Ось времени

1. Рио. Встреча

То, что этого никогда не было, я могу доказать. Ира Де Калб заставил меня ждать уйму времени, прежде чем позволил мне описать эту историю. Теперь я могу рассказать о том, чего никогда не происходило. Начну с парадокса. Главный парадокс этой истории в том, что в ней отсутствуют парадоксы. Все в ней происходит согласно законам логики. Не человеческой, конечно, и не в рамках логики этого времени и пространства. Я не знаю, совершат ли люди снова когда-нибудь путешествие, подобное тому, которое совершили мы. Возможно ли будет попасть в это скрещение различных измерений, где плавают миры. Плавают вечно и никогда, плавают в пространстве и вне его, плавают по оси, протянувшейся через время от самого начала до самого конца. От самого истока времен, от первых туманностей, где материя еще только начинала обретать вес, до самого конца, до абсолютной энтропии, когда вся структура космоса рухнет и превратится в хаос, тянется эта ось. От рассвета до темноты. От начала до конца. И как наш материальный мир нанизан на ось пространства, тянущуюся через все Мироздание, так и сфера времени нанизана на свою ось, ось времени. Вселенское Божественное ожерелье, порожденное пустотой и пожираемое в конце времен плазмой.

Я этого никогда не мог представить себе этого целиком, понять до конца, это было выше моего понимания, и потребовались объединенные знания трех великих цивилизаций, разделенных во времени, чтобы создать такую концепцию, в которую даже сама Вселенная входит лишь как незначительный элемент. И даже этого оказалось недостаточно для полного сознания. Понадобилось то, чего даже я, теперешний, никогда не смогу описать более или менее реалистично, хотя и видел его собственными глазами — лицо Эа.

Видел его сквозь время, которое еще наступит, сияющее в пурпурных сумерках на агатовом небе. Оно говорило со мной шелестом ветра, вечно несущегося над мертвой пустынной Землей. Я думаю, что Лицо Эа во все времена будет находиться там, на пустой поверхности мертвой планеты, смотреть, как бесконечные дни сменяются ночами, долгими, как столетия. Оно навсегда останется в вечности памятником людям, а мертвая земля, принявшая в себя человечество, будет служить Лицу, как и прежде, когда только рождалась и жила, стремительно приближаясь к своему концу. Я был там. Я видел его. Был? Буду? Могу быть? Теперь уже не знаю.

Знаю точно другое — из всех историй, рассказанных на Земле, эта больше любой другой заслуживает того, чтобы быть рассказанной.

Все началось с того, что я был вовлечен в эксперимент. Теперь, когда я понимаю, что настоящее, прошлое и будущее — всего лишь каменные плиты тротуара, порядок которых может быть нарушен, я знаю, что первый шаг был сделан два месяца назад. Это было в этом времени и пространстве, вернее, во времени и пространстве, которые существовали два месяца назад…

Что такое жизнь? Для меня это Большая Гонка, которая начинается с момента рождения. Ты вскакиваешь на тобогган, мчишься с горы, в конце которой падаешь. Заезд только один, и бесполезно требовать еще одну попытку. Тебя просто оттолкнут, потому что слишком много людей ждет своей очереди. Тебе дается всего лишь сорок-пятьдесят лет. Это все, что у тебя есть.

Я добровольный пленник тобоггана уже тридцать пять лет. Джереми Кортленд. «Денвер Порт», «Фриско Ньюз», «Бюллетень Эй Эм», «Эй Пи», «Тайм», «Кольер»… Иногда штатный сотрудник, иногда на подхвате. Я наклонялся с тобоггана, пытаясь срывать плоды со стремительно пролетающих мимо плодовых деревьев, иногда попадались нормальные, но чаще довольно странные. Я много ездил по всему свету — наверное, в сидении моего тобоггана была заноза, с самого детства я ерзал и не мог сидеть спокойно, все время пытаясь ухватить пролетающее мимо меня. Многие годы в самых разных газетах под сообщениями можно было увидеть черную строчку: «Передано по телеграфу Джереми Кортлендом».

Россия, Китай… Батискаф Пикара, войны, сверхзвуковые и межпланетные корабли, Большой Глаз Паломара… Забастовки шахтеров… Грязный фермер в Северной Дакоте, ни с того ни с сего обретший дар творить чудеса. Конечно, никто из его многочисленных пациентов не излечился, что, впрочем, нисколько не подорвало доверие к нему.

Большая Гонка. Я хватал по пути все, до чего смог дотянуться. Женитьба, развод, множество мелких связей, долгие поиски работы и денег. В общем, жизнь не сахар, но я и не ждал Рая.

Мои глаза, когда-то яркие, потускнели и перестали быть такими ясными, как раньше, кожа на лице стала одутловатой, к подбородку прибавился второй, но гонка продолжалась, и заноза в сидении никуда не пропадала. Скрываясь от алиментов, я махнул в Бразилию для участия в подводных исследованиях бассейна Амазонки. По приезде я описал свои впечатления и продал рукопись в «Эй Пи». В тот же день я прочел в газете, что созданы искусственные 105 и 107 элементы таблицы Менделеева. Астатин и франций — недостающие звенья в периодической таблице. Когда-то, пару биллионов лет назад, их было полно, а затем они распались на другие элементы, но Собор и Гиорде воссоздали их при помощи большого циклотрона.

Рядом с этой заметкой я увидел большой заголовок: «Вторая жертва, погибшая от загадочных ожогов», но тогда я не задумался над этим. Такие смерти от странных ожогов уже происходили в США, но теперь они, кажется, распространились и на Южную Америку. В этой же газете была еще одна заметка, касающаяся меня лично, но тогда я даже не подозревал об этом: Ира Де Калб начал работу над чем-то в высшей степени секретным. Секрет Полишинеля, проект настолько секретный, что о нем мог узнать в Рио каждый, у кого были деньги, чтобы купить газету. У меня же здесь была своя, довольно странная проблема.

Все это происходило за шесть недель до того странного события. Вы подумаете, что это парадокс, но если вы поймете, что я хочу сказать этим, то вы поймете, что это не так.

Я шел по тенистой аллее, ведущей к улице Овидор. Я не могу сказать, что я делал здесь летним утром в три часа. Я много выпил предыдущей ночью, играя в «шмен-де-фер». В кармане пиджака у меня топорщилась солидная пачка банкнот, а в кармане плаща — другая. Я шел, опустив голову, и видел, как в лунном свете сверкают носки моих ботинок. Небо тоже сверкало — звездами. Улица сверкала огнями фонарей. Весь мир сверкал вокруг меня.

Я стал богат и намеревался теперь покончить со всем, купить маленький домик в Петрополисе и наконец-то засесть за академический обзор современной жизни, который я давно собирался написать. Я думал об этом, хотя и был пьян. Но ведь я протрезвею, а решимость моя останется.

Я редко принимал серьезные и ответственные решения, но это было крайне серьезным, и я знал это. Вот здесь, на освещенной луной аллее, происходит поворот в жизненном пути Джереми Кортленда. Что произошло затем, я так никогда и не узнал потому, что, к счастью для меня, я был слишком пьян и просто не мог этого понять. Я просто не смог это даже отчетливо разглядеть.

Оно появилось из черной тени и с распростертыми руками двинулось в мою сторону. Две руки коснулись меня, но они не хотели этого, в этом я уверен. Они прошли мимо моих ушей, и я услышал звук, напоминающий шипение. В моем мозгу что-то лениво зашевелилось, как будто откуда-то из глубины выплыла забытая мысль, забытая давно и прочно.

Я прикоснулся к нему, но лучше бы я этого не делал. Я думал о моих деньгах. Рука моя приблизилась к чему-то, я до сих пор не знаю к чему, могу только сказать, что оно было гладкое и обжигающее. Теперь я думаю, что обожгло меня трением. То, к чему я прикоснулся, вращалось с неимоверной скоростью, хотя зрением обнаружить это было невозможно. Трение сожгло кожу на тех частях ладоней, которые прикоснулись к нему. Я читал, что когда касаешься чего-то, раскаленного добела, в первый момент оно кажется холодным, но в тот момент я не знал еще, что обжегся. Я крепче прижал ладонь к… не знаю к чему, но оно быстро удалилось от меня, а я остался на месте, тряся ладонью, которую жгло. Я смотрел вслед чему-то черному, удаляющемуся от меня с пугающей скоростью.

Я был слишком ошарашен, чтобы закричать, а к тому времени, как пришел в себя, вообще стал сомневаться в том, было ли что-нибудь на самом деле. Через десять минут я обнаружил, что деньги мои исчезли. Вот так, значит, это не стало поворотным пунктом на моем пути, но если бы этого не произошло, я бы никогда не встретился с Ира Де Калбом. Так что, может быть, это и был поворотный пункт.

Иногда мозг наш бывает ужасно медлительным, так же как и чувства. Рука не знала, что она обожжена, а мозг не мог осознать того, что возникло передо мною. Он просто отказался воспринимать то, чего не может быть.

Я вернулся в свой отель и лег в постель, пытаясь убедить себя, что встретил вора. Поделом — не шляйся по ночному городу набитый деньгами. Вор забрал деньги — вот и все. Он… или что-то другое, на краткий миг лишь коснулось меня. Все это было слишком невероятным, но раз произошло, значит, было возможно, и мозг должен примириться с этим. С этой мыслью я заснул, но ненадолго. Рано утром я подскочил на кровати от очень странного ощущения, какого я не испытывал никогда в жизни, и даже встреча не улице Овидор не могла затмить его.

Ощущение возникло во мне в области солнечного сплетения — беззвучный взрыв энергии, будто во мне внезапно родилось солнце. Я не могу подобрать слов, чтобы описать свои переживания, но в тот момент я чувствовал, что от этого таинственного источника по моему телу расходились круги жизненной энергии, невероятной первобытной силы. Время перестало существовать для меня. Я лежал и буквально купался в энергии, и новая кровь бурлила в моих жилах. В тот момент я почти понял, что со мной происходит, но кто-то внезапно отключил источник энергии.

Я резко вскочил, вконец опустошенный, лишившись чудесной энергии. Мною овладел ужас от понимания того, почему это произошло и что было причиной отключения энергии. Голова моя кружилась от резкого движения. Серый цвет рождающегося дня окрасил небо и осветил комнату. Я сидел, сжимая голову руками. Я точно знал — где-то погиб человек.

Я хотел снова лечь и уснуть, но зачем-то кое-как оделся и, преодолевая боль в голове, собрав нервы в кулак, вышел на улицу и нашел зевающего таксиста. Видите, я даже знал, где должен находиться труп. Я не мог знать заранее, куда именно нужно ехать, но двинулся в правильном направлении. И я нашел его. Он лежал недалеко от фонтана, на небольшой площади возле того места, где я встретился с вором.

Утро было холодным и спокойным.

Это был индеец, возможно, бродяга. Я стоял на пустынной площади, смотрел на него, слыша, как по городу уже начинают ездить машины. Если бы меня застали здесь, это было бы слишком подозрительно. Я еще никогда не видел людей, умерших от ожогов, но откуда-то знал: причиной смерти было именно это. Собственно говоря, он и не обгорел в полном смысле этого слова. Я смотрел на его изъязвленную кожу, и что-то кольнуло. Мне показалось, что его ожоги от трения, и, посмотрев на собственные руки, сразу понял, что раны индейца — близняшки моим. Я стоял и переводил взгляд со своей ладони на кожу этого человека… и вдруг все произошло снова. Снова где-то в животе произошел взрыв, снова вспыхнуло солнце, снова по жилам заструилась живительная энергия.

Я подал свои заметки в «Эй Пи». В Рио уже произошло пять подобных убийств, прежде чем я решил покончить с этим, опубликовав в газете рассказ обо всем, что произошло со мной. Этот рассказ о загадочных смертях с присовокуплением ошеломляющих подробностей о моей способности раньше всех обнаруживать трупы был напечатан даже в американских газетах.

Сейчас, размышляя над этим, я понимаю, что меня не арестовали по обвинению в убийстве только лишь потому, что не могли представить, каким образом я мог его совершить. К счастью, рука моя зажила раньше, чем полиция и газеты обнаружили таинственную связь между мной и убийствами.

После пятого убийства я махнул в Нью-Йорк. Мне казалось, что если я уеду из Рио, то убийства прекратятся. Вполне возможно, что они начнутся в Нью-Йорке, однако я все же решился. Кроме того, я чувствовал себя не лучшим образом.