Выставив часовых, быстро обустроили временный лагерь и отбились. Тем более у партизан нашлись как палатки, так и плащ-палатки, которые мы прихватили с собой. Костёр развели только один, для приготовления пищи, ну и караульные могли возле него как погреться, так и просушить одежду и обувь. Все остальные, займутся этим после подъёма и обеда. А ещё надо окончательно сформировать подразделения, почистить оружие и прикинуть, что нам нужно и чего не хватает. Но всё это потом, а пока, назначив комиссара начкаром и по совместительству старшиной, а также приказав разбудить меня, только когда вернутся разведчики, причём с важными сведениями, отбиваюсь. В голове туман от последних событий и каша из мыслей, а их надо упорядочить и разложить по полочкам, так что отдых просто жизненно необходим. Да и свежая контузия даёт о себе знать, в глазах всё чаще начинает двоиться.
Проснулся я сам. Ровно в полдень, судя по часам и яркому солнцу. От холода и какого-то непонятного звука. И хотя температура в палатке стояла плюсовая, всё-таки надышали и не только, но меня немного потряхивало. Выбравшись на свежий воздух, перепоясываюсь ремнём с портупеей и, прихватив по привычке свой карабин и вещмешок, иду греться к огню. По пути наблюдаю за самолётом-«кукурузником», нарезающим круги над лесом в этом квадрате. Кукурузник — потому что биплан, значит наш, точнее полутораплан, так как это был разведчик Р-5. Самолёт конструкции Поликарпова, неплохой для начала тридцатых годов, но явно устаревший для этой войны, хотя и на нём воевали. Лётчики явно кого-то искали, а возможно просто вели разведку. Сделав ещё один круг над лесом, самолёт полетел дальше на северо-запад, а я подошёл к костру.
Видимо обед уже был готов, так как с одной стороны кухонного костра в нескольких котелках грелась вода, а большой, накрытый крышкой чугунный котёл просто стоял и томился на углях с другой его стороны. Судя по всему будем есть кулеш из свежей конины, крупы и картошки. После боя наткнулись на убитую лошадь в упряжке, скорее всего из обоза егерей или полицаев. Так что мяса нам пока хватит. Но пропитание это не моя забота, для этого у нас есть комиссар, он же старшина и по совместительству писарчук. Как Яшка — артиллерист, был начальником гарнизона, а по совместительству писарчуком. На данный момент мне прежде всего нужно обогреться и просушить обувь. И хотя перед сном я и насыпал в валенки соломы, а спал в шерстяных носках (подарок от тружениц тыла), только помогло это мало, снаружи обувь покрылась корочкой льда.
В карауле у нас стоит сапёрный взвод, поэтому рукастые мужики из бодрой смены сделали односкатный шалаш, где спала отдыхающая смена, а для его обогрева соорудили невидимый костёр — нодью. Возле которого также оборудовали места для сушки одежды и обуви. К этому костру я и подсел и, вытряхнув из валенок остатки соломы, повесил их на просушку.
Когда мы уходили, я заметил, как новоявленные сапёры зачем-то прихватили с собой и погрузили на дровни два трёхметровых бревна от остова разрушенной землянки. Я ещё подумал тогда, — нахрена они им? Но не стал вникать, а вот теперь понял для чего. Эти брёвна, когда-то лежали в срубе дома или амбара, поэтому были сухие, ровные и с уже вырубленным пазом. Вот в паз-желоб нижнего бревна, сапёры и насыпали горячих углей, накрыв его сверху вторым бревном желобом вниз. Угли из-за недостатка воздуха просто тлели без огня и практически без дыма, зато места возле такого костра было достаточно, да и жару хватало.
— Чаю, товарищ командир? — заметив, что меня начинает колотить мелкой дрожью, предложил один из сапёров бодрой смены, видимо следящий как за кострами, так и охраняющий «караульное помещение» с отдыхающими, которые потягиваясь и зевая, сейчас просыпались и придвигались ближе к костру. А то поднять — подняли, а разбудить забыли.
— Н-не откажусь. — Выбивая чечётку зубами, промолвил я.
— Вот возьмите, — он сходил за котелком, налил в кружку чаю и протянул её мне.
— С-спасибо. — Поблагодарил я, грея руки о кружку и отхлёбывая ароматный отвар, необычного вкуса.
— Наш, партизанский. — Заметив мой вопросительный взгляд, ответил он. — С калганом, солодкой, душицей, шиповником. От любой хвори помогает. — Я только кивнул, продолжая согреваться как изнутри, так и снаружи.
— Комиссар где? — Немного согревшись и перестав стучать зубами по краю кружки, спрашиваю я.
— Он с нашим командиром смену на посты пошёл разводить. Скоро придут.
— А что, разводящего послать нельзя было?
— Так нету разводящих. Нас во взводе всего дюжина. С командиром вместе уже чёртова дюжина. На четыре поста кое-как наскребли. Ну а профессор наш пошёл мины на тропах поставить, чтобы следом за разведчиками никто не увязался.
— Как обстановка?
— На северо-востоке канонада усилилась, видать наши наступать продолжают. Фрицы вроде как отступают, но не очень быстро. А в остальном всё по старому.
— Разведчики все вернулись?
— Одна группа где-то задерживается. Остальные пришли.
— Обед готов?
— Да. Те кто на смену постов пошли, уже поели.
— Так кормите бодрую смену, а то общий подъём скоро.
— Это мы вмиг сладим. Шурка, вставай. — Пошевелил он за валенок какого-то бойца, прикорнувшего в уголке шалаша.
— Ну чего ещё? — недовольно пробурчал тот спросонок.
— Вставай, говорю. Кормить пора. — Повысил голос сапёр, дёргая уже за штанину.
— Да встаю я, встаю. — Пробурчал боец, поправляя сползшие ватные штаны и с закрытыми глазами присаживаясь на пятую точку опоры. — Ну недавно ведь прилегла. — Потягиваясь, зевнула во весь рот стряпуха, которую я теперь разглядел и узнал. Светлый локон волос, выбившийся из-под шапки, и симпатичная помятая мордашка с пуговкой курносого носа, могла принадлежать только Александре, а не какому-то там Шурику. А когда наконец-то раскрылись живые карие глазёнки и казалось сами по себе забегали во все стороны, всякие сомнения в половой принадлежности отпали, и я вспомнил когда её видел, и при каких обстоятельствах мы познакомились с этой девушкой.
— Ой. Товарищ командир? А вы зачем здесь? — засмущалась Саша. — Ещё же ведь не обед. Рано кормить.
— Ну, извините, Александра Никифоровна, что не испросив вашего дозволения, я прибыл не к назначенному часу. Больше такое не повторится. — Развожу я руки в стороны и наклоняю голову. — Только обстоятельства особой важности принудили меня к этому.
— И какие же это обстоятельства? — Приняла она мою игру.
— Война-с. — В подтверждение моих слов в небе послышался рёв моторов, сопровождаемый длинными пулемётными очередями.
Прижимаясь к кронам деревьев, недавний разведчик во все лопатки улепётывал от двух немецких истребителей, отчаянно отстреливаясь из турельной спарки и оставляя за собой шлейф дыма. Мотор эр пятого уже работал с перебоями, и лётчик отчаянно искал площадку для приземления посреди леса, уйти на повреждённом самолете, а тем более прыгать с парашютом было самоубийством. Единственный шанс на спасение давала посадка в лесу. Скорость истребителей превышала таковую же у нашего вдвое, поэтому после очередной атаки они вынуждены были уходить на вираж, чем и воспользовался советский лётчик, казалось камнем рухнувший вниз вместе со своей машиной. Во всяком случае из поля нашего зрения он пропал. Немцы же, сделав круг над местом падения, ушли на запад. Причём место это оказалось в непосредственной близости от нашей стоянки. Так что фрицы с воздуха могли и наш табор засечь. А при наличии у них радиостанций на каждом самолёте передать координаты падения «рус фанере», было минутным делом. Да и деревня Ступина находилась всего в полутора километрах от места посадки.
— Я так полагаю, что самолёт рядом упал? — спрашиваю я у сапёра.
— Да, недалеко. Где-то за оврагом. Там у нас второй пост как раз.
— Пулемёт там есть?
— Нет.
— Караул! В ружьё! — Даю я команду и обуваюсь сам.
— Становись! — Снова командую я, когда народ экипировался и расхватал оружие.
— Личному составу караула усилить посты согласно боевому расчёту. С собой взять дополнительный боекомплект. Разойдись.
— На второй пост кто?
— Я. — Ответил самый бодрый из сапёров.
— Головка от буя! — В рифму продолжаю я. — Фамилия, звание.
— Партизан Смышлёный.
— Ну, показывай, Смышлёный партизан. Где там твой пост?
— Идемте, товарищ командир. — Поправив дегтярь на своём правом плече, закидывает он сумку с дисками на левое.
— Александра, за мной. — Пришла мне в голову своевременная мысль насчёт «беспроводного телеграфа». Ну, не пулемётчика же мне в качестве связного посылать. А шустрая комсомолка с этой задачей вполне справится. Так что сперва быстрым шагом, потом бегом, выдвигаемся к оврагу.
Можно было просто послать людей, дождаться результатов, оценить обстановку, а уже потом принимать взвешенное решение. Но на всё это нужно время, да и непонятно пока, выжили ли лётчики. И если они уцелели, то спасти их нужно, а вот при других вариантах лучше туда не лезть. Хотя с самолёта можно поиметь много чего интересного, начиная от вооружения и заканчивая боеприпасами и радиостанцией, вот только рисковать жизнями, доверившихся мне людей, из-за нескольких полезных железяк я не хотел. Так что лучше уж сам осмотрюсь, а потом уже будем действовать по обстановке. А оценить её мне хватит и нескольких секунд, которые могут решить всё.
Хорошо, что развод часовых начинался с этого поста. Поэтому бежали мы по проторённой тропке а не по глубокому снегу и уже через две минуты добрались до места. Ещё минута ушла на поиски часового, который, заняв позицию за толстым стволом берёзы, что-то высматривал на той стороне оврага.
— Стой! Кто идёт? — Негромко окликнул он нас, услышав хруст снега.
— Это я, Смышлёный. Усиливаю пост. Со мной командир отряда.
— Проходи.
— Саша, останься пока здесь. Когда понадобишься позову. — Оставляю я связную прикрывать наш тыл, а сам пробираюсь вперёд.
— Докладывай, Петруха, что тут произошло? — примостился я за соседним деревом на опушке, расчехляя бинокль.
— Вон там за оврагом, — показывает он рукой направление, — самолёт сел. Наш, со звездой.
— Точно сел, не упал?
— Да сел, сел. Вон какую борозду своими лыжами пропахал, а потом в дерево трахнулся.
— Лётчики живы, не заметил?
— Нет. Не видал никого. Самолёт сначала по кустам проехал, прежде чем в дерево врубиться, да и далековато отсюда.
— Ладно, сейчас поглядим, — приставляю я бинокль к глазам.
Опушка, где мы засели, проходила метрах в пятидесяти от оврага, сам лог имел ширину не намного меньше, а уже в двухстах метрах от него виднелся след, который обрывался в густом подлеске. Из кустов торчал только хвост самолёта, а больше ничего не было видно. Во всяком случае вокруг кустов никто не бегал и «танец с саблями» не плясал. Зато в полутора километрах правее, просматривалась деревня, откуда могли нагрянуть любопытные «танцоры», и не просто с саблями, а уже с ружьями и пулемётами. Такая же делегация могла нагрянуть и из деревни слева, но до неё было больше двух километров (судя по карте) и всё лесом. Зато от правой деревни, спускающаяся под уклон просёлочная дорога, вела прямо к самолёту. И что делать? Спускаться в глубокий овраг, а потом карабкаться по противоположному склону, чтобы проверить, живы ли лётчики? Или ждать, когда это сделают немцы либо полицаи. Так и не приняв никакого решения, взмахом руки зову Александру.
— Саша, беги к разведчикам, найди их командира — Павла Климова, и пусть вместе со снайпером идут сюда. Только пулей. — Объясняю я боевую задачу связной. — Знаешь такого?
— Поняла. Знаю. Симпатичный такой, с синяком. — Уточняет она.
— Он самый. Дуй давай. — Напутствую я девушку.
— Теперь вы, два брата — акробата. — Приказываю уже сапёрам. — Занимайте позицию, готовьтесь к бою. Сектор стрельбы от восточной опушки леса, до дороги, — показываю я направление и называю ориентиры. — Дистанция открытия огня — пятьсот метров. Без приказа не стрелять.
— Есть. — Отвечает Петруха и начинает командовать.
Ещё раз внимательно осмотрев окрестности, перемещаюсь метров на пять правее. Дерево тут толще и бугорок имеется. При желании можно на него встать или за ним укрыться. А такое желание может скоро наступить, так как со стороны деревни Ступина затарахтели моторы и показалось несколько мотоциклов, а потом и тентованный грузовик. Значит как минимум взвод противника едет по нашу душу. Может и не по нашу, а за летунами, но мне-то от этого не легче. Решение я уже принял. Ещё бы знать, что лётчики живы, тогда бы вообще всё в ёлочку было. А взвод этот нам на один залп. Хотя может и не на один, в крайнем случае миномёты развернём. Только жаль днёвка накрылась, уходить придётся, причём не в ту сторону, куда мы хотели изначально.
— Что тут у вас стряслось, товарищ командир? — услышал я голос комиссара, подходящего сзади.
— У нас пока ничего, Леонид Матвеевич, а вот лётчики в ситуацию попали. Выручать надо. Разведчики все вернулись? — в свою очередь задаю я интересующий меня вопрос.
— Одной группы всё ещё нет, той, которая дорогу на запад разведывает.
— Час от часу не легче. Поднимайте отряд, товарищ комиссар. Сейчас немного повоюем и уходить придётся.
— Понял, иду поднимать. Я тут тревожную группу привёл, с пулемётом, — где их разместить?
— Я займусь, Леонид Матвеевич. Командуйте отрядом.
— Бойцы, занимайте позицию справа от меня. Пулемёт на фланг. Готовьтесь к бою. Без команды не стрелять. — Отдаю я приказ вновь прибывшим и снова приникаю к биноклю.
А фрицы зря подумали, что по дороге они проедут быстро. Это направление крестьяне чистили от снега лишь в непосредственной близости от деревни, а дальше снег на дороге просто накатывался и уплотнялся дровнями, и только в сильные снегопады дорогу очищали в местах перемётов. И если на возвышенности часть снега сдувало, то в низине, да ещё под защитой деревьев, ветер не хотел этого делать. Так что промучившись с заносами полкилометра, мотоциклисты учухались, и бросив своих железных мустангов, пошли пешком. Грузовик завяз, проехав ещё меньше. Узкая колея не оставила никаких шансов. Так что у нас появилась фора по времени.
— Чего звал? — Зевая, подошёл Пашка. — Я и часа ещё не поспал. А ты уже пигалицу эту присылаешь.
— На том свете отоспишься. — Парирую я в ответ. — Самолёт наш на вынужденную сел. Выручать как-то надо летунов.
— А мы тут причём? Пускай сталинские соколы и выручают своих. — Ворчит он.
— Это наши соколы, Паш. Это они нам в окружении сухари сбрасывали. Прикинь, что тут сделать можно. — Уступаю я ему место рядом с собой.
— А что тут ещё сделаешь? — оглядевшись говорит он. — Вальнём фрицев, смотаемся на ту сторону, заберём соколят и вернёмся. Только вот живы ли они?
— Не знаю Паш. Часовой говорит, что самолёт об дерево сильно звезданулся, так что могло и покалечить, а могло в полёте ещё задеть. «Худые» его сильно гоняли, дым с мотора валил, когда садились.
— Это хуже. Не дай бог тащить придётся. Ладно, я за своими. Хотя. Курносая, сгоняй мухой за моими разведчиками. Пусть все сюда бегут. — Заметив Александру, скомандовал он.
— Можно, товарищ командир? — Вопросительно смотрит она на меня.
— Можно Ма… шку за ляжку… — Проглатываю я окончание фразы и добавляю. — Беги Саша и оставайся в расположении, мы тут уже сами справимся. — Отсылаю я девушку.
— Саша… — Поднимает левую бровь Клим, когда комсомолка скрылась за деревьями.
— Гусары молчать. — Не даю я ему развить тему. — Иди-ка лучше делом займись. Левее деревья к самому логу подходят, там и спуститесь в случае чего.
— Ушёл уже. — Посмеиваясь удалился Пашка.
— Берген, — озадачиваю я якута. — Твоя задача как всегда, пулемётчики, командиры и снайперы. Огонь открывать только по команде. Занимай позицию.
Пока я занимался личным составом, спешенные немецкие мотоциклисты прошли уже большую часть пути и вышли на финишную прямую. Им оставалось пройти сотню метров, чтобы попасть под раздачу, но первыми открыли огонь не мы. Это от наших позиций до немцев было больше чем полкилометра, так как мы находились с фланга, а вот к самолёту фрицы приблизились на триста метров, ну и получили. Спарка ДА прошла по ним частым гребнем, не уступая в скорострельности немецкой газонокосилке. Так что отделение мотогансов приказало долго жить, не сделав ни одного выстрела. Для начала неплохо, вот только остальные фрицы будут теперь начеку, и повторить успех вряд ли получится.