— Если ты боишься проходить мимо того места, где ты жила…
— Нет. Я не боюсь. Дело не в этом. Я не хочу уходить одна. И давай пока не будем об этом.
Я не боюсь и это чистая правда. Я вообще теперь мало чего боюсь, как оказалось. Не пугаюсь нежити и нечисти. Могу пойти одна против всех: семьи, традиций и устоев. Не боюсь потерять, а точнее, отпустить себя.
Отпуская себя-прошлую, обретаешь себя-иную. Новую. Может быть, настоящую.
Я сижу на крыльце дома Вандера и вдыхаю запах ночной прохлады и только что прошедшего дождя. Осень началась с долгожданных ночных дождей. Пока что слабых, грибных. К утру земля уже успевает чуть-чуть подсохнуть.
Вандер расчёсывает мои волосы — его маленькая слабость. Проводит пальцами вдоль длинных светлых прядей, ласково перебирает их.
Не кусает, не трогает меня, не тащит в постель. После того случая с волкулаками меня трясёт от любой физической близости. И только волосы я не без смятения даю ему потрогать.
При воспоминаниях о той встрече в лесу накатывает дурнота.
Хочу и забыть не могу.
Лучше бы… лучше бы это было в чистом виде насилие. Лучше бы я пришла в себя избитой, с выбитыми зубами и болью во всём теле, чем вот так. Память услужливо подбрасывает картинку за картинкой. Как я принимала их. Как стонала под ними. Действительно, не женщина. Самка.
Омерзительно.
— Кровь любых существ — особенная, Лари, — заговорил вдруг Вандер.
Прошло десять дней. Десять дней с того момента, как я очнулась у него на руках, начала визжать и вырываться, чувствуя какой-то невыносимый ужас и отвращение к тому, что меня трогают. С того момента, как забилась в угол в его доме, сутки ничего не ела и выползла только после другой человеческой потребности, ставшей невыносимой. С того момента, как раз сто вымылась, растирая кожу до кровоподтёков.
— А кровь волкулаков обладает, как бы это сказать попроще… сильным магическим зарядом. Сильнодействующим, но по сути пустым. Ментально наполняемым. То есть они могут воздействовать на других существ через свою кровь, заряжая её фактически силой мысли. Этому очень трудно сопротивляться. Человеку, даже обладающему зачатками дара — почти невозможно. Никто бы не сопротивлялся. Не вини себя. Даже лучше, что тебе было... не так уж плохо.
— Лучше бы было!
Болевую точку он уловил безошибочно.
— Как ты понял про мой дар?
— Ты же смогла открыть дверь тогда, в первый раз. Санти зачаровала её от случайных гостей.
Я помолчала. В темноте рассыпались снопами искр, кружили, таяли и вспыхивали колдовские светлячки, золотистые, багряные и бирюзовые. Возможно, Вандер устроил для меня это представление, чтобы хоть чуть-чуть отвлечь от грустных мыслей.
Он обо мне заботится.
И ничего не требует взамен.
Возможно, я просто развеиваю его скуку и одиночество… Впрочем, одиночество у нас теперь общее, на двоих. Ворчащую Санти можно не принимать во внимание — с моим появлением в доме Вандера она смирилась, только изредка бросала недовольные колючие взгляды. Мои благодарности за то, что несмотря ни на что всё-таки позвала на помощь Вандера, принимать отказывалась, фыркая, как сердитый ёж. Однако помогать помогала — набирала воду, зажигала огонь в камине и маленькой печке. Готовила еду и чистила одежду — хотя я и пыталась тоже принимать во всех домашних хлопотах посильное участие.
Еда, конечно, разнообразием не отличалась — в основном, жареное мясо лесных животных с какими-то лесными травами, но иногда встречались и деликатесы вроде ягодного компота или жареной картошки — возможно, кое-кто промышлял воровством. Долгое время не нуждавшиеся в пище обитатели дома явно, как могли, старались побаловать внезапную гостью. И это смущало, трогало — и вызывало неловкость. Пришла, а при том от прикосновений шарахаюсь, для хозяев ничего не делаю, сплю почти целыми днями…
Однако Вандер ни в чём меня не упрекал, словно было в порядке вещей, что в его доме появился ещё один материальный человеческий призрак. И про волкулаков заговорил только сегодня.
— Не вини себя. Это моя вина. Я их недооценил. Не думал, что… они обычно стараются избегать человеческих девушек. Считают их недостойными, — он горько хмыкнул, и мне абсурдным образом захотелось его утешить.
И всё же тело протестующе сжималось от мысли, что кто-то ещё попробует заявить на него свои права, навязать себя, к чему бы то ни было принудить.
— Почему ты убил их… того, третьего? — спросила я, не в силах отвести взгляд от светлячков-искорок.
— Это долгая история. И не очень-то интересная.
— Мне интересно.
Судорога прошла по телу, когда Вандер, продолжая перебирать мои волосы, случайно задел плечо. И судя по всему, рассказывая мне свои давние злоключения, Вандер чувствовал что-то подобное. Но он-то себя преодолевал. Ради меня…
— Мы раньше жили в столице. Наша семья. Отец был из королевских колдунов… Тогда эта должность была более почётной и более открытой, что ли. Впрочем, я давно не получал известий из внешнего мира. Лет десять как колдунов перестали выпускать за пределы королевского замка, если не ошибаюсь.
— Как давно это было? — осторожно спросила я. — Как давно ты… жил в столице?
— Около пятидесяти лет назад.
Светлячки закружились хороводом.
— Всё было… хорошо. У меня была любящая семья. Отец. Мама. Сестрёнка. Вздорная, но славная. У нас обоих открылся дар. У женщин это редкость.
— Фи, бытовая магия! — вклинилась в беседу Санти. По-человечески уселась передо мной. — Всего-то навсего. Чаще всего дар не специализирован, но отдельным, гхм, представителям везёт… В переносном смысле. Вот и мне не повезло. Родилась уродиной, да ещё и дар кривой…
— Никакая ты не уродина, — вклинился Вандер.
— Ну… теперь нет. Очень красиво мерцаю в темноте.
— Однажды отца отправили с дипломатической миссией в посёлок волкулаков. Я уже говорил, что живут они обособленно, однако иногда сотрудничают с людьми на взаимовыгодных условиях. И отец взял Санти с собой.
— Сама виновата, — пожала плечами призрачная девушка. — Вандер учился в Академии, я заскучала… Кроме того, мне было любопытно. Я раскапризничалась и заставила отца взять меня с собой. Впрочем, обычно блохастые действительно не трогают человеческих девушек. Однако… бывают исключения. Несмотря на то, что они часто принимают человеческий облик, суть у них звериная.
— Санти заинтересовала одного из детей их князя, — невыразительно-холодным голосом произнёс Вандер. — Отец дал понять, что подобный интерес неуместен: мы не заключаем межвидовые браки. Практически единственный статус, который может получить женщина в стае: статус низшей любовницы.
— А есть ещё высшие?
— Чэвэнь. Но их берут только из своих.
— Они… называли меня так.
— Меня они тоже так называли, — Санти подняла руки вверх, пытаясь ухватить искорки. — Иногда запах человеческой женщины настолько для них привлекателен, что они готовы предложить статус высшей любовницы. Варг предложил. Младший княжеский сын… привык, что ему не отказывают. Никогда.
— Камни… княжеит... это он подарил? — вдруг спросила я. Мне не ответили, но спустя пару мгновений тишины Санти сказала:
— Хотела их выбросить сперва, а потом передумала. Не люблю, когда вещи портят. Пусть послужат добру… хоть когда-нибудь. В общем, Варг захотел меня себе. Они самодовольные и капризные. Отказов не приемлют. И женщин считают существами низшего сорта, особенно если не из своих и не рожавших. Но я была наивная… и не привыкла к комплиментам и чужому желанию. Моя непримечательная внешность не имела никакого значения для тех, кто ориентируется на запах. И на предложение встретиться я согласилась... весьма опрометчиво. Встреча закончилась… предсказуемо. Почти как у тебя. Только он был один. И кровь мне свою не давал. Так что я прочувствовала всё сполна.
Я выдохнула.
— А потом… ну, я же тоже была гордая и избалованная девчонка, — почти беспечно продолжала Санти, — неопытная и глупая. Вместо того, чтобы нажаловаться отцу, отомстить как следует… я поддалась эмоциям.
— Ты…
— Повесилась, — фыркнула Санти. — Сама себе удивляюсь, как это у меня получилось с первого раза…
— Отец был в ярости и отчаянии. Но доказать вину кого-то из волкулаков не мог. Что не мешало ему предъявить обвинение по полной. Волкулакам уже нечего было терять. У них за оскорбление принято устраивать нечто вроде поединка. Их было много, и физическая сила была целиком на их стороне. Отец не вернулся. Мать… мать слегла после этого и года через два умерла.
Мы все втроём помолчали.
— А… как ты стала… ну…
— Призраком? А, это братец постарался.
— Я остался один, — сказал Вандер. — Не то что бы стал одержим местью… но ничего не понимал и хотел разобраться в произошедшем. В посёлок меня не пустили. Лезть на рожон я не стал. Продолжал учиться, но… Мои природные способности были довольно слабыми.
— Ты просто перфекционист, — улыбнулась Санти.
— Я реалист. И понимал, что, возможно, никогда не разберусь в произошедшем. Так что я стал искать способы увеличения собственной магической силы… И нашёл. На свою голову.
— Ты…
— В этом доме, — голос Вандера стал тише. — Жила одна… особа. Она обещала мне то, чего я так хотел. Силы. Долгожительства. Молодости. Усиления колдовского дара. И взамен просила не так уж много…
Я обернулась, пытаясь заглянуть ему в лицо, но Вандер покачал головой и снова стал перебирать, поглаживая мои волосы.
— Что ты замолчал-то? — фыркнула Санти. — Тела свежего она хотела. И крови. А в теле ты ей отказал, чем весьма обидел лою.
— Это давнее проклятие, — сказал Вандер. — От него можно избавиться, передав другому. Оно характеризуется потребностью в крови, свежей человеческой крови. Попутно действительно усиливается колдовской дар. Я даже смог вызвать из небытия Санти… с самоубийцами это проще. И она, вроде бы, не против. Но я не могу уйти отсюда. Точнее… могу. Но за пределами этого дома в светлое время суток… точнее, от рассвета до полуночи, жажда крови становится нестерпимой. Я боюсь, что не справлюсь с собой — пробовал несколько раз. Это ужасно. Куда там волкулакам — я становился почти неуправляемым зверем. Если бы не Санти, давно бы уничтожил хутор.
— Так что братец живёт затворником уже больше сорока лет, — подытожила Санти. — В стенах дома он не стареет, не нуждается в пище и прочем… А выходить, сдерживая себя, может всего на несколько часов.
— Тот волкулак пришёл сюда совершенно неожиданно, — сказал Вандер. — Меньше всего на свете я ожидал увидеть его здесь, спустя столько лет. Впрочем, они живут очень долго. Иные и до двухсот лет дотягивают.
— Зачем он пришёл? — сказала я, просто чтобы что-то сказать. Мысли путались.
— Я думаю, сестрёнка, как обычно, недооценила себя. И он искал её. Это единственное объяснение. Как раз была годовщина её смерти.
— Искал меня, а нашёл тебя, — кровожадно оскалилась Санти. — Нас.
— Этот Варг так и замер, увидев её… такую. Не сопротивлялся. Возможно… — Вандер покосился на призрака. — Может, надо было дать ему шанс оправдаться.
— У него был шанс. Тогда. Там. Ты всё сделал правильно. И тогда. И сейчас.
— Ты мне очень дорога, Лари, хоть мы и знакомы всего ничего, — вдруг сказал Вандер. — Знаешь, говорят, так бывает. И я боюсь, что наложенное на дом и его обитателей проклятие может коснуться и тебя, а я бы не хотел… Лучше тебе уехать и быть свободной.
Светлячки начали гаснуть, а небо розоветь первыми рассветными лучами, и Вандер торопливо вернулся в дом.
Его организм не нуждался во сне в том смысле, в котором нуждается обычное человеческое тело, и тем не менее, иногда Вандер спал. Замирал с закрытыми глазами, кажется, даже дышать переставал. Вероятно, это было сродни чему-то вроде глубокой медитации.
Недавно в одной умной книжке про такое прочитала. В этом доме находились очень интересные книги — надо же было чем-то себя занимать целыми днями.
Вандер лежал на спине — не на кровати, которую оставил мне, а на софе. Тёмные ресницы, тёмные длинные волосы разметались по плечам, бледная гладкая кожа, руки сложены на груди... Красивый. Мужественно красивый, притягательный. Пугающий… а впрочем, наверное, уже нет. Для меня — точно нет. Другой на его месте мог бы испытывать ко мне отвращение, мог воспользоваться моим зависимым положением, а он… нет, ничего подобного. Сочувствие. Тепло. Желание помочь.
А если это было единственное желание, которое я в нём отныне вызывала? Жалость?
Я остановилась в паре шагов. Подошла ближе.
Мне не хотелось, чтобы пережитое с волкулаками навсегда отвратило меня от той чувственной стороны жизни, которую я познала с Вандером. С ним я не чувствовала себя униженной вещью. Неужели эта сторона закрылась для меня навсегда?
Я вытянула руку и попыталась сосредоточиться. Проснувшийся дар, которого мой отец так боялся, ещё плохо мне подчинялся. Но я тренировалась…
Дзынь! Почти беззвучно отскочила пуговица с одетого на голое тело камзола Вандера. Дзынь! Ещё одна…
Он не просыпался, а я, пьянея от восторга из-за собственных новых возможностей, смотрела, как, повинуясь моему безмолвному приказу, отлетают пуговицы. Наконец, не осталось ни одной, полы камзола разошлись в стороны, открывая моему взгляду ровную поджарую грудь моего мужчины. Моего!
На его простых домашних брюках пуговиц не было. Но они были свободными — и я, всё так же управляя невидимой силой, осторожно потянула их вниз. Это было уже сложнее, и тем не менее, удалось. Вандер чуть пошевелился, но, кажется, не вышел из своего забытья.
Тогда я приблизилась, шаг за шагом, оценивая собственное состояние. Страх всё ещё жил во мне, но благодаря абсолютному доверию, которое я испытывала, он отступал, съёживался рядом с Вандером. Таял, как грязный весенний снег на солнце.
Я наклонилась и коснулась губами его расслабленного члена. Провела языком от основания до головки и обратно. Осмелев, взяла в руки, погладила, приподнимая. А потом взяла в рот.
Вандер проснулся почти сразу же, приподнялся, глядя на меня чуть расфокусированным жарким взглядом. Член приподнялся тоже, и чувствовать его нарастающее возбуждение было… приятно. Очень.
— Не трогай меня… пока, — шепнула я. — Просто… смотри на меня. Вот так.
Чувство собственной свободы и власти над ним кружило голову. Когда Аякс предлагал мне что-то подобное, я только презрительно и недоумённо фыркала, но оказалось, что дарить наслаждение другому может быть так же приятно, как и получать его. И никакого отторжения я не чувствовала. Рукой, губами, всем ртом ласкала его, глядя, как темнеют и без того почти чёрные глаза, как сжимаются, сминая, на покрывале пальцы, ощущая, как учащается его дыхание, пульсирует плоть. Я не умела это делать — но очень хотела и очень старалась.
— Ты восхитительна, — прошептал-простонал Вандер. — Я хочу тебя, но если ты ещё не… Прости!
Я проглотила, закашлявшись, терпкую тёплую жидкость, брызнувшую в горло. Вытерла губы, стараясь восстановить своё дыхание.
— Просто не двигайся.
— Это не так уж просто…
Я сняла платье, которое всё-таки пришлось одолжить у Санти. Сняла нижнее бельё — моя единственная одежда была безвозвратно испорчена. В этих старинных нарядах и украшениях, которые на самом деле, как выяснилось, принадлежали отнюдь не призрачной девушке, а бывшей хозяйке дома, я чувствовала себя принцессой из сказки. Страшной, но красивой сказки.
Избавившись от одежды под пристальным взглядом Вандера, я наклонилась к нему.
Стала целовать его шею, от подбородка до ключиц. Прошлась поцелуями по груди до живота, отметив, насколько чувствительные его соски. Осторожно оседлала бёдра, стараясь не спешить.
Страх и отвращение отступали, уступая место желанию.
— Это очень и очень непросто, Лари…
— Потерпи. Я… сейчас.
Его возбуждённый член был почти прижат к животу, и я мягко потёрлась об него увлажнившимися складочками. Ещё и ещё. Ускоряясь. Застонала, не сдержавшись, в голос.
— Лари...
— Сейчас.
— Лари!
Сейчас, да. Потому что сейчас всё иначе. И я хочу его — по-настоящему. Именно я. Именно его. Сама.
И я сама направила его член в себя, насаживаясь медленно, но уже не думая ни о чем дурном. Глубоко. Опускаясь и позволяя обхватить себя руками за спину. Подставляя шею его губам… зубам, отдаваясь всей душой и всем телом.
Как же.... хорошо.
Санти заговорщически улыбнулась мне, а я ей. Хотя не могу сказать, что моё сердце было совсем спокойно.
Но… так уж вышло, что выбор свой я сделала. И готова была переступить через страхи и даже через кое-какие убеждения ради своей цели. Может быть, я не права. И пожалею после.
Я притаилась за деревом, прижимая к себе котомку, в которой, как и пару десятков дней назад, были флакончик с храмовой водой и мешочек с княжеитом. Ждала.
Шаги — тихие, осторожные — приближались.
Самра, чьи длинные тёмные волосы были заправлены под косынку, приближалась. То скрываясь за стволами деревьев, то появляясь снова. Периодически шаги стихали — девушка останавливалась, наклонялась, подбирая что-то…
— Люди! — фыркнула Санти. — Глупые. Жадные. Их так легко заморочить…
— Что ты ей пообещала?
— Денег и сокровищ, конечно же. А чтобы не заблудилась — выложила дорожку из рубинов.
— Там и рубины есть?!
— Не-а. Зачаровала ягоды рябины. Ненадолго наложила иллюзию.
— Зря ты прибеднялась по поводу своей ограниченной бытовой магии…
— Не важно. Прощай, девочка. Ты оказалась не такой уж размазнёй. Береги моего брата.
— Самра… ты уж её не мучай там.
— Не буду. Она неплохая девка. Просто глупая и жадная, оттого, небось, и пошла в любовницы к твоему уроду-женишку, надеялась, что женится на ней сынок из богатенькой семьи. И опоила тебя тогда на Гореславе не просто так, подставить хотела. Вот папашка твой — тот настоящий гад. Но таким силу давать нельзя, он-то точно весь хутор сожрёт. Кстати, можно будет потом организовать их встречу… После того, как проклятие обживётся в новой хозяйке дома.
— Ну ты и злыдня.
— Есть такое…
Я дождалась, когда двери за Самрой, поднявшейся в дом, захлопнулись.
А ведь я и сама могла угодить в такую ловушку… мне повезло чудом. Хотя я почти полюбила этот дом, но Вандер прав — моя жизнь не здесь. И его тоже…
И вдруг внезапная мысль заставила меня замереть на месте.
— Санти!
Призрак почти мгновенно материализовался рядом.
— Ну, чего тебе? Мне ещё проклятие перекладывать… дурацкая работёнка. Вообще-то, этим должен был заниматься Вандер, но его благородная душонка не выдержит. Он же у нас не сможет подставить девушку, пусть даже и такую, как эта твоя якобы подруга!
— Санти, не трещи! Подскажи… а как звали ту женщину, передавшую Вандеру своё проклятие?