Печать пожирателя 10

Глава 22 Взгляд идущего на смерть. Часть 2

Воздух над площадью перед «Арканумом» не просто дрожал — он выл, разрываясь по швам. Тот самый густой, сладковатый запах распадающейся реальности, что я впервые почувствовал в Тариме, здесь, в сердце Москвы, был в тысячу раз сильнее и отвратительнее!

Он въедался в лёгкие, вызывая спазмы в горле. Багровая дыра, которую Ур-Намму пробил в самой ткани мироздания, пульсировала, как свежее раковое пятно на теле мира. Она не просто висела в воздухе — она дышала, и с каждым её вздохом границы между «здесь» и «там» истончались всё сильнее…

А затем из зева этой червоточины, затянутой чёрной, влажной и зловонной плёнкой, словно гниющая паутина, что-то повалило наружу!

Это не были твари, которых я видел до этого — обрывки плоти, кристаллы, энергетические сгустки.

О нет, это было нечто иное…

Хтонический ужас, для которого даже не находилось подходящих образов. Сущности, чьи тела состояли из ломающихся под немыслимыми углами геометрических тел, спутанных, бьющихся в конвульсиях щупалец и пульсирующих органов, не имевших аналогов в биологии любого мира, который я знал.

Они не бежали и не летели — они перетекали, извиваясь в измерениях, которых я не видел, но чувствовал кожей — ледяными мурашками, бегущими по позвоночнику. От них несло запахом распадающихся атомов, пылью мёртвых звёзд и статикой древнего, безжизненного космоса.

Они не хотели завоевать этот мир. Им было всё равно на людей, на нас, богов… Им просто была нужна пища — кремниевые соединения, химия мироздания, энергия…

Ур-Намму стоял неподвижно, его безликая маска, усеянная галактиками, была обращена ко мне. И я прочитал в его позе холодное, безразличное удовлетворение.

Он ждал — и знал, что скоро придёт его время… Пока что червоточина была мала, нестабильна, и Ур-Намму нужно было время.

И это время было единственное, что у меня оставалось…

Я не стал тратить силы на новый залп, который мог бы лишь ненадолго отбросить эту нечисть. Вместо этого я рванул застёжки на своей куртке, под которую маскировалась «Кровавая Броня Гнева». Ткань, пропитанная Эфиром, древней болью и отчаянием сотен тысяч жертв, вздулась пузырём, лопнула — и из-под неё хлынул ледяной, до костей пробирающий ветер не-существования. Он завывал тысячами голосов.

— Время возвращать долги! — проревел я, и мой голос потонул в оглушительном рёве.

Они появились молча.

Не с воинственным кличем, а с оглушительным, давящим психику РОКОТОМ ПУСТОТЫ. Легион призраков, сгустки чистой, нерастраченной воли, отчаяния и ярости, одетые в сияющие, переливающиеся бирюзовые доспехи, скованные из древней магии и моего Эфира, которым я их усиливал месяц за месяцем…

Их лица, искажённые вечной, немой агонией, были обращены к врагу, а вместо глаз в прорезях шлемов горели ядовито-зелёные огни абсолютной ненависти. Они возникли не хаотичной толпой, а в идеальном, жутком строю — безмолвная, сверкающая фаланга, вставшая непроходимой стеной между мной и прорвой не-тварью.

А затем они столкнулись. Волна плоти, геометрии и безумия ударила в стальной строй призраков.

Это воистину было зрелище, достойное падения богов и конца времён!

Мои призраки не имели плоти, которую можно было разорвать или отравить. Они были духами, воплощёнными в энергии. Когда щупальца тварей, покрытые шипами из кости и света, обрушивались на них, призраки смыкались щитами из концентрированной ненависти.

Щупальца, касаясь этого сияющего барьера, не просто отскакивали — они рассыпались в мелкий, чёрный прах с противным, высоким шипением, словно раскалённое железо опустили в воду. Воздух наполнился этим звуком — тысячами таких шипений, сливавшихся в оглушительный белый шум.

Мои воины не оборонялись — они атаковали.

Молча, с той же железной, безжалостной дисциплиной. Они рубили тварей огромными, почти невесомыми клинками, выкованными из остывшего Эфира. И там, где клинок касался инопространственного кошмара, тот вспыхивал ослепительно-белым пламенем и взрывались, разбрызгивая во все стороны липкую, чёрную, дымящуюся слизь.

Эта слизь с шипением разъедала камень под ногами, оставляя после себя дымящиеся ямы, но на самих призраках она не оставляла и следа — лишь на мгновение затуманивала их сияние.

Вокруг стоял невыносимый грохот — не просто звук, а физическая вибрация, выворачивающая внутренности и заставляющая зубы скрежетать сами по себе. Вонь гари, озона и гниющей плоти смешалась со сладковатым, приторным ароматом распадающейся магии и смрадом сожжённой космической пыли.

Я стоял, вцепившись пальцами в ладони до крови, словно полководец, сдерживая натиск Ур-Намму и одновременно наблюдая, как моя призрачная армия сдерживает натиск вселенского, безразличного хаоса.

И они держались — вместе со мной.

Целых десять минут — вечность в условиях такого ада! Удивительно, как мы выстояли столько времени…

Призраки не отступали ни на сантиметр, безмолвно и методично уничтожая тварей, которые накатывали волна за волной из пульсирующей раны реальности.

Но… С каждым новым ударом сияющие фигуры призраков начали меркнуть, их формы становились призрачными, прозрачными. Они таяли, как свечи на ветру, но их строй не дрогнул. Они покупали нам время ценой собственного не-существования — и спустя десять минут цена эта была заплачена сполна…

«Мы исполнили долг, человек…» — донёсся у меня голос в голове — «Наша сделка… Завершена… Нас… Больше… Нет».

— Спасибо…

Легион выполнил свою задачу. Они исчезали, обратившись в блёклые всполохи света и уносясь обратно в небытие.

Ур-Намму будто хмыкнул — и продолжая удерживать чревоточину, ударил в меня тонной, миллионом тонн магии — да так, что я едва удержался на ногах, возведя вокруг себя сотни толстейших колдовских щитов!

Проклятье, как бы атаковать этого ублюдка⁈

В тот же миг до меня донёсся новый рёв. Это было моё войско — «Витязи», «Соколы», драконы, маги, мои друзья — оправившись от первого шока, перегруппировались.

Я увидел, как бирюзовый луч Лисицыной, усиленный «Шёпотом Сфер», прорезал стаю летающих кошмаров, словно луч лазера разрезает ткань. Увидел, как вихрь Арсения, послушный и яростный, разрывал их в клочья, а пламя дракона Иловайского выжигало целые участки искажённой реальности, возвращая на мгновение очертания нормального мира.

Никто теперь не заботился о целостности столицы — лишь о собственных жизнях.

Я почувствовал, как Эфир внутри меня снова закипает, требуя выхода. Я встретился взглядом с Ур-Намму. Его безликая маска казалась ещё холоднее, а вокруг него пространство снова начало сгущаться, наливаясь новой, зловещей силой.

Мне показалось, что за этой своей космической маской он усмехается…

Что ж… У меня тоже осталось, чем тебя удивить…

Мой рывок к Ур-Намму превратился в хаотичное, прерывистое скольжение сквозь ад. Реальность вокруг него его была подобна разбитому зеркалу, и я пролетал сквозь осколки, каждый из которых являл собой картину гибели этого мира.

Моего мира!

Фрагмент. Белый, заснеженный склон Воробьёвых гор, теперь испещрённый чёрными, дымящимися язвами. Император Александр на своём дымчато-золотом драконе. Чудовище, огромное, как холм, из плоти и сплавленного металла, пыталось пробраться к «Аркануму».

Ящер извергал струи ледяного пламени, от которого воздух трещал, а камень покрывался инеем — а со всех сторон на Императора и его родовое существо нападали толпы тварей. Рядом червлёный дракон Иловайского, похожий на ожившую гору запёкшейся крови, в ярости рвал другого хтонического противника когтями и пастью, но с его чешуи стекала чёрная, едкая жидкость — он был ранен.

Фрагмент. Тверская улица, вернее, то, что от неё осталось. Группа дворян, человек двести, стояли ровными рядами, окружённые роем перламутровых кадавров. С ними сражались их родовые существа — призрачные медведи, огненные птицы, существа из света и тени. Один из медведей, пронзённый десятком шипов, с рёвом разорвал в клочья двух тварей и рассыпался в сияющие искры. Его владелец, седой граф, которого я пару раз видел на приёмах, крикнул что-то неразборчивое и ринулся вперёд, заливая пространство перед собой пламенем, прежде чем его накрыла лавина тел. Запах гари, жжёного мяса и озона стоял невыносимый.

Фрагмент. Где-то на подступах к Садовому кольцу. Сквозь дым и марево я увидел новые вспышки магии — не императорской выучки, а грубой, «деревенской», но оттого не менее яростной.

Это прибывали подкрепления. Маги-ополченцы из Подмосковья, анимаги с волками и совами, стихийники, поднявшие из земли баррикады из щебня и льда. Их бросали в бой сразу с транспорта, без построения. Они гибли десятками, сгорая в аномальных всплесках или будучи разорванными в клочья, но их волна, хоть и кровавая, на какое-то время остановила расползание Урочища в этом секторе.

Я увидел молодое лицо парня, вероятно, не старше двадцати, который отчаянно пытался заткнуть струей воды бьющую из асфальта трещину, из которой лился фиолетовый свет. Потом его не стало — просто яркая вспышка, и кусок улицы исчез.

Повсюду царил хаос, но это был хаос отчаянного, яростного сопротивления. Мы сдерживали атаку Ур-Намму. Но цена…

Цена была чудовищной. Воздух, который я вдыхал, был густ от пыли, дыма и сладковатого запаха смерти. Этот смрад въедался в одежду, в лёгкие, в самое нутро. Звуковая какофония слилась в один сплошной, оглушительный рёв — взрывы, крики, рыки тварей, рёв драконов, предсмертные хрипы, завывание сирен и тот самый низкочастотный гул, что исходил от самой дыры в реальности, давя на психику.

Фрагмент. Я увидел, как «Витязь», отбиваясь от трёх тварей сразу, не заметил четвёртую, которая, подобно змее, подобралась сзади. Кислотный плевок растворил его экзоскелет и человека внутри за долю секунды.

Фрагмент. Я увидел, как мага, создававшего защитный купол над группой раненых, пронзил кристаллический шип, и купол рухнул, погребая всех под обломками искажённой реальности…

Но мы по прежнему сдерживали их.

Армия призраков дала нам драгоценную передышку, и ею воспользовались. Но Урочище пульсировало, порождая всё новых и новых тварей, а хтонический ужас, хоть и отброшенный, не иссякал.

Это была мясорубка — и МЫ были тем мясом, которое перемалывали…

И сквозь весь этот ад, сквозь гул сражения и предсмертные крики, я чувствовал на себе его взгляд. Холодный, безразличный, полный ожидания.

Ур-Намму ждал, когда мы окончательно выдохнемся. Когда последний защитник падёт. Или когда я, наконец, решусь подойти ближе, чтобы он мог запустить свои щупальца в мою душу и вытащить из неё Ядро, необходимое ему для великого Исхода…

Преодолев очередной слой защиты Ур-Намму, я сделал шаг вперёд, и пространство вокруг меня… застыло.

Не сковывая движений — нет. Оно превратилось в прозрачный, невероятно плотный кристалл. Я в один миг оказался мухой в янтаре, вмурованной в саму реальность.

Моя воля, ещё секунду назад бурлящая океаном силы, наткнулась на абсолютную, непробиваемую стену! Я не мог пошевелить ни пальцем, ни мыслью. Даже Эфир внутри меня замер, подавленный чудовищным давлением.

Это была не магия в моём понимании. Это был приговор — ловушка, в которую я шагнул сам…

И тогда он приблизился — просто возник из ничего, в двух шагах от меня. Безликая маска Ур-Намму плыла в застывшем воздухе, и сквозь её гладкую поверхность я видел, как гаснут целые галактики.

Он протянул руку.

Его пальцы, холодные, как смерть межзвёздной пустоты, коснулись моего лба.

И в тот же миг сила, тёмная и древняя, как само время, хлынула в меня. Паутина из чистой, концентрированной воли, сплетённая из законов иных вселенных, опутала мою душу, моё Ядро, каждый квант моего существа. Она сжималась, не причиняя боли, а методично выдавливая из меня всё — сопротивление, надежду, саму жизнь.

Он не просто убивал меня. Он делал меня частью себя.

Стабилизатором. Топливом.

Ужас, настоящий, животный, слепящий ужас, на секунду затмил всё. Он пронзил меня острее любого клинка. Я чувствовал, как моя мощь, всё, что я собирал с таким трудом, тает, перетекает в него. Я видел перед собой итог всей своей дерзкой авантюры — вот он, бесславный конец.

Не в эпической схватке, а в качестве расходного материала для существа, которое смотрело на меня как на инструмент.

«Вот и всё» — пронеслось в голове, лишённой теперь и гордости, и гнева — «Проиграл. Недо-бог. Недо-пожиратель…»

Мысль застряла, как заноза. Пожиратель.

Слово отозвалось эхом в самой глубине моего существа, в той самой чёрной дыре голода, что была моей истинной сущностью с момента пробуждения в этом теле. Не холодного архитектора реальности. Не мессии, не героя. Пожирателя.

И в этот момент я окончательно стряхнул с себя фатальные мысли, весь испуг, весь ужас — и на мгновение обрёл контроль над ситуацией — и сознание тут же прояснилось.

Ур-Намму опутал меня своей сетью. Он соединил нас. Он создал канал, по которому его сила текла ко мне, чтобы растворить и подчинить.

Что ж… Несмотря на всё безумство, несмотря на превосходство в силе Ур-Намму…

Именно это мне и требовалось! Именно на это я и рассчитывал, когда хотел выманить его!

И в тот же миг я сбросил все ограничения, всю осторожность.

Всё, что оставалось от Марка Апостолова. Я схватился за бушующую внутри силу Ядра Юя и остатки своего Эфира — не как в щит, не как в меч, в таран!

И запустил этот ненасытный насос. Я направил его не вовне, а внутрь — в самую сердцевину своих способностей. В тот самый голод, что определял меня.

Я не стал сопротивляться паутине Ур-Намму — я вцепился в неё. В эти тончайшие, прочнейшие нити его воли, что связывали нас.

И запустил процесс.

Это не было поглощение энергии. Не было поглощение материи.

Это было нечто большее.

Через его же собственную сеть, через канал, созданный им для моего порабощения, я начал пожирать самого Ур-Намму — его сущность. Его древнее, чужеродное «Я». Его память, его волю, всё его существование.

Раздался звук — не громкий, но от него задрожала вся реальность вокруг нас. Звук ломающегося фундамента мироздания.

Безликая маска Ур-Намму, всегда бесстрастная, исказилась. Не болью, а шоком — немым, всесокрушающим непониманием. Его рука дёрнулась, пытаясь разорвать контакт, но было поздно. Я вцепился в него ментальными клыками, в самые истоки его силы.

Я пожирал бога. И он чувствовал это.

Мой трюк сработал слишком поздно для его осознания — но как раз вовремя для меня!

Ур-Намму почувствовал неладное лишь тогда, когда его собственная сущность, тёмная и бездонная, как космическая пустота, хлынула в меня обратным потоком.

Его безликая маска искривилась в немом крике, рука, прижатая к моему лбу, задрожала, пытаясь разорвать контакт. Но он сам сплел эти путы, сам создал идеальный канал. Разорвать его было все равно что отрубить себе собственную душу — и навсегда забыть об Исходе, о червоточине и об осуществлении всего своего плана.

Я чувствовал, как его чудовищное «Я» вливается в меня, подобно реке расплавленного свинца.

Это было не поглощение силы — это было поглощение целой вселенной, древней, чужой и бесконечно сложной. Сотни тысяч лет памяти, воли, космического высокомерия и холодного безразличия обрушились на моё сознание, угрожая смыть его в небытие.

На самом деле, вес этой сущности был… Невыносим! Моё тело, моя душа трещали по швам, не в силах вместить в себя прото-божественную сущность…

И в тот самый миг, когда он целиком оказался внутри меня, захлестнув моё «Я» своей первозданной силой, я почувствовал его яростный порыв.

Он не сдался!

Вместо этого он ринулся в атаку, пытаясь захватить контроль, раздавить мою волю, стереть Марка Апостолова, Маркелия А'стара и сделать это тело своим новым сосудом — это был единственный его вариант вырваться из моих пут.

Его древний разум, острый как бритва, впился в моё сознание, отыскивая слабые места, уязвимые воспоминания, страх.

Но я был к этому готов.

Это был мой последний, отчаянный расчет.

Вместо того чтобы пытаться противостоять ему в лоб, я сделал то, на что не был способен он, поглощенный борьбой за выживание. Я сконцентрировал всю оставшуюся мощь Ядра Юя — ту самую, что он так жаждал — и клокочущие остатки моего Эфира.

Я собрал их в единый, ослепительно-яркий сгусток, точку сингулярности воли, и направил её не вовне, а внутрь. Не на его сознание. На саму основу его бытия.

На его Ядро.

То самое, часть которого я уничтожил в прошлом, и которое теперь, целиком, бушевало внутри меня.

— Гори… — прохрипел я чужим, раздвоенным голосом.

Ослепительная вспышка сияния, белого и бирюзового, вырвалась из меня, но не наружу, а внутрь, в самые потаенные уголки моей души, где теперь бушевал Ур-Намму.

Это был акт тотального самоуничтожения. Я использовал его же силу, его же связь с Ядром — как детонатор.

Раздался звук, которого не должно было быть — оглушительный, вселенский хруст ломающегося кристалла. Внутри меня что-то огромное, незыблемое и вечное — треснуло и рассыпалось в прах.

Рёв Ур-Намму, который в следующее же мгновение заполнил всё моё существо, был уже не яростью власти, а предсмертным воплем титана, чье сердце только что разорвалось.

Это был звук уничтожаемой вечности.

Снаружи, в реальном мире, багровая червоточина над «Арканумом», не выдержав потери своего источника, содрогнулась и схлопнулась, уничтожив академию.

Раздался оглушительный хлопок, и плотная, как свинец, тишина, на секунду поглотила все звуки боя. Урочище, беснующееся над Москвой, взорвалось ослепительной вспышкой, искажённая реальность словно стёклышко лопнула, и аномальные осадки полились на улицы города.

Но для меня это уже не имело значения. Агония Ур-Намму внутри меня не прекратилась. Лишенный Ядра, формы и будущего, он был теперь лишь чистой, неистовой энергией уничтожения. И эту энергию он обрушил на меня.

На своего убийцу и могильщика.

Это был ад, разгорающийся в каждой клетке моего тела, в каждой извилине сознания. Он не боролся за контроль. Теперь он просто выжигал…

Белая, всепоглощающая боль, пожирающая нервы, плавящая кости, испаряющая душу. Я чувствовал, как моя собственная сущность испепеляется этим последним, отчаянным штормом.

Я больше не стоял.

Я уже падал, но не чувствовал удара о землю.

Мир вокруг — дым, руины, небо — померк, поплыл пятнами, а потом и вовсе почернел.

Последнее, что я успел осознать, прежде чем тьма поглотила меня целиком — это свой собственный, протяжный, нечеловеческий крик, в котором смешалась и боль, и торжество, и леденящий душу ужас…