неподвижными верующими, замирая на несколько секунд, прежде чем рассеяться. Каждый раз, когда она темнела, казалось, это длилось дольше. Её сила росла.
— Вы убьёте нас всех? — спросила она. Пока она говорила, из её рта вырывался чёрный пар, падая, как дым из приоткрытых губ.
«Если бы я мог», — подумал Амон.
— Вы должны увидеть правду такой, какая она есть. — Он сделал несколько шагов ближе, под ногами хрустели панцири жуков, мухи бились о его броню. — Если вы верите, что Император — бог, тогда молитесь Ему, чтобы вы увидели, что на самом деле происходит.
— Вы не верите, — Киилер покачала головой, что на её лице появилась неуверенность. — Ваши слова — насмешка над моей верой.
— Вы правы, это не моя вера. Она ваша. Возьмите её. Встаньте с ней лицом к лицу, — он понизил голос. — Смотрите с верой, Эуфратия.
Неизвестно
Услышав своё имя от золотого гиганта, Киилер почувствовала холодок, словно сквозняк из ненадолго открытого окна. Золотой гигант был почти невидим среди дымки верующих, неясная тень в ярком свете. Его голос напоминал грохот далёких волн на берегу, мощный и постоянный, но на самом деле она разобрала только своё имя.
Слова, которые предшествовали имени, просочились сквозь пульс её крови, приказ смотреть с верой.
Не приказ… мольба? Почти молитва из уст кустодия.
Вера.
Во что она верила?
Что Император был богом?
Это было нечто большее. Lectitio Divinitatus сформировал её веру, но не был её основой. Столкнувшись лицом к лицу с бессмертной природой истинного врага, она увидела вселенную, столь же далёкую от человечества, как космос отделён от глубин океанов. И она повернулась к Императору.
С верой, что кем бы Он ни был, Император являлся Повелителем Человечества; не только правителем человечества, но и его пастырем.
Та же Воля сформировала кустодиев, и теперь Эуфратия Киилер услышала своё имя, произнесённое одним из них, просившего её смотреть с верой.
Он не мог понять, что она имела в виду, когда говорила о вере — такая преданность абстрактному была вплетена в саму его личность. Вместо этого он взывал к её чувству веры.
Дерево.
Как только её мысли вернулись к нему, она закрыла глаза и попыталась увидеть его сияющие ветви, как в первый раз, когда она вошла в сад Императора.
Сад снова появился, выжженные равнины сменились раскинувшимся зелёным ландшафтом. Но это был не тот сад, по которому она гуляла с таким удовольствием. Небо потемнело, земля под ногами превратилась в болото, где колючие щупальца цеплялись за ступни и лодыжки. Из болота пузырились газы, и над вонявшими трупной гнилью цветами жужжали мухи.
В отчаянии она искала дерево, царапая руки и ноги, пока пробиралась сквозь кусты чёрных роз и карабкалась по заросшим ежевикой лощинам.
Она увидела слабое мерцание золота за грядой впереди, на холме, увенчанном мерзкими лесами.
Она пришла сюда не бегать, а летать. С последним усилием она взмыла в небо в тот момент, когда гнойные наросты вырвались из мульчи и изрыгнули тучи отвратительных ос за её спиной.
Они преследовали Киилер, но быстрота её веры превосходила их, она поднялась высоко в воздух, где облака ощущались как холодное масло, а ветер запутывал волосы, словно колтуны шиповника.
Внизу она увидела Несущих Свет. Каждый из них был уже не сияющим огоньком, а болотным пламенем, сжигавшим гниение веков, которое бурлило из подбрюшья мира. Среди них хищно рыскали призрачные угри, бледные тела двигались извилистыми волнами между небольшими холмиками костей и плоти.
Почувствовав тошноту, она снова посмотрела на дерево, увидев на коре мокнущие язвы и изливавшиеся из дыр потоки чёрного сока.
Как и прежде, ей хотелось взобраться на ветви, где среди увядавших листьев, словно лианы, висели тёмные облака. Инстинкт подсказал ей посмотреть вниз, прямо к основанию огромного дерева, где корни глубоко уходили в землю. Именно там она чувствовала, что вера поднимает её, питает от корней, и в этом тоже была сила Императора.
Она бросилась вниз, не обращая внимания на несущуюся навстречу мокрую землю. Закрыв рот и крепко зажмурив глаза, она погрузилась в мутную воду, которая затопила корни дерева, чувствуя холод на коже и густую слизь, проникавшую в уши и ноздри.
Киилер погружалась в засасывавшую грязь, пытаясь забраться всё глубже и глубже, чувствуя, как колотится сердце, а дыхание становится всё более прерывистым.
Она заставила себя открыть глаза, напрягаясь в грязи, нащупывая руками корни глубоко в земле, вдали от света и воздуха.
Вера.
Вера существует для испытаний.
Она вспомнила строчку из «Книги Божественности».
Вера поддерживает, когда больше ничего не осталось.
Киилер схватилась за гибкий корень перед собой и использовала его как верёвку, чтобы тянуть себя всё дальше и дальше от спасения, позволяя его шероховатости между пальцами направлять себя, когда все остальные чувства ослепли и онемели.
Её рука наткнулась на что–то скользкое, пальцы погрузились в слизистый нарост. Она поняла, что это был один из придатков гораздо большего существа, свернувшегося глубоко в грязи и высасывавшего жизнь из дерева.
Она нашла источник гниения.
Она не могла бороться с ним здесь, и вместо этого схватилась за гибкую конечность обеими руками, а затем повернулась, собираясь подняться сквозь мрак. Что–то далеко внизу, что–то древнее и огромное, напрягалось и сопротивлялось, но она стиснула зубы, хотя прогорклая жижа просачивалась в рот, угрожая задушить.
Она начала тянуть изо всех сил, оттаскивая существо от корней дерева, пинками прокладывая себе путь назад к свету.
Космический порт Львиные врата, промежуточные мосты, двадцать два дня после начала штурма
Сигизмунд наблюдал, как фигура в тёмно-красных доспехах перелетает по дуге над стеной щитов его братьев, не в силах поверить, что можно совершить такой прыжок. Его вера расширилась, когда он увидел, как Кхарн бежит прямо на него.
— Нам застрелить его, капитан? — спросил Эгрлик, поднимая плазмаган.
— Нет, приберегите огонь для них, — ответил Сигизмунд, указывая мечом на Сынов Гора и Железных Воинов, которые неслись следом за стремительно атаковавшими Пожирателями Миров. Он увидел громоздкую терминаторскую броню среди генетических сыновей магистра войны и узнал символы Эзекиля Абаддона. — Когда я разделаюсь с Кхарном, я отрублю правую руку Гора.
Пожиратель Миров и не думал снижать темп и вскинул над плечом топор с драконьими зубами. Грубый и медленный приём, который Сигизмунд легко парирует, шагнув навстречу атаке Кхарна.
Вращающиеся зубья врезались в клинок Храмовника с неожиданной для него силой. Мощь удара остановила сына Дорна на полпути, лишив равновесия. Застигнутый врасплох, Сигизмунд развернулся, уклоняясь от следующей атаки, пока оценивал свои возможности. Кхарн не оставил ему на это времени, атаковав с бессловесным рёвом словно бык.
Топор Кхарна зазвенел о меч, отлетел в сторону и снова ударил. Он тяжело дышал, туман струился из вентиляционных отверстий его шлема, окутывая их обоих красноватой дымкой в лучах пробивавшегося сквозь облака сумеречного света. Сигизмунд сделал шаг назад, отклоняя каждый удар. Кхарн отскочил, зарычал и снова атаковал.
Теперь, готовый к возросшей силе врага, Сигизмунд парировал более мягко, рассчитывая время и уклоняясь, а не встречая силу силой.
— Я вижу на что ты способен, как и всегда, — сказал он предателю. — На этот раз нет никакой клетки.
Он уклонился от следующего удара, и устремил острие клинка к груди Кхарна. Меч прорезал борозду сквозь засохшую кровь и керамит, оставляя за собой струйки красного пара.
— Все ещё… Хннх. Я вижу, ты всё ещё скован своим долгом, — фыркнул Кхарн, его плечи тяжело вздымались, когда он отступил. Дитя крови соткал восьмёрку, словно жил собственной жизнью, в то время как Кхарн шагнул влево, высматривая возможность для атаки.
— Лучше долг, чем пустота службы самому себе. — Сигизмунд шагнул вперёд и нанёс сильный выпад, но Дитя крови метнулся вниз, встретив атаку с ошеломляющей скоростью, заставив Храмовника отшатнуться от столкнувшихся клинков.
— Ты слаб. Долг — это не цель, Сигизмунд. — Кхарн крепче сжал рукоять цепного топора, легко двигаясь из стороны в сторону. — Твой повелитель пуст. Ему нет дела до твоей крови.
Сигизмунд снова атаковал, нацелив меч в пах Кхарна. Рукоять Дитя крови встретила удар, но Сигизмунд ожидал, что клинок будет остановлен, много раз видев, как Кхарн использовал этот приём в дуэльной клетке Пожирателей Миров.
— Хватит разговоров, — выплюнул он, повернувшись и взмахнув мечом по широкой дуге, лезвие врезалось в наплечник Пожирателя Миров. Он обрушил ещё один удар на грудь врага, пытаясь лишить его равновесия.
Вместо того чтобы отступить Кхарн стремительно контратаковал, поэтому клинок лишь вскользь задел его шлем. Дитя крови завизжал, врезавшись в руку Сигизмунда и, дрожа, соскользнул вниз по наручу, разорвав цепь, соединявшую меч Храмовника с запястьем.
— Джубал был прав. Хннх. Тебе без них лучше.
Это был глупый жест, оставивший Кхарна открытым для смертельной атаки. Сигизмунд не стал заботиться о церемониях и, сжимая меч двумя руками, нанёс удар в живот врага. Клинок глубоко вонзился в броню и плоть. Кровь хлынула, когда он вырвал его.
Он снова замахнулся и меч встретился над головой с топором. Сигизмунд напрягся, пытаясь отвести в сторону вражеское оружие. С оглушительным рёвом Кхарн распрямился, оттолкнув Сигизмунда за счёт грубой силы.
Споткнувшись и чуть не опустившись на колено, Сигизмунд увидел, как швы доспехов Кхарна разошлись, расколовшись там, где пластина встречалась с пластиной. Под ними вздувались мышцы, неестественно большие даже для космического десантника, под толстой кожей тянулись вены толщиной с силовой кабель.
— Я служу силе более великой, чем твоя, — взревел Кхарн, вскидывая Дитя крови, солнечный свет сверкал на слюдяных драконьих зубах. На него посыпались капли крови Храмовника. — Ты пустой, Сигизмунд. Хннх. Ты больше никогда не победишь меня.
Сигизмунд бросился в сторону, слишком поздно, чтобы полностью избежать удара. Зубы дракона вцепились в его левое бедро, отрывая куски силовой брони и генетически улучшенных мускулов.
В этот момент Сигизмунд понял слова Киллер и понял, что его победили. Как легионеры, среди предателей не было никого, кто мог бы сравниться с ним. Величайшие из легионов всегда уступали ему. Корсвейн из Тёмных Ангелов. Джубал из Белых Шрамов. Кхарн из Пожирателей Миров. Севатар из Повелителей Ночи. Люций из Детей Императора. Абаддон из Лунных Волков.
Но, глядя на изменённую варпом фигуру, которая некогда была его товарищем по мечу, он понял, что больше не сражается с легионерами. Он тоже должен стать чем–то большим, чем–то чистым, чтобы противостоять их мерзости. Черпать силу из мощи, находившейся за пределами его самого.
Императора.
Если бы только он прислушался к этому уроку раньше, понял его полный смысл.
На секунду их обоих накрыла тень, а затем вспышки оружия и плазменные струи осветили туман. Ракеты устремились вниз, а лазерные орудия плевались сверкавшими лучами смерти. Кхарн поднял голову, и Храмовник, последовав его примеру, узнал очертания «Аэтос Диос», личного десантно-штурмового корабля Преторианца.
Нос открылся и со штурмовой рампы шагнула большая бронированная фигура. Она упала сквозь дым, сверкая золотом, и врезалась в феррокрит в нескольких метрах от Сигизмунда и Кхарна. Гигант, облачённый в ту же золотою адамантивую броню, что и сам Императора, с двуручным цепным мечом высотой с легионера. В вспышке выстрелов Сигизмунд увидел лицо своего генетического отца: ноздри раздувались, зубы обнажены. Глаза Дорна были устремлены не на него, а на более широкую битву.
Взревев, Кхарн бросился на примарха. Дорн встретил капитана взмахом Зубов шторма, сила удара подбросила Кхарна на дюжину метров в воздух. Дорн не удостоил его второго взгляда, и в этот момент вокруг него материализовались воины в терминаторских доспехах, телепортировавшиеся из бастиона глубоко внутри Львиных врат.
В тот же миг стена щитов Имперских Кулаков сломалась, и наконечник копья Сынов Гора и Железных Воинов прорвался сквозь болтерные залпы и сверкавшие силовые клинки. Сигизмунд попытался встать, но рассечённая до кости раненая нога подкосилась.
Десантно-штурмовой корабль Дорна приземлился, и ещё больше Имперских Кулаков встали вокруг своего лорда, белый апотекарий среди них направился к Храмовнику. Он потерял Кхарна из виду за вспыхнувшей схваткой, и мгновение спустя чьи–то руки схватили его за наплечники и потащили к «Громовому ястребу».
Бедро Сигизмунда мучительно болело, но это было ничто по сравнению с болью его позора.