Нет. Нет, нет, нет, нет!
Теперь я могла разглядеть его во всех подробностях — у меня просто не было иного выхода. Крупное матёрое животное — ширококостное, мощное. Настоящих волков я видела пару раз, и все они были мельче, тоньше, ободраннее, что ли. А этот лоснился, волосок к волоску.
И глаза — жёлтые, умные.
Оскаленные клыки.
Как там говорил Вандер? Волкулак? Враг, мстящий за убитого нежитью брата? Кажется, два брата…
Словно отвечая на мои мысли, сзади снова послушалось рычание-ворчание. Я полуобернулась, тщетно пытаясь не выпустить из вида первого волка — и краем глаза заметила приближающегося второго.
Слишком близко. Их двое, а я одна. Темно. Поздно. Но недостаточно поздно: возможно, полночь ещё не пробила. А если бы и полночь: Санти не расскажет брату о моём присутствии. И добежать до его дома я уже не успею.
— Уходите, — сказала я хрипло. — Уходите, не я вам нужна.
Волки остановились. Насколько они разумны, понимают ли человеческую речь?
— Я ничего не знаю. Я вам ничем не помогу.
Тот, которого я заметила вторым, был крупнее собрата. Он вдруг тявкнул, глухо, по-собачьи. Это отдалённо даже походило на смех. Зверь запереступал крупными лапами, не отрывая от меня жёлтого хищного взгляда, а я вытянула руку с фонарём, стараясь направить свою ещё неведомую, неподконтрольную мне колдовскую силу в его свет.
— Прочь!
Это должно было прозвучать уверенно, угрожающе — а вышло довольно жалко. И всё же свет засиял, и волки отступили.
И я отступила тоже. Медленно-медленно. Прочь с тропы.
Шаг.
Шаг.
Шаг.
А потом нога зацепилась за какой-то корень, и я упала. Упала, с ужасом думая о том, как бы опять не повредить ногу. Но на этот раз падение можно было считать удачным и мягким, папоротник смягчил удар, вот только… Фонарь.
Фонарь разбился, и стало совсем темно.
На мгновение луна вышла из-за тучи, и в её свете, пробивавшемся через древесные кроны, я успела заметить две метнувшиеся ко мне расплывающиеся чёрные тени.
Зажмурилась, закрывая руками лицо, подтягивая колени к груди.
Теперь волки были очень близко. Я чувствовала их тяжёлое дыхание, пахнувшее влажной жирной землёй, не то чтобы противный, но душный неестественный запах. Они смотрели на меня. Обнюхивали — пару раз кожу задели гладкие, чуть влажные носы.
Они не нападали, но и не уходили. Зато луна то показывалась, то скрывалась в облаках, и я видела мелькание света даже за закрытыми веками.
Запах земли усилился, словно меня макнули головой в свежевырытую могилу, а потом раздался странный звук — такой бывает, если с силой рвать на куски отрезки домотканного льна. Я открыла глаза — и увидела рядом двух мужчин.
Луна как раз опять спряталась, и я не могла разглядеть в подробностях их лица или тела. Молодые… высокие, крупные. Голые плечи. Целиком голые. Жёлтые глаза. Чёрные длинные волосы, раскиданные по плечам. Кожа кажется смуглой.
Один из них наклонился ко мне так низко, что я против воли уставилась в эту пылающую желтизну его невероятных радужек, напоминающую расплавленное золото. Чёрный зрачок пульсировал в этой густой движущейся глубине.
Я ничего не могла выговорить.
Мужчина чуть отстранился, наклоняя голову, прислушиваясь к току моей крови. Ноздри широкого носа раздувались, губы подрагивали, норовя оскалиться.
— Сальд, это женщина Вандера.
Голос был очень странный, словно шёл изнутри моей головы. Я не видела, чтобы склонившийся надо мной волкулак — а кто ещё это мог бы быть? — двигал бы губами или челюстями.
— Они им пахнет.
— Не нюхай её. Идём.
Я не успела обрадоваться, как вдруг почувствовала прикосновение подрагивающей мощной горячей ладони к плечу.
— Она вкусно пахнет.
— Не трогай её. Идём.
— Хорошая чэвэнь. Молодая.
— Она не из чэвэнь. Просто человек. Я не буду её есть сейчас. Сначала дело.
— Она его женщина. Он убил Варга. Мы заберём её.
Нет, нет-нет-нет-нет!
— Я не потащу эту самку в логово.
— Она нас понимает.
Я дёрнулась, почувствовав неожиданно ещё одну пару рук, прижимающую щиколотки к земле.
— Что?
— Понимает. Посмотри на неё.
— Я не хочу на неё смотреть.
— Не надо её есть. Не надо уносить. У тебя давно не было самки. Возьми её.
— Сейчас?
— Она идёт к Вандеру, как тогда. Если она будет у нас, Вандер придёт к нам сам.
— Она будет орать. Не хочу.
— Не будет.
Я не могла пошевелиться, настолько легко они вдвоём меня обездвижили, прижав к земле ноги и руки — над головой. Разглядывали, как какую-то вещь, своими звериными пустыми глазами. Моё тело сковывал липкий холодный ужас.
Вандер придёт… Обязательно придёт.
И что он сделает? Их двое, а он один. Он нежить, но и они звери. Сильные. Странные. Не наши. Вандер, при всей его странности, не вызывал отторжения. А эти…
— Я буду кричать, — предупредила я. — Меня ищут. Не Вандер. Люди с хутора. Их много. У них собаки.
— Понимает, — полуобернулся к брату тот мужчина, что был ближе ко мне. — Чэвэнь. Наша женщина.
— Я не…
— Заткнись, — равнодушно бросил он. Снова оскалился — и я увидела, какими нечеловечески острыми были его зубы. Зверечеловек вдавил клык в полную чувственную нижнюю губу — и капля крови, кажущаяся чёрной, упала на моё лицо.
Я стиснула зубы, замычала — и дёрнулась, пытаясь отвернуться, но волкулак сдавил мои щёки, заставляя открыть рот — и следующая капля упала мне прямо в рот.
— Глотай.
Второй зарычал — в человеческом исполнении это было нелепо и почему-то ещё страшнее.
Волчья кровь на вкус была… такой же, как и человеческая. Теплая, ржавая. Я уставилась в небо, пытаясь дышать и удержать позыв к тошноте.
А потом поняла, что что-то во мне изменилось.
Неумолимо.
То есть я по-прежнему осознавала, кто я и где нахожусь. Что рядом два агрессивных пугающих чужака, что мне грозит опасность и нужно постараться сбежать. Но в то же время…
Тело отяжелело, по коже будто пробежали электрические разряды. Они отпустили мои руки и ноги, но я уже не могла двигаться так легко, как раньше, будто воздух превратился в густой кисель.
Тот, что был у моих ног — Сальд — раздвинул мне ноги, забрасывая подол платья на живот. Медленно-медленно обнюхал — от стоп до промежности, не упуская ни миллиметра кожи. Разорвал бельё, коснулся носом лобка, потёрся.
Мне должно было быть стыдно или страшно — но в тот момент не было. Я смотрела на небо так пристально, словно только там и были ответы на все вопросы, но одновременно чувствуя жаркое слепое желание, охватывающее тело, поднимающееся от щиколоток и запястий, сходящееся тугим узлом в центре солнечного сплетения. Слегка согнула ноги в коленях — сама, просто чтобы облегчить почти мучительную потребность в том, чтобы они меня взяли, прямо сейчас, прямо здесь, на земле, вот так.
Сальд ещё раз вдохнул мой запах, а потом лизнул, и его язык показался мне неестественно широким, влажным. Я взвыла почти по-волчьи, чувствуя, как жадно он вылизывает мокрые от проступившего сока складки укромных губ, втягивая чувствительный набухший бугорок, а пальцы сжимаются на моих бёдрах, не позволяя ускользнуть. Второй, которого я про себя назвала «старшим», удерживал мои руки.
Ещё несколько движений вверх-вниз — и я сжалась от безудержной животной судороги. Не удовольствия даже — какого-то инстинкта, властно ведущего за собой.
Старший вдруг резко перевернул меня животом к земле, младший подтянул ноги — я встала на четвереньки, упираясь в землю коленями и локтями. Мелькнула мысль — а не превратили ли они меня в волчицу, в животное, кого-то себе подобного?
Член одного из братьев, широкий и жесткий ткнулся между ягодиц, нашел вход без особых усилий — я снова взвыла, но ладонь старшего зажала мне рот.
Это было… да, по-животному. Ритмичные, почти болезненные шлепки тугих яиц, жесткие волосы, методичные, всё ускоряющиеся удары, а руки старшего держали меня за плечи, как строптивую племенную псицу во время случки.
И по-прежнему не было никакой возможности сопротивляться.
Младший ухватил меня за волосы, потянул на себя, заставляя прогнуться в пояснице — и выплеснулся внутрь, вдавливаясь, поскуливая и хрипя, но я не могла разобрать ни слова. Я уткнулась подбородком в землю, не в силах стоять даже так. Снова почувствовала куда-то тянущие, приподнимающие меня руки. Пальцы скользнули по влажным скользким складочкам — а потом уткнулись в тугое колечко ниже, проталкиваясь, раздвигая мучительно сопротивляющуюся кожу. Моё тело ещё пыталось сопротивляться. Я — нет.
Пальцы растягивали меня — один, два, затем три. Если бы не окутавший голову дурман наведённого влечения, наверное, я бы лишилась рассудка или сознания. Наверное, это было бы очень больно. Но в тот момент я почти не чувствовала боли, скорее — томительно хотелось ощущать их внутри, снова и снова, просто потому, что это сейчас казалось единственно правильным.
Не моя мысль. Не мои чувства. Морок.
Пальцы сменил член. Я слышала своё тяжелое дыхание словно со стороны, вдохи и выдохи. Волкулаки обладали нечеловеческой силой: удерживая моё тело почти без усилий, старший медленно насаживал меня на член младшего, до самого конца. Без особого труда разорвал на мне моё платье, открывая доступ к груди. А затем, стоило мне только чуть-чуть попытаться выдохнуть, завозился сам между моих раздвинутых ног. Я не понимала, зачем, не понимала, что такое возможно — но вскоре почувствовала второй член, раздвигающий чуть менее узкие стенки второго, более естественного входа.
Я закрыла глаза, подчиняясь ритму двоих пронзающих меня тел. Руки старшего сжимали грудь, грубо, подергивая, скручивая ноющие соски, но даже эти болезненные прикосновения отдавались щекочущей волной туда, вниз. Тела братьев словно перетекали одно в другое.
Толчок. Толчок. Толчок.
Я выгибалась на них, точно гибкая плеть.
Толчок. Толчок. Синхронно.
Они почти соприкасались сквозь тонкую преграду моей кожи, и кончили тоже одновременно, так, что я действительно в тот момент почувствовала себя не человеком. Животным. Замерла, прислушиваясь к отступающим импульсам чужих оргазмов. Упала на землю, прижимаясь к ней щекой, ухом — они, волкулаки, тоже лежали на земле, как и я сама.
Сознание постепенно возвращалось ко мне. Ныло всё, что ниже шеи. Разбитое использованное грязное тело. Чужая сперма стекала по внутренней стороне бёдер.
Мерзость.
Вытянула обе руки, не отрывая их от земли — и нащупала разбитый фонарь. Острый край стеклянного осколка впился в палец.
Приподнялась, оглядываясь. Луна светила. Один из братьев спал рядом, похрапывая совсем по-человечески, полуоткрыв рот.
А вот во мне что-то оставалось от того животного состояния. Я ещё выше приподнялась, бесшумно, резко. Выбрала осколок — длинный и острый, как нож.
И с неожиданной для себя меткостью и силой вонзила его волкулаку в горло, прямо в полуоткрытый рот, пришпиливая к земле насквозь. Ещё один осколок — в артерию.
Второй подскочил мгновенно, перекидываясь в чёрную лохматую тень прямо в прыжке. Прыгнул на меня. Но не долетел.
Что-то — или кто-то — ударил его в бок, сбивая с намеченной траектории. Возня. Рык. Стон. Хруст.
И опять тишина.
Я сидела над телом мёртвого волкулака, обрызганная его кровью, не шевелясь, почти не дыша, пока к моему лицу не приблизилось другое человеческое лицо.
Луна скрылась, но это уже было неважно. Я обмякла в руках Вандера, позволяя взять себя на руки — и отчаянно желая не проснуться уже никогда.
Если можно, прошу тебя, Всесоздатель.