Мы пробирались по ночному лесу, и мне эта затея безумно не нравилась. Но Иваныч и Ирина убедили, что нужно ковать железо, пока горячо. В этом случае железом они посчитали лагерь Спящих, в который нас согласился провести пленный сектант. А молотом или кувалдой должны были выступить мы. В этом лагере, как сказал пленный, дожидались сразу трое альфильских колдунов и двое людских магов. Все, естественно, из ордена Спящих. После резни, устроенной ордену во Вронжске, позиции секты сильно пошатнулись, и им теперь очень срочно и нужно было то самое «не знаю что» из старого поселения аэтеров. Вот и решили они нас пленить, уверенные, что мы как раз сможем найти чудо чудное.
Я убеждал друзей покинуть опасное место и вернуться сюда хотя бы с ротой драгун, но Иваныч тут же возразил, что пока мы смотаемся туда, да обратно, колдуны и маги уйдут — и ищи-свищи их потом по всей Терре. Ирина его поддержала, а Бобо и Дырн также стали на сторону сыщика и моей невесты. Очень уж им не понравилось, что их хотели убить. Потому мне пришлось подчиниться требованиям большинства и шагать теперь с ними через тёмный лес в сторону лагеря Спящих. Благо, пленный признался, что с колдунами было-то всего человек пять охранников. Ну, плюс, выжившие бойцы должны были побежать к лагерю. Добегут ли по такой темноте — вопрос десятый. Но, если добегут, то по моим прикидкам — это уже было человек двадцать-двадцать пять. И нас всего пятеро, пусть и с гранатами, да пулемётом.
Кстати, пулемёт меня, конечно, впечатлил. До этого я видел, как он стреляет, только в фильмах разных. А тут прям прочувствовал его мощь, особенно в умелых руках Скокова. Сыщик мало того, что видел в темноте живых существ, так ещё и стрелял бесподобно. План Иваныч разработал простой, но, как он сам сказал, надёжный, будто швейцарские часы. Мы подкрадёмся к лагерю, закидаем его гранатами, а потом добьём выживших, оставив пару разумных в качестве «языков». Ещё одним нашим козырем была Чувырла. Она тоже бесподобно видела в темноте, потому, как только пленный указал нам направление, и мы пошли за ним, моя питомица быстро рванула вперёд и растворилась во мраке. И если она успеет обнаружить лагерь, то вернётся и предупредит. Плюс, поможет подобраться к негодяям незамеченными.
Это, в принципе, и произошло. Спустя минут двадцать нашего спотыкания о корни и ветки Чувырла выскочила навстречу и заговорила быстро:
— Я нашла лагерь! Уже недалеко! Там убежавшие — они кричат, а лагерь собирают.
Иваныч как-то особенно посмотрел на Бобо и сказал:
— Пленный больше не нужен! Только мешать будет!
Бобо махнул своим огромным мечом, и обезглавленное тело Спящего упало между деревьев.
— Даже имени не узнали, — вздохнул я.
— Сёма, — покачал головой Иваныч, — Иногда ты меня изумляешь! Ну, зачем тебе его имя?
— Не знаю, — растерялся я, — Человек же вроде… был.
— Если он против людей пошёл, то какой же он человек? — проговорил вдруг Дырн, — У нас у гмуров, если пошёл против своего народа, то сразу имени лишают и звания родового. Так что, считай, и у этого нет имени.
— У нас не так, — попытался возразить я, — У нас, наоборот, имена предателей становятся нарицательными.
— Это как? — мы аккуратно пошли дальше, и все невольно перешли на шёпот, в том числе и Дырн.
— Ну, — задумался я, — Был у нас предатель по фамилии Власов, вот остальных предателей власовцами стали называть. Или Бандера — других предателей бандеровцами звали. Или вот был предатель Брут — убил своего лучшего друга императора Цезаря. Вот если предаёт кто близкого человека, его называют Брутом. И своего ребёнка этим именем вряд ли кто назовёт.
— Вон оно как, — прошептал гмур, посопел в темноте и проговорил: — Умнó!
— А чем умно-то? — прошептал Бобо.
— А тем, что вечный позор хуже забвения! Предал ты, забыл тебя род, да и всё. А тут — в веках помнить будут! Помнить и презирать! Для гмура такое хуже любой самой мучительной смерти бы было. И если бы знал я, что в случае предательства не забвению буду предан, а моим именем ругать будут, и никого не назовут у гмуров — я бы себя на мелкие кусочки дал бы изрезать, но не предал бы!
— Ну, у нас это никого не останавливает, — тут же ответила Ирина, — Были предатели, есть и будут! Но мы их презирали, презираем и презирать будем!
— И убивать! — добавил Иваныч.
— И убивать! — согласилась моя невеста.
Дальше мы шли в молчании за гийсой, и через какое-то время моя питомица остановилась и прошептала:
— За этими деревьями лагерь, слышите?
Мы прислушались и действительно услышали крики, разговор и суету. Быстро пробрались между деревьев и уставились на поляну, благо, подсвечена она была сразу тремя большими кострами. На поляне стояли сразу десять палаток, и вокруг них бегали люди, альфилы и грыли. Собирали какие-то вещи, упаковывали рюкзаки. Иваныч расставил нас за деревьями и приказал:
— Кидаем по две гранаты и бьём выживших! Постарайтесь, чтобы пара альфилов осталась в живых! Надо допросить с пристрастием этих ушастых ублюдков!
Я погладил по голове Тварь и приказал:
— Сидишь сзади меня и не высовываешься! Будут стрелять, не дай Бог в тебя ещё попадут!
Тварь послушно села сзади меня и свесила набок язык. Я присел за дерево и подготовил две гранаты. Вздохнул тихо, вытащил чеку из первой и приготовился.
— Давай! — громко сказал Иваныч, и я метнул гранату в центр поляны, метя между двух костров. Тут же дисциплинированно достал чеку из второй и кинул туда же. Мои товарищи сделали то же самое, и на поляне загремели взрывы. И не успели стихнуть разрывы, как зататакал пулемёт Иваныча, гулко забахал карабин Дырна, ухнул дробовик Ирины и шарахнула мортира Бобо. Я, честно говоря, не хотел даже стрелять особо, но понимал, что нужно, потому высунул стволы ружья из-за дерева и нажал на курки. Ружьё громко выстрелило, и я торопливо принялся его перезаряжать. Потом высунул и опять выстрелил. И тут услышал крик Иваныча:
— Прекратить стрельбу! Зарядиться!
Я зарядил ружьё и затих за деревом, опасаясь смотреть на поляну. Потом, правда, не выдержал, выглянул и увидел, что там творился настоящий хаос. Почти все палатки были разорваны, искорёжены. Вокруг костров там и сям валялись тела, и некоторые ещё были живы, так как громко стонали либо кричали. Никто даже не подумал открыть по нам ответный огонь, настолько неожиданным и мощным оказалось наше нападение. И тут я заметил, что двое альфилов пытаются незаметно уйти с поляны. Как они остались целыми и невредимыми — непонятно. Может, потому, что были чуть в стороне. Но эти длинноволосые негодяи в женских платьях, скрываясь за палатками, явно вознамерились свалить.
— Двое альфилов уходят! — заорал я своим.
— Где? — тут же спросил Дырн.
— Крайняя левая палатка! — я не знал, как ещё объяснить соратникам.
— Вижу! — довольно отозвался гмур, и тут же грянули два выстрела. Тут же один альфил упал и завыл тоненько. Так, что его даже за другими стонами и криками слышно стало. А вот второй развернулся и взмахнул руками. И в нашу сторону полетел большой огненный шар. А альфильский колдун подхватил своего собрата и начал тащить в лес. И тут меня удивила Тварь. Она кинулась вперёд, подпрыгнула и… проглотила сгусток огня, летящий прямо в меня. Я испугался и закричал:
— Фу, Тварь! Фу! Выплюни каку!
Тварь повернулась, посмотрела на меня, причём внутри её раздувшейся морды явно просвечивало что-то, повернулась к поляне и реально выплюнула шар, но уже в другую сторону. Как раз в сторону альфилов…