Patria o muerte

Глава 18

— Ни хрена себе громыхнуло…

Алехандро быстро пришел в себя, крепко выругавшись — в минуты напряжения он часто переходил на русские слова, которые при сеньоритах и детях произносить не принято. Но эффект минной атаки оказался поразительным — произошел взрыв чудовищной силы, хотя заряд слабоватый вроде — всего-то два десятка килограмм нитроцеллюлозы, зато ощущения неописуемые. Да и вражескому фрегату этого вполне хватило — даже показалось, что «Амазонас» чуть ли не подпрыгнул на месте, видимо, глубина под килем на самом деле небольшая, и взрывная волна отразилась под днищем.

Дело сделано, он остался в списке живых, «миноноска» не пострадала, и пора удирать отсюда со всех ног, вернее с весел. Ведь через минуту комендоры фрегата окончательно очухаются, и начнется такое «веселье», что мало не покажется. И судя по истошной стрельбе со всех сторон, атакующие «пироги» получили от бразильцев отпор — и многие отправятся на дно вместе с разбитыми лодками, но такова планида.

Он уже хотел отдать приказ на бегство, но тут вспомнил, что во время взрыва уловил краем зрения нечто, очень важное. Машинально взглянул на «Амазонас» и понял, что зацепило внимание — адмиральский флаг на мачте, значит, контр-адмирал Франциску Баррозо находится на корабле. А еще понял, что не ошибся в своем предположении — глубины под фрегатом оказались на самом деле небольшими, нос корабля погрузился на метр и замер, уткнувшись в грунт. А так как в пробоину продолжали вливаться тонны воды, то потихоньку и корма «приседала», корабль не тонул, он осел в речной ил, а над водой высились орудийные порты — борт ведь высокий. водоизмещение отнюдь не речное, морское — под две тысячи тонн.

— Парни, гребите к фрегату, винтовки зарядить — мы идем на абордаж! Красные ракеты в воздух, зажечь красные фальшфейеры, пусть атакуют и берутся за мачете. На абордаж, парни, на абордаж! Патриа о муэрте!

Такие слова в эту минуту могли показаться кому угодно откровенным безумием решившегося на смерть человека. Даже вахтенные с «Амазонаса» как только придут в себя после подрыва фрегата, озлобленные его повреждениями, легко справится с десантной партией — два десятка, пусть и отборных головорезов, против полутора сотен экипажа долго драться физически не смогут, их просто ногами затопчут, размажут по палубе. Но тут одна сторона монеты, вторая в том, что оглянувшись, Алехандро увидел, как у борта стоявшей рядом с фрегатом канонерской лодки взметнулся водяной бурун, и разнеслось над рекой эхо от сильного взрыва. Из туманной дымки выскакивали «пироги». И сразу направлялись к стоявшим на якорях бразильским кораблям — таковых было семеро, просто к пяти военным пристроились два колесных парохода, явно транспорты.

Все кругом осветило красным — в небо взметнулась пара ракет, да минеры, оставшиеся без «работы», зажгли алые фальшфейеры. А на реке пошло самое настоящее сражение — теперь атака «миноносцев» началась по широкому фронту, и нарвалась на ружейно-артеллерийский огонь. Но никто уже не остановит парагвайцев, даже сама смерть — воины уже вкусили «вкус победы», торпедирование флагмана видели все, а это не могло произвести впечатление с впрыском огромной дозы адреналина.

Самим Алехандро двигал расчет — абордаж фрегата был не безумием, а необходимостью. Корабль не затонет, слишком велик для реки, и станет своего рода большой несамоходной плавбатареей, пушки в метре над водой. И самое плохое наступит, когда контр-адмиралу Франциску Баррозо удастся удержать управление эскадрой. Тут жди неминуемой беды — даже если удастся потопить половину вражеской эскадры, то оставшаяся часть будет равна по силам всей парагвайской флотилии, и, пожалуй, даже нисколько не уступит за счет крупнокалиберных пушек.

— Патриа о муэрте! Родина или смерть!

Миноноска уткнулась в борт затонувшего фрегата, и морские пехотинцы, побросав весла, стали вытаскивать из-под банок заранее туда положенное оружие — нарезные карабины, «дробовики», а офицеры с сержантом быстро доставали пистолеты, своего рода «ноу-хау» арсенала Асунсьона. Все дело в нарезке гладкоствольных «тауэров» — брак был большой в виду примитивности технологий. Но из одного испорченного ствола получас два коротких, из которых в упор можно было палить картечью — получался «дробовик». Иногда одна из получившихся «половинок» сохраняла сделанную нарезку, то получалась отличная заготовка для пистолета. Стволы и того и другого оружия соединяли попарно, только у «дробовиков» горизонтально, а у «пистолетов» вертикально, а заряжались они патронами с картонной гильзой как охотничьи ружья из его времени, только ударно-спусковой механизм отнимал у мастеров много сил и времени из-за некачественных материалов. Но на «выходе» получилось практически идеальное оружие, которое именовали в будущих временах «обрезом». Из «дробовика» можно была на два десятка шагов хлестануть двумя выстрелами по толпе — картечь находила много жертв, благо сейчас никто кольчуги и кирасы не таскал. К «пистолету» можно было присоединить деревянную кобуру, которая становилась прикладом — тут Алехандро вовремя вспомнил о знаменитом «маузере» и его испанского аналога — пистолета «астра». А тут получался крупнокалиберный штуцер, с которого можно смело стрелять и на три сотни шагов — пуля сохраняла должную убойность. Перезарядка очень удобная, просто «переломил» стволы, гильзы выбросило, и вставляй новые патроны. Полдюжины выстрелов можно спокойно сделать, пока из обычного гладкоствольного «тауэра» один произведут, а потом снова начнут заряжать мушкет, орудуя шомполом.

Удачная импровизация, но она от лютой безысходности — револьверов у парагвайцев катастрофически не хватало, на всю страну двести штук десятка разнообразных конструкций и калибров, с патронами для них жуткая «напряженка». А тут какое-никакое однообразие с унификацией, правда, с руки стрелять из такого «чудо-юдо» можно только в упор картечью — тяжелы эти «дуплексы», но хоть что-то есть у морской пехоты для рукопашных схваток, чем ничего, не считая конечно привычного для всех мачете.

Вся надежда на бразильские и аргентинские трофеи, у них револьверов много, кобуры на ремнях чуть ли не у каждого, а то и по две, как у всадников, а в стычке стрельба в упор эффективнее, чем удар пикой, или рубка на саблях. Янки ведь недаром в конные сшибки никогда не ходили. Да и зачем им такое «геройство», если у каждого всадника под рукой парочка «кольтов». Двенадцать выстрелов можно сделать, оружие надежное, проверенное временем и убийственно верное, при этом по весу с «обрезом» не сравнить, втрое легче выходит, с руки точно бьет…

— Патриа о муэрте! На абордаж, бейте их!

Гребцы уже давно побросали весла, лодку намертво прижали к борту фрегата «кошками», и морпехи, истошно вопя, полезли на планшир, подсаживая друг друга, ощетинившись дробовиками и пистолетами. У всех мачете, у троих как раз на такой случай по трехфунтовой гранате — запалы из кислотных трубок, которые уже вставили в рукояти «колотушек». Просто перед броском нужно повернуть рычажок, что раздавит капсулу, стопин возгорится, пламя подожжет «замедлитель» из куска бикфордова шнура, и через пять-шесть секунд грянет взрыв. На сами гранаты надеты «осколочные рубашки» — как раз для броска в закрытые помещения, где находится противник — таких уголков на любом корабле предостаточно.

— Держись за мной, прикрываешь спину. Кто будет целиться в меня — стреляй немедленно, у тебя карабин. Все, вперед, вперед!

Алехандро повернулся к Лопесу-младшему, глаза которого светились в темноте. Не трус парень, наоборот — чрезмерно горяч, но дисциплинирован. Тут права поговорка, что «не стоит лезть в пекло впереди батьки». Но Аневито впереди, как и полагается флаг-офицеру во время боя — он по положению и присяге обязан прикрывать командующего своей грудью. Сам же Мартинес машинально посмотрел на часы, отмечая время абордажа — искренне удивился, от взрыва прошло меньше двух минут. А морпехи уже на вражеском фрегате, загрохотали «дробовики» и «пистолеты» — эти звуки мало с чем спутаешь, порох звонкий, что ли, и дыма намного меньше, к тому же быстро развеивается — ветерок небольшой, утро обещало быть хорошим. Но то погода, а люди уже спозаранку, не продрав толком глаза, уже умирают в мучительных корчах. И вряд ли кто из них думал, что уже никогда не встретит рассвет, и вчерашний закат, который видели все, для многих оказался последним. Но так всегда на войне, где участь каждого не ясна до его последней минуты, которая означает одно — из списка живых попадаешь в перечень мертвых, и тогда наступает полное забвение…

Алехандро удивился столь философским мыслям, хотя подняться на борт фрегата было всего ничего — минеры живо всех закидывали, слаженно работая парой, а руки сцепив «ступенькой». Этот способ отрабатывали, как и многое другое в этом мире еще неизвестное. Здесь еще не ценили время, все делали неторопливо, а потому сейчас как никогда была важна быстрота, решительность и натиск, так как главное тактическое преимущество во внезапности нападения было достигнуто.

— Ох, мать моя женщина, сколько же вас много!

Мартинес ошалел — на палубе творилось самое настоящее безумие, филиал преисподней на отдельно взятом корабле. Везде валялись трупы, хрипели умирающие, и кровь лилась потоком, отнюдь не фигуральным. Полтора десятка вооруженных до зубов морпехов, прошедших курс обучения в двадцать недель показали, на что они способны — и как оказалось, что на очень многое. Абордаж удался — бразильцы его просто не ожидали. Впавших в ступор вахтенных перебили первыми выстрелами, и, разбившись на «четверки», принялись загонять выскакивавших на палубу бразильцев обратно в корабельное «чрево». Но их было много, очень много, и вниз уже полетели гранаты — громыхнуло, послышались истошные крики смертельно раненных людей. Апокалиптическая картина для несчастных матросов — снизу прет вода, фрегат лег на грунт, а сверху убивают парагвайцы, которые захватили корабль, или, по меньшей мере пытаются это сделать.

— Сдавайтесь, всех перебьем! Падайте на палубу, ладони на затылок! Таких убивать не будем!

Это уже истошно кричал на португальском языке Аневито, а перед Алехандро внезапно откинулась крышка люка, и оттуда полезли бразильцы, мешая друг другу, причем первый с саблей, судя по всему офицер. Пришлось выстрелить в голову, сеньор обмяк, повалился вниз. Но его тело буквально выбросили обратно другие, освобождая себе путь наверх. И на смену протискивались двое, с порядочными тесаками. Пришлось выстрелить со второго ствола, и тут же громыхнул карабин Эмилиано, Аневито же поднял стволы своего «дробовика», пока Алехандро «переломил» пистолет и принялся всовывать два новых патрона. Рядом парень перезаряжал свой карабин, лихорадочно пытаясь вытянуть из патронника заклинившуюся там гильзу. Такое часто бывает, они ведь не латунные, из картона, вот донце и деформирует.

— Альмиранте, они у мостика! Стреляйте, стреляйте!

Мартинес посмотрел и ужаснулся — из темноты перла густая масса, человек двадцать, и самое страшное так то, что лица было невозможно разглядеть, зато хорошо видны белые зубы…

«Разборки» между дикси и янки — одни пытались подорвать броненосец с катера шестовой миной, другие вовремя заметили и применили артиллерию. Кому-то в таких случаях не повезет…