Пепельная маска мести (СИ)

Катнер сжался в комок под одеялом.

– Никакого необычного, – пробормотал он жалко. – Ничего такого. Обычная юная девушка, которая училась в Льюдейле и приехала проведать больную мать…

– И хорошо училась? – поинтересовался Эд.

– У неё был целительский дар и она поступила в школу магии для одарённых, – покивал, чуть высунувшись из-под одеяла, Катнер.

– Когда она приехала? – теперь уже пришла очередь Эдвина нервно сглатывать.

– В самом конце весны, перед экзаменами. Надеялась, что успеет вернуться, – ответил Рельднер, волнуясь уже заметно меньше.

Ведь беседа стала менее болезненной: учёба дочери, её приезд к больной маме…

– И вела себя как обычно? – продолжил Эд.

– А вы бы вели себя как обычно, если бы у вас умирала мать? – раздражённо спросил Катнер. – Простите, мне больно говорить об этом…

И он потёр грудь, показывая, что сердце всё-таки болит. Да, конечно, нельзя излишне волновать больного, но ведь надо было как-то довести дело до конца! Но добравшись, наконец, до возможного свидетеля, чуя, что вот-вот докопается до истины, Эдвин уже не мог остановиться.

– Ей было шестнадцать лет, – сказал он. – У неё только-только сформировался магический дар. Первый год в магической школе прошёл хорошо! Неужели вы не заметили в ней ничего удивительного?

– Да! Заметил! Она была чем-то глубоко шокирована или потрясена! И мне показалось, что она с огромным нетерпением… Ждёт смерти матери! – выпалил Катнер и снова схватился за сердце. – Посмотрите вон там, на столике, лекарство. Синяя бутылочка. Накапайте в полстакана воды десять капель! Мне плохо от вашего допроса!

Эдвин подошёл к небольшому столику возле кровати. Там царил некоторый беспорядок: бутылочки, таблетки, ложки и стаканы… Графин с водой – и тут же тетрадь в твёрдом переплёте. Из неё выглядывал уголок плотной фотографической бумаги, на которой виднелась часть чьей-то головы. Поспешно выполнив просьбу больного, Эд вернулся к столику и вытащил фото. Юная девушка приветливо смотрела на него: темные глаза, чёрные косы. Явно видна абавийская кровь, только кожа не такая тёмная. Если Рава цвета кофе пополам с молоком, то эта была – много молока и совсем немножко кофе.

И снова что-то знакомое проскользнуло в девичьих чертах. Но, в отличие от портрета мертвителя, это фото казалось не просто смутно знакомым. Нет, лицо девочки словно кричало: «Посмотри! Вспомни!»

Зубы, сжимающие перчатку, только что сдёрнутую с руки. Отчаянные и безумные глаза. Тонкие, чуть смуглые пальцы, тянущиеся будто бы закрыть глаза… И страшный запах горелого мяса. Дым, звон в ушах, кровь… но никакой боли. От боли в эти невыносимо жуткие секунды Эдмунда была свободна. Никакой боли и никакого жара огня, который только что прошёлся по телу и разорвал его на части – только холод, странный холод.

Эдвин слабо повёл головой из стороны в сторону, не вполне уверенный в том, что ему только что привиделось.

– Если бы Тэли не умерла за день до смерти Айниры – я бы первый намекнул полиции, где искать, – горячечно прошептал Катнер. – Потому что в глазах моей дочери горел этот страшный интерес естествоиспытателя. Она помешалась в этой своей магической школе. Говорила, что там учат на целителей, но целители раньше были палачами… Рассказывала страшные вещи.

– Да? – охрипшим голосом спросил Эдвин, пытаясь отделаться от оглушивших сразу все его чувства воспоминаний. – Что именно рассказывала?

– Рассказывала, как в анатомичку спустили из больницы мертвеца, а он вдруг ожил прямо под её ножом. Ожил и тут же испустил дух – а возможно ли было иначе? Она ведь уже вскрыла ему грудную клетку… Рассказывала, как ей стало плохо там же, на каменном полу, и как выворачивало наизнанку. И после этих рассказов странно замыкалась. Смотрела перед собой. Ей, очевидно, довелось повидать и более пугающие вещи. Я думаю…

Рельднер Катнер приподнялся на локтях, подался вперед. Его лицо резко постарело и осунулось.

– Я думаю, в ней отчего-то инициировался дар, но не целителя, а мертвителя. Она приехала… в перчатках. В такую же жару, как нынче. Да и кто в Войдене ходит в перчатках?

Эдвин зябко повёл плечами. Он знал, кто.

– Я думаю, кто-то заметил её дар. Может быть, моя жена. Кто-то испугался… и магией умертвил мою дочь. Возможно, они… убили друг друга. Меня не было дома, я просто пришёл и обнаружил Тэли бездыханной на полу возле кровати жены. Я нашёл её мёртвой, а Айниру – умирающей. Она всё пыталась что-то сказать, называла имя дочери… Но уже не могла поведать, что именно произошло. На другой день её не стало.

– Вас не было дома?

– Я задержался после службы ещё на пару часов, чтобы получить побольше денег. Они были нужны на лекарства.

Эд кивнул. Нет, Айниру он не подозревал. На теле Тэлии, согласно отчётам, не было следов насильственной смерти – но не было и остаточных следов магии. Да и больная женщина не стала бы убивать родную дочь, тем более при помощи магии. Во-первых, она абавийка, хоть и с магическим даром – абавийцы не изучают символы, не умеют ими пользоваться в полной мере, это противоречит их религии. Во-вторых, она была тяжело больна, у неё просто недостало бы сил на такое. В-третьих, судя по всему, в этой семье жила любовь – мать не стала бы убивать дочь даже за такой страшный дар.

Больной откинулся на подушку, бледный до синевы, с чёрными губами и провалами вокруг глаз. В палату уже входил, торопясь, врач, просил позвать мей Нолу. Да, единственным магом-медиком тут была Нола, и каково ей приходилось? Сколько сил она расходовала на больных, не оглядываясь на то, что ей рано или поздно придётся расплачиваться своей жизнью? И как оставалась жизнерадостной и энергичной?

А Эд испытал приступ совести: ведь мог же, мог вчера не выкобениваться и дать ей доступ к своей драгоценной челюсти! Или потерпеть – сама бы зажила…

– Он будет жить, иди уже, – словно догадываясь, о чём думает молодой дьер, подтолкнула его Нола. – Хватит расспросов!

Может, и хватит.

Эд выдернул из дневника чистый листок и скопировал фотографию Тэлии Минны Катнер – для этого понадобилось только несколько магических символов, ведь портрет был уже давно готов и не надо было вытягивать его из чужой памяти. Вложив настоящее фото обратно в тетрадь, Эдвин покинул больницу.

Выйдя из неё, он вытащил из нагрудного кармана портсигар. Зажал губами тонкую сигарету… и вдруг выбросил её прочь.

К бесам. Или, как выражается иногда Нейтан – к морским лосям. Хватит думать о том, что у него нет будущего.

У него… у неё оно будет. И не исключено, что именно с Нейтом. А он терпеть не может запах курева.