Пентюх

Глава 12. Вислое

Шагов через двадцать я остановился и посмотрел на бокрей. Они приблизились к нам уже шагов на сто и казались совсем огромными. Три повернулись в мою сторону и пошли, понемногу замедляясь. Не удивлюсь, если наслаждались процессом и хотели растянуть удовольствие поедания меня любимого. Тварь стояла возле меня, недовольно порыкивала, но пока никаких активных действий не предпринимала. Мне очень хотелось выстрелить в тех монстров, которые ползли на меня, но я помнил, что сказал Иваныч, потому следил за единственным монстром, поползшим в его сторону. И когда бокря повернулась так, что я увидел розовую часть посередине туловища, я прислонил ружьё к плечу, как меня учили Ирина и Дырн, выдохнул, задержал дыхание и нажал на курок. Бахнуло так, что ружьё чуть не выскочило у меня из рук. Я открыл зажмуренные глаза и увидел, что попал, но не в середину, а в заднюю часть. Бокря начала извиваться кольцами, но потом вновь распрямилась и поползла дальше. В это время защёлкали выстрели из винтовки Скокова. Я бросил взгляд на него и увидел, что он спокойно, будто в тире, стреляет по трём монстрам, ползущим ко мне.

Стараясь не глядеть на них, вновь прицелился в замедлившуюся бокрю и опять выстрелил. И вновь ружьё оглушило меня. Сквозь звон в ушах я быстро переломил стволы, вытащил пустые гильзы и засунул новые патроны. И только после этого глянул на бокрю. И увидел, что последним выстрелом я в неё всё же попал, и прямо туда — куда надо. Чудище свернулось в клубок и затихло. Я перевёл взгляд на троих бокрей, ползущих ко мне, и увидел, что две из них тоже уже мертвы и лишь третья яростно извивается. Причём — всего-то шагах в двадцати от меня. Испугавшись, я поднял ружьё и выстрелил в неё сразу из обоих стволов. И монстр заверещал, тоже свернулся в клубочек и затих. Иваныч быстро подошёл к первой бокре, шагов с десяти выстрелил несколько раз в неё, а потом подошёл к трём оставшимся и пострелял по ним. Видимо, для надёжности. Быстро сменил магазин на своём ружье и только после этого подошёл ко мне. Улыбнулся успокаивающе и произнёс:

— Ну, Семён Петрович, к врарю можешь ещё и две бокри записать себе!

Я кивнул заторможенно, а Скоков снял с пояса фляжку и протянул:

— Хлебани-ка!

Я сделал большой глоток и чуть не задохнулся. Во фляжке у бывшего следователя был самый натуральный коньяк! Закашлялся, передал фляжку назад и потянул из кармана папиросы. Скоков тоже сделал глоток и вслед за мной закурил. Потом посмотрел на бокрей и сказал:

— У этих монстров самое ценное — жвалы. Поможешь выломать?

Я так отчаянно замотал головой, что Скоков засмеялся и проговорил примирительно:

— Ладно, я сам!

Пока я перезаряжал своё ружьё, бывший следователь быстренько прошёлся по всем четырём монстрам, с помощью пассатижей, вытащенных из рюкзака, выломал клыки, которые называл жвалами, и подошёл:

Почти все он засунул в рюкзак и лишь одну держал в руке. Жвала эта была здоровая — как раз с его ладонь. Он весело сказал:

— Каждая такая штука двадцатку стоит! Итого мы с тобой сто шестьдесят рубликов заработали! И патроны отбили, и хорошо ещё в плюсе остались! Понял теперь, почему охотники так любят по полям да по лесам ходить? За день две месячные зарплаты заработать можно.

Я в ответ промычал что-то невнятное, и Скоков спрятал жвалу в рюкзак. Потом посерьёзнел и сказал:

— Надо дальше идти, Сёма! А то на выстрелы могут ещё какие-нибудь монстры прийти!

Мы бодро пошагали дальше, и я спросил укоризненно у Твари:

— А что же ты меня не защищала от бокрей?

Тварь покосилась на меня и высунула набок язык, показала, видимо, что и так в нас с Иванычем не сомневалась. Через три часа мы пришли в Вислое. И, надо вам сказать, на людей, путешествующих своим ходом и без защитных рун народ смотрел по-особому. Всё-таки, подобных смельчаков на Терре было не так уж и много. Большей частью народ предпочитал спокойно заниматься своими делами на защищённых территориях и не соваться куда зря.

— Надо старосте доложиться и становому приставу, — Скоков покрутил головой и спросил сидящего на скамейке возле забора мужичка: — Где контора у вас?

Тощий мужик в огромном картузе, левой рукой почёсывая грудь, правой махнул дальше по улице, на которой будто по линеечке построены были добротные кирпичные и бревенчатые избы.

— Богатое село, — покрутил головой Иваныч, — Тут и мельница, и кирпичный завод свой. И даже куча мастерских от шорных до гончарных.

— А почему машины не сделают? Знают же, как? — спросил я у бывшего следователя, шагая по пыльной дороге.

— А машины на чём ездят? — спросил у меня Иваныч.

— На бензине и дизеле, — ответил я.

— А делается это всё из нефти, — улыбнулся следователь, внимательно оглядывая дома, — А нефти тут и нету. Можно, конечно, делать спирт и на нём ездить, но слишком дорого. И нету сырья столько, чтобы на машины это всё тратить.

— А маги на что? — я посмотрел на Иваныча, — Взяли бы и придумали, как колёса крутить.

— Так у магов и спроси, — хохотнул мой партнёр и прищурился: — А вон и контора!

Невероятно, но российский триколор, указывающий на главное здание, развивался над самым скромным домиком на этой улице. Контора оказалась небольшой, тесной избушкой с соломенной крышей, тогда как остальные дома были покрыты добротной черепицей. Иваныч аккуратно поднялся по крыльцу, стукнул костяшками пальцев в дверь и вошёл внутрь. Я зашёл следом. В полутёмном помещении конторы была всего одна комнатушка. В ней стояло два стола: один прямо в центре, а второй в правом дальнем углу. За центральным столом сидел огромный, брюхатый мужик с бородищей, будто лопата, здоровым носом и навыкате глазами. А за дальним столом сидел пристав — совсем молоденький паренёк — веснушчатый и белый, как сам полицейский мундир.

— Здравствуйте, любезные, — нарочито радостно поздоровался Иваныч, однако староста радостного тона не поддержал. Положил угрюмо карандаш на стол, откинулся на спинку огромного, могучего деревянного стула, больше напоминающего кресло, и буркнул недовольно:

— Кто такие?

— Отпускники мы, — ещё шире заулыбался Скоков, — В отпуск вот с другом погулять решили, мир посмотреть. Хотели узнать, где гостиницу найти, да отметиться у вас. Как положено.

— Егорка, — повернул свою бородатую голову староста к становому приставу так, что его бычья шея аж хрустнула, — Ты видал таких отпускников? Чтобы по своей воле и пешком путешествовали. Али самоубивцы?

— Почему же самоубивцы? — Иваныч так руками встряхнул, будто отвергал любое слово: — Мы с господином Пентюхом просто мир смотрим, так как попали в него не так давно. Любопытно-с.

— Пе-е-е-ентюхом? — враз изменил голос староста, вытянувшись вперёд так, что теперь хрустнула не шея, а его троноподобный стул, — Это тот самый, про которого Ведомости писали?

— Он самый, — кивнул хитрый следователь, и тут же добавил: — А я Андрей Иваныч Скоков.

Молоденький становой пристав даже из-за стола встал, но подойти не решался, поглядывая на старосту. Староста, впрочем, тоже выбрался из-за стола, и оказался размеров ещё больших, чем казался в кресле. Росту больше двух метров, широкоплечий и сам себя шире. Он подошёл к нам, отчего я, признаться, даже голову в плечи втянул. Бородатый глава села казался каким-то огром. Хотя тон его стал намного дружелюбнее. И он протянул ладонь, в которой утонула рука Иваныча и представился:

— Староста Вислого Порфирий Григорьевич Грымз!