От революционного восторга к…

Глава 14

Глава четырнадцатая.

Май одна тысяча девятьсот семнадцатого года.

— Проверять, так ли это желания не имею.

— Господин Котов, вы помните поручение, данное вам Георгием Евгеньевичем?

— Конечно, господин министр. Глава правительства поручил мне взять снизить количество противоправных актов в столице до приемлемого уровня…

— Я пока не вижу каких-то подвижек в данном направлении…

— Господин министр, очень сложно добиться установления законности и правопорядка в многомиллионном городе, где вооруженных людей около миллиона, имея столь ограниченные силы, какими располагаю я. В феврале силы правопорядка империи, несоизмеримо более мощные, чем мои, были в течении двух дней размазаны в блин, так сказать, революционными массами. А вы требуете от меня, чтобы я в течении месяца загнал эти массы, почувствовавшие свою силу и вседозволенность, в стойло? Тем более, что никакой помощи со стороны правительства я не получил…

— Правительство общественного доверия не может допустить столкновения армейских частей с народом…

— Господин министр, вы сами себе противоречите. Чем отличается столкновение народа с армией от столкновения милиции с народом? Я могу одним ударом захватить все, неконтролируемые вами, отделения милиции и дружины рабочей гвардии, вывезти оттуда большую часть оружия, но после этого в дело, неминуемо, вступят, распропагандированные левыми партиями, массы солдат безусловно проиграют в течении недели, так как просто кончатся, как милиционеры, так и патроны.

— Я услышал вашу пораженческую позицию, господин Котов. Мы подумаем, как с вами поступить.

— Господин министр, чтобы легче было думать…- я сделал шаг вперед и положил перед министром юстиции прошение об отставке (когда предстоит сложный разговор с начальством и вас ставят перед выбором — или-или, полезно иметь при себе подобную бумажку, чтобы не писать ее, торопливо, рвя пером бумагу и пятная лист кляксами): — прошу принять мой рапорт об отставке.

Под стеклышками очков мелькнули растерянные глаза человека, которого, еще совсем недавно, я планировал продвигать в первые лица государства. Но, очевидно, я ошибся — бывший столичный прокурор проверку не прошел — руководителем он оказался никудышным. Что-же, у меня есть пара дней, чтобы пересмотреть свою стратегию. Очевидно, что в составе нынешнего Временного правительства опереться не на кого, я для них очередной выскочка, которому милостиво дозволили совершить подвиг в чужих интересах. Получится — молодец, возьми в миске косточку, а если облажаюсь — от меня мгновенно все отвернутся, и окажусь я, в лучшем случае, в петропавловской крепости, в статусе врага народа.

А значит мы пойдем другим путем, не связанные по рукам и ногам правилами и приказами беззубых политиков. Как сказал, но уже не скажет, мой дорогой узник Владимир Ильич на каком-то демократическом съезде в июле или августе этого года? Есть ли партия, готовая взять всю полноту власти в стране? Есть такая партия!

Осталось только выбрать подходящую политическую партию и, с разбега, плюхнуться в нее, так как затевать политическое строительство с нуля нет никакого смысла — я банально не успею сформировать жизнеспособную партию.

На первый взгляд, единственной партией, которую я мог попытаться взять под контроль являлись меньшевики, остальные были, либо бесперспективные, типа кадетов, либо слишком мощные, вроде эсеров, либо я успел им знатно подгадить, как большевикам. И хотя сейчас большевики делали вид, что принимают в свои ряды всех, но я помнил печальную участь всех «предателей, уклонистов и прочих попутчиков», кто по тем или иным соображениям, получил партийный билет партии большевиков, надеясь, что отход от генеральной линии партии им забудут. Не забудут и не простят.

Что же, решено. Сообщаю личному составу, что ушел в отставку и намерен посвятить свою жизнь политической борьбе и предложу последовать моему примеру и милиционерам. Насчет сотрудников, что вступили в ряды последнюю очередь, у меня есть сильные сомнения, что они последуют за мной, а вот основной костяк — вполне вероятно. Необходимо сегодня же собрать подчиненных мне начальников отделений милиции, довести до них новую программу моей дальнейшей жизни и предложить определится.

— Господин начальник, но как мы теперь будем? — начальник отделения милиции на Сергеевской улице неловко мнет в пудовых кулаках кепку: — А как же жалованье и паек?

— Господа, я никого не неволю. Тот, кто желает продолжать службу в милиции — ради Бога, продолжайте. К сожалению, с нынешним руководством министерства внутренних дел я не нахожу общего языка. Я не могу брать на себя невыполнимые задания. А посему, доведите до личного состава, что тем, кто собирается последовать за мной, необходимо написать прошения об отставке. Оружие, снаряжение и прочую амуницию, что ранее была передана в отделения милиции на условиях аренды, вернуть во дворец, договор я уже расторг.

Автоматы, числящиеся во всех документах, как тяжелые автоматические пистолеты, кирасы и каски являлись моей личной собственностью, и мои милиционеры пользовались им на условиях аренды в размере один рубль в месяц за единицу снаряжения, с правом расторжения договора в любой момент.

Так, как никаких документов на право занятия мной великокняжеского дворца от государства я не получал, то в настоящее время вывеска «Отделение народной милиции Адмиралтейской части города Санкт-Петербург» со здания была снята, и перенесена на склад, на стене появилась иная — «Партийный клуб РСДРП Адмиралтейской части» и красное знамя, закрепленное на флагштоке. В остальном все осталось по-прежнему, только пулеметы и винтовки были убраны с, укрепленных мешками с песком, огневых точек.

У калитки в, окружающим «клуб», инженерном заграждении, стоял часовой с пистолетом-пулеметом, который так и не был принят на вооружение армии и считался гражданским пистолетом для путешественников, наподобие «маузера». Пулеметы, винтовки, крепостные ружья и пара наших броневиков, были переправлены в механические мастерские, была проведена их неполная разборка и теперь это вооружение числилось на складе мастерских, как вооружение, требующие ремонта.

Продукты в настоящее время мы получали за счет формируемого запасного батальона Васюганского полка, так как его списочная численность превышала фактическую практически в два раза, но, при любой проверке в строй мы могли поставить достаточное количество людей в серых шинелях. Деньги же, которые выплачивались в качестве жалованья, вообще проблемой не были — банкиры, торговые дома и магазины Невского готовы были платить за охрану кому угодно — народной милиции или внезапно разросшейся охране механических мастерских купца Пыжикова, лишь бы был результат, а результат был — сотрудники, охранявшие «коммерческие объекты» лишь сняли с себя повязки «Народная милиция», в остальном все осталось прежним.

В общем, за два дня управились. Из двух тысяч милиционеров прошение об отставке написала половина, то есть в моем распоряжении оставалась около тысячи человек, готовых за паек, денежное довольствие, крышу над головой и какую-то перспективу в будущем, выполнять мои приказы и нести службу, пусть и связанную с риском, что меня вполне устроило. Набив до отказа столовую дворца, мы в быстром темпе провели собрание, на котором я зачитал основные тезисы программы партии меньшевиков, которую одобрили практически единогласно. Затем все присутствующие, даже кухонный персонал из числа работающих там женщин, проголосовал за вступление в партию меньшевиков, о чем и было сделано соответствующие записи в протоколе собрания бригады охраны механических мастерских. Прикрепив в протоколу собрания список личного состава, я выехал в городской комитет РСДРП для кооптации в ряды партии новых членов и новой структуры.

Лидеров меньшевиков проще всего было застать в Петросовете, где они сейчас имели, практически половину мандатов. К сожалению партия, лидерами которой были говоруны, типа Плеханова, которых абсолютно не понимала большая часть тех, чьи интересы она представляла — рабочие, мелкие собственники, служащие низшего и среднего звена, к осени семнадцатого года проср… потеряет все свои нынешние политические позиции. Они не смогут войти во власть, соглашаясь занять малозначительные посты во Временном правительстве, типа министра труда или министра почт и телеграфов, стать которым, на днях, согласился председатель Петросовета Церетели, но одновременно потеряют и Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, откуда их вытеснят большевики и эсеры.

Сейчас, чтобы остаться массовой партией, сравнимой с большевистской по количеству сторонников, меньшевикам нужны яркие, смачные лозунги, типа тех, которыми радовал электорат в девяностых годах в Российской Федерации, относительно молодой, сын юриста Жириновский. Я попытался вспомнить их, но кроме «Каждой бабе по мужику, а каждому мужику по две бутылки водки» и «Мойте сапоги в Индийском океане», чего-то, более соответствующему современному политическому моменту я сразу не вспомнил. Но это не страшно, пока лозунги ждут, мне и без лозунгов есть что предложить меньшевистской верхушке.

Спускающегося по лестнице, припадающего на ногу и что-то сердито бормочущего под нос, Осипа Цедербаума, оставшегося в истории под фамилией Мартов, я обошел по большой дуге — не нравилась мне его позиция относительно войны и мира, да и по остальным вопросам политики этот человек был ближе к большевикам, чем многие коммунисты. Может быть он в свое время не в ту дверь вошел? Не знаю, но мне он явно не подходил. А вот товарища Дана, Федора Ильича я дождался, два часа просидев у его кабинета и, несмотря на попытку молодого помощника меня остановить, ворвался в кабинет, так сказать, «на плечах» на Исполкома Петросовета, крича «Я на минуточку, мне только спросить».

— Вы кто? — хозяин кабинета испуганно обернулся, поняв, что в помещение его затолкал незнакомый человек.

— Здравствуйте, товарищ Дан. — я ухватил его за руку и энергично потряс: — А я к вам, так сказать, представится в связи с избранием меня председателем районного комитета РСДРП по Адмиралтейскому району…

— Простите, какого комитета?

— Адмиралтейского. Сегодня, на общем собрании работников бригады охраны механических мастерских был избран и сразу к вам, даже чернила еще не просохли. Одновременно с образованием органа партии в нее вступило одна тысяча сто семь человек, сразу же внеся в партийную кассу партийные взносы. Вот ведомость, а вот деньги, извольте принять…

Конечно, заворачивать купюры в застиранный носовой платок с затянутыми по углам узелками было перебором, но после отставки меня не покидало какое-то игривое настроение, я немножко шалил.

— Какие деньги? Какой райком? — серьезный человек нервно отодвинул в сторону платок с членскими взносами и уставился на меня, недоброжелательно скрестив руки на груди.

— Я вас понимаю, Федор Ильич, такой радостный день — ряды нашей партии увеличились сразу на тысячу человек, вам трудно в это поверить. Но вы документы почитайте, тогда у вас в голове все встанет на место. — я подвинул члену Исполкома папку с копиями документов, за которую Дан и ухватился, как утопающий за соломинку.

Быстро прочитав тоненькую стопку желтоватых листов, мужчина поднял на меня большие, почти черные глаза.

— А вы то, кто такой будете?

— Я разве не представился? Прошу прощение, это все от волнения. Меня зовут Котов Петр Степанович.

— Котов, Котов… — меньшевик задумался: — Простите, а это не вы ли будете тот авантюрист, что захватил какой-то дворец, женился на богатой наследнице и сейчас играет в сыщиков –разбойников…

— Я вас попрошу со словами быть поосторожней, господин Дан. — игривость слетела с меня мгновенно: — Милицию в центральной части города я действительно организовал, но только это совсем не игра, а безуспешная попытка защитить жизнь и имущество жителей нашего города.

— И почему — безуспешная? — поняв, кто я такой, Федор Ильич внешне успокоился, откинулся на спинку венского стула.

— Позавчера я написал прошение об отставке, к сожалению.

— Почему ушли в отставку? Я читал в газете, что у вас были какие-то успехи — некоторые журналисты вам явно симпатизируют.

— Скажем так — мои кураторы из правительства поставили передо мной явно неподъемные задачи, а мне надоело тащить воз государственных проблем за свой счет, не получая от правительства никакой поддержки.

— И теперь вы обратили ваше внимание на нашу партию? — Дан криво усмехнулся: — И решили использовать ее в своих авантюрах?

— Вот, все-таки нравятся мне врачи — я погрозил пальцем своему собеседнику: — Особенно военные. Сначала доведут пациента до газовой гангрены, а потом цинично, прямо в лицо ему правду-матку кроют — «У вас, голубчик, Антонов огонь начался, мы вам ногу чик- отрежем под самый корешок.» Мне от вас, уважаемый Федор Ильич ничего не надо, тем более участия в моих авантюрах, у меня желающих в них поучаствовать вон, больше тысячи…

Я ткнул пальцем в список новых членов партии меньшевиков, затем, переведя дух, продолжил: — Я пытаюсь оказаться полезным политической партии, вызывавшей у меня искрению симпатию. А от вашей партии мне ничего не надо, сам возьму все, что мне надо. Тем более, сами сказали, что я женился на богатой сироте.

— И чем ваша… бригада может быть полезна нашей партии?

— Нашей партии моя бригада сторожей может быть полезна, как обученная, дисциплинированная, слаженная вооруженная сила…

— И зачем нам вооруженная, как вы говорите, сила? В городе полно войск, тысячи сознательных солдат, я думаю, сумеют защитить…

— Не тешьте себя иллюзиями, товарищ Дан. Подавляющее большинство солдат гарнизона малограмотные крестьяне, самым большим желанием которых является убечь из казармы, вернутся с казенной винтовкой в родную деревню и переделить землю. К осени, когда в нашей стране ничего к лучшему не изменится, вас погонят со всех постов и трибун, невзирая на прошлые, революционные заслуги, потому что народ устанет ждать обещанного счастья и процветания!

— Вам, господин авантюрист, запугать меня не удастся!

— Да что мне вас запугивать? Немного совсем ждать осталась, и вы в реальности все прочувствуете. Вас люди посадили в эти кабинеты в надежде, что завтра все будет хорошо, что будет мир, хлеб, а мужики вернутся домой, а вы за три месяца что-то для этого сделали? Нет ни мира, ни хлеба и мужики все в окопе, штык точат, чтобы бар доколот тех, которых в феврале не докололи.

— Так вы что, предлагаете мне защиту от мужика, который сейчас в окопе?

— Да, тьфу на вас, товарищ Дан. — я встал из-за стола и перекрестился: — Не поучается у нас с вами разговор, но это для вашей партии, как раз, непреложное правило — отсутствие взаимного уважения и единой позиции между товарищами по партии. Пойду я, наверное, партийным строительством в Адмиралтейской части заниматься. В любом случае, протокол общего собрания, список членов партии и членские взносы я вам отдал, а дальше вы уж сами решайте, как поступить. Нужда возникнет — обращайтесь, не обратитесь — буду действовать самостоятельно, в интересах партии, как я его понимаю.

Быстрым шагом я покинул здание Петросовета, сел в, ожидающую меня пролетку, после чего кобыла по кличке Звездочка неспешно двинулась в сторону великокняжеского дворца. Ехали мы примерно час, но отдохнуть и успокоить нервы после неприятного разговора у меня не получилось –возле калитки меня перехватили несколько чинов из Министерства внутренних дел. Это была комиссия, приехавшая нас выселять.