От революционного восторга к…

Глава 12

Глава двенадцатая.

«Церетели и Черновы — министры без власти, министры-куклы, вожди партий, поддерживающих палачество. Это — факт».

В. И. Ленин «К лозунгам».

Май одна тысяча девятьсот семнадцатого года.

Следующим утром передовицы всех газет столицы, кроме большевистской «Правды», вышли под похожими заголовками — «Большевики нарушили политическое перемирие, вернувшись к политическому террору.», а вечером я устроил что-то вроде пресс-конференции для журналистов, куда пригласил и, все еще, прокурора столицы Переверзева Павла Николаевича.

— Господа, в начале нашей встречи хотелось бы почтить минутой молчания всех, погибших при вчерашней террористической вылазке. — будущий министр юстиции встал и скорбно склонил голову, его примеру последовали все, собравшиеся в музыкальном салоне великокняжеского дворца.

После приличествующего отрезка времени, все расселись и посыпались вопросы, в том числе и неудобные.

— Господин прокурор, как могло получится, что вы оказались на месте трагедии еще до того, как она случилась?

— Действительно, господа, вчера я прибыл в Мариинский дворец за пятнадцать минут до нападения. К величайшему сожалению, нападение террористов произошло в тот момент, когда Председатель правительства господин Львов и министр юстиции Керенский заслушивали доклад господина Котова о вероятном нападении бандитов, обряженных в тоги борцов за народное счастья. Чтобы предотвратить трагедию нам просто не хватило несколько минут.

— То есть власти знали о акции террористов, но ничего не сделали, вернее, как всегда, опоздали? — издевательски спросил, «потерявший берега» писака из плехановского «Единства».

— Разрешите мне ответить, Павел Николаевич? — я кивнул прокурору: — Господин журналист, не надо перевирать слова прокурора столицы, он, как юрист, в отличии от вас, за каждое свое слово готов нести любую ответственность. Повторюсь — вчера ночью мы получили информацию о том, что группа хорошо подготовленных боевиков, находящихся на содержании одной из политической партии, готовит нападение на правительство России во время очередного заседания в Мариинском дворце. Так, как полномочия народной милиции нигде четко не прописаны, а огромная вооруженная толпа возле дворца могла неправильно отреагировать на появление специальной группы милиции, рано утром я был вынужден обратится к Павлу Николаевичу, как столичному прокурору, обладающему определенными полномочиями, за содействием. Несмотря на явную смертельную опасность, прокурор столицы, не колеблясь, вызвался выехать вместе с нами, чтобы помочь, по мере своих сил. Мои сотрудники — в первую очередь сотрудники органов правоохраны, и мы не могли просто ворваться в зал заседания Правительства России, и творить там, что посчитаем нужным, поэтому, нам требовалось время на согласование наших действий с Председателем правительства и министром юстиции, тем более, что у дворца есть своя охрана, и несогласованность действия десятков вооруженных людей могло повлечь еще более тяжкие последствия. Поэтому получилось то, что получилось — погибли два министра и два солдата из охраны дворца. Пользуясь многолюдьем дворцовых коридоров, террористы, подойдя вплотную, их просто зарезали. И как бы вы, господин журналист, не пыжились, измарать грязью участников вчерашних событий вам не удастся. Все действовали на пределе человеческих сил. Председатель правительства быстро внял ситуации и принял решение. Министр юстиции, очертя голову, без оружия, бросился под прицельные выстрелы, спасать коллег. Мои сотрудники своими телами прикрыли министров и не дали террористам добить оглушенных и раненых членов правительства.

— И еще одно, господин журналист — не вздумайте переврать мои слова. Нашу встречу стенографируют несколько лиц, не имеющих к милиции или правительству никакого отношения — я кивнул в сторону нескольких барышень, сидящих в стороне и что-то строчащих в своих блокнотах: — Попытка исказить мои или господина прокурора слова будут преследоваться как в судебном, так и административном порядке.

— Господин Переверзев! — вскочил следующий «писака»: — Говорят, что вы получили повышение и завтра будет объявлено о вашем вхождении в состав правительства?

— Без комментариев. — прокурор с усмешкой бросил на меня взгляд — это выражение он ввел в оборот с моей подачи, на тридцать лет раньше Черчилля.

— Господин Котов, говорят, что власти вас тоже обласкали и повысили, и при старой власти мне пришлось бы титуловать вас — ваше превосходительство?

— Вы же из «Правды», товарищ журналист? — дождавшись утвердительного кивка, я сардонически усмехнулся: — Вчера Председатель правительства поставил передо мной задачу — в течении месяца привести все милицейские подразделения столицы под единые стандарты несения службы и единое командование. Если вы считаете, что это легко выполнимая задача, на которую с радостью согласится разумный человек, то это не так. Задача трудная и смертельно опасная, к которой я пока не знаю, как подступится. Если же вы завидуете моему, так сказать, возвышению, могу взять вас с собой на должности товарища, сиречь заместителя. Будем вместе приводить ту многопартийную вольницу в чувства. Ну что, согласны? Дать бумагу, чтобы написать прошение о приеме на службу?

— Господин прокурор! «Утро России»! Как вы можете объяснить ту кровавую вакханалию, что устроила банда милиционеров под руководством Котова вчера на Московской заставе?

— У меня, как у прокурора города, нет достоверных сведений о нарушениях, допущенных вчера возле Московской заставы.

— Но как же, господин прокурор? Броневики стреляли в толпу рабочих, есть убитые и раненые…

— Господин журналист… — я мотнул головой на вопросительный взгляд прокурора и ответил сам: — Вы готовы доказать в суде, что высказанное вами публично обвинение в адрес милиции правда? Я вчера руководил всей операцией по поиску террористов и сообщаю вам, что никаких нарушений с нашей стороны не было. Ни стрельбы из пулеметов по толпе, ни убитых, ни раненых. Вернее, раненые были — мы нашли двух раненых террористов в городской больнице и перевезли их в другое медицинское учреждение, под надежную охрану. И броневик был, но, исключительно, как средство мягкого, щадящего воздействия на возбужденную, вооруженную толпу обывателей, возмущенных произошедшим террористическим актом.

— То есть, вы хотите нам заявить, что собравшиеся рабочие и члены их семей выступали не против вас, полицейских?

— Господин журналист, я напоминаю вам, что полицейских в нашей стране несколько месяцев, как нет. Относительно же мыслей возмущенной толпы… Я искренне считаю, что в настоящее время Россия является самой демократической страной на земном шаре, и, когда все, без исключения, политические силы, отказавшись от применения насилия, как средства политической борьбы, находится группка молодчиков, желающая этот мирный процесс сорвать, кровью подогнать ход политического процесса, я, как и каждый разумный человек в нашей стране, возмущен этим террористическим актом. На каком же основании, господин газетчик вы утверждаете, что массы рабочих и работниц, члены их семей, собравшихся вчера на Московской заставе, в тот момент, когда милиции проводила необходимые следственные действия, разделяют и поддерживают преступные помыслы преступников, террористов и убийц? Я, в отличие от вас, посчитал, что товарищи работники промышленных предприятий собрались, чтобы помочь милиции в розыске виновных в этой ужасной трагедии, но так как самодеятельность возмущенных масс могла вылиться в насилие, мы вынуждены были, для общественного спокойствия, призвать их мирно разойтись по домам.

— Вы били людей прикладами ваших ужасных ручных пулеметов!

— Еще скажите, что штыками кололи. Да, кому-то и прикладом досталось, но, прошу заметить, что со мной было всего тридцать милиционеров, рабочих же собралось больше тысячи человек, Скажите, каким образом пятьдесят человек могу заставить разойтись по домам тысячу, не прибегая к физической силе? Мой ответ — никак.

— Но вы разгромили районный комитет партии! — выкрикнул сотрудник газеты «Правда».

— Не разгромили, а провели обыск и допрос свидетелей, потому что, по какому-то нелепому стечению обстоятельств, все участники нападения состояли в районной рабочей дружине вашей партии, проходили боевую учебу под патронажем райкома партии и получали оружие и огнеприпасы в городском комитете той-же партии, поэтому мы вошли в помещение райкома и приняли меры по сбору улик и допросу свидетелей. Я ответил на ваш вопрос? Кто следующий?

Выпали мы с прокурором из зала через два часа, в состоянии, как будто целый день мешки таскали.

Выпив на прощание, «стремянную», прокурор отправился в сторону Мариинского дворца на «персональном» автомобиле, а я сел за план-схему, запечатлевших несколько питерских домов, обдумывая подробности завтрашней операции.

Все дело в том, что пока я разгонял толпу разъяренных рабочих, которые под крики «Наших бьют», сбежались во двор дома, где располагался Московско-Заставский райком партии большевиков, не раньше, ни позже, когда мы стали выносить к машине изъятые документы, чуть-чуть оружия, и выводить сотрудников районного комитете, во главе с его председателем — Федоровым Михаилом Николаевичем. Нет, никто их не бил и не истязал, но следовать с нами большевики явно не хотели, и увидев сбегающуюся толпу взволнованных людей, начали кричать, «играя на публику». И тут бы нам пришел конец, потому-как стрелять из автоматов в толпу, где, не меньше половины, составляли женщины, и детишки я не мог, но на наше счастье из-за угла выкатился, отставший по дороге, броневик, с большой белой надписью на борту — «Адвокат», и дал очередь над головами отхлынувшей от этого чудовища, толпы. Пока обыватели очухались и восстановили боевой дух, мы побросав свидетелей и документы в кузова двух грузовиков, удрали с Московской заставы подобру-поздорову.

Отпуская председателя райкома через несколько часов, я сообщил ему, что таких игр с народными массами я не приветствую, и если бы он, своими криками, спровоцировал толпу на бойню, то он бы, вместе со своими товарищами, умер бы самый первый. Михаил Николаевич, в процессе допроса получивший от меня по ушам, чисто для поддержания разговора (ничего серьезного, даже краснота с ушей большевика прошла), сообщил, что он обязательно подумает над моими словами, и никогда их не забудет. Вот такая вот диалектика классовой борьбы, а ведь этот дядька, положивший здоровье за дело народной свободы, мне искренне нравился.

На завтра же у меня было запланирована встреча с товарищем Троцким, который прибыл в столицу, пока я гонялся за террористами. Лев Давыдович был вторым, после Ленина, большевистским «отморозком», с его перманентными и мировыми революциями, Третьим и Четвертым интернационалами, трудовыми армиями и прочими смелыми социальными экспериментами, поэтому выбить гражданина Бронштейна с Российского политического небосклона была одной из основных задач на ближайшее время.

Первоначально, я собирался, без особых затей, устроить покушение на Льва Давыдовича, но последние события как-то охладили мою решимость, и я решил дать создателю Рабоче-крестьянской красной армии один шанс.

Так как жилищные условия семейства Троцкого, после прибытия в столицу, были мне доподлинно известны — по многим источникам, Троцкий занял шикарную квартиру своего родственника — управляющего завода Нобиля. Правда, по более поздним воспоминаниям самого Троцкого, в шикарной квартире он жил всего сутки, разругавшись с хозяином на почве оценки Ленина, как германского шпиона, и потому ютился в тесных номерах какой-то гостиницы, что-было явной неправдой — если была малейшая возможность, гражданин Бронштейн окружал себя максимально-возможным комфортом.

Поэтому я решил встретится со Львом Революции у его дома, рано утром, когда он отправится в клуб «межрайонцев», что метались между социал-демократическими партиями, не зная, к кому прислонится с политической выгодой и не теряя лица.

Зная энергичность господина Бронштейна, я боялся опоздать с принятием мер в отношении его дальнейшей судьбы, так как уже в середине мая этот господин в достаточной мере распропагандирует гарнизон Кронштадта, высадив семена Кронштадтской республики и дальнейших действия распоясавшихся «братишек», «красы и гордости Революции», обзаведется многочисленной охраной, что во время гражданской войны разбухнет до размеров полка. Поэтому я сидел у парадной дома на Таврической, терпеливо ожидая Льва Давыдыча, откинувшись на спинку сиденья пролетки, замершей с поднятым верхом.

Сначала из доходного дома вышли два темноволосых пацана лет десяти-двенадцати, выглядевшие очень чужеродно среди столичной публики, уже заполнившей тротуары. Одетые в странные шорты и чулки, с тяжелыми ботинками, которые я бы назвал туристическими. Поправив ранцы, они, о чем-то оживленного переговариваясь, двинулись в сторону улицы Шпалерной. Я почему-то решил, что это сыновья Льва Давыдовича — несчастные жертвы политической борьбы, которую вел их отец.

Сам Троцкий появился через четверть часа. Выйдя из подъезда, в темном-костюме-тройке, светлом плаще, типа макинтош, с тростью и в шляпе, он выглядел совершеннейшим франтом, которого я с трудом узнал. Пока приглядывался к спутнику Троцкого, который мне показался похожим на будущего министра –администратора Совета Народных Комиссаров Свердлова, эта парочка уже удалилась от коляски метров на десять. Бежать за ними желание сразу пропало — понял, что разговаривать на улице с этими представителями лоббистских кругов Северо-Американских Соединенных Штатов будет неправильно, поэтому наскоро написал карандашом несколько строк в отрывном листе блокнота, протянул возчику Тимофею Степановичу, попросил правя коляску вслед этим господам, догнать и вручить записку товарищу Троцкому.

Выйдет на связь эти кипучие господа — будем разговаривать, намекая на опасность ледорубов и «испанки», а если проигнорируют — просто организую еще одно политическое покушение на вождя в пенсне, да и вся недолга.

Коляска поравнялась с двумя, целеустремленными, господами, возчик спрыгнул с облучка, вручил записку, выглядевшему более солидно, Троцкому и заскочив обратно, дернул вожжи и погнал экипаж вперед, не отвечая на вопросы.

Ожидаемо, Лев Революции, вежливое приглашение проигнорировал, что я не сразу понял, посвятив весь день планированию операции по взятию под контроль отделений милиции, и приведение их личного состава в управляемое, надежное и боеспособное состояние.

Сегодня было объявлено о завершении политического кризиса и создании очередного, «ответственного» правительства. Как я помнил из истории моего мира, Керенский стал военным и морским министром, Переверзев согласился пересесть из кресла столичного прокурора в кабинет министра юстиции, а всего, вместо единственного Керенского, в состав Временного правительства вошли шесть социал-демократов, в том числе и меньшевик Церетели, который требует внимательного за ним наблюдения, чтобы он, со всей своей щедрой, грузинской души, второй раз не попытался подарить Украинской Центральной Раде, что сейчас формируется в Киеве, российские губернии, названные потом в Новороссией.

Ну, а пока, разложив планы города, тридцать командиров милицейских сил планировали завтрашнюю операцию по восстановлению, так сказать, конституционного порядка на Васильевском острове — на всю столицу, сил, подчиняющихся мне, естественно, пока не хватало. Линия разграничения, между нами и рабочими отрядами дружинников, проходило ломанной линией, задевая Большой и Средние проспекты, где мы в основном контролировали район Университета, Биржы, Кадетского корпуса и Военно-морской академии.

В раздражении откинув в сторону карандаш, я ударил ладонью по, ни в чем, не повинной, карте — как мы не кроили свой «тришкин кафтан», пытаясь быть одновременно везде, ничего у нас не выходило. Я не сомневался в способности моих сотрудников из ударных подразделений, внезапным ударом словить сопротивление рабочего ополчения, взять мосты и заблокировать остров, но, что делать дальше? Большую часть личного состава я буду вынужден почти сразу отвести в их старые районы, в противном случае нам опять придется вступать в упорное противостояние с уголовным элементом, которые чуть-чуть, поутихли.

А ведь на «Ваське» сконцентрировано огромное количество предприятий, имеющих оборонное значение, которое надлежало брать под контроль правительственных сил.

Я встал:

— Товарищи, предлагаю обсуждение операции прекратить до пятнадцати часов пополудни завтрашнего дня, а я поеду к господам министрам. В конце концов, не дадут нам военной силы в поддержку и закрепление территории, так что нам, больше всех надо? Есть приказ князя Львова — за месяц взять под контроль и командование все милицейские части, так мы возьмем здание участка на шестнадцатой линии и Большом проспекте все — будем там укрепляться.